Селин катается на роликовых коньках вдоль широких гранитных плит военного мемориала и убегает к паромной пристани. В руке у нее картонный стаканчик - "Старбакс", и вкусный, и калорийный одновременно, смесь теплого сидра, жидкой карамели и взбитых сливок. На голове у нее - наушники плеера. В этом, 2001 году компания "Эппл" еще не изобрела айподы, у нее лазерный плеер, и она слушает компакт-диск Мишеля Берже. "Несколько слов любви" - эта песня из альбома, которая кажется ей самой трогательной.
7 минут
Она подъезжает к трансбордерам, что соединяют Бэттери-парк со Статен-Айлендом. Место оживляют толпа туристов, поднимающихся на борт, и жители пригорода, начинающие рабочий день.
6 минут
Среди бегунов и велосипедистов она снова поднимается на эспланаду, ведущую к Бэттери-парк, огибает миниатюрный форт Клинтон-Кастл и останавливается на миг перед магнолиями Хоп-Гарден - сада, разбитого в память жертв СПИДа.
5 минут
Она думает об удивительном незнакомце, которого оттолкнула накануне в аэропорту. Прилететь на "Конкорде", чтобы сделать ей сюрприз! Жест - явно не лишенный эффектности. Выглядело замечательно, это так по-рыцарски. На несколько минут этот человек сделал из нее героиню фильма или романа.
4 минуты
И тут она почему-то испугалась и очень резко обошлась с ним. Почему отреагировала так бурно? Теперь она горько об этом сожалела. Кто еще совершал такой поступок ради нее? В любом случае никто из тех мужчин, с которыми она встречалась до этого…
3 минуты
A если я - мужчина вашей жизни?
Человек, способный на такой поступок, испытывает такую уверенность в себе, какую не встретишь на любом углу. А она все испортила. Даже не узнала его имени, и у нее нет никакого адреса, чтобы найти его.
Ну и дура же ты!
2 минуты
Она продолжает прогулку по берегу Гудзона по эспланаде, тянущейся вдоль залива Аппер. В это красивое сентябрьское утро она просто не имеет права чувствовать грусть. Все этому препятствовало, но она хотела найти способ, как увидеться с ним еще раз. В любом другом городе мира она навсегда потеряла бы его, но здесь все обстоит иначе. Это же Нью-Йорк, тут возможно все.
Да, здесь может произойти все, что угодно!
1 минута
Уверенно держась на роликах, она прибавляет скорость. Вдали виднеются статуя Свободы и Эллис-Айленд. Она обожает этот город, обожает это место, ветер, обдувающий лицо, полет чаек, скорость, которая ее опьяняет. Она раздвигает руки и кричит от возбуждения. Она чувствует себя свободной, красивой. Где-то в этом городе находится человек, который думает о ней. Человек, который ее желает, человек, способный обогнать время, чтобы ее найти!
0 минут
В то утро тень смерти имела крылья.
* * *
Селин
Позднее, каждый раз, когда меня будут спрашивать, что я делала "именно в момент, когда это произошло", я буду говорить о прогулке на роликах, о Бэттери-парк, о Зоэ, о песне, которую я слушала…
Но правда в том, что в тот день, когда все это случилось, я думала о тебе.
* * *
- Мама, иди посмотри!
В тот же день
В кокетливом домике парижского пригорода
Венсан, ему семнадцать лет, только что вернулся из лицея и включил телевизор. На экране грохот, паника, черный дым, тучи пыли, люди, прыгающие в пустоту.
- Иди сюда, мама! Башни Всемирного торгового центра рушатся!
Матильда, его мать, бегом врывается в гостиную. Нескольких долгих секунд, ничего не понимая, смотрит на экран и думает, что идет речь о фильме, о каких-то трюках. Затем до нее доходит.
- Твоя сестра! Селин же в Нью-Йорке!
* * *
Часом позже
Запыхавшийся, с покрасневшими глазами, Тома стучит в дверь того же домика. Ему слегка за пятьдесят, на нем черный костюм, расстегнутая рубашка без галстука, браслет из хвостовых волос слона, сдержанный и показушный одновременно. Он стучит в дверь дома, который еще два года назад был и его домом, пока - после двадцати четырех лет брака - он не оставил свою жену Матильду. Процедура развода прошла плохо, два сына перестали разговаривать с ним с тех пор, как узнали, что у них есть сводный брат полутора лет от роду. Малыш, который появился у них с Татьяной, одной из продавщиц в магазине готового платья на бульваре Османн, которым он руководил. Татьяна - украинка двадцати лет с нежной кожей и с телом, гибким, как лиана, с которой он начал жизнь как будто заново. Он ее встретил, когда ему стукнуло уже пятьдесят три - двадцать кило лишних, гипертония, тревожный уровень холестерина и ощущение того, что он уже на пороге старости. Было так тяжело жить с постоянным страхом старения и смерти. Под влиянием молодой славянки все изменилось. "Виагра" пришла на место "Лексомила", суши вытеснило жареную утку, вино "Сент-Эмильон" - кока-колу лайт, бег трусцой - охоту, последняя модель "Мини Купера" - старый "Мерседес".
