- А какая радость, Катерина? - Дуня соскочила с лавки и стала теребить ее за рукав стеганки: - А нам-то скажи! Ну, ты нам скажи!
Настя издали молча глядела на Катерину. Бабушка за что-то не любит ее… А за что?
- Вам сказать? - Катерина лукаво скосилась на Дуню и приподняла одну бровь. - Неужели вам сказать?!
- Ну, скажи! Скажи! - закричала Дуня, сильнее дергая ее за рукав.
- Ах, девчонки, вот какая у меня радость!.. Да разве вы поймете! У меня сегодня Золотая отелилась! А теленочек, телочка - красавица, вся в мать!
Дуня выпустила Катеринин рукав и слегка сморщила свой вздернутый нос:
- У! А я думала - что такое!..
Тут Настя не выдержала и застенчиво подошла к Катерине:
- А какая она, желтенькая?
- Золотая, как мать! Прямо Золотая Рыбка!
Настя сразу забыла, что она уже не телячий шеф, и что бабушка Катерину не любит, и что в телятник ходить не велено.
- Катерина! - попросила она. - Покажи Золотую Рыбку! Возьми с собой, покажи!
Катерина с лёгким удивлением поглядела на Настю:
- А ты одна не можешь? Да ведь там же, на телятнике, твоя бабушка хозяйка, она тебе и покажет.
- Она шефов не любит… - смутившись, ответила Настя.
- Вот правильно! - засмеялась Катерина. - Твоя бабушка никаких шефов не любит! Ну, знаешь что? Пойдем вместе. Я буду просить, а ты голосить… Ладно?
- Ладно! - засмеялась Настя и, забыв книги у Дуни, побежала за Катериной.
В телятнике никого не было. Золотая Рыбка лежала на свежей соломе и поглядывала ясными черными глазками из-за низкой перегородки.
- Упрошу бабушку! Сейчас пойду упрошу бабушку - пускай позволит мне за ней ухаживать! - сказала Настя, не сводя глаз с телочки. - Сроду такой красоты не видала!
- Красота - что! - возразила Катерина. - Красота, конечно, большое дело, но для жизни это не все. А вот заметь, Настя, эта корова будет очень хороших кровей. Молочная. Вырасти мне ее. Сбереги. Первая в стаде корова будет! Ну, даешь слово? - Катерина протянула руку.
Однако Настя руки не взяла.
- Не знаю, - сказала она, - как бабушка… Бабушка мне в телятник больше ходить не велит…
Настя сказала это и тут же густо покраснела: вот так, вот и нажаловалась на свою бабушку!..
- Как так - не велит? - удивилась Катерина. - Да ведь к тебе же какие-нибудь телята прикреплены?
- Нет. Никакие не прикреплены, это я только так ребятам говорила, потому что мне хотелось… А бабушке я только мешаю…
- А ты бабушку просила?
- Да еще сколько раз-то!
- Ладно. Тогда я сама к ней пойду.
- Катерина, не ходи! - испугалась Настя. - Бабушка не любит, когда чужие вмешиваются. И она у нас сейчас расстроенная… Горюет очень по телочке. Отругает тебя еще… Не ходи лучше!
- Ну, знаешь что? - подумав, решила Катерина. - Я твою бабушку гневить не буду, но напущу я на нее деда Антона, он-то ее вразумит. Как-никак, а наш дед Антон всей фермы хозяин. Вот увидишь: завтра придешь из школы в двенадцать, как раз к уборке, бабушка тут же тебя и позовет.
- Сама позовет?
- Сама!
- Ты, наверно, колдунья, Катерина! - засмеялась Настя.
- А как же? Я тебе сколдую, а ты мне Золотую Рыбку сбереги. Согласна?
- Согласна!
"Согласна, согласна! - повторяла Настя, бегом возвращаясь к Дуне за книгами. - Моя дорогая, моя Золотая Рыбка! Моя маленькая золотая коровка! Вот если бы и правда Катерина все так и сколдовала!"
В этот вечер у Насти уроки не ладились. Она сидела за столом у самого окна и часто ловила себя на том, что смотрит не в учебник, а куда-то в вечернюю синеву улицы.
