Справа от меня была Анна. Ух, как здорово она работала! Сети словно струились через ее ловкие, сильные руки. Куча готовых битков за ее спиной была раз в пять больше, чем у меня. С Анной могла соревноваться только жена старшины. Но это и понятно. Обе они были профессиональными распутчицами.
- Ребята, девочки, идите на обед, - скомандовала Анна. Мы сняли фартуки, перчатки и пошли. Сделав шагов пять, я услышал хриплый бас Карповича. Он говорил:
- Аннушка, нам не повезло. Наши сети попали на "кладбище".
Я не понял, о каком кладбище идет речь? И что там делать нашим сетям?
На эти вопросы я получил ответы лишь через несколько дней.
Когда я стоял в очереди за обедом, то услышал по динамику свою фамилию. Вахтенный штурман Базалевич, которого за глаза называли Гарри из Одессы, предложил мне немедленно подняться в каюту капитана-директора.
Я поднялся, постучал в дверь и вошел к Илье Ефремовичу. Он сидел за столом и почему-то недовольно хмурил лоб.
- Вадим Сергеевич, я получил радиограмму из крабофлота. Теперь я знаю, какова ваша цель. Отчего вы сразу не зашли ко мне?
Я молча пожал плечами. Капитан вздохнул и забарабанил пальцами по столу.
- Меня просят дать вам такую работу, на которой вы смогли бы видеть всю путину, общаться с максимальным количеством людей. Такая работа у нас есть. Идите в стажеры к приемщику крабов. Когда сами во всем разберетесь, назначим вас приемщиком. Только вот зарплата очень низкая… я не помню точно. Кажется, чуть более восьмидесяти рублей в месяц.
- Это не страшно, Илья Ефремович, - сказал я.
Я стажировался чуть более недели и после этого стал приемщиком крабов на флотилии "Никитин". Я регулярно вел записи своих впечатлений. Некоторые из них легли в основу главы, которая названа "Будни".
Будни
6
За последние дни почему-то участились несчастные случаи, и они очень обеспокоили Бориса Петровича.
- У меня каждый человек на счету. Тут же не берег: раз, два, и подменил человека, - говорит он мастерам и все чаще интересуется единственным на судне резервом рабочей силы - бич-бригадой. В ней, кстати, я увидел и того парня-франта, когда в седьмой каюте неизвестная мне компания "жарила" одеколон…
А вчера еще одна женщина сломала руку, причем в том месте, где она уже была однажды сломана и затем сбита (вот не знаю, как тут лучше выразиться) железными стержнями. Эта пострадавшая перебралась на танкер "Батуми", который, обеспечив все плавзаводы горючим, пойдет в Находку.
Сегодня кто-то сунул ногу между цепью и шестерней на конвейере. Сунул, конечно, случайно, отделался хорошо: успели вырубить электроэнергию.
Разумеется, работа на судне вообще отличается от береговой большим риском, но сказывается, очевидно, не только это, а и чисто нервное напряжение из-за полосы невезения.
Быть в море длительное время трудно. Это знают все. Но, как я убеждаюсь, труднее всего на суднах-добытчиках. Однообразие жизни действует угнетающе, изматывает человека. Гораздо легче торговым морякам, экипажам танкеров. Они нет-нет да заходят в экзотические порты, бывают, хоть раз в два месяца, на берегу и могут, как тут выражаются, "размагнититься". А у нас это самое "размагничивание" происходит взрывами, стихийно. Только этим можно объяснить повышенную возбудимость людей, их несдержанность в выражениях и, наконец, беспричинные ссоры, изготовление кулаги.
Кулага - это довольно густая пенистая жидкость, от одного вида которой может затошнить. Но ее кое-кто умудряется делать и пить пол-литровыми банками. По крепости кулага, как пиво, по вкусу - чуть сладковатая. Таким образом, если уж сравнивать, то одеколон - напиток вполне приличный. Недаром его нет в судовом магазине, и купить его - требуется разрешение высших судовых властей. А власти знают некоторую популярность, одеколона у отдельных забубенных головушек и разрешают его продажу крайне неохотно, даже если он необходим в иных целях. Так, например, долго и мучительно утрясался на партбюро вопрос: выдать или не выдать по флакону тройного женщинам цеха обработки? Одеколон был нужен для растирания рук…
- Нужно выдать, - говорил Борис Петрович, - но, елки-палки, кто может гарантировать, что он пойдет для лечебных целей?
