- Ладно, возьму, - пообещал я. - За короткую жизнь они совершают столько всего, что поражаешься, как выдерживает простое человеческое существо! Иные испытали в жизни страшные лишения, муки, но все равно утверждали: "Жизнь прекрасна!" Иные горели на кострах, а провозглашали: "Правда восторжествует!" Двери в будущее, в невиданное открываются людьми настоящими, бесстрашными и, знаешь, беззаветными. Я уверен, что уже расхаживают по земле мои ровесники. Они уже приглядываются, прищурясь, к звездам, уже прикидывают в уме, когда можно будет махнуть, скажем, на Венеру и за сколько времени можно покрыть это расстояние. И горючее для космических кораблей добывают - настоящее, и варят сталь, создают сплавы, которые не горят ни на каком огне, - настоящие, и преграждают путь рекам - настоящие!
- И строят дома - настоящие, - подсказала Женя.
- Да, и строят дома. Будущее-то за нами, трудовыми, Женечка. И главное - на какой лад себя настроить. Пессимисты, например, всем недовольны, все у них мрачно и беспросветно, все осуждают, как будто от этого им лучше жить. Я настроен на другую волну. Я ненавижу зло, корысть, подхалимство, зависимость, душевную бедность. Все это я отчетливо вижу. Но все равно жизнь прекрасна Женя! Счастье вот оно, за углом...
- За каким углом-то, Алеша? - спросила Женя с мягкой иронией.
- За ближним Женя. - Я сам был смущен своей беспорядочной речью.
Женя провела по моим волосам рукой.
- Мечтатель ты мой! Мой настоящий... Только ты способен, находясь в этой норе с единственным окошечком, видеть красоту мироздания и верить, что зло скоро исчезнет. Я согласна с тобой, Алеша: будущее за нами. Но пусть и сегодняшнее будет тоже нашим. Давай жить и наслаждаться сегодня и тем, что у нас есть. Алеша, обними меня крепко-крепко!.. Скорее!..
В это время по коридору, отдаваясь во всех углах, прокатился гул: с улицы ввалилась веселая толпа. Без стука распахнулась наша дверь.
- О, целуются! - воскликнул кто-то, смеясь.
Другой прибавил великодушно:
- Пускай целуются. Вася, затвори дверь!
Женя рванулась от меня, отвернулась, поправляя волосы на висках, досадливо пожимая плечами.
- Наша комната на самом перекрестке, - проговорил я, оправдывая ребят.
- Я ничего, - сказала Женя. Она резко забарабанила в стену.
- Зачем ты так? Они подумают, что-то случилось.
- Ну и пусть! - Она опять застучала.
Вошел Петр.
- Я вам нужен, ребята? - спросил он, входя.
Мы завтра собираемся на каток, - сказал я, - пойдешь?
Петр вопросительно взглянул на Женю. Она поняла значение этого взгляда и чуть кивнула:
- я ей скажу. Она придет.
Петр увесисто хлопнул меня по спине, как бы вкладывая в этот удар всю вдруг нахлынувшую на него радость от предстоящей встречи с Еленой. Затем, потирая руки, ухмыляясь, обошел стол.
- Пировали? Одни. И не позвали... - Налил в стакан портвейна и выпил. - Женя, я за тобой хоть на край света!
- Если на том краю будет ждать Елена, - добавил я. - Удивительно! Даже умные, солидные и мужественные люди, влюбившись, делаются до нелепости смешны и сентиментальны. Стыдно смотреть!
- Гляди, Женя, как он заговорил! А давно ли сам сбросил с себя перья влюбленного?..
Женя молча отвернулась к окну.
- Ты не в духе? - спросил ее Петр.
Она попросила смущенно, не оборачиваясь;
- Петр, скажи ребятам, чтобы не врывались к нам так...
- А... Понял. Скажу, Женя. Обязательно скажу! Это они по старой привычке. - Петр опустился на табуретку. - Сядь сюда, Алеша. Меня зачем-то вызывают в трест. - Резкие черты, затвердев, придали его лицу жестковатое выражение. - Кажется, они назначают меня прорабом. Ты заменишь меня в бригаде?