В сумерках пришла с работы мать - тихая темноглазая женщина. Не раздеваясь, заглянула в кадушку, в которой хранилась чистая вода, и взялась за ведро. Настя вскочила:
- Мама, ты куда? Я сама схожу!
- Да ведь у тебя уроки…
- Ничего! Успею! Мама, ты послушай, что я тебе скажу…
Настя понизила голос. Мать улыбнулась, как только одна она умела - уголками глаз, ямочками около губ, ямочками на щеках…
- Ну, уж и событие, как видно, у тебя произошло! - сказала она. - Да еще и секретное!
- Мама, послушай, пока бабушки нет!
Ямочки на лице матери пропали, и улыбка погасла в глазах. Но Настя не заметила этого.
- Мы с Катериной сговорились! Я слово дала Золотую Рыбку вырастить… Чтобы дедушка Антон велел меня в телятник пускать!.. Мама, а может, мне самой бабушке сказать?
- Не надо, - сказала мать, - Катерина правильно решила: пускай бабушка сама тебя позовет.
- А если не позовет?
- А не позовет - значит, кончено. Нашу бабушку не переспоришь.
Настя задумчиво посмотрела на мать:
- Мама, а ты когда-нибудь с бабушкой спорила?
Мать, раздевшись, подошла к настенному зеркалу и, поправляя свои черные блестящие волосы, неохотно ответила:
- Спорила бывало… Когда молодая была. Как же, спорила! Да еще как хорохорилась! Только ни разу, ни разу по-моему не было. - И, повернувшись к Насте, твердо сказала: - Так и спорить перестала. И ты не спорь. Наша бабушка умная, умнее ее нету, так на том и конец.
В словах матери Настя уловила затаенную горечь. Так бывает: кажется, и ничего плохого не скажет человек о человеке, а на сердце эти слова лягут тяжело.
Настя оделась, взяла ведра и пошла к колодцу. Тихий вечер стоял на улице. Бледной позолотой светилось на закате небо, желтые отсветы и синие тени лежали на снегу. Голоса женщин, встретившихся у колодца, далеко разносились в прозрачной тишине.
"А ведь и отец тоже с бабушкой никогда не спорит, - думала Настя, не спеша шагая к колодцу. - Вот отец хотел строиться, хотел дом поближе к реке поставить. И матери хотелось того же. А бабушка сказала: "И тут хорошо", - и больше никто не стал говорить о стройке. А из-за коровы тоже один раз начали спорить. Старую корову продали… Мать хотела купить коровку в Стрелкове, очень ей понравилась. Но бабушке не понравилась, потому что черная. Она сказала, что черные коровы им не ко двору. Мать чуть не плакала тогда. А может, даже и плакала. Но корову нашла бабушка другую, Рыжонку. Рыжонка тоже хорошая коровка, но мать говорит, что та была лучше. И купили все-таки Рыжонку…
Никто с бабушкой не спорит… Никто? А вот и неправда. Дядя Сергей поспорил, да и поставил на своем: бабушка не хотела, чтобы он в комбайнеры шел, а он взял да ушел. И живет в МТС и комбайнером работает. Веселый, хороший дядя Сергей! Хоть бы праздник какой поскорее, он бы обязательно пришел домой на праздник!.."
У колодца было весело. Две соседки - сухопарая Дарья в клетчатом полушалке да низенькая толстая Наталья, - опершись на коромысла, оживленно толковали о первомайском празднике, который не за горами, и о том, кто будет варить пиво и как это пиво надо варить… Анка Волнухина, любимая подружка Катерины, воевала с Ваней Бычковым. Анка замахивалась на Ваню коромыслом, а Ваня Бычков все хотел повалить и пролить ее полные ведра, стоящие на снегу. Оба они раскраснелись от мороза и от смеха. Тут же стояли девчонки с ведрами и с коромыслами и хохотали, глядя на них. Звонко поскрипывал колодезный вал под рукой бабушки Анны Шерабуровой, жены деда Антона. Серебряно звякало ведро, ударяясь о сруб колодца…
Настя быстро подошла к бабушке Анне и схватилась за железную, отполированную рукавицами рукоятку вала:
- Бабушка, отойди! Я сама тебе воды достану! Отойди, отойди!.. И тебе достану и себе!
