- Спасибо. Продавать квартиру стоит через риэлтерскую фирму - поручу своему адвокату подобрать кого-нибудь посолиднее. Нужно отдать им ключи, это избавит тебя от лишних беспокойств - они сами дают объявления, водят клиентов на осмотр квартир, отвечают за их надежность. Процесс не всегда быстрый, но в таких делах торопиться не стоит, нужно дождаться хорошего клиента. Вам с Мари лучше переехать пока к нам, и не только из-за этих неудобств - просто у нас тебе будет легче во всех отношениях. Раз всем предстоит пройти через это, постараемся помочь друг другу…
Кому же еще доверять, как не ей, и как хорошо, что она сама догадалась заговорить на эту тему - думать мне самой обо всех проблемах сразу слишком обременительно. Я с благодарностью принимаю ее помощь.
Теперь нужно подготовить Мари, ведь с ней говорил только Виктор, и по отсутствию вопросов с ее стороны понимаю, что сделал он это в своей привычной манере - обтекаемо, обойдясь общими фразами, а назвать вещи своими именами предоставлено мне.
ГЛАВА 9
Я уже решила, что дочери придется сказать правду о факте развода, но знать об истинной причине его пока не обязательно, это ведь может восстановить ее против отца, чего я совсем не хочу - они должны общаться в будущем. Кроме того, хочется облегчить этот и без того нелегкий удар…
- Понимаешь, малыш, у взрослых иногда так складывается жизнь, что они вынуждены развестись…
- Понятно, и эти взрослые - ты и папа.
Так я и думала, ребенок сам уже давно "просек поляну", как говорит в таких случаях Женька.
- Да, мы с папой разводимся. Папа будет жить отдельно, а мы с тобой переедем к Клер, потому что нужно продать нашу квартиру.
- Я сразу подумала, что вы разводитесь, когда он сказал, что поживет отдельно, потому что так нужно из-за работы. Ему же никто не мешал работать… Он думает, что я - маленькая и глупая, не понимаю, в чем тут дело. Да в нашем классе у половины детей родители или в разводе, или не живут вместе.
- У половины?..
- Даже немного больше… Не переживай, мама. Сейчас такое время. Это должно было случиться и у нас, я давно заметила, как его все раздражает, когда он дома. Наверное, это к лучшему - никому не нужно больше притворяться… Я ведь видела, как ты напрягаешься и проглатываешь слезы, и мне было жутко тяжело смотреть на все это. Пару раз я даже хотела вмешаться и попросить его выйти из гостиной, когда его слишком занесло, но он вовремя остановился сам… Он нас больше совсем не любит?
- Тебя он очень любит и никогда не перестанет любить.
- Значит, все дело в тебе… это ты виновата? Ты выгнала его? Или ты его раньше чем-то обидела? Ведь он ушел первый…
- Я его не обижала, просто наша любовь начала понемногу исчезать…
- И исчезла совсем? Никогда не вернется?
- Трудно сказать. Поживем - увидим, а пока, я думаю, хорошо бы отправиться в путешествие и немного отдохнуть. Повеселить себя, любимых… Хочешь, поедем в Москву?
- Давай сразу, завтра же - на фиг эту дурацкую школу, она мне в этом году совсем не нравится, у училок, наверное, климакс или проблемы дома - как с цепи сорвались, придираются по мелочам, нервные, всем недовольны…
- Что-то ты слишком решительно выражаешься… как-то непривычно…
- Довели…
- Сразу поехать - не получится, обязательства на работе, мне ведь надо закончить семестр и аттестовать студентов… Но как только появится первая же возможность…
- И пойдем в цирк, в театры… на ипподром?
