Второе - от союза писателей, спустя 3 месяца после моего обращения к ним по поводу работы: "Ждём во вторник на собеседование в 17.00".
Я обхватываю голову руками и закрываю глаза…
Союз писателей за это время стал чуть ли не моим вторым домом, де меня знают и любят, высоко оценивают мои произведения. Я постоянно побеждаю, и совершенно бесплатно, в различных конкурсах, а за победу в Венгрии меня только что наградили орденом Державина. Я сама просила их взять меня к себе…
А Он… КТО ОН?
Я приезжаю к 17.00 в СП. Там проходит собрание по поводу поездки в Париж. После мы обсуждаем, что мне было бы интересно делать здесь.
- Алиса, но вы ведь едете с нами в Париж и в Милан. Всё равно раньше 1-го апреля вы не сможете выйти. Давайте тогда перенесём обсуждение в Милан. И там уже обо всём договоримся.
Я не верю своим ушам: мне дают возможность выбора? Уже без пяти 19.00, когда я должна звонить ЕМУ…
На небе голубом - война,
Ты видишь солнце, и напрасно
Тебе покажется: больна
Я чем-то странным и опасным.
На перекрёстке - два Пути,
Не спорь со мною, но послушай,
Как спорят в небе, чтоб спасти
Почти проспоренную Душу.
Я выхожу из здания СП и медленным шагом направляюсь к метро. Под проливным дождём без зонта. Пытаюсь заставить себя нажать на кнопку "вызова" нужного абонента. Меня трясёт от панического страха услышать снова этот голос. Резкий. Как нож. Кромсающий тебя на части. Он, конечно же, снова громогласно спросит: "КТО ВЫ?" Если вообще ответит на мой звонок…
Но я должна пересилить свой страх. Победить его.
- КТО ВЫ?
- Алиса… - спокойным ровным голосом произношу я. - Вы сказали позвонить вам в 19.00.
- У меня сейчас мало времени. Через полчаса?
- Через полчаса я буду в метро. Тогда через час.
- Через час я буду на переговорах. Тогда сейчас.
Я останавливаюсь на углу Большой Никитской, под проливным дождём, без зонта.
- Всё - то же, - цинично и быстро произносит он грубым голосом. - Только офис на другой станции метро… Да… и ещё… работать придётся без выходных… Вы слышите меня?
- Слышу - спокойно произношу я без каких-либо эмоций.
- Человек нужен срочно.
- Я написала, что только с 01 апреля… Я улетаю. В Париж. Потом в Милан.
- А когда улетаете?
- Через неделю и до конца месяца.
- Я улетаю завтра утром. Прилечу через полторы недели, потом снова улечу… Да… я хотел ещё сказать, что теперь живу в другом городе… Сюда прилетаю иногда…
Он называет город.
Я стою под проливным дождём без зонта. Медленно опускаюсь на выступ низкорасположенного окна первого этажа углового дома.
- Вы слышите меня? - переспрашивает он раздражённо.
- Да…
- Я не могу больше говорить. Я выезжаю на переговоры. Мне надо продать сегодня один бизнес… Созвонимся тогда… Да… ещё, тот человек, который нужен, должен хорошо разбираться в сантехнике. Как вывод делать… труб… и так далее… У вас как с сантехникой?
- Никак… - честно признаюсь я, пытаясь дрожащими пальцами зажечь сигарету, которую тушит проливной дождь.
- Я больше не могу говорить. Я вам перезвоню.
Я помню: двери, мебель и паркет…
Как год назад, истошно воют ветры…
Я чувствую тебя за километры,
И странно, что тебя здесь больше нет, -
Сменилась вывеска. И телефон - иной…
Осталось имя - резкое, стальное…
Я думала - прошло… Но нет - больное
Ещё, увы, не выболено мной…
И кажется: вот-вот ты позвонишь,
И голос грубый скажет:
"Здравствуй, Саша…"
И завтра будет не чужим, а нашим,
Но оглушает, как и прежде, тишь…
Зачем тогда я чувствую, как встарь,
Тебя… И не пугают километры,
И то, что так истошно воют ветры
На чудом не погашенный фонарь…
* * *
В Париже я встречаюсь с министром культуры Франции, дарю ему свои книжки. Выступаем мы много, в том числе в Россотрудничестве. В один из дней на наш стенд заходит Виктор Ерофеев с ТВ. И сразу же спрашивает: "Здесь должна быть Алиса, где она?" Все расступаются. Я подхожу к нему, здороваемся.
