3
На следующий день после завтрака нас, прибывших на "Дербент", стали вызывать к мастерам. Мастера сидели каждый за своим столиком в столовой. Они представляли разные службы. Одни - цех переработки, куда требовались главным образом женщины; другие - ловецкий цех; третьи - утильцех, и так далее.
Перед этим мы потихоньку выведали у Сереги, кто куда требуется, и пришли в уныние.
- Баб, конечно, всех заберут на переработку, - авторитетно говорил Серега. - Нужны укладчицы, и не какие-нибудь, а с опытом работы на консервных заводах. Нету таких - научат, дело нехитрое, но очень нудное - укладывать крабовое мясо в баночки особым порядком. И заработки там хорошие, до пятисот рублей. Нужны грузчики в утильцех и на верхнюю палубу - таскать битки, сложенные осты, значит. Пять человек требуются на срывку панциря и разбивать молотком клешни. Двое - в сушилку, но они должны быть электриками хотя бы третьего разряда. Кто не боится качки, может пойти на боты бойцами крабов. Да… распутники нужны, особенно Королеве.
- Кто нужен? - разинул рот Костя. - Кому нужен?
- Распутники… или, это правильнее, распутчики сетей на вешала. Как вам объяснить, мореманы южные! В общем так. В ловецком цехе есть одиннадцать экипажей мотоботов. В экипаж входят старшина, моторист, помстаршины и девять бойцов. Это добытчики. Они сами с бота - но чаще это делают экипажи траулеров - ставят свои сети и трусят их, иначе - выбирают из сетей только крабов-самцов определенного размера, бьют их специальным крючком и складывают в стропа. На каждый бот работает бригада распутчиков из семи-восьми человек. Распутчики дергают только свои сети, очищают их, латают, набирают в битки, чтобы они были готовы для новой постановки на крабовых полях. Чем больше сетей подготовит бригада распутчиков, тем лучше для добытчиков. Можно маневрировать ими, гуще ставить. Этим занимаются старшины. От улова всем идет заработок. И бойцам того или иного бота, и распутчикам их сетей. Понятно объясняю, мореманы? Как-никак я помстаршины "семерки". А за старшего у нас, мореманы, сан Карпович. Не слышали о таком во Владике?
- А мотористы не требуются? - спросил Генка, шофер первого класса.
- Нет, не требуются. У моториста заработки почти такие, как у старшины. Каждый старшина еще на берегу определяет себе моториста и бригадира распутки. Остальных он может набрать себе из толпы, из таких, как вы, быстро обучить их.
- Жаль, - сказал Генка, - я ведь в моторах здорово волоку!
Костя скептически гмыкнул. Жданов действительно был спец по моторам любой марки, но… он молчал. Здоровый как бык, Костя легко укачивался. Это он хорошо понял во время перехода на "Дербенте". Ему на мотобот дорога закрыта.
- Все ясно, - сказал Костя, - пойду грузчиком. Это дело мне подойдет!
- А мне? - плачущим голосом спросил тщедушный Генка, и конопатины на его узком лице стали еще заметнее. - Мы ведь договорились вместе работать?
- Тогда идите, мореманы, - предложил Серега, - бить клешни. Правда, заработки на клешне не очень…
- Не пойдет! - отрезал Костя. - Я за пятнадцать тысяч километров от семьи уехал, для того чтобы заработать.
- Тогда пойдем, ребята, на укладку. Слышали, на укладке по пятьсот можно заработать! - предложил Генка.
- Не справитесь, - сказал Серега. - Там аккуратность бабья нужна. Это бездумная работа. Умрешь на конвейере со скуки.
- Так, так, - почесал затылок Костя. - Ладно, ложимся спать. Утро вечера мудренее.
А утром мы пошли в столовую. Там была Анна и ее закадычная подруга Полторы Бочки - Настя. Анна сидела задумчивая, бережно гладила свои роскошные волосы, и тут я заметил, что ее руки… не такие у нее должны быть!
У красавицы Анны были широкие, как лопата, ладони, короткие мозолистые пальцы. Это были руки потомственной русской крестьянки. Их тип, наверное, вырабатывался столетиями. Такими руками можно доить коров не "в кулак", а захватывая между пальцами каждой руки по два сосца. Такие мощные руки легко удержат соху, рычаги трактора, баранку машины… такие руки могут делать любую, даже самую тяжелую мужскую работу!
Костя просто расцвел, когда увидел Анну. Он, словно вчера ничего не было, как-то по-петушиному подпрыгивая, подошел к молодой женщине, будто не глядя на нее, и шумно вздохнул. Она его тотчас заметила, сказала просто:
- Это ты, ухажер? Глядя на тебя, знаю, что тебе нужно. Иди в дальний угол. К Жеребчику иди. Он тебя обеспечит работой.