Раньше он часто чувствовал себя приниженным супругой, а молодая красотка пришлась ему по вкусу и разбудила в нем юношеские чувства, которые он считал навсегда ушедшими. Он отказался от приятного комфорта взрослого человека ради импульса новой жизни, ради ощущения влюбленности и статуса молодого отца. Это было так здорово - снова оказаться в ударе - снова рука об руку, снова поцелуи взасос, снова скрипящая под тобой кровать!
Однако он не обманывал себя: он знал, что продолжение новой жизни неопределенно, но он готов был рискнуть. Он определил для себя в качестве цели десяток лет счастья. Десяток лет, когда он сможет поспевать за ритмом жизни своей подруги. Десяток лет, когда его возраст сможет сойти за опытность, когда подарок браслета от Сваровски будет извинять его физическую слабость в определенные моменты.
За свежую кровь он платил по полной - понятная ненависть бывшей жены, которая обвиняла его в том, что он разбил жизнь семьи, построенную на доверии, враждебность сыновей, насмешки некоторых друзей, которые сами хотели бы оказаться на его месте, но при этом упрекали за то, что он позволил себе попасть в сети этой южной чертовки.
Из всей семьи только дочь Селии продолжала регулярно видеться с ним. Она не одобряла его поступка, но, по крайней мере, и не осуждала. Селин, понимавшая сердечные порывы, возможность победы страсти над разумом. Селин, которую он обожал и которой в этот момент, возможно, уже больше нет в живых…
* * *
Матильда открывает ему дверь. Она вся в слезах.
- Есть новости? - спрашивает он, задыхаясь.
- Я звонила в отель, но там не отвечают.
- А мобильный?
- У нее не трехдиапазонник. Он не функционирует в США, но…
Матильда вновь ударяется в слезы.
- Что случилось? - кричит он.
- Мне позвонили родители Зоэ, ее коллеги…
- И что?
- …они говорят, что их дочь собиралась зайти к кузине, которая работает во Всемирном торговом центре…
Невероятно! Почему именно сегодня?
- …и они думают, что Селин была с ней…
Тома принимает удар. Венсан приходит к нему в гостиную вместе с Рафаэлем, старшим братом, который уже не живет здесь. В последний раз, когда он виделся со своими сыновьями, посыпались оскорбления, и дело чуть не дошло до драки. В этот вечер у них священный союз. Он обнимает своих детей, и они не отталкивают его. Ему хотелось бы взять все в свои руки, но он чувствует себя бессильным. Ничего не остается, только ждать. Часы идут, и они изнурительны. Телефон звонит каждые две минуты: родственники, друзья, все беспокоятся о Селин, не в Нью-Йорке ли она. А он отвечает всем очень сухо, упрекая, что они занимают телефон.
Телевизор работает постоянно, и они с тревогой следят за экраном, как будто весть о смерти Селин может дойти до них именно через этот канал. Говорят о нескольких тысячах погибших. Никто не знает, есть ли среди них французы, но разве могло их там не быть? Впервые звучат слова, которые станут актуальны на целое десятилетие: борьба с терроризмом, Бен Ладен, Аль-Каида…
Матильда и дети обессиленно сидят на диване. Они испытывают состояние опустошенности, которое то и дело сменяется вспышками гнева, они делятся своими опасениями и надеждами. Тома смотрит на них украдкой. Это так странно - передышка, ощущение "восстановления семьи". В последние несколько часов язвительность, порожденная их расставанием, исчезла. Остались только двое родителей, которые отдали бы все на свете, лишь бы их дочь осталась жива, да два брата, которые буквально сходят с ума от тревоги за сестру.
Почему всегда приходится дожидаться похорон, несчастного случая, известия о неизлечимой болезни, чтобы погасить войну?
* * *
И вот в два часа ночи раздается звонок, на который уже никто не надеялся.
