Родов вышел на улицу и остановился около машины. Ему нужно было некоторое время, чтобы прийти в себя после того как он заглянул в глаза смерти. Постоянная близость к умирающему наверняка повлияла и на Полину. В хосписе она оказалась наедине с Игорем и его болезнью. Зная характер бывшей жены, Костя понимал, насколько это ей было тяжело. Ей нужны были друзья, чтобы жить полной жизнью. Она заряжалась их энергией и только тогда становилась самой собой. Полина была очень общительная женщина, быстро сходилась с людьми и в её доме всегда было полно гостей. Если она заболевала, то злилась на себя, потому что болезнь лишала её возможности ездить к знакомым и принимать их у себя. После того как она ушла к Игорю, приятели гораздо чаще приглашали к себе убежавшую жену с любовником, чем брошенного мужа. Чтобы развеять тоску, Костя прибегал к давно известному сильно действующему лекарству, побочный эффект от которого особенно сильно сказывался на следующее утро в виде жестокой головной боли.
Вернувшись домой, Костя позвонил в больницу. Трубку сняла Вера.
– Привет, Вера, дай мне Игоря.
– Сейчас.
Последовала долгая пауза и нетвёрдым, глухим голосом Игорь сказал:
– Привет.
– Как ты?
– Учитывая ситуацию, нормально.
– Я хотел к тебе зайти, но Полина меня не пустила.
– Я тебя видел, спасибо, – Игорь замолчал, чувствовалось, что каждое слово давалось ему с большим трудом, – только не рассказывай никому, как я выгляжу. – Он опять сделал паузу, собираясь с силами. Он был в полном сознании, но притворяться здоровым уже не мог, – Костя, извини, мне тяжело говорить. Будь здоров, прощай.
– Прощай.
Игорь передал трубку сестре и сказал:
– Скажи Полине, чтобы забрала меня отсюда, я хочу умереть дома.
* * *
На кладбище Полина выглядела сильно похудевшей, под глазами у неё были тёмные круги, но держалась она твёрдо. Точно в назначенное время появился священник и прежде чем начать службу большими ножницами надрезал платье около горла сначала Полине, а потом Вере. Во время этой процедуры Вера несколько раз скосила взгляд на ножницы. Ей жалко было своего дорогого наряда, который можно было использовать не только для траурной церемонии.
Священник подошёл к подиуму и сказал:
– Вы, наверно, удивлены тем, что я сделал, но этот обычай существует во многих религиях. Надрез обозначает, что у вас произошло большое горе и ваше сердце ещё не зажило от раны. Смерть это страшный удар и утешить вас ничто не может, но всё в воле Божьей. В Библии есть такая история. У молодых супругов долгое время не было детей. Они молили Бога о благословении и готовы были сделать всё, чтобы у них родился сын. Они отдали своё состояние на постройку храма и когда строительство было закончено, а храм освящён, женщина забеременела. Глава семьи был вне себя от радости, его мечта сбылась.
Через несколько лет по делам он поехал в другой город. Вернувшись, он пошёл в комнату сына, но незадолго до его возвращения сын умер. Жена не хотела огорчать его в первый же день и сказала, что сын остался ночевать у друга, а завтра придёт в храм. На следующее утро она всё рассказала мужу, а тот возблагодарил Бога за то короткое время, в течение которого был отцом. Ведь у него могло не быть и этого.
Священник замолчал, посмотрел на Полину и закончил:
Бог дал вам возможность жить с любимым человеком и вы должны быть благодарны ему за это. Теперь он взял Игоря обратно к себе. Такова его воля и мы должны ей подчиниться.
В доме Игоря Полина попросила всех наполнить рюмки и сказала:
– Я хочу объяснить, почему Игорь не отвечал на ваши звонки. Он был очень сильным человеком и хотел, чтобы таким вы его и запомнили, но за последнее время он ужасно изменился. Его художественный вкус протестовал против того, что болезнь сделала с его телом. Он до последнего боролся со своим недугом и уговаривал меня выйти на работу, чтобы на меня не действовал больничный дух. За сестрой своей он послал только, когда уже не мог встать с постели, но если его спрашивали как дела, он отвечал "нормально". Он никогда не жаловался, – голос её дрогнул и она закончила, – так пусть же земля ему будет пухом.
