Глава 29
Зотов никогда не думал, что можно вот так кайфовать одному в полупустой квартире. Почти без мебели: раскладной диван ни в счет, на нем все равно можно только сидеть, да и то устроившись в продавленной ложбинке, стола нет в принципе, вместо него табуретка покрытая газеткой, и трехстворчатый шкаф с зеркальной серединой. Ремонт сделан не до конца: пришлось выгнать халявщиков – хохлов, решивших под шумок устроиться на зиму в квартире с удобствами. Зотов посмотрел на свое отражение в дверце шкафа: старые треники, майка с оборванными рукавами и шапка из газеты, прикрывающая обозначившуюся лысину. Старый мужик с покоцаной рожей. Впрочем, шрамы были заляпаны побелкой, которую он соскребал с потолка в коридоре. Вещи, которые он прихватил из дома, он сложил в отремонтированной спальне. Там и спал ночью, раскинувшись на пушистом ковровом покрытии и подложив под голову свернутую куртку на гагачьем пуху. Там и пришло к нему неожиданное состояние покоя и уверенности. Проснувшись первый раз поутру в этой квартире, он не поверил своим ощущениям: ничего не болело, спина не затекла, а в голове была полная ясность. Как в детстве, когда он жил здесь с родителями.
Зотов решил для себя, что доскоблить потолок именно сегодня – дело чести. Завтра пятидесятилетие его зама, Петра Кислова, и он впервые после больницы будет пить водку. В количестве одна рюмка в час, что называется, как доктор прописал. Классный мужик этот доктор, реально смотрящий на мир. "Водка, секс и скандалы – дозировано. Можно, с увеличением объемов, но только по согласованию со мной. И не раньше, чем через месяц", – сказал он ему при выписке. Про то, что он, Зотов, будет лазить под потолком, разговора не было. Поэтому Зотов и разрешил сам себе эту нагрузку. Он стоял на стремянке, скреб по потолку шпателем и думал. На сегодняшний день он почти безработный. Точнее, с понедельника. Он даже не ожидал, что уходить будет так тяжело. Вдруг в последний момент ему стало не все равно, кто придет на его место. И он стал с жаром отстаивать кандидатуру Кислова. И опять вдруг понял, что его никто и не слушает. У них уже свои планы. Он уже для них в стороне. Не свой. И пусть не лезет. И он отступил. Но дела передавал ему, и. о. директора Кислову. Не выходил из головы и сегодняшний разговор с Петром. Ему кто-то оказывается, уже звонил, просили о встрече, туманно так намекая на происшествие с ним, с Зотовым. Что хотели? Пока поговорить. Но Зотов сразу догадался, что история та, годовалая, с Судняком в главной роли. Вызывал Беркутов Судняка в прокуратуру, вроде как свидетелем, хотя подозревали они его. А тот предоставил алиби на весь день, да еще и на предыдущий. Не подкопаешься. А брата его, мужа Арины, который, как чувствовал Зотов, очень мог быть причем, как притянешь? Он к заводу и к Зотову и вовсе никакого отношения не имел. У него своя фирма, свои дела. Зотов вспомнил, что так и не позвонил Беркутову и не рассказал разговоре с Кисловым. "Ближе к концу рабочего дня позвоню", – решил он и тут услышал, что в замке поворачивается ключ. "Этого не может быть! Ключи только у меня. Если только хохлы мои себе дубликат сделали", успел подумать он, спускаясь со стремянки.
На пороге стояла его жена. В шубке и сапожках на высоком каблуке. В руках Татьяна держала объемистый пакет.
– Ты что тут делаешь? Откуда у тебя ключи от маминой квартиры? – Зотов не собирался с ней церемониться. То, что она кричала ему вслед, когда он уходил из дома, все еще помнилось.
– Лешенька, они у меня всегда были. Тут же нужно было время от времени хотя бы пыль вытирать, комнаты проветривать.
– Зачем ты пришла? – повторил он, не обращая внимания на ее ласковый тон.
– Как у тебя грязно! Твои рабочие что, даже ремонт не доделали? Как же ты живешь, прости меня? Ты так привык к чистоте и комфорту.