Он берет трубку. На другом конце провода еще не произнесли ни слова, а он уже знает, что это она - малышка Селин, та самая, которую он таскал на плечах, когда ей было три года, та самая, кого он провожал в школу или на танцы, та, которой он помогал выполнять домашние задания, та, кого он утешал, когда она печалилась.
Он включает громкую связь. Голос звучит в комнате, и это больше, чем облегчение, это - как если бы он узнал о рождении дочери во второй раз. Все хотят говорить, но ни у кого это не получается, потому что все обливаются слезами. Разговор, ведущийся с поста в консульстве, не может продолжаться вечно. Тогда все в едином порыве кричат одно и то же, и это похоже на смесь любви и жажды жизни, которая льется, словно поток: мы тебя любим, Селин. Мы тебя любим!
А потом, когда она вешает трубку, они остаются вчетвером, слившись в безмолвном объятье.
* * *
Три часа ночи
Тома выходит к жене на веранду.
Она курит. Впервые за долгие годы.
- У меня всегда есть пачка, спрятанная на кухне, - поясняет она.
- На случай неблагоприятного стечения обстоятельств?
- На случай несчастья или счастья.
Он, в свою очередь, тоже прикуривает "Мальборо". Он тоже официально давно бросил, но этот вечер - не такой, как другие.
Он улыбается Матильде и осмеливается наконец-то встретиться с ней взглядом. Промытые слезами, ее глаза сверкают успокоенным блеском. Они курят молча. И чувствуют вкус вновь найденного контакта.
- Я поеду, - вдруг говорит он.
Берет куртку и идет к машине, припаркованной в конце аллеи, усыпанной гравием.
Оборачивается и делает легкий взмах рукой.
Она несколько секунд колеблется, а потом говорит:
- Будь осторожен на обратном пути.
* * *
Манхэттен, тремя днями позже
Пятница, 14 сентября 2001 года
19 ч 50 мин
Итан заказывает кусок чизкейка и чайничек "Дарджилинга", потом садится на свое обычное место - за маленький мраморный столик в глубине зала.
Расположенное в самом центре Вест-сайда, кафе "Заварски" напоминает венское кафе начала XX века. Аккуратно состаренное оформление, стены, украшенные древними зеркалами, в которых отражаются копии работ Густава Климта. У пирога с орехами, у штруделя и у пончиков вкус прошлого. В середине зала скрипач наигрывает арии Моцарта, Паганини, Сен-Санса.
Итан наливает себе чашку чая и отпивает глоток, глядя в окно. Через три дня после апокалипсиса жизнь потихоньку восстанавливается. На улице, как и почти везде в городе, родственники пропавших без вести наклеили скотчем тысячи листовок, тысячи анонимных лиц, от которых нет никаких известий с утра вторника. Ниже, на юге, продолжает дотлевать огонь, распространяя резкий запах резины и горелого мяса. Пожарники безостановочно роются в развалинах, но больше никого не нашли аж со среды.
На другой стороне улицы, на небольшой стене люди разместили цветы, детские рисунки и свечи в память о пропавших без вести из этого квартала. Непрерывный поток прохожих останавливается перед этим импровизированным мемориалом, и на несколько минут люди с волнением задумываются о жертвах, которых они, скорее всего, никогда и не встречали до этого.
Итан достает из внутреннего кармана авторучку, чтобы записать в блокнот стихотворение Йейтса, которое он только что прочитал, - оно было приклеено на столбе около пешеходного перехода:
Но я - бедняк, и у меня лишь грезы…
Я простираю грезы под ноги тебе!
Ступай легко, мои ты топчешь грезы…
Это новое поветрие, которое охватило почти всех: люди переписывают стихи, которые потом приклеивают скотчем к витринам, фонарям или автобусным остановкам. Все годится, лишь хоть как-то смягчить горечь утраты и отметить траур.
Он достает из сумки книгу. Роман, который купил в полдень во время перерыва на ланч, - "Невыносимая легкость бытия" Милана Кундеры. Книга, которую читала девушка из аэропорта. Та, ради которой он разорился и которая его оттолкнула. Несмотря на оскорбление, он не мог перестать думать о ней, и в треволнениях трех последних дней ее лицо то и дело возникало перед глазами.
Однако теперь офис не пустовал. Разрушение башен не пощадило никого. Каждый знал кого-то из погибших, и уже у многих возникла потребность в психологической помощи, чтобы преодолеть последствия психологической травмы. Все во всем сомневаются, стараются разобраться в причинах случившегося, смотрят на мир новыми глазами. Некоторые уходят в себя, другие испытывают волчий аппетит к жизни. Больше, чем раньше, склонны говорить: "Я тебя люблю".
А он?
С тех пор, как он возвратился в Нью-Йорк, одиночество давит на него. Даже если он и отказывается себе в этом признаться, он ощущает эмоциональную пустоту. Чтобы убежать от реальности, он переворачивает страницы романа, углубляется в него и останавливается на таких строках: "Среди мужчин, гоняющихся за множеством женщин, мы можем легко различить две категории. Одни ищут во всех женщинах свой особый, субъективный и всегда один и тот же сон о женщине. Другие движимы желанием овладеть безграничным разнообразием объективного женского мира".
- Это место свободно? - спрашивает женский голос.
Не поднимая глаз, он кивает, думая, что кто-то просто хочет позаимствовать стул, стоящий напротив. Потом удивляется, ибо перед ним что-то кладут - это гигантский букет роз из шоколада и миндального теста. Визитная карточка, сопровождающая подарок… это - его карточка. Та, что он оставил итальянскому кондитеру в аэропорту.
Тогда он поднимает глаза и…
- Вы верите в любовь с первого взгляда? - спрашивает Селин, усаживаясь перед ним.
Он щурит глаза и смотрит на нее. Она продолжает:
- Я тоже еще три дня тому назад в нее не верила.
16
NEVER LET ME GO
Конечно, я доставлю тебе боль.
Конечно, ты доставишь мне боль.
Сент-Экзюпери. Письмо Натали Палей
Счастливые дни:
Сентябрь 2001 года - октябрь 2002 года
Итан
Любовь неожиданно вваливается, как при взломе. Один миг - и больше ничего не существует. Вдруг все оказывается вне времени, вне нормы. И жизнь больше не пугает.
Селин
Вдруг сердце охватывает пламя, голова переворачивается, в глубине живота образуется пустота. Начинаешь жить, как в невесомости, сердце трепещет, все мысли upside down.
Итан
У тебя вдруг появляется новая кровь, новое сердце, более ясные мысли. Ты дышишь только ею. Потому что она освободила тебя от тебя самого.
Ты испытываешь голод по ее коже, по ее губам, запаху ее волос. Отныне именно у нее находятся ключи. От врат рая. И от врат ада.
Селин
Без него ты - лишь ожидание. Потому что он научил тебя жить быстро, потому что он научил тебя жить сильно. Ты упиваешься взаимодополняемостью, которая превращается в зависимость. Так как, в сущности, ты всегда хотела только этого - сердечных излияний, кровопролития.
Итан
А снаружи - хаос, холод, письма с бациллами сибирской язвы, вступление войск в Афганистан, обезглавленный Даниэль Перл. Но вы уже не живете в этом мире. Вы создали свой собственный алтарь, уютное королевство, которое насчитывает только двух жителей.
Селин
В наших американских ночах все - раздел и отказ. Моя голова, лежащая на его плече. Наши перепутанные волосы. Глухой шум крови в его венах. Стук его сердца, сливающийся со стуком моего.
Итан
Два дня - и она улетит на своем самолете. Я буду провожать ее в аэропорт. Каждый раз один и тот же вопрос: где взять силы ждать две недели, прежде чем увидишь ее снова?
В метро, которое возвращает меня на Манхэттен, во вкусе ее губ на моих губах.
В книге, которую она мне дала, есть подчеркнутая фраза, которая заставляет меня улыбнуться: "Это любовь делает идиотом или уже надо быть идиотом, чтобы влюбиться?"
Селин
Каждый раз, когда я уезжаю от него, пустота - словно укус. Грусть Руасси. Холодный душ настоящей жизни, которая снова побеждает.
Вечером, одна в своей постели, я разворачиваю гигантский экран. В этом кино моих мечтаний, где я - единственный зритель, я бесконечно просматриваю сцены наших встреч после разлуки.
Итан
В аэропорту я вижу, как она бежит ко мне. В моем теле - невероятный биологический взрыв, гормональный коктейль феромонов и адреналина. Это лучшее из того, что я пережил в жизни. Лучшее из того, что я когда-либо переживу. Лучше, чем концерт Моцарта, где я - в первом ряду.
Селин
Новогодние каникулы в Нью-Йорке.
Город поскрипывает, парализованный полярным холодом. Целую неделю мы не выходим из его маленькой квартирки в Гринич-Виллидж. Сорок квадратных метров счастья: площадь страны нашей любви. В окно видны снежные хлопья, мигающий свет, иней на стеклах. Внутри - жар тел и сливающиеся дыхания.
Пир пастилы и кокосового молока.
Чтение около обогревателя.