– Нет, однажды он пожаловался, – сказала Вера, когда все выпили, – я тогда сняла новую квартиру, а он приехал в Нью-Йорк, чтобы отдохнуть, но вместо этого стал делать у меня ремонт. Не успел он только укрепить книжную полку. Игорь специально не хотел с этим спешить, чтобы полка не упала и никого не ушибла. Он всё разметил, подготовил инструменты, аккуратно сложил их и показал моему будущему мужу, что именно надо сделать. А пожаловался он через год, когда приехал на свадьбу и увидел, что инструменты лежат на том же месте…
Потом и другие стали вспоминать об Игоре, о том, как он учился в колледже, создавал свой бизнес, опекал сестру и общался с друзьями. Это были самые разные истории, грустные и смешные, трагические и глупые. Больше всех говорила Полина. Казалось, она пыталась выговориться за вынужденное затворничество последнего месяца. Из рассказов вырисовывался яркий образ человека, дух которого ещё витал в этом доме. Поминки оказались хотя и печальными, но светлыми и уходя, Костя подумал, что и свои поминки хотел бы провести также…
III
Через месяц после смерти Игоря Савицкого Костю послали в командировку в Нью-Йорк. Как обычно установку надо было запустить ещё вчера, но вспомнили об этом только сегодня, поэтому завтра объявили крайним сроком. Накануне он разговаривал с Верой и она сказала, что он может остановиться у неё.
Когда он открыл дверь в её квартиру, то увидел Полину. Он хотел уйти, но Вера его остановила.
– Куда ты потащишься на ночь глядя.
– А где ты меня спать положишь?
– С женой.
– С чьей женой?
– Если ты такой привередливый, я постелю тебе на полу, – сказала Вера, – говорят, что лежать на жёстком очень полезно.
– Вера, мне обязательно нужно выспаться, у меня завтра ответственный день.
– Тебе не угодишь, то не так, это не эдак. Я вам обоим постелю на диване. Он у меня широкий и если вы захотите, то можете спать членораздельно. Вернее, если не захотите.
– Почему ты мне не сказала, что у тебя гости.
– Во-первых, когда ты звонил, здесь никого не было, а во-вторых, моя гостья тебя не укусит.
– Откуда ты знаешь, – вступила в разговор Полина, – я не только его укушу, я его ещё и облаю. Я ведь именно это и делала, когда мы были женаты, правда, Костя?
– Конечно, – ответил он, не глядя на неё. Он боялся, что эта встреча разрушит хрупкое спокойствие его жизни.
На следующее утро он ушёл, когда все ещё спали.
Через несколько дней после возвращения домой Костя Родов смотрел телевизор. Передавали документальный фильм о Кеннеди. В тот момент, когда показывали машину президента, подъезжавшую к печально знаменитой площади в Далласе, раздался телефонный звонок.
– Здравствуй, Костя, это я.
– Кто я, – спросил он, – хотя сразу узнал голос Полины.
– Я себя плохо чувствую. У меня аритмия.
– Ты где?
– У входа в парк.
В другое время он бы решил, что она притворяется, но совпадение трагического момента в документальном фильме и её звонка было очень уж зловещим.
– Я сейчас приеду, – сказал он.
По дороге он подумал, что она всегда отличалась изобретательностью, особенно если хотела загладить свою вину. Первый раз это произошло в колледже, когда она увлеклась аспирантом, читавшим у них лекции. Тогда Костя с трудом подавил в себе желание встретиться с соперником и кулаками убедить его отступить, ведь Полина сбежала почти из-под венца. Потом он оставил эту затею и чтобы забыться, с остервенением стал учить программирование на вечерних курсах. Три раза в неделю он ездил на занятия, а оставшиеся три вечера просиживал перед монитором. Он старался не думать о Полине и через несколько месяцев немного успокоился. Её бурный роман к тому времени прошёл и когда они встретились у общих знакомых, она первая завела с ним разговор. Ему тогда показалось, что эта встреча была не случайной.