Зотов удивленно на нее посмотрел. Он как-то никогда над этим не задумывался. Да, у них в доме пыль по углам не клубилась. Стояла удобная мебель (это, что ли, комфорт?). Но нужно ему это было? Похоже, если бы Татьяна в один момент перестала мыть полы, он бы и не заметил. Ну и ну!
– Ты ко мне по делу? Кстати, ключи верни, – он протянул руку ладонью вверх.
– Ты не разрешишь мне их оставить? Почему? Я, наверное, тебя не очень поняла, когда ты уходил: ты ведь только на время? Я понимаю, нам нужно отдохнуть друг от друга. Но в добрых отношениях мы можем остаться?
– Можем, почему нет? Только при одном условии: я тебя не буду видеть. Ты хоть помнишь, что ты мне наговорила?
– Ну, дорогой, ты сам напросился. Нельзя же вот так, резко, собраться и уйти. Ты вывел меня из себя, может быть, я и сказал лишнее.
– Нет, Таня. Как раз лишнего ты мне и не сказала. Давай не будем возвращаться к этому разговору, – поморщился он, – Уходи.
– Возьми хотя бы пироги. Мама пекла. Я тут еще коньяк прихватила. Думала, что посидим…
– Нет, не посидим! И забери свой пакет, – почти крикнул он, глядя, как Татьяна ставит его на пол.
– Дикий ты, Зотов! Не цивилизованный! Да еще и лопух к тому же. Говоришь, окончательно от меня и сына ушел? Так?
– Я от сына не отказываюсь. Будет учиться дальше – буду оплачивать. А нянькой ему быть не хочу. Не начинай опять о сыне, о его несчастной доле, и обо мне, никудышном папаше. Не повторяйся.
– А ты ему, собственно, и не отец.
Зотов замер. Медленно поднял глаза и посмотрел на Татьяну.
– Да, он не твой, что ты на меня так уставился, Зотов! Ты же даже ребенка не смог сделать с работой твоей! Ты даже обследование пройти отказался, вспомни! Сколько лет я ребенка ждала? Что мне оставалось?
– Кто отец? – Зотов был спокоен.
– Да какая тебе разница? Ты ведь Петрушу не любил никогда, только деньгами откупался.
– Кто отец? Ты с ним долго встречалась?
– Долго, Зотов, долго. Он любовник был хороший. Потому и не бросала.
– Зачем же со мной жила?
– Так у него денег не было ни шиша! – весело сказала Татьяна.
– А я, лох, работал еще и на него?
– Ладно, Зотов! С тебя не убыло. А что, Петруша тебе никого не напоминает? А? Подумай?
– Говори.
– Федорович на самом деле наш сын. И фамилию мог бы носить – Курлин, – Татьяна с торжеством смотрела уже на бывшего мужа.
– Этот? Да, Петька действительно на него похож, ты права. Был похож. Так это ты Курлина отравила? Что, мешать начал?
– Зотов, ты спятил?! На кой ляд мне это надо было? – Татьяна осторожно отступала к двери.
– Знаешь, Таня, а дело еще не закрыто. Может, признаешься? – Зотов и сам себе не мог объяснить, зачем он это говорит. Но ему почему-то на миг захотелось, чтобы это оказалось правдой.
– Ты точно больной, Зотов! Я ухожу. Пошел ты со своими домыслами, знаешь куда? – и она захлопнула за собой дверь.
"Ну вот, есть еще, что рассказать Беркутову. Только не говори, Зотов, что ты не догадывался, что Петька не твой сын! Но Курлин! Вот тебе и тихий омут. Впрочем, все к лучшему. Я рад. Мне стыдно, но я рад, что она мне все рассказала. Я вышел из тюрьмы. И никаких обязательств!" – Зотову захотелось с кем-нибудь поделить этой новостью. Он не чувствовал себя обманутым или обиженным, он чувствовал облегчение. И знал, что есть хотя бы один человек, который его поймет. Он знал его историю. От Матвея Роговцева. В свое время Егор Беркутов вот также скинул с себя надоевший брак. А сейчас счастлив.
Зотов отыскал в кармане куртки телефон и набрал номер прокуратуры.
– Егор Иванович? Нам нужно встретиться. Да, есть новости. Хорошо, я подъеду к пяти. До встречи.
