Теперь вошел третий. На нем кирзовые сапоги, матросские брюки, заправленные в голенища, потертый китель, из-под которого видна грязная, вся в заплатах тельняшка. На толстой шее, почти сросшейся с плечами, сидит голова с выдающимся вперед подбородком. Над глазами, которых почти не видно под лохматыми выцветшими бровями, навис лоб. Пальцы короткие, как обрубки.
Капитан даже не успел задать ей вопрос, как Ирина замахала руками, словно испугалась, что этот страшный человек бросится на нее и начнет душить своими грязными медвежьими ручищами. Она упала на подушку и спряталась у Искры за спиной, чтобы не видеть и не слышать, что будет происходить дальше.
- Я прошу вас, Ирина Анатольевна. Он или нет? - спокойно спросил Корзун.
Больная дрожала, словно ее ударил электрический ток. Перед глазами рассыпались алмазные искры.
- Отвечайте, прошу вас! - настойчиво и решительно требовал Корзун.
Ирина молчала. Что-то мешало ей ответить.
- Он или нет? - как приговор звучал простуженный голос капитана.
И больная не выдержала, - собрав последние силы, она приподнялась и медленно, но отчетливо выдохнула:
- Не он! Нет!
Ирина бессильно откинулась на подушку, ухватившись за руку Искры.
Голос у нее был еще слаб, казалось, он несся со дна морского, но его услышали все, кто здесь находился. Ирина обрадовалась. Значит, все в порядке. Голос ожил. Она снова будет говорить, смеяться, петь. Она снова расцветет в людском саду. А тот, кто должен сидеть из-за нее в тюрьме, останется на свободе. Ирине некого опознавать. Напрасно старается Корзун. Не этот, кого ей только что показали, пытался ее убить. Не этот…
Скрипучий голос Корзуна снова нарушил тишину:
- Вы помните, гражданка Чугай, человека, который пытался вас убить?
Ирина написала в блокноте: "Да".
- Узнаёте его среди тех, кто перед вами?
Рядом с первым словом появилось второе: "Нет".
И тогда лобастая голова мужчины повернулась к капитану, заскрипели кирзовые сапоги, слегка задвигались налитые кровью пальцы-обрубки. Сам он нагло ухмыльнулся.
- Наверное, забыла. Я полоснул ее ножом, чего уж тут…
- Помолчите, - прервал его Корзун и снова обратился к Ирине: - Вы твердо уверены, что его туг нет?
Больная дважды подчеркнула в блокноте второе слово.
- Посмотрите внимательно еще раз.
Ирина еще раз внимательно пригляделась ко всем. Лобастый мужчина, встретившись с ней взглядом, заговорил:
- Если забыла, напомню. Она шла с моряком под ручку, я под мостом был. Моряк сразу бросился наутек, а я полоснул ее ножом по горлу. Вот и вся карусель! Ну, что воду в ступе толочь?
- Замолчите! - прикрикнул на него Корзун.
- Что вы врете? - вмешалась Искра. - Моряк не станет убегать, когда нападают на женщину.
- Прекратите разговоры! - приказал Корзун и в последний раз спросил Ирину: - Так, значит, вы твердо уверены в том, что его здесь нет?
Дежурный врач вошел в палату и, показав на часы, попросил прекратить допрос.
Когда милиция уводила мужчину, за ним ушли ткачи. Ирина вцепилась обеими руками в Искру и никак не хотела отпускать ее. Она умоляюще смотрела на врача, но тот был неумолим. Он укоризненно поглядел на Ирину, а растерянной Искре, как и милиционеру, спокойно указал на дверь.
На улице капитан поблагодарил дружинников за помощь, извинился, что задержал их дольше, чем предполагал, и проверил замок на машине, куда посадили заключенного. Он уже собирался уезжать, как на улицу выскочила Искра.
- А скажите, красавица, - заспешил Корзун, - почему вы думаете, что моряк не убежит, если на его спутницу нападут бандиты? А другие, не моряки, выходит, будут убегать?
- Нет, - ответила Искра, - если они честные люди, так не убегут. И моряки. И ваш брат милиционер. И просто работяги, - подмигнула ему она. - Есть же неписаный рыцарский закон для мужчин, который определяет их обязанности перед любимой женщиной.