- Мне много про вас восхищённо рассказывали. Подпишите мне свои книги.
У нас есть общие знакомые, помимо тех, кто ему про меня говорил. Я хорошо знала его личного переводчика на итальянский, Марко Динелли. Когда-то. В какой-то другой жизни.
ТВ снимает наш разговор и моё подписывание ему книжек.
- Встретимся в Милане, Алиса. Вы же едете в Милан?
По вечерам я блуждаю по Парижу в одиночестве. Город, где жила папина мама, моя "французская" бабушка. Я всё время пытаюсь проникнуть в Нотр Дам, но в это время он уже закрыт… Воланд сейчас снова в Москве… Говорят, там идёт снег… А когда я вернусь, он уже опять улетит.
В Москве - за полночь… Сладко-сладко спишь…
Моя душа - у Сены - стонет, стынет…
Когда ещё приснится мне Париж
Так явно и отчётливо, как ныне?
Уже закрыты двери в Нотр Дам…
Зачем я здесь?.. Но возвращаться ль снова
Туда, где пережиты сотни драм,
И каждое - давно избито! - слово?
Там шаг любой известен наперёд…
Всё повторится!!! Жалкая окружность -
Петлёй - всё туже! И всё дальше от…
Всё ближе - превращение в ненужность…
Ни здесь покоя нет душе, ни там
Ему не быть! Как, впрочем, и прощенью… -
Так символично заперт Нотр Дам,
И сон, что видишь ты, - к невозвращенью.
В Милане я знакомлюсь с Евгением Борисовичем Рейном. Протягивая ему свою книгу с наглым названием, где фигурируют имена Цветаевой, Ахматовой и моё через запятую, я ещё не знаю, кто он. И когда узнаю, мне становится стыдно. Его жена, Надежда, предъявляющая очень высокие требования к уровню стихосложения, пролистывает мою книжку и внезапно произносит: "Жень, а стихи-то ничего…" Потом мы будем иногда общаться. Надежда, зная о том, что мне сложно звонить людям, скажет: "А ты нам пиши, Алиса… Смс-ками…" Знала бы она, что и с смс-ками после знакомства с Воландом у меня напряжёнка…
По вечерам мы с Виктором Ерофеевым, который ведёт семинары по прозе, сидим в баре на вилле (практически во дворце) миллионера, который нас туда всех и пригласил, и обсуждаем современную литературу. Он спрашивает про мой роман, даже предлагает прислать почитать какую-нибудь главу на выбор. Я думаю: может, про Воланда? Но потом решаю, что для Воланда - слишком много чести…
Рейн ведёт у нас семинар по поэзии, по итогам которого объявит меня победителем, за что мне прилюдно пообещают бесплатно издать книгу "Мои любимые стихи", она выйдет осенью. Победа в Милане станет для меня бесценным подарком.
Но это случится завтра, а сегодня мы едем на весь день в Венецию вместе с Рейнами.
И первым делом экскурсовод предлагает нам посетить кладбище, где похоронен Иосиф Бродский, друг Рейна. Кладбище находится на небольшом островке не так далеко от Сан Марко.
Мы садимся на катер и плывём в левую сторону. Внезапно меня передергивает - я вспоминаю свой сон. Лодка от Сан Марко плывёт к противоположному острову, но я ведь знаю во сне, что дальше она поплывёт НАЛЕВО.
Будто кто-то решил показать мне то место, где меня похоронят. Или уже когда-то похоронили в прошлой жизни?
Мы приплываем на остров-кладбище. Тишина. Светит солнце. Весна. Прямо как в том сне… Я медленно иду вслед за группой, к могиле Бродского, пытаясь почувствовать "то место". Здесь три части - православная, католическая и протестантская. И много стен с ячейками для праха. И просто обычные памятники на земле. "И достаточно свободного места…" - почему-то проносится вдруг.