* * *
Полина сидела на лавочке. Он остановил машину, взял её руку и проверил пульс. У неё действительно была аритмия.
– Поехали в госпиталь, – сказал он.
– Не стоит, я думаю мне надо отлежаться.
Он привёз её домой. Она прошла в спальню и, не раздеваясь, легла на кровать. Это было её место, которое последние полгода пустовало и теперь, когда она его заняла, казалось, будто и не было этих шести месяцев.
Через некоторое время Костя опять проверил её пульс и сказал:
– Надо ехать в больницу.
– Давай ещё немного подождём.
– Нельзя, организм может привыкнуть к аритмии и тогда вернуть его в нормальное состояние будет гораздо труднее.
В госпитале Полине дали лекарство и подключили к монитору. Костя внимательно наблюдал за тем, что происходило на экране. Форма и частота колебаний всё время менялась, но медсестра, очень полная молодая негритянка, сказала, что лекарство действует не сразу и результат будет виден только через некоторое время. Пытаясь их отвлечь, она стала жаловаться, что никак не может сбросить лишний вес, хотя с удовольствием отдала бы фунтов 50 любому желающему. Ведь она собирается заводить ребёнка, а худым рожать гораздо легче. Мужу, правда, её полнота нравится, но она в глубине души завидует таким женщинам, как Полина.
– Не надо завидовать, у каждого свои болячки, – сказал Костя.
– Аритмию вылечить гораздо легче, чем полноту, – возразила негритянка.
Пришёл врач, посмотрел кардиограмму и сказал:
– Привести сердце в нормальное состояние мы можем либо ударной дозой лекарства, либо электрошоком. Если вы выберете лекарство, то вам придётся остаться у нас на ночь, потому что это своего рода химеотерапия и мы должны будем за вами проследить. После электрошока мы сможем вас отпустить домой. Что вы предпочитаете?
Полина вопросительно посмотрела на Костю.
– Электрошок, – не колеблясь ответил он. Слово "химеотерапия" вызывало у него очень неприятные ассоциации.
Пока техник готовил аппаратуру, медсестра попросила Костю заполнить специальный бланк.
– Зачем? – спросил он.
– Таков порядок.
– Значит, электрошок не безопасен?
– За десять лет у нас не было ни одного несчастного случая.
Полину повезли в другую палату, где уже заканчивали подготовку оборудования. Там ей дали таблетки и стали подсоединять провода.
– Это снотворное, – пояснил врач, – оно необходимо, чтобы больные не помнили, что с ними произошло. А вы лучше сядьте, – посоветовал он Косте, – мало ли что…
Он подошёл к кровати, проверил всё ли готово и дал команду технику. Тот нажал кнопку и Полина дёрнулась так, как будто её сильно встряхнули. Костя побледнел. Он прекрасно знал, что такое электричество и ему страшно было представить какой силы разряд прошёл по телу его жены. Полина показалась ему маленькой и беззащитной. Если бы на её месте была медсестра, она бы, наверно, ничего и не почувствовала. Он взглянул на врача, а потом, вслед за ним перевёл взгляд на монитор. Колебания стали почти незаметными.
– Ещё раз, – сказал доктор спокойно.
Полину опять тряхнуло, колебания на экране возобновились, но её глаза оставались закрытыми. Врач большим пальцем приподнял её веко. Так обычно проверяли, жив человек или нет. У Кости задрожали колени и он опустился на стул. Он со злобой посмотрел на доктора, для которого Полина была статистической единицей. Он и теперь спокойно поднёс к её носу ватку с нашатырным спиртом.
Резкий запах подействовал, Полина повернула голову, на лице её стала появляться краска, дыхание сделалось глубже и она открыла глаза. Медсестра подождала пока она окончательно пришла в себя и сказала:
– Ну, вот видите, у вас восстановилось ровное сердцебиение, – она впервые за весь вечер показала на экран монитора, – доктор заполнит историю болезни и даст направление к специалисту, но самое главное хороший уход. Это входит в обязанности мужа.
– А если его нет? – еле слышно спросила Полина.