- Любимой?
- А что вы удивляетесь? Разве вам не знакомо это чувство?
Ее вопрос заставил капитана вдруг закашляться. Он, не зная, что ответить Искре, неожиданно даже для себя предложил ей:
- Садитесь, я подвезу вас. Помните, как на вокзал подвозил.
- Так ведь тогда ночь была, - захохотала Искра. - А сейчас светло-рассветло. Да и люди что подумают, увидев, что меня подвозит раковая шейка? Лучше уж когда-нибудь потом… Спасибо за внимание… Пока!
Она шмыгнула в сад, а раковая шейка (синяя машина с красным ободом по кузову) помчалась к прокуратуре…
Когда Ирина Чугай написала, что ее вещи в камере хранения на вокзале, следователь прокуратуры Иван Корзун потерпел первое поражение. Лобастый мужчина забрал из камеры один чемодан и, отнеся его в машину, вернулся за другим, который будто бы принадлежал его жене. Кладовщица раскрыла паспорт, прочитала имя Чугай и растерялась. Лобастый, заметив милиционера, опрометью выскочил, сбив с ног появившегося в двери Ивана Корзуна. Но он не успел добежать до машины, в которой оставил первый чемодан, как она рванулась с места и исчезла за углом. На какое-то мгновение лобастый растерялся, но сразу же сел в другую и умчался. А через несколько дней Иван Корзун неожиданно задержал лобастого на вокзале, когда тот покупал билет на Москву. Личный обыск ничего не дал. Ни документов, ни вещей у него не нашли. Назваться он не хотел. На допросе вел себя как бывалый преступник, держался нагло. Расселся в кресле, положив ногу на ногу, и, закурив, спросил:
- Ну, гражданин следователь, о чем будет речь?
- О вашем преступлении, - ответил Корзун.
- Преступлении?
- Да, об ограблении гражданки Чугай Ирины Анатольевны.
Иван Корзун ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Он был уверен, что лобастый упрется и будет молчать, откажется давать показания. Только так и вели себя закоренелые преступники, хорошо зная все статьи уголовного кодекса. Это было их типичное поведение на первых допросах.
Именно к этому и приготовился Корзун. И каково же было его удивление, когда лобастый ясно и четко ответил:
- Так точно, гражданин следователь… Я еще в ресторане приметил, что дамочка денежная… Из-за этого и морячок к ней пришвартовался… Ну, вот я и проследил за ними, как они переходили возле туннеля через полотно. Морячок сразу припустил… Вот и весь рассказ…
Корзун почувствовал, как на спине у него выступил пот. От волнения стало печь в груди, но он, сдерживая в голосе радостную дрожь, тихо сказал:
- Нет, не все. Расскажите подробно. Давайте вспомним все по порядку…
- Зачем подробно? - вскочил лобастый. - Свидетелей нету. Я один остался. Морячок сразу дал ходу, еще когда никаких подробностей не было… Это вам ничего не даст, гражданин следователь… Да и мне неприятно вспоминать… У меня память к тому же плохая… Забывать все стал… Вот еще помню, что сегодня случилось… А что вчера - хоть убейте…
- Ну что ж. Раз так, я отвезу вас в больницу, там, может, что-нибудь и вспомните…
- В больницу? Зачем в больницу?..
- К Ирине Анатольевне Чугай, на жизнь которой вы покушались.
Лобастый растер ладонью пот по лицу и с поспешной готовностью затараторил:
- Пожалуйста, пожалуйста… Мне самому это все надоело, осточертело… Скрывать, врать, выкручиваться, прятаться…
Но почему же Чугай его теперь не признала? В чем дело? Может быть, побоялась?
- Что с ним делать, товарищ начальник? Куда его девать? Он уже черный кофе просит. Рановато, я вам скажу, закрыли у нас тюрьму. Канителься теперь с ним, - прервал его мысли вошедший конвоир.
- А какао он, случайно, еще не просит? Уточните еще раз его имя, фамилию.
- Да я уточнял, все то же. По паспорту чешет. Коржов. Только врет, по-моему.
