- Разве это море! Вот мы с тобой после войны в Гагру поедем. Там море настоящее. Так вот какое дело! - Комбат согнал улыбку с лица. - Я назначаю вас, товарищ старшина, командиром штурмовой группы. Полагалось бы офицера назначить, но я уверен, что и вы отлично справитесь. Вон на перекрестке большое многоэтажное здание. Разведчики доложили, что гитлеровцы превратили его в настоящую крепость. Засело там не меньше сотни. У них и станковые пулеметы и фаустпатроны. А дом - как бельмо в глазу. Он прикрывает подступы к центру города. Надо к утру сокрушить эту крепость. Справитесь?
- Справлюсь, товарищ майор!
- Кого в группу возьмете? Сколько нужно, столько и дам. Этот дом все движение батальона задерживает.
- Разрешите взять мой взвод, да еще десяток автоматчиков не помешает.
- Хорошо! Вашей штурмовой группе командир полка придает две 76-мм пушки. Они проложат вам входы в здание. Действуйте!
- Слушаюсь, товарищ майор!
Пока еще не совсем стемнело, Карайбог и Шугаев скрытно подползли поближе к серому мрачному зданию на перекрестке двух широких улиц. Нацелились на него биноклями. Картина была не утешительная. Вокруг здания метра в два возвышался бревенчатый забор. Все окна первого этажа дома наглухо заложены кирпичом и мешками с песком. На уровне второго этажа в массивных капитальных стенах пробиты узенькие щели - амбразуры. Из них гитлеровцы могут вести пулеметный и автоматный огонь, швырять фаустпатроны.
- Упорные, дьяволы. Знают, что крышка, а цепляются за каждый дом, как черт за грешную душу, - резюмировал Карайбог.
Поздно вечером старшина собрал всех бойцов, выделенных для штурма дома-крепости. Рассказал о боевом задании, проверил оружие, гранаты.
- Действовать быстро, решительно, уши не развешивать. Какое у Суворова любимое слово было? Штурм! Значит, будем по-суворовски бить врага. Всем понятно? Очень хорошо! Будем живы - не помрем!
К штурму дома Карайбог решил приступить после полуночи. Артиллеристам, приданным группе, приказал поближе подтянуть свои орудия и бить по дому прямой наводкой, наверняка. В час ночи артиллеристы один за другим дали несколько залпов. Кое-где разметали и подожгли забор, пробили солидную брешь в стене.
Гитлеровцы молчали. Дом стоял темный, мертвый, словно ни одной живой души в нем нет. Но когда штурмовая группа устремилась в пробитую артиллеристами брешь, из многих амбразур рванулись остервенелые пулеметные очереди. И все же штурмовики где ползком, а где короткими перебежками пробились к дому.
Особенно метко бил крупнокалиберный пулемет из одной амбразуры на втором этаже. Уже двух или трех бойцов санитары унесли в укрытие. Не сговариваясь - и так все ясно - Карайбог и Шугаев взяли трофейные фаустпатроны и поползли к проклятой амбразуре, держась у самой стены дома. Подползли поближе и из-за угла ударили по амбразуре фаустпатронами. Два взрыва покатились по каменному коридору улицы. Пулемет умолк.
Наши артиллеристы прекратили огонь, но над домом все еще клубился дым, медленно оседала кирпичная пыль. Подползли остальные бойцы штурмовой группы, окружили дом, чтобы не дать уйти гитлеровцам.
Карайбог послал двух бойцов заложить взрывчатку под мешки, завалившие вход. Снова рванулся взрыв, и в стене открылся черный дымящийся пролом. Карайбог во главе своей штурмовой группы бросился в него.
В темном, наполненном дымом коридоре Карайбог приказал:
- Разобраться по три человека. Прочесывать каждую комнату, каждый закуток. Ни одна крыса не должна уцелеть. Вперед, ребята!
Когда штурмовые тройки ушли выполнять приказ командира, с лестничной площадки пятого этажа неожиданно хлестнула пулеметная очередь. Карайбог и Шугаев прижались к стене.
- Чуть не попал! - хрипло выдохнул Назар.