- Конечно, заменит, - отозвалась Женя, не задумываясь. Она остановилась сзади меня и положила руки мне на плечи.
- Погоди, Женя, не торопись. Надо подумать.
- Чего же тут думать, Алеша? - настаивала Женя. - Ты же справишься.
- Женя смелее тебя, - сказал Петр. - Конечно, справишься.
- С ребятами надо посоветоваться. С Трифоном, с монтажниками, со штукатурами...
- Тебя достаточно хорошо знают теперь. Мы к этому разговору еще вернемся. А ты пока подумай.
- Мы вместе подумаем, - сказала Женя. - Вот я схожу к вам на стройку, посмотрю, как он работает, Алеша мой, и тогда решим. Непременно приду!
XVI
ЖЕНЯ: Мое посещение стройки состоялось дня через два после этого разговора. Петр Гордиенко, по каким-то делам задержавшись дома, уходил на работу позже всех, и я упросила его взять меня с собой.
На Боровском шоссе я забежала в продовольственный магазин. Мне ужасно хотелось принести Алеше что-нибудь вкусное. Я долго стояла у прилавка и смотрела на ананасы, желтоватые и шершавые, похожие на огромные еловые шишки.
Стоили они очень дорого. Но соблазн был настолько велик, что я невольно стала подсчитывать свои тощие ресурсы, оставшиеся до получки. Мысленно я урезала немножко от одного, немножко от другого, вычеркнула посещение кино и на выкроенные таким образом деньги купила ананас И еще попросила продавца взвесить сто граммов "мишек". Алеша часто приносил мне "мишек" теперь я ему принесу.
Петр Гордиенко в лохматой заячьей шапке ушанке, надвинутой на самые брови, стоял в сторонке и наблюдал за мной.
- У тебя так азартно блестят глаза. Женя что приходит нелепая мысль; будь у тебя много денег, ты закупила бы, наверно, полмагазина и все это привезла своему Алеше.
- Ты только представь, Петр, - сказала я, - декабрь, снег, мороз, а тут ему - ананас!
- Да, в этом что-то есть, -согласился он снисходительно; мы вышли из магазина. - Игорь Северянин соединял ананасы с шампанским, а Алексей Токарев - с цементным раствором. Железный век рационализма!
Я воскликнула рассерженно;
- Ты совершенно лишен чувства поэзии!
- Время не поэтическое, Женя, - атомное.
Мы сели в трамвай и проехали несколько остановок. Потом мы долго шли по новой, недавно нанесенной на карту города улице. Здесь бурлила такая же суетливая и озабоченна; жизнь, как и в центре: торопились люди, не замечая друг друга, мчались автобусы и машины, мигали промороженные светофоры, во дворах, катаясь с ледяных горок, звонко шумели дети, заиндевелые витрины магазинов раскинулись вдоль первых этажей. Точно улице этой не два года, а сто лет. И возникало впечатление, будто люди вжились тут мгновенно, с жадностью стосковавшихся по жилью, не оглядываясь по сторонам - некогда! Действительно, атомный стремительный век!
Мы свернули вправо, в переулок, и очутились на пустыре. Здесь, наверно, была свалка когда-то. Овраги и бугры сейчас присыпаны снегом. Дорога на этом снегу выглядела черной и маслянистой, снег на ней истолчен скатами машин.
Чудовищной мощи грузовики, гремя на рытвинах, с грохотом проносились мимо. Везли кирпич, железобетонные балки, лестничные марши, трубы, целые квартиры для будущих домов. От их неудержимого хода дрожала земля и по дороге прокатывался гул. А в отдалении возвышались, подобно сказочным утесам, жилые массивы. И над ними - краны, множество кранов!
Мы привыкли к слову "строительство", оно сопровождало и сопровождает каждое наше поколение, и без зрительного ощущения самого строительства уже не волнует - слово обычное, повседневное. И только здесь, в строительном районе, постигаешь смысл и значение этого великого понятия. Как будто расширяются масштабы жизни.
Громадная машина надвинулась на нас и затормозила.
- Женя! - Меня окликнул брат Алеши Семен. - Ты куда? К Алеше? Здравствуй, Петр! Чего грязь месить, садитесь, подвезу. Прыгай сюда!