Глава 30
Матвей никак не мог понять, что с ним происходит. Он уже минут двадцать бессмысленно пялился в телевизор: включив новости, он не услышал ни слова и не увидел ни кадра. Просто мелькающий экран и голосовая завеса. А перед глазами она, Катя. Насмешливо поглядывающая поверх кромки бокала. И странное ноющее чувство в груди.
Вчера он неожиданно сорвался на жену. Повода, как раз, и не было. А было нарастающее откуда-то изнутри чувство раздражения. И он вытолкнул его наружу с двумя словами. А потом испугался, глядя, как у Нади глаза наполняются слезами. Она ведь почти никогда не плакала. Попытался просить прощения, не вышло ничего: Надя просто молча закрыла перед ним дверь спальни. А сегодня так же молча ушла в школу.
Матвей был достаточно трезвомыслящим, чтобы не насторожиться в данной ситуации. "И к какому доктору я должен теперь обратиться? Для начала, может быть, поговорить с Лешкой? Американцы бегут к личному психоаналитику, мы – к соседу. У Лешки сейчас и без меня проблемы. Да и что я скажу? Что визит Кати выбил меня из колеи? Ерунда! Я еле дождался, пока она уйдет. Она здесь ни причем. Что-то с Надей? Ну, да. После секса в одни ворота она ко мне относится настороженно. Или я сам это придумал? Короче, выбираю подсказку "звонок другу", – он потянулся к сотовому.
– Что так долго трубу не берешь? Со стремянки слез? А что ты там делал, лампочку вкручивал? Вот как! Помощь не требуется? Да не занят я! В голову ничего путного все равно не лезет. Ладно, сейчас приду.
Матвей быстро оделся, сунул в карман куртки мобильник и деньги и вышел из квартиры. Он не был в доме родителей Зотова со студенчества, но двор и расположение квартиры помнил отлично.
– Давай, впускай! На улице мрак что делается! С неба снег хлопьями, а под ногами каша. Я же пешком шел!
– А ты бы шапейку какую никакую надел, головку бы и не присыпало, – сказал Зотов, глядя на мокрую голову друга.
– Нет у меня никаких шапеек! В принципе. Это тебе лысину нужно прикрывать, а у меня волос полно. Мне жарко! – огрызнулся Роговцев, ставя пакет с бутылками и едой, прихваченными по пути в супермаркете, на пол.
– Ты что там набрал? Что звенит?
– В голове у тебя звенит! Бутылки с лимонадом. Тебе же спиртное нельзя?
– Нельзя, – мрачно констатировал Зотов, доставая из пакета поллитровку.
– Это мне, – Роговцев отнял у него водку и прижал к себе, – Мне сегодня надо. Я лечиться пришел.
– А я думал – с потолком помочь.
– Да тут работы на час! У тебя штаны старые найдутся?
Зотов молча ушел в спальню. Вернувшись, он протянул Роговцеву шорты.
– О! То, что надо!
С валика капала голубая краска, покрывая голые плечи Роговцева пятнами. Он водил валиком по потолку и говорил. Зотов, которого Матвей посадил наблюдателем, слушал его со все нарастающим удивлением.
– Понимаешь, что получается? До ее прихода в моей жизни меня все устраивало. А после – как отрезало. Не хочу ничего того, что есть. Ни Надежду, ни статьи писать, ни жить в этой квартире.
– Может быть, ты хочешь ее?
– Кого? Катьку? Да я еле удержался, чтобы ее не выгнать. Сидит такая застывшая, холодом от нее веет, не поверишь! Какое тут желание! Ты просто не видел ее: не женщина, а призрак! Я ей в лоб: мол, почему так молодо выглядишь? А она мне – хирург хороший попался! И не расскажу, говорит, ничего про себя сегодня. Мол, позже. Значит, при следующей встрече. Она ушла, а у меня одна мысль – она вернулась, и Курлин помер, тебя взорвали. И отделаться от идеи, что она причастна к этому каким-то боком, я не могу. Может, поэтому она у меня из головы не идет?
Роговцев слез со стремянки и задрал голову вверх.
– Класс! Живенько так! Стены потом или сегодня? – он повернулся к Зотову.
– Потом как-нибудь.
– Ладно, зови!
Они долго отмывали с рук и тела потеки краски. Потом долго препирались, где накрыть стол, чтобы было удобнее. Решили, что лучше на полу в спальне. Мягко, а вместо скатерти можно и газетку постелить. Зотов достал из коробки, стоящей на подоконнике в кухне, две рюмки, нож и вилки. Тарелки у него были только одноразовые.
– Я с Беркутовым договорился на встречу на пять часов.
– Так уже четыре тридцать! – Роговцев посмотрел на свои часы.
– Позвоню, перенесу на завтра?
– Нет, подожди, – Роговцев взял в руки телефон, – Егор! Приветствую, Роговцев. У тебя сегодня как со временем? Я в курсе, что Зотов должен подойти, потому и звоню. Мы тут немного в краске, понимаешь. В какой? В голубой. Да, мы вдвоем. Ну, ты брось свои шуточки, майор! Лучше присоединяйся. Что значит, не настолько испорчен! Приходи, подкрасим! На, скажи адрес, – протянул он трубку Зотову.
"Поголубеешь тут! И чего ты, Лешка – друг, такую краску выбрал? Мог бы красненькую, например…", – ворчал он, пока Зотов диктовал свой новый адрес Егору Беркутову.
Беркутов вошел в квартиру, сразу вытянув вперед руку с пакетом. Зотов с ужасом смотрел, как он достает оттуда еще одну бутылку.
– А хлеба не догадался прихватить? – тоскливо сказал Роговцев, обнаруживший, что забыл купить батон.
– Вот, – Беркутов извлек из пакета две буханки, – Хлеб деревенский, из Лесинок. Галка летом договорилась, что будут привозить в магазин на Степашке. Вкусный, ничего больше не нужно!
– Это оттуда, где у нее дача?
– Да. И молоко бабка одна возит по субботам.
– Ты про магазинчик-то поподробнее. Где точно расположен, когда хлебушка завоз, – попросил Роговцев, отламывая горбушку.
– На углу Комсомольской. А по какому поводу сегодня торжество?
– Вот – потолок покрасили.
– Ну – ну. А серьезно? А то я без подарка, – Беркутов сел на пол и скрестил ноги.
– И не нужно. Во-первых, Лешка ушел от жены.
– Вот об этом я и хотел тебе сказать, Егор. Вернее, у меня два сообщения. Жена сегодня приходила сюда, пироги принесла тещей испеченные. Наверное, это была попытка к примирению. И вот когда ей не удалось меня сломать, она мне выдала любопытную информацию: мой сын – не мой сын.
– Ни хрена себе! Да брось, Лешка, это она со зла!
– Нет. Точно нет. Ну, да не в этом дело. Дело в имени папаши. Это Федька Курлин.
– Ныне убиенный!
– Да, убиенный. Похоже, моей бывшей женой.
– Подожди, Алексей. Он ей что, угрожал разоблачением?
– Нет, кажется. Но она и не скажет. Просто многое сложилось у меня в стройную версию, когда она ушла. Начиная с нашей "нечаянной" встречи с Курлиным. И его приглашение на презентацию вместе с ней. И то, что она одна сидела за столиком, пока мы с Матвеем разговаривали в холле. В зале в это время почти никого не было. Она увидела три бокала с коньяком на столе, высыпала туда яд, зная, что я за рулем, то есть пить не стану. А себе она взяла бокал с вином, а может и с соком, не помню. Думая, что Курлин будет с нами третьим за столом, она не сомневалась, что он выпьет хотя бы один бокал.
– А если бы я глотнул? – Роговцев зажмурился.
– Татьяна не знала, что ты придешь. Курлин не собирался тебя приглашать.
– Как это? Ты же сказал…
– Я сказал, что он тебя приглашает, для того, чтобы ты не заартачился. Мне просто хотелось с тобой встретиться.
– Вот спасибо, уважил!
– Прости. Я думаю, если бы ты взял стакан, Татьяна бы что-нибудь сделала: выбила бы из рук, толкнула тебя или еще как.
– Ну, спасибо, утешил!
– Да, это, конечно версия. Но мотив слабоват: сколько лет сыну?
– Девятнадцать.
– Вот. И столько лет она не боялась, что Курлин заговорит, а тут вдруг?
– Да, но может быть…
– Я вызову ее еще раз. А что за вторая новость?
– Моему заместителю позвонили и напомнили о взрыве. Ненавязчиво так дали понять, что нужно быть более сговорчивым. Вот, мол, Зотов…
– Когда?