- Вы так думаете? - спросил Костя и замахал нам рукой, заорал на всю столовую: - Мужики, идем в дальний угол до Жеребчика!
- Не ори, ты с ума сошел, - вдруг рассердилась на него Анна, и ее карие глаза потемнели. Теперь в них было трудно, просто невозможно смотреть. - К мастеру ловецкого цеха Жеребцову тебе нужно идти. И твоим друзьям тоже.
Между тем мы подошли к Косте. Анна уже смеялась. Я еще вчера понял, а позже окончательно убедился, что она - очень переменчивая. Это ей придавало при редкостной красоте лица и фигуры особое обаяние.
Она сразу заметила Генку и почему-то покачала головой, спросила у Кости:
- Это твой товарищ?
- Да.
- А за что его вчера ударил?
Анна и сегодня назвала Костю по-вчерашнему. И если бы вы знали, как ей не шла грубость, как не сочеталась с ее видом! Я тогда подумал, что ничего, настанет время, поговорю с ней, постараюсь объяснить. И еще я подумал о том, что Костя прав, ее нужно оберегать от всякой пошлости.
- Ты ведь не такая, Аня, - не отвечая на вопрос, сказал с мягкой грустью Костя. - Ну, зачем ты так?
Он как-то безнадежно, горестно махнул рукой и, подталкивая нас в спины, пошел в дальний угол к мастеру Жеребцову. Это был вчерашний мордатый парень, прыгающий, орущий и затем управляющий краном. Пожалуй, он слышал возглас Кости, ибо посмотрел на нас презрительно и холодно.
- Говорите фамилии и кем вас сюда направили, - приказал мастер, разглаживая листы бумаги на столе.
Мы сказали. Мне этот мастер определенно не понравился. Не люблю я сильно молодых начальников!
- Значит, вы ничего не умеете делать, товарищи разно-о-р-р-рабочие?
- Почему? - стал сердиться Генка. - Я, например, шофер первого класса. Могу быть мотористом на боте.
- У тебя корочки не те. На земле первого класса, быть может, достаточно, а тут вода, стихия! Чего завербовался? В аварию попал, запил или от неприятностей каких-то бежал к нам на Дальний?
Тут мне изменила выдержка. Я сказал:
- Товарищ мастер, нельзя ли легче на поворотах? Ведь он, да и мы все, постарше вас. Чуточку больше уважения к старшим!
На Жеребчика это не произвело ровно никакого впечатления.
- А ты, борода, кем на суше работал и чего сюда подался?
В первый момент этот вопрос смутил меня. Ну, что ему ответить?
И тут меня выручил Костя. Озорно подмигнув мне, он сказал:
- Он у нас в станице работы лишился. Понимаешь, церковь закрыли, и он стал безработным.
У молоденького мастера округлились глаза.
- Это правда?
- Да, раб божий, - сказал я. - Все верно. А теперь говори, где мы будем работать?
- На "семерку" бойцами пойдете?
И тут за нашими спинами раздался звонкий голос Анны:
- Валерочка, отдай их мне. Одну девочку я себе нашла в толпе, а мужчин пока нет. Без них сам знаешь как дергать сети? Если что, их Женька заберет на бот бойцами.
Мастер задумался, потом важно кивнул головой:
- Бери, Королева.
- Большое спасибо, Жеребчик, - сказала Анна и махнула головой так, что ее удивительные волосы буквально заструились вдоль лица и на груди.
Тут я заметил, что лицо молодого мастера стало багровым. Как видно, прозвище угнетало его, но он промолчал. С Анной он, очевидно, боялся связываться. Впрочем, будущее показало, что я ошибался. Он был виноват, а не Анна. Хамовитый, как видно, с ранних лет, Валерий не удержался и назвал ее так, как на плавзаводе Анну называли только за глаза. Я тогда подумал, что это ее фамилия. Нет, это было ее прозвище.
Фамилия у Анны была украинская и не совсем обычная - Зима. Но еще более необычными были ее характер, жизнь и судьба.
4
Я никогда не забуду ярость Генки. Он стал весь белым, даже конопатины его исчезли, когда мы вернулись в десятую. Сереги не было, поэтому разговор был прямой и дружный.
- Послушай, Сергеич, - обратился ко мне Генка, - ты постарше и вообще, как видно, кое-что видел в жизни. Скажи, почему мы должны работать под руководством этой самой Королевы? Ведь это неладно, если мужиками командует женщина.
- А какая разница, - сказал я. - У нас равноправие.