– Как нет? – обеспокоенно сказала негритянка, переводя взгляд с Полины на Костю. Ей даже в голову не могло придти, что эти двое не связаны брачными узами.
– Она шутит, – успокоил сестру Костя.
– Не надо так шутить, это очень… – сестра пыталась подобрать правильное слово, – это очень опасно.
– Больше не буду, – сказала Полина, глядя Косте в глаза, – никогда.
Улица Королёва в Израиле
– Гриша в любой другой стране уже был бы академиком, – сказала Тамара, – а здесь он до сих пор старший научный сотрудник.
– Значит, больше не заслужил, – ответил её отец.
– Конечно! В Советском Союзе человек-еврей по фамилии Рабинович и не мог заслужить больше. Удивительно как вообще ему позволили докторскую защитить.
– Чушь всё это, – возразил полковник, – у меня есть сотрудник еврей в доску, а преподаёт на военной кафедре технического ВУЗа.
– Ну и что?
– То, что он работает в Москве с интеллигентными ребятами, а не в тундре с новобранцами. За такое тёплое местечко любой офицер глотку бы перегрыз.
– Не всем офицерам нужна Москва, в театрах они не бывают, на выставки не ходят, а водку глушить можно где угодно.
– Нормальный человек без театров и выставок проживёт, а вот без жратвы, извини, сдохнет. К твоему сведению в тундре снабжение чуть похуже, чем в столице, да и удобства все на улице.
– В нормальной стране такие удобства существуют в любом захолустье, а в государстве абсурда тратят деньги на коммунистическую идеологию. Ты только подумай, в диссертации по автоматическому регулированию в списке литературы твоему зятю на первое место пришлось поставить произведения Маркса и Ленина.
– От него не убыло.
– Вот мы и живём в нищете, потому что автоматическим регулированием у нас руководят Маркс и Ленин.
– Ты живёшь в тепличных условиях и понятия не имеешь, что такое нищета. Знаешь, каков средний уровень зарплаты советского человека?
– Средний уровень это выдумка для идиотов. Если взять какую-нибудь подзаборную проститутку и меня, то получается, что в среднем мы обе бляди. Мне не надо всеобщего равенства, я хочу жить в стране, где мой муж будет получать по способностям.
– Кто же тебя держит?
– Ты. Если бы мы уехали, тебя бы тут же выгнали из армии и лишили военной пенсии.
– Ах, какие вы благородные, просто слеза прошибает, только я в вашем великодушии не нуждаюсь. Я инженер, я могу танк с закрытыми глазами собрать, меня куда угодно на работу возьмут.
– Ну, так едем в Израиль, там такие специалисты нужны.
Павел Иванович Королёв так часто спорил со своей дочерью, что они легко могли бы поменяться ролями. Переубедить друг друга они не могли, а уступать не хотели. Полковник чувствовал, что после этих разговоров Тамара всё больше отдаляется от него и каждый раз давал себе слово молчать, но был не в состоянии удержаться. Когда дочь первый раз предложила ему поехать в Израиль, он так шарахнул кулаком по столу, что отремонтировать его уже было невозможно. Теперь же он только сказал:
– Я русский офицер, я давал присягу и не намерен становиться клятвопреступником.
– Да я не предлагаю тебе выдавать военные секреты, я просто хочу, чтобы ты жил с нами.
– А вы уже решили?
– Папа, у моих детей здесь нет будущего.
– Чушь собачья.
– Чушь?! Ты знаешь, что Игоря недавно избил Щукин. Тот хулиган, который живёт в нашем дворе. Я пошла в школу, но ни классная руководительница, ни директор ничего не сделали.
– Игорь должен уметь за себя постоять, – ответил Павел Иванович.
– Как же, интересно, он за себя постоит, если Щукин на два года старше его.
– В жизни противники не всегда бывают одного возраста.
– И одной национальности.
– Что ты всё время тычешь мне национальностью. Ты русская, а фамилия моего внука Королёв.
– Бьют не по паспорту.
Когда дочь ушла, Павел Иванович встал и начал ходить по комнате. Он невольно вспомнил, с чего это всё началось.