Громкие слова, смешная эта драка, хохот девчонок развеселили Настю. Думы ее разлетелись. Она вертела вал, доставала ведра, полные воды, и сама смеялась вместе со всеми.
- Хлопни его, Анка, коромыслом хорошенько! - смеясь, крикнула бабушка Анна. - Ишь, силу-то ему девать некуда!
- Вот и хлопну! - отвечала Анка, задыхаясь от смеха. - А то жалеть буду, что ли! Подойди, подойди только!
В этот миг Ваня извернулся, толкнул ногой Анкино ведро и бросился бежать. Вода хлынула под ноги всем, кто стоял у колодца. Поднялся крик, хохот…
- Ах, леший здоровый! - сказала бабушка Анна. - И много валенки подмочил!
Анка схватила пустое ведро и бросилась снова черпать. Дарья и Наталья вспомнили, что домой пора, и тоже взялись за ведра, в которых, кстати, пока они толковали, ледяная корочка наросла.
Настя налила свои ведра и подошла к девочкам. И тут у них пошли свои разговоры:
- Настя, уроки сделала?
- Ох, я что-то никак с задачкой справиться не могу!
- У! А я давно решила!
- Настя, - спросила вдруг тоненькая белесая Надя Черенкова, - а правда, что ты из кружка выписалась?
Настя вспыхнула:
- Нет, почему это? - Она ловко подхватила ведра на коромысло. - Вот еще что выдумали! - И, чуть-чуть покачиваясь на ходу, направилась домой.
Бабушка была дома. Настя быстро взглянула на мать. Мать улыбнулась ей глазами и ямочками около губ. Видно, уже о чем-то говорили с бабушкой…
А Марфа Тихоновна, ничего не заметив, сказала:
- Ты, шеф, что же перестала в телятник ходить? Вот я пионерам вашим скажу! Обязанностей своих не исполняешь. Уж там дед Антон об тебе беспокоится.
Настя подошла к бабушке, обняла ее за шею и на минутку прижалась лицом к ее синему платку. И тут же, схватив ведра, побежала еще раз за водой - кадочка была неполная.
Проходя мимо Нилова двора, она поставила ведра на снег и побежала к Ниловым.
Староста юннатского кружка Володя Нилов рубил сучья за двором около поленницы. Увидев Настю, он воткнул топор и колоду и стоял, похлопывая большими рукавицами. Что-то еще она сообщит ему сегодня?
- Володя! - крикнула Настя. - Ты меня не зачеркивай! Я Золотую Рыбку воспитывать буду!
Книги, несущие беспокойство
Катерина вышла за соломой для подстилки своим коровам, да что-то поглядела вокруг, прислонилась к воротине и забыла про солому. Солнце грело по-весеннему щедро. Снег на южном скате крыши растаял, и темная, влажная дранка дымилась, подсыхая под горячими лучами. Сколько запахов, тонких, еле уловимых, бродило в воздухе! Пахло подтаявшим снегом, который лежал тяжелый и крупноискристый, словно потемневшее серебро. Пахло парной землей с огородов, где уже выступали из-под снега мокрые черные гряды. Из заросшего оврага тянуло свежестью леса и зацветающей ольхой. Взапуски пели петухи по всей деревне, из конца в конец, наполняя сердце какой-то странной и нежной печалью.
Катерина сама не знала, почему это так, но всегда, и даже в детстве, наступление весны нарушало ее ясный душевный мир. Что-то томило ее, какое-то светлое раздумье заставляло подолгу простаивать вот так неподвижно у какой-нибудь воротины. Необъяснимое беспокойство не давало ей сосредоточиться ни на чем, оно куда-то тянуло ее, куда-то звало…
"Вот, наверно, и птицы так же, - думала Катерина: - как наступает весна, так они чувствуют, что надо лететь. Поднимаются и летят. Хоть и устают и голодают, может быть, в дороге, но они летят, летят! Им надо лететь, и они могут лететь - вот-то счастье! А что мне надо? Мне бы тоже тронуться куда-нибудь, посмотреть бы далекие края - море, горы, тайгу… Стройки посмотреть бы… Почему это, как наступает весна, так нет мне покоя?"