Капитан вздохнул и махнул рукой:
- Вы свободны. Я вас позову, когда будет нужно…
17
Олеся вымыла пол, старательно протерла высокие окна, слегка обмахнула камышовым веником потолок и присела на табуретку у порога. Чисто, уютно. За окнами играет море, в прозрачной дымке бархатисто синеют горы, покрытые лесами. И матросы невольно останавливаются у дома. Один бескозырку поправит, другой волосы расчешет, глядясь в стекло, словно в зеркало. Только бы подольше постоять у окон девичьего общежития. Третий высматривает любимую, а еще кому-то не терпится завести знакомство. Тропинка к дому хорошо утоптана. Девушки не скучают по вечерам. Олесе это приятно, и она всегда особенно старательно моет не только пол, но и большие стекла. Олеся несет свою вахту торжественно, раз в четыре дня, как матрос в главной рубке корабля. Принимать Олесину, как говорят на флоте, "приборку" можно послать самого строгого боцмана, и он не найдет недоделок. Девушка так старается не только ради чистоты и порядка, а и для того, чтобы приучить к этому и Светлану Козийчук, которая вечно сидит уткнувшись носом в учебник, зубрит лекции; чтобы закадычные подружки Стася Богун и Галя Диденко не чурались никакой работы, не ленились в свое дежурство. Девушка должна уметь делать все, даже мужскую работу. Чтобы не давать ребятам повода говорить: это, мол, не женского ума дело, не для женских оно рук…
Олеся внимательно осмотрела каждый уголок, заглянула под кровати. Чисто. Можно уже и девушек звать. Хватит им галок считать во дворе. Пора приниматься за домашние дела.
Нет, еще минутку, чтобы окончательно собраться с мыслями. Итак, зарплата получена вчера. Снова едва удастся свести концы с концами, и все оттого, что раньше, когда Олеся работала в шелковом цехе, она получала в два раза больше денег и не научилась их экономить. Ну что же? Отлично ведь знала, куда шла. Нечего сетовать. Только будет ли этому конец? Когда же ты, Олеся, снова станешь получать сполна за свою работу? Не знаешь? Нет, знаешь! Когда вырвемся вперед. А тогда что? Снова пойдешь подтягивать отстающих? А может, отстающих тогда и не будет… Может… А пока наберешь ли себе наконец на платье, или снова будешь бегать в прошлогоднем, когда наступит лето? Гулянья в парках, в горах, поездки на пляж, за город, в лес… Яркое солнечное платье, усыпанное алмазными звездочками, которые вечно горят и не гаснут. Даже вечером при электрическом свете весело переливаются. Купи материал, а там видно будет… Не хватит на жизнь - займешь. У кого? Да в кассе взаимопомощи…
"Нет, не возьмешь в кассе, - просыпается тот голос, что звучит для людей. - В кассе чаще всего дают многосемейным и тем, кто только что получил квартиру и хочет купить мебель. И еще тем, кто строится… А тебе зачем? Потому что обнову решила приобрести, и всего-то? Уж лучше сэкономь на еде…"
"Ну, и сэкономлю, как все девчата! - решительно махнула рукой Олеся. - А материал все равно куплю… Хотя это и неправильно - экономить на еде. Будь я большим начальником, тотчас подписала бы приказ: всем ткачихам в счет зарплаты выдавать талоны в столовую на трехразовое питание. А остальную часть заработка - деньгами. Тогда можно быть уверенной, что мои девчата будут нормально и вовремя есть. Набираться сил, хорошеть не по дням, а по часам. Талоны они не потратят на пудру, украшения и конфеты. Точно! Но что поделаешь, если я никогда не буду таким большим начальником. Ну и ладно! Заканителилась я что-то…"
- Девочки, - позвала Олеся, выглянув в окно. - Готово! Занимайте позиции.
Со двора донесся хохот, визг. Галя Диденко вырвала у Светланы книгу, а Стася Богун - тетрадь. И ну носиться вокруг стола. Светлана ловила их и не могла поймать. Так и ворвались в комнату. Запыхавшиеся, разгоряченные, словно за ними гналась стая волков.