- "Чуть" не считается! Пойдем посмотрим, какой там яп-понский бог орудует! - Карайбог и Шугаев стали осторожно подниматься по лестнице с гранатами в руках.
Теперь уже было ясно, что гарнизон дома-крепости решил драться до конца, стоять, как мы говорим, насмерть. За каждой дверью, за каждым коленом коридора засели автоматчики, пулеметчики. В кромешной тьме шел ночной смертный бой. Где-то в подвале начался пожар, и ядовитый дым - горели, видимо, химикаты - драл горло, резал глаза. То на одном, то на другом этаже дома гремели автоматы, рвались гранаты.
Черные от копоти и дыма, в изорванном обмундировании, Карайбог и Шугаев прорывались вверх по лестнице на ту площадку, где сидели вражеские пулеметчики. Добрались до четвертого этажа благополучно. Только Семену пуля-дура царапнула висок, а другая с Назара сбила шапку. И все с площадки пятого этажа, где копошились гитлеровцы.
- Давай, Сема, я брошу. У меня рука крепкая, - прошептал Шугаев.
- Валяй! Только поаккуратней, чтоб нам на голову не упала.
Шугаев проскочил еще один лестничный марш и швырнул гранату. Радостный гром разрыва потряс лестницу. Сверху посыпалась штукатурка, какие-то щепки. И все стихло. Карайбог и Шугаев поднялись на площадку. У перевернутого станкового пулемета валялись два гитлеровца. Один лежал тихо, и даже по его позе можно было понять, что он уже мертв. Второй пулеметчик еще хрипел, но так безнадежно и прерывисто, что было ясно: отдает богу душу.
- Порядок! - заключил Карайбог, прижимая шапку к все еще кровоточащему виску. - Айда вниз! Как там наши ребятки воюют? К утру дом надо очистить.
В доме пять этажей. Сколько может быть в нем комнат: двести, триста… И в каждой их ждали враги, подстерегала смерть. Всю ночь до утра шел бой в доме. И когда легкий мартовский рассвет высветил небо над городом, дело было сделано: бой отгремел и потух. Карайбог, Шугаев и остальные уцелевшие бойцы штурмовой группы вышли на улицу. Красив был город в розоватой утренней дымке. Шпили костелов, островерхие крыши домов, тонкие пальцы фабричных труб!
Только мрачный дом на перекрестке, который они отвоевали минувшей ночью, чернел пустыми глазницами мертвых окон. Теперь он не мешал продвижению наших войск. Приказ был выполнен. И батальон ушел вперед, к центру города.
Завтра или, может быть, даже сегодня к вечеру московское радио передаст приказ Верховного Главнокомандующего, который сообщит всей Красной Армии и всему советскому народу, что войска 2-го Белорусского фронта овладели городом Гданьском. Будут, как всегда, перечислены отличившиеся части и их командиры. Столица нашей Родины Москва услышит салют в честь доблестных войск: вероятно, двенадцать артиллерийских залпов из ста двадцати четырех орудий.
Сколько домов в городе Данциге? Десять тысяч, двадцать тысяч? А они, штурмовая группа Семена Карайбога, взяли только один дом. Только один из многих тысяч…
Все же салют будет и в их честь!
Догнав батальон, Карайбог со своими бойцами расположился на отдых возле НП командира полка. Сидели грязные, уставшие, но довольные. Всегда хорошо на душе, когда сделаешь трудное, но нужное дело!
К НП полка подкатила бронемашина. Сразу видно - начальство прибыло. Из машины легко и привычно вышел высокий военный в каске и плащ-палатке, так что знаков различия Карайбог не разобрал. Решил: командир дивизии, а то и корпуса. Приезжий сразу понравился Семену: красивый, сероглазый, стройный. В его продолговатом чистом лице была приятная мягкость и, как показалось Карайбогу, душевность. Ему даже показалось, что он уже где-то видел этого командира. По тому, как к нему подскочил командир полка и начал рапортовать перепуганным деревянным голосом, Семен заключил: прибывший большой чин, может быть, даже командующий армией…
Вскоре к бойцам штурмовой группы прибежал связной:
- Карайбог, к начальству. Живо!