Сзади, требовательно сигналя, уже торопила другая такая же громадина, и мы поспешно влезли к Семену в кабину. Грузовик взревел и понесся, не разбирая дороги, к строящимся кварталам.
На будущем перекрестке Семен попридержал машину, открыл дверцу и встал одной ногой на подножку - излюбленная поза шофера.
- Вон тот дом в конце улицы видите? - Семен неопределенно махнул перчаткой в сторону возводимых зданий. - Там, пятый этаж закончили, на шестой полезли...
- Кому это ты объясняешь? - спросил Петр, выходя из кабины.
Семен засмеялся.
- Ах да! Забыл. Алеше привет передавай. Женя!
Пока мы, огибая штабеля перекрытий, оконных блоков и красные пирамиды кирпича, добирались до бригады, Петра Гордиенко то и дело останавливали знакомые прорабы, бригадиры и рабочие с других, объектов, зазывали к себе - поговорить.
- Потом, ребята, загляну, - обещал он, не задерживаясь.
Наконец мы достигли цели. Петр завернул в прорабскую на первом этаже, а я по захламленной лестнице стала осторожно подниматься наверх.
На площадке четвертого этажа я приостановилась, чтобы усмирить непонятное и радостное волнение от предстоящей встречи с Алешей, точно мы не виделись с ним целый год. На следующий этаж я взошла не сразу - захотелось взглянуть на Алешу украдкой. Прижимая к груди сумочку с ананасом и конфетами, я шагнула на ступеньку, еще на одну, затем еще - и передо мной открылось пространство шестого этажа. Повернув голову вправо, я увидела сперва Анку, а потом уже Алешу, - он выкладывал внутреннюю стену, - и чуть было не окликнула его сгоряча. Но тут же зажала себе рот варежкой.
Я никогда не видала Алешу на работе, и он показался мне в первую минуту совсем не таким, как дома. В телогрейке, в солдатской шапке с опущенными наушниками - наверху сильно дуло, - в рукавицах, он выглядел каким-то каменным от чрезмерной сосредоточенности. Одна девушка разливала раствор, Анка верстала кирпичи. Он укладывал их точно, спокойным и рассчитанным движением. Правая рука держала мастерок уверенно, раствор швыряла небрежно и в то же время аккуратно, зачищала швы. Алеша ни разу не повернул головы, не оторвал взгляда от рук. Анка на минуту замешкалась, и он постучал мастерком, требуя кирпич, сперва легко, затем громче и требовательней. И опять - размеренные движения: кирпич за кирпичом... Сколько же нужно таких движений, чтобы возвести эту стену, этот дом, эту улицу, чтобы построить этот новый город!.. "Милый мой,- мысленно прошептала я Алеше, - дорогой мой! Ну, остановись, отдохни, устал ведь..."
Алеша не почувствовал моей безмолвной заботы. Он двигался вдоль стены - кирпич за кирпичом, кирпич за кирпичом - в мою сторону. Шарф размотался, шею между воротником и шапкой обжигал ветер. Я, кажется, ощущала эти студеные ожоги, и мне хотелось подышать и отогреть застуженную полоску на его шее.
Вот Алеша поравнялся с лестницей, где я затаилась. Движения его оборвались, рука сделала неверный взмах, и кирпич лег косо. Алеша прижмурил глаза и втянул воздух.
- Ты что? - спросила Анка.
Алеша пробормотал:
- Страшно знакомый запах откуда-то...
Я поняла, что он уловил запах моих духов.
Анна увидела меня и закричала:
- Женя! Гляди. Женя!.. Вон она. Откуда ты взялась?
Я взошла на этаж. Работа приостановилась, и девчонки, побросав свои места, окружили меня. Возможно, я своим появлением внесла небольшое разнообразие в их, в сущности, монотонную работу. Анка не утерпела, чтобы не сообщить новость своему мужу, работавшему на другой половине здания.
- Трифон, гляди, кто пришел!.. - крикнула она. - Иди сюда!
Алеша, улыбаясь, положил мастерок, снял рукавицы и перелез через стену на мою сторону. Он был немного растерян, смущен, обрадован.