- Принимайте работу, - засмеялась Олеся. - Одеяла сами отвернете… Да всех заставляйте хорошенько вытирать ноги. Я положила у порога мокрую тряпку… Девочки, не позабудьте снять во дворе мое белье, когда просохнет… Только не комкайте его, не швыряйте, как Светланка книги и тетради, а аккуратно сверните и положите в тумбочку. Гладить буду завтра… И на смену не опоздайте… Как обычно, приходите немного раньше…
- Ку-ку! - раздалось в окне. - Они что, без няньки жить не могут? - из-за занавески, махнув красным шарфом, выглянула Искра, обдав всех дурманящим запахом пудры и духов. - Привет невестам… Айда на бульвар, а то последних женихов разберут…
- Пусть разбирают, - рассмеялась Галя Диденко. - Наши в море плавают, а не баклуши бьют по бульварам… Наших так просто не достанешь… Они, верно, уже к турецким берегам подплывают…
- Не то что ваши, сухопутные. Плывет, плывет - а на берегу потонет, - тоненько рассмеялась Стася Богун.
- Наши искры высекают, - шутя похвасталась Галя.
- А из наших самгородских космонавты выходят… Я уж своих подожду. А ты что скажешь, Светлана? Ждать или не ждать самгородских космонавтов? Ну, чего снова в книжки уткнулась? Спой-ка лучше: "Полюби меня, Гагарин, полюби меня, Титов"… Хороша? - тараторила Искра.
Светлана заткнула уши пальцами, громко твердила:
- Бином Ньютона!.. Бином Ньютона!..
Она всегда поступала так, когда девушки шумели в комнате и мешали готовиться к лекции. Все привыкли к этому. Только Искра не знала. Она кружилась по комнате, весело напевая:
- Ну и танцуй со своим Ньютоном!
Девочки неодобрительно поглядели на Искру, потом на Олесю. В глазах просьба: "Ну скажи ей, чтобы не мешала Светлане сорвиголова. Если не умеет вести себя, так поучи ее, отчитай хорошенечко. Ты же комсорг! Слово твое для нее - закон!"
Девушки ждали, что Олеся сразу же приструнит Искру, накричит на нее, но она лишь подмигнула своей новой подруге и приветливо повторила ее же слова:
- Айда на бульвар!
Искра опешила. Она думала расшевелить подруг, вытащить их на улицу. А если не удастся, то хоть посмеяться над ними, а может, и поругаться. И вдруг на тебе! Олеся сама зовет на бульвар.
Искра насторожилась:
- Вдвоем?
- Конечно. Чтобы им не мешать. Выберем мне шелк на платье. Ты ведь умеешь выбирать, Искра?
- Можно подумать, ты не умеешь! - улыбнулась та.
- А вот и не умею… Ткать умею, а на платье выбрать - нет. Как сапожник, который всегда без сапог, - уже с порога бросила Леся. И оглянулась на подружек: все ли ладно у них, не забыла ли чего напомнить. Кажется, нет.
Светлана сидела на кровати в своей излюбленной позе - ноги по-турецки, подушка под боком. Вокруг разбросаны книги и конспекты. И уже никто не оторвет ее от занятий.
Олеся радовалась. Станет Светлана отличным инженером, ничего, что подруги прозвали ее Биномом Ньютона. Потихоньку-полегоньку, а гляди, как обскакала всех. Пока Олеся заканчивала текстильный техникум, Светлана поступила в институт. А когда Галя и Стася закончат техникум, Светлана получит диплом инженера. Молодец!
И обе ее соседки, Галя и Стася, тянутся за ней. Теперь они не такие, какими были вначале, когда приехали из деревни. Учиться не хотели, книжек не читали. Все танцы да танцы на уме. А нет танцев - усядутся у окна и запоют тоскливо. И все глядят на сумрачный осенний лес. Нелегко было Лесе расшевелить их. Вначале таскала повсюду с собой. Потом, когда попривыкли, поручила Светлане учить подружек понимать не только уроки, но и прочитанные книги. Научились. Сейчас и учеба дается им легче. А как вышивают! И мулине! И гарусом! И бисером. Олеся верит подругам, как самой себе, потому и уходит из общежития спокойно. И на работу их не будит. Только на людях они до сих пор робеют, дичатся. Недоверчиво поглядывают исподлобья, боятся, как бы кто их не обидел, не обманул. И друг за дружку держатся, словно маленькие. Надо смелее толкать их в жизнь, как ребенка в море, чтобы научился плавать.