- На бумаге, - сказал он убежденно. - Мужчина… как вам сказать? Он, ребята, испокон веков на себя принимает удар. Во всех отношениях, если он мужчина. Я читал в одной книжке - и с этим согласился, хотя я не сильно ученый, - что мужчина биологически должен болеть, страдать, умирать ради будущего. Ну, ради детей! Удар на себя! Любой… Вот представим себе такую ситуацию: нет на этой земле мужиков, остались одни женщины. И вот явился один мужик, даже самый занюханный. Что получится? Не исчезнет род человеческий. Каждую из тысяч он обласкает, утешит и заложит в каждую свое начало. И появятся на земле новые мужчины, женщины… А если все случится наоборот? Если будут миллионы мужиков и одна женщина? - тут Генка весело засмеялся и продолжал: - Они перережут друг друга, стараясь добиться расположения единственной!
Костя пожал плечами. Его черные, цыганские глаза словно выцвели. Столько в них было то ли грусти, то ли усталости… Честно говоря, я, зная его второй месяц, никогда таким не видел. Этот большой, жизнерадостный, эмоционально яркий человек стал похож на костер, который неожиданно потушили. Пылал он, трещал и разбрасывал искры как-то добро, шутливо, а потом его залили. И все померкло! Угли, которые светились, покрывались, медленно угасая, пеплом, внезапно остыли и превратились в черные палочки, в обломки бывшего, такие некрасивые они стали!
- Ты что хочешь сказать? - спросил я Костю.
- Женщину надо любить! Нельзя к ней относиться с отрицанием. Она - начало всего!
- А я их презираю, - сказал Генка, и его кадык дернулся, остановился посередине его длинной, гусачьей шеи. - Что я сделал плохого для своей? Работал, как мог, особо не пил, не гулял. Весь мир мой был в доме, с ней, и кого она мне родила! Когда появился шофер из потребкооперации, я на него смотрел снизу вверх. Не думал, что он мне соперник, но оказалось, что он…
Костя, высокий, грузный, поднялся как медведь, и рявкнул на всю нашу маленькую каюту:
- Я, брат, не только с шофером, а с кем угодно, будь на ее месте. Скучный ты человек, злой человек! И потом, глянь на себя!
Где-то в душе я согласился с Костей - не люблю некрасивых людей! - и в то же время подумал: "А что делать некрасивым? И вообще, что есть красота?"
Я поднялся со своих нар, глянул в иллюминатор: там вода, и только. Отвинти барашки, протяни руку - и достанешь ее, зеленоватую воду Охотского моря. Если разобраться, то ведь тоже чудо, только очень однообразное. Над каждым иллюминатором на гвоздиках висела жестяная баночка. Я сообразил - в них стекает вода, когда наш краболов на ходу или штормит. Как ни хороши резиновые прокладки, как ни крепки барашки и винты, на которых они бегают, а вода все равно проникает в каюту. И без баночек будет литься она на мою постель. Я их изучил, немного опечалился, что до моря так близко! Лучше на верхотуре, там и в шторм брызги тебя не достанут!
И тут за дверью раздались шаги. Дверь в нашу каюту широко распахнулась, и порог - по-морскому комингс - перешагнул Серега. За его спиной стояла тоненькая, с заплаканными глазами, хорошенькая девушка. Я ее несколько раз видел на палубе "Дербента". Ходила она обычно одна, как-то робко, часто озираясь. Было сразу видно, что ей не по себе, что она очень скучает по дому и, наверное, давно жалеет, что подписала на полгода договор для работы на путине. Я еще тогда на "Дербенте" подумал, зачем такие молодые, робкие и не знающие жизни девчонки в одиночку едут буквально на край света? Ну, ехали бы группой, а в одиночку зачем?
- Это хорошо, что вы все здесь, - сказал Серега и умоляюще посмотрел на Костю, потом на меня. - Тут такое дело… в общем, это Надя, моя землячка. Мы в одной школе учились. И она не нашла себе места в женских каютах. Везде говорят - занято. И пришла она в красный уголок, расплакалась там… Тут я ее и увидел. Мужики, пусть она у нас пока поживет, ведь диванчик у нас свободный.
- Этого еще не хватало, - заворчал Генка. - Я против. Пусть идет к начальникам. Они ей место найдут.
- Так, мужики, она временно. И потом, мы все будем работать днем, а она ночью. Надю взяли на укладку. Честное слово, мы ее и видеть не будем, она не помешает!
Костя отрицательно покачал головой. Девушка это увидела и стала всхлипывать.
- Дядечки, я тут совсем одна… и в поезде, и на пароходе. Я б… боюсь!
- Тогда зачем завербовалась сюда? - строго сказал Генка. - Иди, Серега, к Самсонычу. Он устроит твою землячку.
Мне стало искренне жаль эту непутевую Надю, и я предложил:
- Пусть побудет у нас несколько дней. Акклиматизируется, освоится, а там…
- Отец, родной ты наш! - широко заулыбался Серега.
Так я получил на краболове прозвище, а Надя стала жить в нашей каюте. Но лучше, если бы она не жила. Лучше для нее, хотя кто его знает… но об этом позже. Не буду забегать вперед и говорить о том, что случилось позже.