Таких гарантий милому, чудаковатому начальнику цеха, конечно, никто дать не мог, и это он знал лучше всех, так как в крабофлоте он давно, с 1930 года, и уже пять лет как на пенсии. В море он пошел вместе с женой - красивой женщиной, чтобы подзаработать. Старик решил переехать на Запад - так тут обычно называют европейскую часть России, - поселиться где-либо на Северном Кавказе. Ну, пенсии, конечно, на такой переезд маловато. Просить у взрослых детей? Нет, Борис Петрович не хочет "обижать" детей и вот тряхнул стариной.
Кстати, Максим Иванович - крабовар, который частенько зовет меня в свой "кабинет" пофилософствовать о разных разностях, - тоже пенсионер. Он в прошлом офицер, пенсия у него 118 рублей.
- Мне этого, - говорит Максим Иванович, - хватило бы за глаза, но дети…
Дети у него учатся в институтах. Вот он и не гнушается любой прилично оплачиваемой работы.
Его крабоварка расположена на правом берегу - место, всегда окутанное паром и обдуваемое всеми ветрами. Работа у него, как он сам говорит, пригодная и для обезьян, если их обучить нескольким несложным движениям. Но Максим Иванович умеет думать. Он додумался до бамбуковой палки с крючками на конце, с помощью которой гораздо легче сталкивать крабьи лапы в корзины. Подобрал он где-то и куски старого брезента, сделал из него навес, защиту от ветра - "кабинет". А ниже крабоварки расположен цех. Там женщины выбивают из панциря куски крабового мяса. Но если оно недоварено на кухне Максима Ивановича, дело у них идет плохо. Тогда кто-либо из женщин выбегает из цеха и кричит наверх:
- Максимкин, мясо сырое! Недовариваешь, Максимкин!
И тогда он увеличивает температуру забортной воды в крабоварке, открыв чуть больше вентиль подачи пара из котлов.
Вчера мотоботы поймали чрезвычайно мало крабов и возили не полновесные, как обычно, стропа в две-три тонны, а буквально мизер. Их набралось за день около 20 тонн. Вечером я составил сводку и, что делаю ежедневно после рабочего дня, понес ее разным начальникам: химичке, завлову, Борису Петровичу, экономисту и капитану.
Капитан был на мостике и хмуро слушал старшину Сабировича и какого-то парня с подбитым глазом. Говорил больше парень, а Сабирович цокал языком, приговаривая:
- Илья Ефремыч, моя им ладу не знает? С женой беда, ссоры бывают…
Потом парень жалостливо рассказывал, как его поколотили. Это сделали, если верить ему, "кореша помощника старшины за то, что он поссорился с племянником помощника старшины".
Капитан приказал позвать помощника Сабировича, и скоро на мостик поднялся невысокого роста ловец лет сорока.
- Чего же это у вас люди драками занимаются? - спросил капитан, как обычно, тихо, не повышая голоса.
Ловец сказал, что парень этого заслужил, а как все получилось, он якобы не знает.
- По пьяному делу, Илья Ефремович. Когда я пришел, у них в каюте по колено кулаги было.
- Сабирович, - обратился капитан к старшине, - вы руководите больше чем двадцатью человеками и будьте добры учить их не только ловить краба, распутывать сети, но и быть людьми!
Сабирович вновь зацокал языком, забормотал:
- Моя сибя ладу не знает…
Капитан рассердился и велел им уходить и писать объяснение.
Я почувствовал, что нервы у капитана на пределе и что как это нелегко быть капитаном и директором одновременно.
- У вас что, Сергеич?
Я подал ему сводку. Он поглядел на нее краем глаза и вдруг порвал ее.
- Извините, но тошно глядеть на такие уловы!
Он стал ходить взад-вперед, размышляя о своем, потом неожиданно сказал, что видел сон, видел во сне последний день путины.
7
Сегодня утром проснулся очень рано, потому что сквозь сон почувствовал холод. Оказывается, что Сергей, рабочий день которого начинается в четыре утра, открыл иллюминатор, и в каюту врывался сырой промозглый воздух. По причине тумана мотоботы не смайнали за борт сразу, как обычно, и одетые в свои оранжевые рыбацкие робы ловцы дремали кто где, прямо на палубе. Прикрыв иллюминатор, я тоже задремал вполглаза и не услышал, скорее почувствовал за переборками легкий гул и всплески воды - мотоботы вновь упали в море и пошли за крабом. С уловом они стали возвращаться на диво рано, в седьмом часу. Из динамика раздался голос Бориса Петровича:
- Внимание! Приемщику краба срочно на рабочее место.
Наспех одевшись и не умываясь, я помчался на палубу. У борта плавбазы, покачиваясь, уже стояло несколько мотоботов.
- А раки есть, - сказал Вира-майна Федор. - У кого перетяга, у кого две, и хорошие стропа!
Стропа потянули более чем по две тонны. Неужели пошел краб?
Краб действительно пошел. Мотоботы возили его до самой темноты и в общей сложности привезли около 80 тонн.
И вот что интересно, нет краба - плохо, есть - тоже что-то не то. Дело в том, что вчера всем пришлось поработать от души и многие устали, особенно на заводе. Завод работал с 10 утра до 4 часов следующего дня. Ловцы были, как тут выражаются, в морях по 15-16 часов. И не знаю, как в ловецком цехе, а Борису Петровичу досталось. К нему с самого утра началось паломничество, приходили с заявлениями об увольнении. А тут каждый человек на счету…
Странное все-таки существо человек. Буквально несколько дней назад мастеров ругали все сезонники, потому что нет работы и, значит, нет заработка. Но вот началась работа до седьмого пота, можно делать по две-три нормы, и… хотя можно понять и людей. В море тяжело! И здоровье нужно иметь как у летчика-испытателя или у космонавта. Буквально два часа назад у Бориса Петровича был парень. В прошлом он ловец и с полгода назад сломал ногу. Выписавшись из больницы, он добился того, что его взяли на путину. На мотобот его не пустили, предложили ему "процесс" на заводе. Работал он до вчерашнего дня, а затем, когда пошел краб, у него опухла нога. Пришел к Борису Петровичу увольняться. Борис Петрович сидел унылый и злой.
- О чем вы думали, когда просились на путину?
- Да я думал…
- Я тоже думал, когда брал вас на работу. Но вы меня уверяли, что все в норме с вашим здоровьем, а теперь… Кем я вас подменю? Вы меня поймите правильно.
- Возьмите кого-либо из "бич-бригады".
Но "бич-бригада" стала с гулькин нос. Из нее всех, кто испытывал хоть малейшее желание работать, уже забрали. Остались закоренелые лентяи и среди них знакомый мне франт. Они трудятся ни шатко ни валко, подвязывая кончики к грузилам и наплавам, не очень заботятся о выполнении нормы.
Как-то я видел: к ним подошли девушки, заговорили:
- Привет лентяям!
Они промолчали.
- Слушай, - сказала одна из девушек, обращаясь к франту, - здоровый ты, однако, бугай!
Франт на палубе не был похож на франта: засоленная, рваная фуфайка, стоптанные старенькие ботинки, и на голове шапка, которую выбросил один из ловцов, и цветная рубашка-ковбойка нараспашку.
А может, он не лентяй от природы и не пьяница? Не пил же он тогда в нашей каюте. Может, у него нет сил, здоровья. Наконец, возможно, он не нашел места своего в коллективе и теперь вынужден кантоваться в "бич-бригаде", молча выслушивать жестокие насмешки девушек
8
День выдался сырой, холодный, и просто не верилось, что на небе существует солнце. И был день длинный-длинный, быть может, потому, что мотоботы привозили краба понемногу: привезут, завод переработает его, и опять ожидай. Последний мотобот под номером один пришел с моря в двенадцатом часу ночи и привез несколько сот килограммов, а думали, что он привезет тонны три. Борис Петрович просто рассердился:
- Из-за этой кучки крабов в ожидании был целый завод?
Вообще первый мотобот, который тут начиная от трюмных людей и кончая штурманами на мостике называют "азик", невезучий. Вот сегодня он вышел в море со всеми и до обеда "гонял кашу", то есть блуждал в тумане и никак не мог найти свои вешки. Когда нашел, много времени было уже потеряно. Оттого он вирал сети чуть ли не до полуночи.
- Команда на "азике" недружная, - говорили на палубе. - Туда всегда такие ловцы подбираются как нарочно. Вон Вира-майна Федя знает, он в прошлом году был на "азике" старшиной и как ни старался, а плана не взял.
- Чего же это вы, Федя? - спросил я, и он смутился.
- А-а, Сергеич, что в море можно сделать, когда на борту не команда, а так? Бывало, выйду с ними - туман, и гляжу во все гляделки. Где вешки? Нет вешек. А кто из команды увидит, так не скажет. Для них лучше кешу гонять, чем краба выбивать.
Чтобы были понятнее эти слова Федора, надо добавить: он, к сожалению, близорукий, но, как все люди из простых, очки надевает редко, стесняется бывать в них на людях.
К обеду туман слегка рассеялся, потеплело, кончился прилив, и матросы, свободные от вахты, стали ловить рыбу с кормы и около полубака. Клевала мелочь - камбала граммов на триста, иногда попадались бычки. Больше всех везло нашему боцману - молодому парню с рыжими усами. Около его ног была целая куча плоских, словно лепешки, рыбок. Я подошел к нему и поздравил с отличным клевом. Он небрежно махнул рукой, стал рассказывать про рыбную ловлю около Шикотана. Ему однажды там попался приличный палтус, и он один не мог удержать леску, позвал на помощь. Но и четырех рыбина тянула, будто трактор. Однако они управились, вытащили палтуса на поверхность и тут его убили багром с резервного мотобота.
- А здесь не попадаются такие?
- Нет, здесь вообще плохо клюет, хотя бывают дни - закачаешься!
Около судна летали чайки, нудно кричали. Я где-то читал, что чайки кричат, как мартовские коты, поэтому прислушался. Нет, противный, скрипучий крик, и только. Я решил, что тут другая порода чаек и вдруг отчетливо услышал мяуканье рассерженной кошки. Оказывается, по-кошачьи кричат наиболее крупные чайки, а мелочь - та просто поскрипывает.
Возвращаясь на свое рабочее место, я заглянул на вешала. Распутчики орудовали вовсю, разбирая большие кучи сетей. Анна, бригадир распутчиков седьмого мотобота, позвала меня и, перемежая обычные слова с площадными, начала жаловаться:
- Мы валимся с ног… Уже двадцать часов на вешалах… Смотри… какие у всех руки. И все оттого, что дураки ставят сети. Одни жваки…
Я молча выслушал ее, проявил терпение, потому что ей надо было просто выговориться. Отругав всех, кто имеет к сетям и к их постановке хоть отдаленное отношение, Анна обрушилась на себя, на свою глупость, которая толкнула ее - уже в который раз - работать на путине.
- Идиотка, на берегу тепло, цветы, птицы, не качает, семичасовой рабочий день, кино, театры и бульвары, а нет! Подалась снова на путину. Да еще и близнецов прихватила.
Так она говорила, а я знал, что она закоренелая рыбачка и любит море и работу, в которой она достигла совершенства. Анна распутывает сети легко, словно играючи, без всякого напряжения.
Она выучилась распутывать сети, а другого ничего делать не умеет. И если она начнет заниматься чем-то другим, у нее будет получаться во сто раз хуже, и это вряд ли ее устроит. Хотя всему можно научиться и во всем достичь совершенства. Конечно, я имею в виду обычные человеческие профессии, а не исключительные: живопись, литературу и тому подобное.
В обед пронесся слух: резервный мотобот якобы пошел на соседнюю плавбазу, где лежит наша почта. Все засуетились, потому что связи с берегом не было уже больше месяца. Одни ждали писем, другие - посылки. Слухи оказались правдой.
Около окошечка судовой почты собралась большая толпа и вела себя тихо. Начальница почты, она же по совместительству продавщица в ночном буфете, громко объявляла фамилии и передавала письма. Я знал, что меня дома не забыли, но в толпу не полез из-за органической нелюбви к очередям. А тут еще пришел Федя и сказал - у борта колхозный сейнер с крабом, и я пошел принимать. В это время уже кое-какие мотоботы висели на "балыках". Они отвирались.
Приняв колхозный краб и выписав команде МРС квитанцию, я услышал разговоры на палубе. Оказывается, у "азика" и еще у какого-то мотобота неизвестные отрезали часть зеленых сетей. Пострадавшие считали - это дело колхозников. Старшина в японских сапогах кипятился:
- Они у нас, мы завтра у них. Это точно!
И, наверное, это наши ловцы сделают: здесь иногда восстанавливают справедливость по принципу "око за око"…
Вира-майна Федя - уж на что, как мне кажется, честный человек - признался мне как-то, что в прошлом году он принял все тот же злополучный "азик", стал старшиной мотобота, у которого украли половину сетей, и сделал несколько пиратских набегов на чужие поля.
- Так нечестно это, Федя!
Он отвечал, что брал с каждого поля понемногу, короче, с миру по нитке - голому рубашка!
- А если бы поймали?
- Пришлось бы платить. Вот на соседнем плавзаводе поймали один мотобот на таком деле и припаяли старшине пять тыщ из своего кармана. Он до сих пор выплачивает, вторую путину… а что ему остается делать?
Попутно я поинтересовался у Феди, не знает ли он, откуда пошло выражение "гонять кешу"? Он пояснил, что это, как он слышал, старое морское обозначение безрезультатных поисков чего-то в тумане. Так "гоняли кешу", или иначе, кита, кашалота, в старину порою сутками, в условиях плохой видимости, и до тех пор, пока не убивали добычу гарпуном.