- Как тебе пришло в голову приехать? - спросил Алеша. - Как ты нас нашла?
- Меня Петр привез.
- А где он?
- Там, в прорабской конторке.
Подошли Трифон с Серегой Климовым. Потом поднялся Петр.
- Ну, нравится у нас? - спросил он меня.
- Нравится, - сказала я. - Только очень ветрено, продувает насквозь.
- Ничего, - отозвался Трифон, нагибаясь над сложенными ковшом ладонями, чтобы прикурить. - С ветерком-то лучше работается, он дремать не дает. Только поворачивайся. Веселое дело!
- Строителю одна сласть, что зимой, что летом. - Серега Климов, как всегда, был недоволен своей работой, своей жизнью. - Силикатный кирпич, раствор, сырые стены - вот и все наши игрушки. Весело от таких игрушек - смейся. Мне не очень. - Он даже отвернулся. - Есть же такие счастливцы, которые сидят в теплых кабинетах. Эх, и хочется, ребята, посидеть в кабинете, просто беда!
Трифон разочаровал его.
- Не дорос ты до кабинета. Солидности в тебе нет, осанки, тебя за начальника никто не примет. а скажешь - не поверят.
- Я в начальники и не лезу. - Серега засмеялся. - Но в седьмые заместители подойду. Все равно в теплом кабинете сидеть. Сиди себе, перебирай бумажки и покуривай. Чистого воздуха захочется, форточку откроешь, подышишь. А тут от этого чертова ветра и скрыться некуда, везде настигнет... Нет. братцы, надо время от времени меняться местами.
- На твое место никто не позарится! - крикнули ему. - Приплачивать станешь, тогда может, пойдут. Или взятку припасешь...
Я оглядела знакомые лица парней и девушек, обветренные, с растрескавшимися от стужи губами, густо припудренные пылью, и невольно подумала: "Неужели и меня через несколько лет ждет такая же участь и я, как Серега Климов, буду мечтать о теплом кабинете?" Мне вспомнились вдруг Вадим, Аркадий с друзьями. Они показались мне в этот миг мелкими, почти ничтожными с их чванливыми ухмылочками и скептическими словечками в адрес вот этих "работяг", за спиной которых высились жилые массивы без конца и края. Сколько же тепла, уюта и радости для людей создали они своими руками!..
Над головами проплыла на тросе бетонная лестница, и монтажники закричали нам:
- Берегись!..
Рабочие медленно разошлись из-под стрелы. Алеша увлек меня за собой.
- Спустимся пониже, там не так дует.
Петр Гордиенко крикнул вдогонку:
- Женя, про каток не забыла?
- Нет, пойдем обязательно!
Мы забежали в двухкомнатную квартиру на пятом этаже. Здесь было сравнительно чисто и безветренно. Ветер со свистом врывался лишь в разбитую половинку окна и взвихривал серую пыльцу.
- Что я принесла тебе, Алеша, - умрешь!.. - Я вынула из сумки ананас и подала ему. Он взял его в руки, взвесил и покачал головой с осуждением кормильца семьи, добытчика.
- Женька, расточительница!.. - Я заметила, как он проглотил слюну. Глаза его заблестели. - Молодец! - похвалил он и рассмеялся. - Ты просто чудо! Я сейчас сбегаю за ножом. - Как мальчишка, он метнулся наверх и буквально через минуту слетел вниз. - На режь!
Я разрезала заморский плод на тоненькие кружочки, и мы стали их есть, медленно, протяжно, если так можно выразиться. Рот заливала сочная свежесть и удивительный пахучий аромат.
Алеша лакомился, причмокивая, как ребенок, даже глаза чуть смежились от удовольствия.
- Говорят, там, где растут эти ананасы, их едят походя, как у нас картошку, - проговорил Алеша, беря еще один ломтик. - По-моему, врут. Это же пища богов!.. Мы половину съедим. Женя, а половину оставим ребятам.
- Непременно оставим, - согласилась я. - Вот тебе еще один ломтик - и хватит.