– Вчера. Но он мне рассказал сегодня утром. Он отмахнулся от этого звонка. Петр слишком порядочный, чтобы пойти хоть у кого-то на поводу. Но я думаю, что это привет от Судняка.
– Возможно. Но мы проверяли, ко взрыву твоей машины он отношения не имеет. Алиби полное.
– Не знаю. Можно же и заказать…
– Можно, но причина? Тебя же не напугать пытались!
– Так он знает, что я не боюсь. Меня можно и убрать. Почти гарантировано на мое место идет Петр Кислов. Вот с ним и пытаются работать заранее. Почву готовят.
– Что-то конкретное говорили? Например, про машину?
– Нет. Петр сказал, только про меня напомнили. Вот, мол, посмотрите на своего директора. Что-то в этом духе.
– Да, туманно. Могут просто пугать. А могут…
– Завтра у Петра юбилей. Сначала на заводе отметим, а вечером у него в доме.
– Далеко?
– На Соку. Сразу за мостом.
– Дом охраняется?
– Вроде бы, сейчас там живут строители в сторожке.
– Профессиональной охраны нет?
– Нет. Это же дача. Не особняк, а просто добротный деревянный дом. Они его строили несколько лет. Там, правда, и соседи круглый год живут. Да и кафе чуть повыше у трассы. Не пустынно, в общем. Его жена Ирина целый день одна хозяйничает в доме. Уже который год. В городской квартире у них дети взрослые живут. А здесь забор кирпичный, ворота и калитка на замках. Кажется, надежно.
– Хорошо. Если будет еще хоть один звонок или встреча, попроси Кислова сразу же тебе сообщить. Или еще лучше дай ему мой номер телефона.
– Эй, вы за разговорами про водочку не забывайте. Беркутов, у нас с тобой по бутылке на брата, Лешка у нас эту рюмку, что себе налил, весь вечер цедить собирается. Не компания он нам! А у меня для тебя тоже сообщение. Правда, не знаю, сейчас это важно или нет? Приходила ко мне Катя.
– Катерина Галанина, так я понял?
– Правильно, она. Ничего не хотела. Выпили мы с ней по рюмке водки, и она ушла. Каково? Ни о себе ничего, ни про меня ничего не спросила. И зачем была?
– А ты сам как думаешь?
– Я думаю, вернее, размышляю. Почему смерть Курлина случилась после ее появления? И покушение на Лешку?
– Зачем это ей нужно? Это ты перед ней виноват, а не мы с Курлиным.
– В чем это я виноват? – Роговцев удивленно посмотрел на Зотова.
Беркутов и Зотов переглянулись.
– Напоминаю. Катя ведь любила тебя очень тогда. А ты с каникул с невестой вернулся. Что ей оставалось? Она притворилась, что вы остались друзьями. Думаю, она не пропала тогда, а просто сбежала. От своей любви к тебе.
– Допустим. И что, тридцать лет таила зло?
– Может быть, возможности не было вернуться. Такое не допускаешь? Да с ней случиться что угодно могло по дороге! Молодая девушка, красивая, одна!
– Хорошо. Ладно – я. Но как же она могла от матери так долго скрываться? Тебе не кажется, что это уже слишком?
– Мы не знаем всей правды о ней, – Зотов проявил упрямство.
– А надо бы, – Беркутов, как всегда, трезво оценил ситуацию, – Если Алексей прав и Катя вдруг решила отомстить тебе, Матвей, за твое предательство…
– Эк, как ты загнул, Егор! Предательство. Да у нас и любовь-то была так, юношеский всплеск гормонов!
– Она могла думать иначе. Думай о другом, Роговцев. Ты, возможно, в опасности.
– Что, она меня отравит что ли?
– Кстати, ты в курсе, что Курлин ей предложение сделал? Именно тогда, когда вы с Надей поженились.
– Нет. И она согласилась?
– Да. По крайней мере, мне она так сказала. Но почему-то исчезла.
– Короче, Матвей. Постарайся с ней еще раз встретиться. И поговорить. Вызови на откровенность, ты же журналист! Узнай, как жила. Посмотри ее реакцию на вопросы о вашей старой любви, ну, вроде "А, помнишь ли ты?". Не мне тебя учить. Она хоть свой телефон оставила?
– Да, сотовый.
– Ну вот, действуй.