5
Первыми на крабовой путине просыпаются добытчики. Их будят в четыре часа утра по судовому скиперу. Динамики стоят на судне всюду. И где бы ни был рабочий, он обязательно услышит команду с мостика: "Ловцы, подъем! После завтрака - на мотоботы!"
И ловцы просыпаются, быстро совершают утренний туалет и бегут в столовую, где им уже приготовлен завтрак. Затем они занимают места в мотоботах, которые ночью висят на мощных мотобалках плавбазы - по шесть на каждом борту. Лебедки спускают их на воду, и после этого они своим ходом идут на "поля", там вирают сети и бьют крабов. Когда грузовые трюмы заполняются уловом, мотоботы возвращаются, сдают крабов приемщику, а сети - бригадам распутки, которые работают на вешалах.
Таким образом, распутчиков сетей будят позже, часов в шесть утра. Еще позже просыпаются укладчики.
Мы все трое спали так крепко, что не услышали команды с мостика. Но ее услышала Надя. "Дяденьки, вставайте!" - много раз просила она с диванчика. А миг в это время снилась Олеська, которую я оставил на полгода в Ставрополе. И я спросонья подумал, что это ее голос, не придал ему значения и уснул еще крепче.
Через полчаса в каюту ворвалась разъяренная Анна, наш бригадир.
- Сони проклятые, бичи, - кричала она, стаскивая с меня и с Генки одеяла. - Давно работать пора, а вы тут дрыхнете! Не на курорт приехали…
- Да что вы делаете, Аня? - смущенно просил я и тянул одеяло к себе. Дело в том - признаюсь откровенно, - что я обычно сплю в чем мама родила. А тут я каюте две женщины - одна стягивает с меня одеяло, а другая - совсем юная - испуганно смотрит с дивана. Редко в своей жизни я бывал в более глупых ситуациях.
Анна оказалась сильнее и ловчее меня. И тогда ойкнула на диване Надя, захохотал изо всех сил Костя. Лишь Анна осталась внешне спокойной. Вернув мне одеяло, она повернулась к Косте и презрительно сказала:
- Чего смеешься, Цыган? Я и не таких видела. Мне все - трын-трава!
Перешагнув комингс, она уже в коридоре дала нам команду:
- Через десять минут будьте на вешалах!
Мы оделись молниеносно, по-солдатски, и начали карабкаться по лабиринту крутых корабельных лестниц на палубу в район третьего трюма, где были вешала. Генка шел позади нас и бубнил:
- Ну и попали мы, братцы! Говорил же я, говорил! Какая она королева? Это зубр, тигра лютая в юбке. Ей действительно все трын-трава! Нет, надо сматывать удочки, пока не поздно. Сергеич, как ты считаешь?
- А куда смотаешься? - спросил Костя. - Кругом вода, до берега далеко, да и плавать мы, братцы-степняки, особо не умеем.
Я карабкался по лестницам молча. В душе моей было неуютно, и, быть может впервые со дня отъезда из Ставрополя, я пожалел, что подписал договор и стал сезонником…
Но вот мы и на вешалах. Вешала - это десятки железных столбов с крючьями на разной высоте. На столбах - временный деревянный навес, около них на палубе лежали огромные кучи грязных и не очень ароматных сетей. Вот их надо цеплять за крючья и "дергать", иначе - распутывать, распрямлять дель, выбирать из нее морской виноград, панцири крабов и прочий хлам. Сети в процессе работы сохнут, затем они складываются особым образом в битки. В общем работа нехитрая, ума не требует, но утомительная и тяжелая. Анна с усмешкой показала, как и что делать с этими проклятыми сетями, выдала каждому по фартуку и по паре резиновых и хлопчатобумажных перчаток. Комбинезоны, фуфайки, сапоги, прорезиненные черные плащи и теплые шапки мы получили еще вчера.
Мы без отдыха "дергали" сети до обеда и почти справились с ними, а потом пришел с нищенским уловом наш мотобот номер семь. По штормтрапу на палубу поднялся старшина мотобота Евгений Карпович - рослый, уверенный в себе мужик лет сорока пяти. У него был мрачный взгляд и кирпичного цвета лицо.
- Здоровеньки булы, - прогудел он на вешалах. При виде мужа Полторы Бочки просто расцвела. Как-то по-утиному, переваливаясь с ноги на ногу, она подошла к Евгению, встала на цыпочки и прикоснулась губами к его подбородку. Потом она что-то шепнула и начала совать в карманы его плаща заранее приготовленные бутерброды с салом.
- Какие телячьи нежности, - фыркнул Генка, работавший по левую сторону от меня. Далее от него "дергали" сети близнецы. А на самом краю нашего участка на вешалах трудились Костя и новенькая девушка. С нею непрерывно переговаривался Костя и Вира-майна Федя.