Я удивлялась: мама часто приносила домой ананасы, но они никогда не казались мне такими необыкновенными, никогда я не ела их с таким наслаждением, как здесь, в неотстроенном доме, на холоде. Видно, свое, заработанное, приобретенное на собственные копейки, всегда в десять раз вкуснее.
- Хватит. Алеша, - сказала я и спрятала половину ананаса в сумку. - Остальное ребятам... - Я обвела взглядом комнату, где мы находились, небольшую, с двумя окнами и с балконом. - Нам бы с тобой такую квартирку, Алеша!..
- Я уж не раз думал об этом. - Он радостно оживился. - Она ведь совсем маленькая, одна комната шестнадцать метров, вторая - двенадцать. Посмотри...
Мы несколько раз обошли квартиру, заглянули на кухню, в ванную. Мы напоминали детей, с увлечением и верой играющих в "свой дом", и явственно представляли себе жизнь в этой квартире.
- Вот здесь мы поставим кровать, низкую и широкую-широкую, - сказала я, отводя для этой кровати почти половину комнаты - И здесь же поставим шкаф для платья...
- А рядом с кроватью - радиоприемник, - подсказал Алеша, - чтобы можно было включать и выключать его, не вставая с постели.
- Видишь, какой ты лентяй, - упрекнула я, смеясь. - Только бы не вставать! Ну, пускай будет тут, если ты хочешь. А вот здесь мы поставим маленькую кроватку...
Алеша строго взглянул мне в глаза и чуть смущенно и благодарно склонил голову. Он прибавил:
- А в кроватке - крошечная писклявая девочка с черными кудряшками. На кудряшках голубой бант, как радар. Глазки черные, как у тебя. - Глаза его вдруг увлажнились от нежности к той будущей писклявой девочке.
- У тебя тоже красивые глаза, Алеша, - сказала я. - Серые, мягкие.
- Нет, лучше, как у тебя..,
- Она бы ходила за тобой, держась за брюки.
- Я бы таскал ее на руках. Я бы обеих вас таскал на руках.
Из спальни мы перешли в столовую. Определили место для стола, серванта, книжных полок. В кухне поставили холодильник.
- Представляешь, Женя. - оживленно заговорил Алеша. - Летом жара, пить до смерти хочется, а тут, пожалуйста, холодная вода, или квас, или вино. Друзья пришли - на столе холодное вино. Красота, Женька!.. - Он обхватил меня, закружил по столовой, потом вскинул под самый потолок.
Я едва отбилась от него.
- Тихо, бешеный! Надорвешься, силы на кирпичи не останется! Алеша, давай съедим еще по ломтику ананаса?
Он потер руки, предвкушай.
- Я сам хотел попросить тебя об этом, но постеснялся. Давай съедим.
Я отрезала еще по тоненькому колесику. Осталась совсем маленькая частица с зеленым пучочком на конце. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись - угощать таким жалким кусочком просто несолидно.
- Давай уж доедим все. - Алеша виновато улыбнулся и глубоко вздохнул. - А ребятам отдадим "мишки".
Из столовой мы вернулись в спальню, где должна стоять кроватка с черненькой писклявой девочкой. Я опять огляделась вокруг и, сама не знаю как, разрушила наш сложенный из кубиков домик.
- Может быть, мы уступим эту квартиру другой семье, Алеша? Может быть, у них трое детей, бабушка с дедушкой-пенсионером?
- И живут они в сыром полуподвальном помещении и ждут не дождутся вырваться оттуда, - подсказал Алеша с горечью. - Да, пусть они поселяются здесь.
- Нам ведь и в общежитии неплохо, правда, Алеша? Со временем ты построишь для нас другую квартиру, в другом доме, в другом месте. В той квартире и кроватку для писклявой девочки поставим... - Я не могла больше говорить. Я отвернулась к окну, чтобы Алеша не видел вдруг навернувшиеся слезы - мне до тоски стало жаль расставаться с этим "нашим домом", который мы обжили мгновенно и прочно и покидать который было тягостно.
Алеша безмолвно и печально смотрел на свои руки. Они немало потрудились для того, чтобы кто-то, не знакомый нам, войдя в эту квартиру, сказал, счастливый: "Ну, с новосельем вас, родные мои!"