Карайбог рысцой бросился к бронемашине. Прибежал запыхавшийся, в ночной копоти и известке, с черной коростой крови на виске. Остановился в трех метрах от начальства и, чтобы не попасть впросак, глядя в пустое пространство между командиром полка и приезжим неизвестного звания, доложил:
- Гвардии старшина Карайбог по вашему приказанию…
Высокий командир подошел к Семену, протянул руку:
- Здравствуйте, товарищ Карайбог! Благодарю за отважные и умелые действия при освобождении Данцига.
- Служу Советскому Союзу! - гаркнул Семен, стараясь вспомнить, где он видел этого высокого красивого сероглазого человека.
Высокий обернулся к командиру полка:
- Старшина командует взводом?
- Так точно! При взятии Торна командир взвода был убит, и я временно…
- Со своими обязанностями, я вижу, он справляется.
- Воюет отлично. Его взвод один из лучших в полку.
- Какие награды у товарища Карайбога?
- Орден Красной Звезды, ордена Славы третьей и второй степени, медали…
- Представьте товарища Карайбога к ордену Славы первой степени и подготовьте аттестацию на присвоение ему звания младшего лейтенанта.
- Слушаюсь, товарищ маршал!
Высокий снова протянул руку Карайбогу:
- Желаю новых боевых успехов, товарищ младший лейтенант! - и улыбнулся удивительно приятной сердечной улыбкой.
Когда уехал командующий фронтом, Семен подошел к Назару. Шугаев спросил шепотом:
- Рокоссовский?
- Сам.
- Ну и что?
- Ничего. Поручкались. Говорил я тебе, что войну майором закончу?
- Говорил.
- Семен Карайбог трепаться не любит. Беги раздобывай мне офицерские погоны. Пока можно с одной звездочкой.
3
Сбывались мечты и надежды Назара Шугаева. После боев на Балтике их дивизию бросили на юг, нацелили на Берлин. Стали готовиться к форсированию Одера. Двумя рукавами - Ост Одер и Вест Одер, - как две гигантские змеи, изгибаясь и петляя, пролегла река. А посередине двух рукавов Одера темнела осокой и камышом широкая, в два-три километра, пойма. Даже с нашего берега видно: болото, заросли, гиблые места.
Командиром группы захвата плацдарма на западном берегу Одера был назначен недавний гвардии старшина, а теперь гвардии младший лейтенант Семен Карайбог. Группе захвата поставлена задача: на рыбацких лодках ночью преодолеть первое русло реки и по пойме добраться до второго русла. А затем, после артподготовки, форсировать Вест Одер и захватить плацдарм на другом, вражеском берегу.
В помощники себе гвардии младший лейтенант, как обычно, взял гвардии старшего сержанта Назара Шугаева. На вечерней зорьке группа захвата пробралась прибрежным лозняком к реке и стала, как выразился Карайбог, "вживаться" в обстановку. Младший лейтенант в огромный трофейный артиллерийский бинокль осмотрел далекий вражеский берег, прикидывая, как лучше выполнить приказ.
- Широкий, дьявол, этот Одер! Да еще пойма. Болото. Ила наглотаемся.
Минувшей ночью саперный батальон закончил приготовления к форсированию. У самого берега сложены понтоны, подготовлены штурмовые мостики. Со всех ближних мест в район форсирования стянуты рыбацкие лодки, припасены и другие подручные средства. В прибрежном лесу, затянутые маскировочными сетями и еловыми ветками, покорно ждут пушки, гаубицы, тяжелые минометы.
- Верно, ночью пойдем? - вопросительно посмотрел на своего друга Назар.
- Должны! - кивнул Карайбог. - Все готово. Рванем и - четыре с бока, ваших нет!
Лежавший возле командиров молодой солдат, прибывший в полк с последним пополнением и еще не обстрелянный, поежился и от холодного ветерка, дующего с реки, и от предстоящего ночью первого в его жизни боя. Проговорил неуверенно:
- Трудновато будет…
Карайбог оглянулся и сразу опытным глазом оценил и понял все, что испытывает сейчас молоденький белобрысый парнишка в неуклюже сидящей шинели, с болтающимися голенищами сапог. По всему видно: нужна дополнительная политбеседа.
- Проще пареной репы! Днепр форсировали, Березину форсировали, Вислу форсировали. Опыт имеется. Сиганем на тот берег, фашист охнуть не успеет.
Молодой солдат с уважением и верой смотрел на бойкого командира взвода. Товарищи его уже просветили: взводный подходящий. Войну рядовым начал, а сейчас младший лейтенант. Хорошо, что к такому попал. И воевать будешь, и уцелеешь. Все же заметил:
- Вот пойма только болотистая…
- И хорошо, что болото, - отрубил Карайбог. - Ты в своей Зачухраевке, верно, и не слыхал, что есть на свете грязевые ванны.
- Я из Барнаула, товарищ гвардии младший лейтенант, - несколько обиделся солдат.
- Все едино. Это у вас в Барнаулке грязь самая обыкновенная, как деготь. А здесь грязь лечебная. Заграничная.
- От каких же она болезней, товарищ младший лейтенант? - простодушно вклинился в разговор Ваня Дударев, не без оснований слывший во взводе первейшим остряком.
Карайбог, как и положено командиру, начал объяснять спокойно, обстоятельно:
- Против разных болезней. Ревматизма, скажем, ломоты и трясения конечностей. Бабы, так те до войны в Крым, в известную местность Саки, ездили грязи принимать, чтобы рожать.
- Может, кто другой, а я, товарищ младший лейтенант, рожать пока не собираюсь, - скромно заметил Дударев.
Сзади прыснул смешок. Улыбнулся и Карайбог:
- Как знать! После такой войны народ сильно поредел. Выйдет указ - будешь и ты рожать.
- У нас для баб, чтобы рожали, другое средство есть. Без указа обойдемся, - не сдавался Дударев.
Теперь смеялся весь взвод. Почувствовав, что беседа приняла слишком фривольный характер, Карайбог насупился:
- С тобой, Дударев, серьезно говорят, а ты на кобылятину сворачиваешь. Пойди лучше посмотри, ужин готов? Нам сегодня заправиться хорошенько надо.
К ночи группа захвата расположилась у самого берега. Когда совсем стемнело и немцы угомонились, бойцы тихо погрузились в лодки и поплыли к пойме. Немецкие часовые не заметили десантников. Высадились скрытно на пойме и пошли, таща лодки по болоту, к другому рукаву реки. Когда группа вышла к Вест Одеру, наша артиллерия начала огневой налет на вражеские позиции. В темном небе над головой десантников с шумом летели снаряды.
Снова бойцы погрузились в лодки и поплыли к западному берегу Одера. Половину спящей, мелкой рябью тронутой реки проплыли спокойно. Но когда достигли середины, гитлеровцы заметили десантников. Слева и справа застучали крупнокалиберные пулеметы. По разбуженной глади реки побежали пунктиры фонтанчиков. Мины всплескивались, как чудовищные рыбы.
Ожили и вражеские артиллерийские батареи. Один шальной снаряд разбросал и перевернул несколько лодок с десантниками.
- Вперед, ребята! - крикнул Карайбог. - Смерть - душе простор! - и первым бросился в воду. И сразу услышал за спиной бултыхание. За ним, как всегда, как на Днепре и Висле, бросился Назар Шугаев. А вот, пуча глаза и отплевываясь, плывет Ваня Дударев. Даже новичок, боясь отстать от командира, перевалился за борт и по-собачьи гребет руками.
Вражеские пулеметчики били длинными очередями, перечеркивали всю реку. Мины вздымали мутную встревоженную воду. Группа захвата выбралась на песчаный, сырой от утренней росы берег и, потрясая над головой автоматами и гранатами, хриплыми надорванными голосами закричала "ура". Все было в этом крике: и ненависть к врагу, и страх перед смертельным, летящим навстречу металлом, и призыв к тем, кто еще форсировал реку. И с криком "ура" бросились к холму, к первой траншее гитлеровцев, откуда вели огонь пулеметчики и, шипя и визжа, летели вражеские мины.
Карайбог, Шугаев, Дударев и другие бойцы были на бруствере первой вражеской траншеи, кое-кто с гиком и криком прыгнул в траншею и вступил врукопашную с оставшимися там гитлеровцами, когда откуда-то сбоку, косоприцельно ударила длинная пулеметная очередь. Карайбог крикнул:
- Вперед! - и, размахивая гранатой, прыгнул в траншею.
По ходам сообщения, добивая сопротивляющихся фашистов, десантники прорвались во вторую вражескую траншею и захватили ее. Приказ был выполнен. Через Ост Одер начали переправляться основные силы полка. И только тогда Карайбог заметил, что рядом нет Назара.
- Где Шугаев?
Кто-то из солдат проговорил нерешительно:
- Убит Шугаев! Там, на бруствере…
- Врешь! Не такой Назар! - хрипло гаркнул Карайбог и бросился к брустверу.
Назар Шугаев лежал ничком, раскинув руки и уткнувшись лицом в ржавую мертвую землю. Пулеметная очередь прошила его грудь как раз по ленточкам, отмечавшим все тяжелые и легкие (разве были они легкими!) ранения. Словно гитлеровский пулеметчик нарочно целился по этим цветным нашивкам солдатской славы.
Семен Карайбог опустился на колени, поднял голову Назара. Пустые неподвижные глаза, болью перекошенный рот.
- Может, в медсанбат, товарищ младший лейтенант? - вопросительно глянул новичок в такое же помертвевшее, как и у Назара Шугаева, лицо командира взвода.
- Там мертвых не берут, - необычно тихо проговорил Карайбог, поднимаясь с колен. - А Дударев где?
- Дударев тоже…
Теперь и Карайбог увидел лежащего шагах в пяти от Шугаева Ваню Дударева. Не будь он таким землисто-бледным, можно было подумать, что Дударев просто утомился в бою, прилег да и уснул спокойным сном праведника, сделавшего свое святое дело. Карайбог сразу не мог понять, куда попала сразившая Дударева пуля. Только перевернув его на спину, заметил на виске, под свесившимся пшеничным чубом маленькую черную запекшуюся ранку. Обидно было думать, что такая ничтожная ранка свалила замертво полного сил, здоровья, смеха и шуток парня.
…Когда уже весь берег чернел нашими солдатами и понтонный мост скрипел и дрожал от напора переправляющейся техники, гвардии младший лейтенант Семен Карайбог с бойцами взвода вернулся на бруствер. Сам выбрал место для могилы. На высоком холме, на самом берегу Одера. Отсюда был виден и тот берег, и дальше луга на нем, и голубая линия горизонта. За той линией - родная земля…
Прежде чем положить в могилу Назара, Семен вынул из его карманов документы: партийный билет, красноармейскую книжку, фотографию Настеньки вместе с сыновьями. Младший сидел на коленях у матери, старший стоял рядом и живыми назаровскими глазами смотрел в аппарат.
И письмо в потертом конверте. Семен сразу догадался - то самое письмо.
Бойцы взвода быстро вырыли глубокую могилу. Копали молча, умело. Сколько на всем необозримом пространстве от Москвы до Одера пришлось им рыть блиндажей, траншей, могил… Из подручного материала добротно смастерили (и в этом был опыт) деревянный обелиск. Карайбог на фанерной дощечке чернильным карандашом твердо, с нажимом, чтобы дольше продержалась надпись, вывел:
"Прощайте, дорогие друзья
гвардии старшин сержант Назар Шугаев,
гвардии рядовой Иван Дударев.
Вечная память и светлый покой!"
Бойцы пошли искать батальонную кухню, а Семен Карайбог тут же у могилы развернул Настенькино письмо. Чужих писем он никогда не читал, считая это подлостью. Но письмо Настеньки он должен был прочесть. Он должен знать, почему в самое сердце оно поразило Назара. Сегодня черная вражеская пуля только довершила дело. Убило же Назара письмо жены. Семен это ясно сознавал. И теперь должен узнать: что было в письме?