Мы возвращаемся на Сан Марко. Группа идёт с экскурсоводом - местной жительницей, я прошу их разрешить мне погулять здесь в одиночестве.
Ни облачка… Светит солнце… Весна…
Я брожу по узким улочкам, пересекая мостики, фотографирую голубя, одиноко прогуливающего по одному из них… Я знаю здесь каждый поворот, каждый мостик, я безумно люблю этот город…
Вечером мы встречаемся на причале у Сан Марко. Пока ещё не все собрались, я прошу пофотографировать меня на загадочном месте - у лодок с видом на противоположный остров.
"Ты права, мама… Сны обманчивы… Мой сон - всего лишь сон… Воланд не имеет к нему никакого отношения… Как, впрочем, и я…" - размышляя, отпускаю своё прошлое, одновременно разглядывая противоположный остров, на котором ни разу так и не побывала.
Жаль только - не подарила Воланду икону Святого Георгия Победоносца… Но зачем она ЕМУ?
Экскурсовод зовёт нас зонтиком - пора возвращаться.
Я подхожу к ней и, внезапно для себя самой, спрашиваю:
- А что это за остров, там? Как он называется?
Экскурсовод поворачивается сначала к острову, потом ко мне и произносит:
- Это остров Святого Георгия… Там находится Собор Святого Георгия… А почему вы спрашиваете?
* * *
Будешь здесь проездом - позвони…
На скамейке той у Патриарших
Обмани их, Воланд, обмани! -
Пусть считают без вести пропавшей…
И в раю теперь уже не ждут,
И земля пока не принимает…
Кто ещё посмеет дать приют
Девочке, что под луной летает?
Всё сгорело, но как едок дым -
Позабыть бы всех любимых лица!
Чёрной кошкой - вдаль по мостовым,
Прочь из трижды проклятой столицы!
Стоит ли напрасно горевать
И со дна вытаскивать на сушу? -
Я давно хочу тебе продать
Никому не нужную здесь душу…
Глава 9
январь 1989, Москва
За окном - волшебная рождественская сказка.
Во мне - бездонная чёрная пустота.
Мы приезжаем с бабушкой на дачу и от "нечего делать" идём к её родственникам, которые живут здесь круглый год в небольшом стареньком деревянном домике за железнодорожным переездом.
И вот мы сидим за столом, моя бабушка рассказывает про похороны мамы, а бабушка Шура разливает чай из самовара, потом достаёт пряники и, после многочисленных вздохов, тоже начинает делиться с нами последними новостями.
Я думаю о маме и почти ничего не слышу, возвращаясь в реальность лишь в конце её речи:
- Вчера вот отмечали девять дней соседу, - баба Шура показывает рукой в окно на дом слева. - Внезапно умер. Сердце… А так всё - по-старому…
Я не знаю её соседей. Ни слева. Ни справа… Но мне жаль. Не соседа жаль. Его родных. Он теперь проснулся во сне. А они этого не знают, переживают, плачут, считают, что он действительно умер.
Я думаю о маме: как она там? Как теперь мне жить здесь без неё? Вообще, зачем люди здесь живут? Чтобы уйти туда? В сон? Они же из него и приходят. Из сна. Зачем они сюда являются? Во сне нет такой боли, как здесь. И можно мгновенно делать и получать всё, что угодно. А здесь - нельзя. Даже чтобы добраться до дачи, сначала нужно дойти до метро, потом доехать до вокзала, купить билет на электричку и снова ехать, ехать, ехать… Здесь всё сделано кем-то слишком сложным, запутанным. Мир - огромный загадочный лабиринт. Человека забрасывают в него из сна, как слепого котёнка. Он рождается, и ему нужно учиться жить по земным правилам - ходить, говорить на каком-то языке, закончить школу, институт, работать, чтобы зарабатывать деньги для подкормки своего тела и так далее… Зачем это всё, если, рано или поздно, но итог - одинаков для всех - возвращение в сон?