- А какую материю ты хочешь выбрать на платье? - вывела ее из задумчивости Искра, догоняя уже на улице.
- Я думаю, шифон. А если нет легкого, прозрачного шифона, тогда - марокен. Яркий, словно солнечный луч.
- Марокен неплохо… Но лучше репс, нежный, как полевой цветок… В нем и гулять можно. И на концерт… В гости… И с твоим моряком не стыдно пройтись под руку.
- Ты все свое! Под руку, на бульвар, на танцы… Парням головы кружить…
- Ну что ты! - отмахнулась Искра. - Я шучу! После всего, что произошло с нашей подшефной, той, что сейчас в больнице, я за десять километров обхожу кавалеров. А то они и меня так ножом! Хотя я думаю, не кавалеры это…
- А кто же?
- Скорее всего, муж… Если не сам, то мог кого-нибудь подкупить. Раз преследует, значит, ревнует…
- Не знаю, - вздохнула Олеся. - Знаю одно. Я бы к такому мужу ни за что не вернулась. Никогда!
- Что же ей делать?
- Вот и я думаю, что же ей, бедняжке, делать? Как вернуться на работу? Все начнут расспрашивать, сочувствовать… Найдутся и такие, кто посмеется… Не будет ей там жизни. Чувствую, не будет, - вздохнула Олеся.
- Ты-то хоть не принимай так близко к сердцу…
- Не принимать? - удивилась девушка. - Женщину искалечили в нашем городе, а ты говоришь - не принимай к сердцу? Ну, выпишут ее. И куда ей деваться? На все четыре стороны? Или в море? Да?
- Я этого не говорила, - стала оправдываться Искра. - Я думаю о другом: кто она нам, родственница, знакомая? Если ты собираешься оставить ее здесь, нам от этого только хуже будет. Ведь капитан Корзун станет водить к ней подозрительных моряков, чтобы опознала того, одного… Приятно будет нашим морякам? Ты об этом подумала, Олеся? Это же восстановит против нас всех матросов.
- Пусть восстановит. Пусть и они, если виноваты, отвечают. Э, не знаешь ты Корзуна. Он все равно не успокоится. Ему не важно, где будет жить Ирина - у нас или в другом городе… Он к ней и туда моряков повезет.
- Такой настырный?
- Скорее честный.
- Недаром оттого и холостяк…
- Нет, он честен сам с собой. Совесть у него чиста.
- А видно, скупой?
- Да, очень скуп на чужое. Чужого никому не даст, сам не возьмет и никому не позволит взять… Ни за что на свете. Собой пожертвует, а не позволит… Ни государственного, ни личного. Знаешь, он, по-моему, из породы тех людей, кто не пройдет мимо брошенного куска хлеба. Эх, служба-дружба, все бы люди такими были, как ты, - вздохнула Олеся.
Они шли вдоль моря. Шагали в ногу, иногда замедляя шаг, а то и вовсе останавливаясь.
Походка Искры - чарующая, девичья, не игрива и в то же время плавна. Так начинается танец в ансамбле "Березка" - девушки плывут, словно лебеди. Но у танцовщиц ноги скрыты под длинными широкими юбками, а у ткачих они оголены до колен. Полные, упругие, словно точеные, и бронзовые от солнца, как осенние желуди. Искра это отлично знала и потому нарочно играла своею походкой. Может быть, именно поэтому прохожие оглядывались на девушек. Олеся заметила эти взгляды сразу, но промолчала, давая подруге полную возможность покрасоваться, а та встречала и провожала прищуренными глазами чуть ли не каждого моряка. Она и впрямь кого-то ищет. Пусть ищет. Придет время - сама обо всем расскажет. Девичьи тайны скоро перестают быть тайнами для товарищей, а особенно для друзей. Олеся же хотела по-настоящему подружиться с Искрой, а путь к этой дружбе был один - откровенность и искренность. И потому, не в силах больше выносить кокетничанье Искры, она резко спросила: