Эрес, скрывая волнение, внимательно осмотрел подвижные части веялки, заглянул в поддон - все шло, как надо. Тетушка Тос-Танма тоже обошла машину со всех сторон, даже взяла с выкидного грохота горсть натрушенной половы, провеяла в руках, по-хозяйски проверяя, нет ли в ней зерен. Нет, зерен на ладонях не осталось, значит, все в порядке.
- Как новенькая, тьма-тьмущая! - Заключила она и, довольная, засмеялась, отчего ее грудь, обнаженные плечи заколыхались. Глаза тетушки Тос-Танмы куда-то исчезли, на их месте искрились лишь узкие щелки, а лицо... Широкое лицо ее сияло той радостью, которую может испытывать только человек, до бесконечности добрый к людям, глубоко уважающий их труд и умение.
- То-то удивится наш почтенный Кончук! - Она миро прищурилась: - Ему ведь все время мерещатся трудности. Теперь с зерном за два-три дня управимся, как считаешь?
Эрес ликовал. Еще бы! Ведь он пустил в ход две зерноочистительные машины, одна из которых завтра заменит десяток девичьих рук. Сейчас он испытывал к девушкам нежность. Жаль, что их нет... "Вот тебе и забыл родной язык", - вспомнил он, как уколол его старик с таволожкой во рту. Нет, он ничего не забыл за время службы на границе: ни языка, ни обычаев, ни почтения к старшим. Наоборот. Он, Эрес, многое там приобрел, многому научился - настойчивости и трудолюбию, по крайней мере. Вот и тетушка Тос-Танма им довольна. И глядит ласково, смеется.
- Конечно, управимся, - невольно волнуясь, ответил Эрес. Подошел к рубильнику, небрежно оттянул рычажок.
Веялка вздрогнула и замерла. Навес наполнился тишиной.
Тетушка Тос-Танма заглянула в глаза Эреса, по-приятельски улыбнулась ему всем своим счастливым широким лицом и предложила:
- А что, сынок, пойдем-ка в гости ко мне. Поужинаем. После таких трудов надо подзаправиться.
Эрес в знак согласия мотнул головой, вслух же скромно заметил:
- Ну, какие там труды...
По дороге домой тетушка Тос-Танма рассказывала:
- Наш колхоз мог быть и лучше. Чего нам, тьма-тьмущая, не хватает? Земля хорошая, скот есть, государство помогает... Люди как люди... Только руководи нами как следует. А вот на председателей нам не везет. Несколько сменилось.
Эрес внимательно слушал, ни о чем не спрашивал. Впрочем, он уже заметил, что тетушка Тос-Танма если разговорится, то выложит все по порядку.
- ...Кончук наш не из ретивых, - продолжала исповедоваться Тос-Танма. - Не из ретивых, но с норовом. И с каким еще, тьма-тьмущая! А дойдет до дела - ниже травы. Так и ждет указаний да приказов сверху. Ответственности боится - вот что!
Тетушка Тос-Танма шумно вздохнула:
- Входи, сынок. Входи.
Тос-Танма жила одна, и это сразу было заметно. Стол накрыт белой узорчатой скатертью. Койка, хоть и простая, железная, но убрана со всей тщательностью тувинской вековухи. Несколько ширтеков на полу.
Эрес нисколько не удивился, когда вместо стульев увидел надежно сработанные дубовые табуретки. На стенах в лаковых рамках несколько фотографий. В комнате чисто, уютно, весело. Хозяйка дома, как понял Эрес, любила порядок не только в работе.
Тетушка Тос-Танма налила воды в глиняный рукомойник и заставила своего гостя как следует умыться. Сама же только сполоснула руки и с невообразимым для ее фигуры проворством забегала из небольшой, отгороженной от комнаты дощатой перегородкой кухоньки в пристроенную к дому кладовку и обратно. Уже шумел примус, что-то шкворчало, запахло вкусным, домашним.
- Подожди, Эрес, я сейчас... - приговаривала хозяйка всякий раз, проскальзывая мимо гостя. - Я сейчас...
Тетушка Тос-Танма угощала со всей щедростью и вниманием любящей матери. На столе появилась жареная баранина, вкусный мясной бульон с мелко наструганной печенкой, чай с молоком, лепешки. У Эреса даже в горле защипало от такого изобилия. Но он дождался, когда тетушка первой сядет за стол. Так велит обычай.
Она хоть и уговаривала Эреса не дожидаться ее, но в душе была рада, что он не послушался.
- Будем есть, сынок!
Эреса не надо было подгонять. Он с удовольствием принялся работать вилкой, ложкой... Все так вкусно! После того как первый голод был утолен, тетушка Тос-Танма поинтересовалась, у кого Эрес остановился квартировать. Когда Эрес сказал, что хозяева отдали ему кровать, на которой спали их дети, тетушка с готовностью воскликнула:
- Живи у меня. Обижать детей нехорошо.
- И я так думаю.
- Твои хозяева очень добрые, никому ни в чем не отказывают. Тарга знает, у кого легче пристроить человека. А ты будь совестливее.
Эрес покраснел. Но ведь он в колхозе только второй день. Тетушка должна его понять.
После ужина Эрес решил пройтись по селу.
Ему встретился мужчина с крупными прокуренными зубами, он ехал верхом. В руке держал длинный шест. Вчера на току девушки называли его Шырбан-Коком. Эрес узнал от них, что Шырбан-Кок пасет коров, принадлежащих жителям села.
Шырбан-Кок торопливо спешился и поздоровался с Эресом за руку.
- Ну как, дунмам, уже приступил?
- На току работаю.
- А как с жильем?
- Пока что...
Шырбан-Кок с деланным смирением проговорил:
- Зайди, дунмам, ко мне. Чайку попьем. Я, оказывается, знаю твоих родителей. - На Эреса смотрели притаившиеся под густыми бровями чуть раскосые глаза. Было в них что-то пугливое и вместе с тем зоркое. Не дожидаясь ответа, старик степенно повел коня за повод. Эрес пошел позади.
Дом Шырбан-Кока, словно замок, со всех сторон обнесен каменной, почти в рост человека стеной. Поверх стены два ряда колючей проволоки.
Вокруг кирпичного дома и по углам дворовых стен зеленеют тополя. Тяжелая, на массивных кованых петлях дверь-калитка открылась натужно, со скрипом. Залаяла огромная собака. Она, как бешеная, стала носиться вдоль проволоки, протянутой от крыльца до стены. Совсем близко увидел Эрес клыки, налитые кровью глаза. Казалось, вот-вот разверзнется пасть степного волкодава и - сомкнется...
Эрес попятился, осторожно пошел вслед за хозяином. Пес преследовал его яростным лаем.
- Не бойся, дунмам, она не кусается, - услышал он вкрадчивый голос Шырбан-Кока. - Она у меня, дунмам, ученая. Знает, чужие ко мне не ходят... Тэ-сссе, Эгер, тихо! Не видишь разве, хозяин пришел.
Пока Шырбан-Кок привязывал коня под навесом, Эрес переминался у крыльца. На душе вдруг стало неспокойно, нехорошо как-то. Подумал: "Пес не простой, вышколенный. Сразу видно".
Оглянувшись на калитку, Эрес увидел, что она, кроме железного засова, может припираться еще толстым бревном, подвешенным наподобие колодезного журавля и одним концом упирающимся в глубокую оцементированную яму.
- Входи же в дом, Эрес Оюнович! - как во сне услышал голос Шырбан-Кока, тяжело переступая ступеньки крыльца.
В доме - тихо, сумрачно. Хозяин вошел, никому не сказав ни слова. Эрес поздоровался с хозяйкой и в ответ получил только легкий кивок. Старик, сидевший в задумчивости на кошме в углу комнаты, служившей гостиной, и вовсе ничем не показал, что видит незнакомого человека. Он коротко взглянул на Эреса, собрал на своем землистом лице бесчисленное множество морщин и снова разогнал их, безразличный ко всему.
- Это мой отец, - пояснил Шырбан-Кок. - Глухой. Совсем не слышит, будто нет у него дыр в ушах. - Шырбан-Кок жестом пригласил Эреса сесть на табуретку и, не давая опомниться, заговорил сразу о другом.
- Да, Эрес Оюнович, нелегко привыкать к новому месту, где нет ни родных, ни знакомых.
- Это верно, - согласился Эрес. - Но ведь я молод, как-нибудь обвыкнусь. Только вот с жильем у меня не совсем хорошо.
- И это устроится! - Шырбан-Кок, видимо, понял, что в Агылыг парень приехал с твердым намерением обосноваться здесь прочно и надолго. Почему-то обвел тяжелым взглядом комнату, остановил его на жене и сказал:
- Вот он, тот человек. Вчера я тебе о нем рассказывал. - И перевел взгляд на Эреса: дескать, извини за болтливость.
Жена Шырбан-Кока, по-прежнему стояла потупясь, избегая взгляда Эреса. Потом взглянула на него как-то невесело, опустив уголки губ, пытаясь изобразить улыбку:
- Поок, так это и есть сын тех стариков? Они жили с нами по соседству в устье Агылыга. Тогда, правда, мы были еще молодые.
- Да-да, он, жена.
- Потом они перекочевали в Шивилиг.
- И у них появился ребенок, - добавил Шырбан-Кок и вздрогнул под взглядом сурового отца, словно не в меру болтливый школьник. - Это единственный сын тех стариков, жена, - поправился он.
- Мужчиной вырос, - избочь взглянув на гостя, продолжала хозяйка, разливая чай. - Такой же, как наш Угаанза.
Эрес поднял подвинутую к нему пиалу, ответил тихо:
- Мать давно умерла, отец - три года назад, когда я в армии служил.
- Поок, бедные!..
Сказав это, хозяйка удалилась на кухню.
За разговором Эрес не заметил, как к нему подсел старик, которого Шырбан-Кок отрекомендовал глухим. Лицо у него было плоское, сморщенное, как высохшая лепешка. Обращаясь к хозяину дома, Эрес сказал:
- Я, кажется, знаю вашего отца.
- Нет человека, который бы не знал его! - воскликнул он поспешно. - Места нет, где б он не побывал! - Шырбан-Кок закончил хриплым смешком, в котором нельзя было не уловить злобной нотки.
- Раньше, когда учился в школе, часто видел его, - добавил Эрес. - Старик вениками торговал.
- Верно, он и сейчас этим занимается.
- Старости не поддается...
- Силы, правда, не те, что прежде. Но еще и сейчас его веником можно отхлестать любого...
- Мы тогда его называли Мыйыс-Кулаком.
- Он же глухой. Когда слушает, то прикладывает к уху рог. Потому и Мыйыс... Это верно.
Шырбан-Кок наклонился к старику и прокричал ему в самое ухо:
- Этот парень говорит, что знает тебя.
- А-аа? - Старик поморщился. Не спеша достал из-за пазухи коровий потрескавшийся рог, приложил к уху.
Шырбан-Кок повторил, наклонившись к раструбу, такому же желтому, как и лицо его владельца. Старик вяло улыбнулся, широко растянув тонкие губы.
- Будет работать в колхозе.
Лицо старика стало каменным. Казалось, он полностью ушел в какие-то свои раздумья. Святой, да и только!
- Вот что значит глухота, - сокрушенно заметил Шырбан-Кок, не забывая при этом отхлебывать чай. - Скажи ему, что его собираются убить, - все равно не расслышит, бровью не поведет.
В этом глухом старике, всем своим видом напоминавшем отвергнутого людьми схимника, Эрес действительно узнал Мыйыс-Кулака. В райцентре, где Эрес учился в семилетней школе, часто можно было видеть этого всегда углубленного в себя, с рыскающими глазами человека. Он разъезжал по улицам на повозке, доверху набитой типчаковыми метлами, вениками. Чаще всего он останавливался у магазина или столовой. Разложив свои немудрящие поделки поверх брезента, которым накрывалась повозка, терпеливо ждал покупателей. При этом он то и дело вытаскивал из-за пояса коровий рог и прикладывал его то к одному, то к другому уху. Местные жители, приезжавшие по делам с дальних сторон араты жалели работящего старика, покупали его товар.
При виде смиренного Мыйыс-Кулака, словно бы соревнуясь друг с другом в почтительном отношении к старости, спешили разобрать веники. Случалось, что кто-нибудь из них замешкается в поисках денег, так Мыйыс-Кулак тут же смекнет, в чем дело, - отдавал товар в долг, приговаривая: "Да ведь и стоят-то они, считай, ничего, в другой раз..." Беден, но горд. А иные поговаривали даже, что Мыйыс-Кулак вовсе не глухой, а только притворяется.
Однажды один из сорванцов-мальчишек решил проверить, действительно ли Мыйыс-Кулак так уж глух, что совершенно ничего не слышит. Подкрался к повозке и только протянул руку, чтобы взять типчак, как тотчас получил затрещину. И ударил его Мыйыс-Кулак не чем иным, как тем самым рогом, без которого он казался совершенно беспомощным.
И вот теперь судьба снова свела Эреса с этим стариком. Правда, с того времени Мыйыс-Кулак заметно сдал, его борода стала совсем белой, но в общем-то был таким же, каким Эрес помнил его со школьных дней. То же широкое, в мелких морщинах лицо. Бегающие глаза, те же лошадиные зубы...
После чая Шырбан-Кок сказал, как бы продолжая разговор:
- Ладно, Эрес. Если хочешь, переходи жить к нам, - он указал на комнату, расположенную направо от входной двери. - Там есть постель. Иногда на ней спит Угаанза. Но дома он бывает редко, все где-то пропадает. Молодежь... Свобода и неповиновение родителям... Ну, а если эта комната не понравится, можно и другую подыскать.
Эрес согласился. В конце концов почему бы ему не поселиться у Шырбан-Коков! Здесь ему будет спокойно: детей нет, Угаанза, если верить хозяину, шатается вдали от родительского дома. Что до Мыйыс-Кулака, то ему, Эресу, дела до него нет. Прежние догадки о его притворстве, вероятнее всего, досужая сплетня... А если, паче чаяния, она окажется правдой, он первым узнает об этом... Однако ночевать у Шырбан-Коков Эрес не остался. Не хотел обижать прежних хозяев - уйти, не сказав ни слова.
Шырбан-Кок проводил его за калитку. Пожелав спокойной ночи, трижды повторил: "Жду завтра".
Эта настойчивость и радовала, и пугала Эреса. Вообще в голове у него бродило что-то недодуманное, неясное, противоречивое. Почему он отказался от предложения тетушки Тос-Танмы и ни с того ни с сего согласился поселиться у Шырбан-Коков? Почему пренебрег уютом одного дома, предпочел другой, в котором есть что-то настораживающее. Было такое ощущение, будто после теплой бани оступился в овражек с мутной водой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Работа на току, как и рассчитывал Эрес, была закончена в три дня. Помогла веялка с электрическим приводом. Девушки едва успевали засыпать ведрами зерно. Правда, шум от машины был такой, что даже настырные воробьи не осмеливались близко приближаться к току и довольствовались мошкарой в кустах караганника. Мотор был явно не по веялке, и она вся содрогалась - тугая струя зерна била из нее горным ручьем. Эресу казалось, что теперь все должно пойти без заминки.
Но тут начались новые испытания. И для девушек, и для Эреса, и для тетушки Тос-Танмы. Они уже привыкли работать вместе, сложилась дружная бригада, почему бы и впредь им не работать вместе.
Когда с очисткой было покончено, девушек вдруг перебросили на молочнотоварную ферму. Самое, видите ли, время привести ее в должный вид: пока коровы на чайлагах, очистить помещения, убрать навоз. Эреса же и тетушку Тос-Танму оставили на прежнем месте - ждать нового урожая.
Словом, Эреса таргалары мыслили себе как механика и главного распорядителя работ на току, а тетушку Тос-Танму - его помощницей.
Само по себе новое положение льстило Эресу, настроило его на деловой лад. Но девушки... Когда их разлучили с тетушкой, а затем с фермы отправили на сенокос, возмутились.
- Что за порядки! - наперебой кричали они. - Все работают побригадно, а мы... Как овец гоняют туда-сюда.
Эрес сожалел, что лишается общества веселых работниц. Но что делать? "Личные интересы не всегда совпадают с общественными", - сказал бы тарга Кончук.
Перед выездом на остров, образованный двумя протоками Улуг-Хема, где были сенокосные угодья, решили всей бригадой, так неожиданно сдружившейся и так же внезапно распавшейся, сходить в колхозный клуб.