- Туда, куда пожелаешь…
Я увожу ее от трудной темы - разговор переключается на другое, и начинается обычный диалог матери и ребенка…
Какой-то замкнутый круг - первая для Мари травма также наносится не чужими людьми, а собственными родителями - только слишком рано, гораздо раньше, чем это было у меня…
А может, оно и к лучшему, в таком возрасте все легче воспринимается - я ожидала слез, трудных вопросов или, на худой конец, удивления, а удивляться пришлось мне - ее необыкновенной наблюдательности, чуткости и вполне философскому восприятию развода. Да, все мы продукты своей эпохи - в ее возрасте я даже не задумывалась над тем, в каких отношениях находятся родители моих одноклассников, да и дети были другие - никто открыто не обсуждал семейных проблем.
Хотя, может, такое спокойствие только на поверхности, а что там в глубине - кто знает, как никто не знает и того, к каким результатам приведет эта травма, как повлияет потом на всю ее жизнь…
* * *
Переехать к Клер не получилось - заболела Мари, пролежав сначала с гриппом, потом с пневмонией целый месяц. До этого мы подали на развод с устроившей нас обоих мотивировкой - сексуальная несовместимость, для ускорения процесса.
Наконец, Мари отправилась в школу, а на следующий день после этого с высокой температурой свалилась и я, надолго, с какой-то особой тяжелой формой гриппа, а когда встала на ноги, поняла, что начинать переселение - собирать чемоданы, устраивать кратковременное жилье, а потом снова съезжать - не готова ни физически, ни морально. Решила - лучше подождать, когда все будет закончено, сидя на обжитом месте, а квартиру можно продать и позже.
При полном согласии сторон развод проходит по известной схеме, где все прописано, но жить три месяца в ожидании его - занятие не самое приятное.
Наконец наступает этот день - сама процедура проходит как-то буднично, обыденно: задаются ожидаемые вопросы, следуют заранее продуманные ответы.
По решению суда Мари остается со мной, у Виктора есть право на посещение и контакты с ребенком по субботам и воскресеньям, проведение каникул определяется по совместной договоренности. Виктор обязан платить алименты до восемнадцати лет - совершеннолетия дочери, имущество, приобретенное в браке, делится пополам…
Виктор позвонил мне накануне развода и спросил о том, как бы мне хотелось провести этот день, полагая, что у меня могут быть особые желания. Слишком задумываться над тем, для чего ему это было нужно, я не стала, но, зная его характер, могу предположить, что такой вопрос был связан с его представлением о красоте расставания. Я вполне искренне сказала, что мечтаю лишь об одном - чтобы все поскорее закончилось и забылось. Хорошо, что дошло - больше он не пытался вступать со мной в контакт и после развода, к счастью, также ничего не стал предлагать и незаметно исчез. Наверное, отправился к своей мымре праздновать освобождение.
Хорошо, что не пришлось общаться, видеть его сейчас - выше моих сил. Меня ждет Клер, с которой мы вместе приехали и заранее договорились пообедать после завершения процедуры.
Как во сне, сажусь в машину с одной мыслью: все, я сделала это - оборвала последнюю нить, которая еще связывала нас. Теперь мне хочется только расслабиться и хоть на время забыть обо всем… Мне срочно нужна передышка… Сейчас пообедаю и поеду выкупать билеты в Москву, которые предусмотрительно заказала. Родителям позвоню завтра.
* * *
На следующий же день, собравшись с духом, звоню в Москву. К счастью, к телефону подходит отец, и после приветственной части с ходу произношу заранее заготовленный телеграфный текст - на детали я просто не способна:
- У меня две новости, па, - хорошая и так себе. С какой начать?
- Конечно, с плохой…
- Не сообщала раньше, потому что не хотела беспокоить. У Виктора уже давно другая женщина. Мы только что официально развелись. Переживать не стоит, такое иногда случается. Я - в полном порядке и уже купила билеты на среду. Через три дня мы с Маришкой будем в Москве. Это - плохая новость.
- А хорошая?
- Хорошая связана с нею же - решила, что раз уж свободна, то пора рвать когти, и это - не шутка, я действительно хочу перебраться в Москву. Поговорим обо всем при встрече.
Следует пауза, я слышу его дыхание и физически ощущаю, как он постепенно входит в смысл сказанного. Наконец, вникнув, он медленно произносит:
- Знаешь, маленькая, я, наверное, настолько постарел и поглупел, что даже не знаю, что нужно говорить в таких случаях… прости меня, девочка. Только, пожалуйста, не страдай, а постарайся побыстрее забыть случившееся… Думаю, что лучше Булгакова тут не скажешь - "…зачем же гнаться по следам того, что давно закончилось"… Я очень тебя люблю и приеду встречать…
Милый, старый папка, это - лучшая из твоих речей, на более длинную я и не готова… Да и утешал ты меня наверняка тем же, чем пытался забыться сам…
Я говорю, что тоже очень люблю его, поспешно прощаюсь и кладу трубку. Хороший совет, хоть и исходит от Воланда… а гнаться за прошлым мы и не будем, ни за какие коврижки…
Минут через пять раздается телефонный звонок.
"Господи, хоть бы не мама!" - думаю я.
Но это, конечно, она. На сей раз в умении владеть собой она превосходит самое себя - ровным голосом говорит именно те слова, которые соответствуют случаю:
- Нужно было сообщить нам все заранее - мы бы приехали поддержать тебя. Жаль, что тебе пришлось быть одной в это трудное время. Приезжай, мы ждем, ты не одна. Все обязательно устроится.
- Спасибо, мама.
Ни одного вопроса, лишнего слова, невыверенной интонации. Лишний раз убеждаюсь, что мне никогда не дотянуть до такого высочайшего уровня. Просто непостижимо, как моей матери удалось вылепить из себя такой совершенный образец: сплав элегантности, сдержанности и утонченного вкуса не только во внешнем облике, в умении одеться, организовать свое жизненное пространство - это умеют не все, но многие, а в умении владеть собой, в жестах, всегда верной тембровой окраске голоса, в модуляциях громкости… Эта несуетность, несколько величавая, но без излишнего высокомерия, некая отстраненность всегда ставили ее как бы немного над ситуацией, давали возможность понять, что она не просто посвящена, а разбирается в предмете гораздо глубже и тоньше собеседника. Все органично, стильно, без перебора. Современному русскому человеку такая манера почти не свойственна, она скорее вызывает ассоциации с потомственной английской аристократией.
Не знаю, была ли у нас в роду английская знать, но совершенно точно знаю, что наш род мог похвастать массой титулованных имен собственного и заморского разливов. Именно это обстоятельство наверняка и заставляло мать застывать в своей броне. Правда, глядя на прямых потомков своей именитой родни - моего деда и его единоутробного брата, маминого родного дядю, маршала, - можно было легко засомневаться в том, что они связаны кровными узами с такими громкими фамилиями… их достоинствами могло быть все что угодно, но только не изысканность манер и аристократизм.
Я знаю немало людей, обожающих играть везде и всегда. В особенности это касается людей известных, творчески одаренных, у которых, очевидно, воображение стирает, сглаживает границы между реальностью и фантазией, и воображаемое, придуманное зачастую воспринимается за истинную жизнь, и тогда, почти бессознательно, начинается это странное занятие - театр для себя, игра с собой… Скорей всего, это - некая попытка бегства от себя или от реальности, с которой трудно справиться…
Моя мать - натура яркая и творческая, неуемная во всех своих проявлениях, взывающая к чувству меры, но сама его не признающая, если дело доходит до ее интересов, играя свою жизнь, зная о своих корнях и гордясь ими, давным-давно вошла в некий царственный образ, срослась со своей маской, напрочь позабыв свою внутреннюю сущность. Вместо этого были заимствованы внешний блеск и умение владеть собой, доведенные до совершенства недосягаемого, механизм которого до сих пор так и остается непостижимой загадкой для меня. Ни за что бы не поверила, если бы сама не оказывалась свидетельницей этой непостижимости - она ни разу в жизни не сорвалась, не вышла из себя!
С одной стороны, это производит впечатление, а с другой, выглядит как-то бессердечно - лишь бы не огорчить и не расстроить себя, единственную! - кажется неискренним, неестественным и мешает сближению с ней. Она как бы и не живет на самом деле, а делает свою жизнь и себя - такой, какой ей хочется казаться, как-то уж очень заморозившись, заледенев в своих установках…
С годами это становится особенно заметным и не очень привлекательным, ведь то, что хорошо работало на тот образ молодости, каким он некогда был у нее - утонченно-изысканная светская дама, известная переводчица, успешный критик, литератор, супруга знаменитого дирижера и композитора, счастливая в браке женщина, одна из немногих, достигшая всех вершин, образец для подражания и объект зависти, - уже давно не соответствует ни безжалостной реальности, ни возрасту…
Я думаю, ей самой было бы легче преодолевать доставшуюся ей отнюдь не легкую жизнь, если бы она смогла заставить себя не казаться, а быть, иногда уметь расслабиться, засомневаться в своей правоте, не держать все в себе… Но это означало бы - некие признания, а о них нельзя даже задумываться, иначе маску придется сбросить и - конец игре… поэтому все, что мешает образу, лучше попросту исключить и выдавить из себя - раз и навсегда…
Вот и снова, после короткого разговора с ней, возникает всегдашнее чувство досады… хотя в наших отношениях никогда не было излишней откровенности и близости, да мне и не хотелось долгих расспросов по телефону, но небольшая доля материнского участия и тепла - именно сейчас - совсем не помешала бы…
Но свои сценарии каждый создает сам, а уж тягаться с ней в этом занятии вообще бессмысленно - профессионал. Что ж, раз здесь ничего нельзя изменить, все так и нужно принимать - родители таковы, каковы они есть, с их характерами, прожитыми жизнями, проблемами, промахами и ошибками…
Удалось бы поменьше наделать своих…
* * *
От Галины я не скрываю правды - развелась с мужем, ухожу с работы пока на неопределенное время, а позже, скорее всего, уеду. Она задумчиво смотрит на меня, а потом говорит:
- А знаешь, я завидую тебе.
- Чему тут можно завидовать?
- Твоей решительности и свободе выбора.
- Выбор есть всегда, у всех.
- Если бы так… Мне вот некуда ехать, меня никто нигде не ждет.
- Как это может быть? Ты же раньше где-то жила?
- В свое время мне пришлось бежать от страшного брака с алкоголиком, с трехлетним ребенком на руках, из Тьмутаракани. Бежала за любовью и светлым будущим, а из одних тисков попала в другие - в полную языковую, а значит, и в культурную изоляцию. Почти в полное одиночество - муж очень много ездил. А потом и вовсе исчез.
- Как это - исчез? Куда?..
- Банальная история - ей всего двадцать лет и у нее упругая грудь. Пришлось сжаться в пружину и драться со всем миром, но больше всего с самой собой, преодолевая апатию, страх, комплексы, ностальгию…
- Преодолела?
- Ой, не знаю. Боюсь, что пружина может когда-нибудь разжаться с самыми непредсказуемыми последствиями…
- Слава Богу, что наступили другие времена. Сейчас, имея деньги, совсем не обязательно быть прикованной к Тьмутаракани. Если надумаешь переезжать, только свистни - и стол, и кров тебе будут готовы, да и любая другая помощь тоже гарантирована.
Мы обнимаемся на прощание, договариваемся перезваниваться, и она говорит, что если я передумаю, то в любое время смогу вернуться на фирму - работа для меня всегда найдется… а она пока должна тянуть свою лямку, ведь сын заканчивает университет через два года…
- А на добром слове - спасибо… Хоть я и не из тех, кто привык сидеть на чужой шее, слышать такое все равно приятно. И кто знает, может, видимся не в последний раз…
Милая Галина, мы раньше никогда не говорили так доверительно и искренне - я считала тебя слишком ограниченной, сухой и благополучной…
Наверное, я тоже слишком долго была в изоляции и кое-что растеряла в себе - разучилась видеть окружающее в истинном свете… Пора выходить из нее и возвращаться домой - к истокам.