Внезапно на кухне, где мы сидим, появляется туман. Он молча проникает сюда извне, с улицы, беспрепятственно проходя сквозь стены, оконные стёкла. Он стелется по столу, обнимая самовар, подползая ко мне всё ближе и ближе. Он поглощает в себя всех, кто здесь присутствует, и я уже не вижу их лиц. И вот он добирается до меня…
Я просыпаюсь. Раннее утро.
Январские каникулы. За окном - волшебная рождественская сказка.
Во мне - бездонная чёрная пустота.
Я встаю, иду в ванну, потом молча прихожу на кухню. Бабушка наливает мне чай и спрашивает:
- Что тебе сегодня снилось, Алиса?
- Вчера на даче отмечали девять дней. Соседу бабушки Шуры. Тому, который слева. У него внезапно остановилось сердце… - тихим отрешённым голосом отвечаю я.
Бабушка размышляет о чём-то, а потом безапелляционно произносит:
- Сейчас ты позавтракаешь, и мы поедем на дачу… в гости… к Шуре…
И вот мы сидим за столом, бабушка Шура разливает чай из самовара, потом достаёт пряники и, после многочисленных вздохов, начинает делиться с нами последними новостями.
Я думаю о маме и почти ничего не слышу, возвращаясь в реальность лишь в конце её речи:
- Вчера вот отмечали девять дней соседу, - баба Шура показывает рукой в окно на дом слева. - Внезапно умер. Сердце… А так всё - по-старому…
* * *
апрель - май 2012, Москва
Он больше не звонил.
Я выхожу на работу в СП со 2-го апреля, потому что 1-ое - воскресенье. Буквально сразу после возвращения из Милана мне звонят из союза литераторов:
- Прыгай, Алиса! Указ Президентом подписан! Выдающаяся ты наша!
Они подавали мои документы на гос. стипендию. Как мне объясняли, для того чтобы её получить, нужно, чтобы президент подписал какую-то бумагу о том, что подающий относится к одной из двух категорий - "молодые и талантливые" или "выдающиеся деятели искусства и культуры РФ". По своему возрасту я уже явно старше "молодых и талантливых", но гораздо моложе "выдающихся", поэтому вероятность подписания указа лично по мне в любой категории, казалось, равна практически нулю.
Я попала в некий магический Поток. Он несёт меня куда-то вдаль, стремительно, с бешеной скоростью, закручивая в воронку. И мне почему-то становится страшно.
* * *
Я сижу за ноутбуком и зани-маюсь просмотром совершенно устаревшей базы СП. Мои коллеги бурно обсуждают проект для биз-несменов - написание книги под за-каз.
- Алиса, - внезапно обращается ко мне Ольга. - А ни у кого из ваших прежних знакомых нет желания написать о себе книгу?
Я машинально отвечаю "нет", как вдруг вспоминаю про Воланда. Он же говорил тогда…
- Хотя, был один… человек… - зачем-то произношу я.
- Так позвоните ему! - радостно восклицает Ольга.
- Не могу, - тяжело вздыхаю я.
- Вы поссорились?
- Я… его боюсь…
- Почему? - удивляется она.
- Он когда-нибудь убьёт меня… - почему-то вырывается непроизвольно.
Ольга бросает на меня странный взгляд.
- Я могу вам дать его телефон. Позвоните сами, хорошо? - предлагаю я, облегчённо вздыхая от найденного компромисса.
Ольга записывает телефон. Я говорю ей, как его зовут, и предупреждаю:
- Этот человек может вас послать. Он вообще очень грубый. И голос у него с-ног-сшибательный…
Ольга усмехается:
- Пусть попробует послать. Я ещё и не таких посылала…
Она набирает его номер.
Я мгновенно встаю из-за стола и ухожу из комнаты. Всего лишь мысль о том, что сейчас этот человек так или иначе проявится где-то рядом, вызывает во мне панический ужас. Будто он сможет убить меня даже на расстоянии.
Ольга выходит следом за мной.
- Алиса… Там автоответчик говорит, что он сменил номер телефона. Я записала новый. Он по нему не отвечает. Продиктовать вам?
Я зачем-то записываю и сохраняю его новый номер в памяти своего телефона. Зачем? Остановись, Алиса, сотри его к чёртовой бабушке и перекрестись! Твоё Подсознание старательно отводит тебя от чего-то катастрофически плохого, зачем ты упрямо стоишь на своём?
Но ведь это - просто мой страх… Который я должна победить… Иначе…
Через некоторое время за соседним столом раздаётся телефонный звонок. Ольга, которой звонят постоянно, впрочем, как и мне, множество писателей и тех, кто ими себя считает, привычно отвечает: "Алло!"
В этот момент я вздрагиваю.
Это - Он. Он перезванивает ей. Я чувствую его. И она уже произносит его имя-отчество…
Я вылетаю из комнаты и быстрым шагом иду куда-то вдаль. Я не могу победить свой страх. Когда-нибудь позже. Не сейчас. Не сегодня.
Ольга разыскивает меня в столовке в подвале Центрального Дома Литераторов и, присоединяясь к трапезе, с улыбкой произносит:
- Алиса, зачем вы на человека наговариваете? Он был очень любезен. И никуда меня не послал. Он сказал, что записал мой телефон, и если что, позвонит, и мы встретимся… Он просто милашка! Кто он?
Я смотрю на неё с нескрываемым ужасом.
- Каждый раз, когда я задаю этот вопрос Таро, я вытаскиваю одну и ту же карту Дьявола…
- Хорошенький у вас, Алиса, Дьявол! - с улыбкой произносит Ольга и переводит разговор в другую плоскость.
Здесь корабли не так уж редки,
Но их смешны мне паруса,
И не оставят след свой едкий
Их капитанов голоса.
А Тот Корабль - в далёком море,
Его я вижу лишь во сне…
Когда ты встретишься с ним вскоре,
Ему напомни обо мне…
Ассоль срывает маргаритку,
Бросает в ноги Кораблю…
Отдай ему мою визитку,
Скажи, что я его люблю…
"У каждого из нас - свой Дьявол - наш собственный страх…" - думаю я.
Весь апрель я пытаюсь заставить себя наступить страху на горло - так не может продолжаться до бесконечности. Страх чего-то неизбежного, что обязательно рано или поздно произойдёт, незримой нитью связанное в моей жизни именно с этим человеком, о котором я не знаю ровным счётом ничего, постепенно пожирает меня изнутри.
На внутреннем экране перед собой я постоянно вижу Венецию. Раннее утро. Причал у Сан Марко. Лодку, отплывающую от берега к острову Святого Георгия. И Человека в Чёрном, так похожего на Воланда, в лодке с моим мёртвым телом.
Я хочу понять этот сон. Раскодировать его. Узнать, почему я умерла, как умерла, когда…
И самое главное - имеет ли Воланд какое-либо отношение к моей смерти? И если да, то какое.
Каждую ночь, засыпая, я пытаюсь заново попасть в "венецианский" сон. Мне нужно разглядеть хотя бы лицо Человека в Чёрном. Но у меня ничего не получается. Я вообще не вижу никаких снов. Уже много-много лет. Сны снятся мне раза два-три в год. Не чаще. Но те, что снятся, сбываются…
Отчаявшись, я вспоминаю, что у меня дома до сих пор находится икона Святого Георгия, купленная в подарок ЕМУ, а не кому-то другому. Я должна побороть в себе страх, позвонить и встретиться с Ним. Возможно, когда я отдам ему то, что предназначено Ему, а находится у меня, незавершённая цепочка событий неизвестного мне сценария будет, наконец-то, доведена до своего логического завершения, и мы расстанемся уже раз и навсегда, а я избавлюсь от страха и разгадаю свой сон?
Несколько дней почти неустанно, как заклинание, я твержу самой себе мысленно: "Я должна ему позвонить. Позвонить. Да, позвонить. Ничего страшного от этого не произойдёт. Ты просто наберёшь его номер телефона, Алиса. Он не убьёт тебя за это. Ваш разговор не причинит тебе никакой боли. Ты останешься жива и здорова, цела и невредима… Ты ему просто позвонишь… Просто позвонишь…"
И вот я захожу в кафе и около двух часов, смакуя всё это время маленькую чашечку эспрессо, смотрю в телефон на его номер и не могу заставить себя нажать на кнопку "вызова".