Вечер выдался тихий, с жарким закатом. Вернувшись после работы в дом Шырбан-Коков, Эрес наскоро поел, до блеска начистил сапоги и отправился в клуб, возле которого уже толпился и стар и млад. У дверей киномеханик продавал билеты. Он же был и за контролера. Как обычно, механика окружила орава вездесущих мальчишек. Некоторые из них честно просили пропустить их без билета, большинство же всеми правдами и неправдами пробовало проникнуть в клуб. Они прятались за спины взрослых, пытались пройти с независимым видом. Но, как ни старались, хитрость не удавалась: у механика был финансовый план...
- Билета нет - кина нет...
Войдя в клуб, Эрес некоторое время стоял, прислонившись к стене: все скамейки были заняты. Предусмотрительные сельчане приносили с собой табуретки.
- Идите сюда! - услышал Эрес звонкий голос Бичииней... - Есть место.
Сидевшие стали оборачиваться, разглядывая Эреса. Девушки смотрели с нескрываемым интересом, парни - испытующе, даже враждебно. Слегка сутулясь, он прошел вдоль стены и свернул к тому ряду, где сидели его напарницы.
Показывали "Чапаева". Но движок без конца барахлил, зал сотрясался от грохота и свиста неугомонных мальчишек. Из кинобудки, стараясь перекричать сидевших, гремел голос механика:
- Спокойно. Идет ремонт.
Примерно на третьей части киноленты движок выстрелил и смолк. На этот раз окончательно. Как ни изощрялся киномеханик в своих попытках завести злополучную машину, ничто не помогало. Люди выходили на улицу покурить, все еще надеясь досмотреть фильм, но потом, видя беспомощность киномеханика, стали постепенно расходиться.
Сам механик взобрался на сцену, в сердцах поднял кулаки и объявил, что картина будет показана завтра, билеты действительны.
Еще не смолкли голоса зрителей, как местный затейник в клетчатой распашонке и брюках-дудочках растянул цветастые мехи старенького баяна, наигрывал нечто среднее между вальсом и фокстротом. Закружились пары...
Эрес присел на скамейку у стены. Мимо с ветерком проносились танцующие. Время от времени его колен касалось платье неудержимо кружившейся Бичииней. Она словно нарочно старалась быть поближе. Но это не трогало Эреса, просто он не обращал на нее внимания. В душе даже жалел ее, совсем девчонка. Он следил за Долааной: с кем она водится, как ведет себя с парнями. Долаана спокойно танцевала со всеми, кто ее приглашал.
Уже к концу вечера Эрес решил пригласить Долаану. Он давно не танцевал, поэтому боялся показаться неловким.
Долаана легко, непринужденно положила руки на плечи Эреса, и они закружились... С непривычки перехватило дыхание, замелькали в глазах чужие разгоряченные лица, потом все стало на свои места. Тонкие пальцы Долааны - вот они, на его плечах. Если чуть повернуть голову в сторону, можно их видеть. Она улыбалась, блестели ровные зубы. Черные, чуть раскосые глаза смотрели на Эреса спокойно, доверчиво, и от этого взгляда уже никуда не уйти...
Ему ни о чем не хотелось спрашивать Долаану. Вот так бы и танцевал с ней всегда. Но баян вдруг умолк. Затейник в клетчатой распашонке галантно поклонился и сказал:
- Спасибо за внимание! Пора бай-бай, завтра трудовой день. Страда!..
Молодежь неохотно стала расходиться. На улице слышались песни. Эрес хотел проводить Долаану до дому. Но тут, откуда ни возьмись, появилась Бичииней. Она была совсем некстати. Пошли втроем. Сзади раздался конский топот. Двое парней, гремя стременами, лихо проскакали мимо, громко распевая:
На приволье перелеска
Мой лихой скакун пасется.
Моя милая жестока,
Не оглянется, смеется...
И стройна, да жаль, строптива,
Как скакун бежит от кнута.
Быстронога, белолица,
Жаль, характером крута.
Песня затихла вдали. Бичииней проворчала:
- Эти табунщики как сядут на коней, так мир для них на том обрывается.
- А ведь ладно поют, - возразила Долаана. - Только в самодеятельности не хотят участвовать.
Они остановились возле дома Бичииней.
- До свидания, Эрес! - Она сжала его руку и, вскинув голову, добавила: - Долго не увидимся.
В калитке мелькнул ее белый платок.