Темноглазая девочка пробежала в телятник. Глаза - как вишенки на розовом лице. А, да это же Настя!
- Настя! - закричала Катерина. - Как дела?
Настя, прикрыв глаза рукой от солнца, поглядела на нее и засмеялась:
- Ничего, хорошо!
- Как наша Рыбка?
- Растет. Уже сено ест!
- Ну, в добрый час!.. А что же это я тут стою? - вдруг опомнилась Катерина. - Стою да петухов слушаю. А коровы подстилки ждут. Ну и ну! Обидятся на меня теперь.
Катерина затянула веревкой огромную охапку соломы, взвалила ее на спину и поспешила в коровник.
Она запоздала: доярки уже убрали своих коров и ушли домой. Только скотник Степан возился в тамбуре, укладывая сваленное с воза сено.
У Катерины прибавилось коров - в крайнем стойле стояла Золотая. Катерина внимательно разобрала солому, прежде чем постелить коровам: вдруг попадется какая колючка - может поранить вымя, или смерзшийся какой-нибудь комок со снегом попадет под бок - неприятно… Катерина стелила солому и без умолку разговаривала со своими коровами. Степан, слушая ее, проворчал:
- С людьми бы так разговаривала! А то коровам - разные ласковые слова, а люди к ней и не подступись! Язык-то сразу как бритва сделается!
В коровнике стояла дремотная тишина.
В открытые окна широко вливался свежий, душистый воздух, и солнечные лучи стремительно прорывались в полутьму коровьих стойл. Только слышно было, как коровы жуют сено да щебечут воробьи под крышей.
Вдруг скрипнула воротина и приоткрылась.
- Катерина здесь?
Катерина разбросала последний клок соломы и вышла из стойла. У ворот стояла Настя.
- Катерина… поди-ка сюда…
У Катерины неприятно заныло в сердце:
- Ты что, Настя?
Настя быстро подошла к Катерине и прошептала, глядя ей прямо в лицо испуганными глазами:
- Катерина… Золотая Рыбка… так же, как те! Заболела! Что делать-то?
- Пойдем! - сказала Катерина и, не оглядываясь на Настю, поспешно, почти бегом, направилась в телятник.
- Я бабушке сказала… Она говорит - обойдется, - рассказывала Настя на ходу, - а я вижу, что у нее глазки не такие… Я сразу, как пришла, заметила!..
Катерина с некоторым усилием открыла набухшую дверь телятника, которая тут же тяжело и плотно захлопнулась за ней. Катерине показалось, что ей сразу стало нечем дышать - в телятнике стояла жаркая духота.
Высокая, сухопарая телятница Надежда с изумлением взглянула на Катерину и чуть не выронила из рук охапку сена, которую несла телятам. Телятница Паша, маленькая, слегка рябая девка, увидев Катерину, быстро и лукаво взглянула на Марфу Тихоновну и опять наклонилась к телку, которого поила, будто и не видела никого.
Марфа Тихоновна тоже поила теленка. Не выпуская из рук бадейки, она обернулась к Катерине.
- Ты… что это? - удивленно и с неудовольствием спросила она.
- Марфа Тихоновна, - еле сдерживая волнение, сказала Катерина, - я пришла телочку посмотреть… Золотую Рыбку… Где она тут?
- Вот здесь она, вот здесь! - торопливо ответила Настя. - Вот, около самой печки!
Катерина направилась к печке, из-за угла которой выглядывала желтая белолобая телочка.
Марфа Тихоновна, не допоив теленка, выпрямилась. В ее глазах, будто молния, блеснул гнев.
- Это зачем тебе смотреть? - сдержанно сказала она. - Совсем незачем. Настя, ты что это посторонних в телятник водишь?
Катерина остановилась:
- А разве нельзя, Марфа Тихоновна?
- Я в твой коровник не хожу.
Брови Катерины слегка насупились.
- А если бы у меня в коровнике что случилось, так я бы сама тебя позвала, - с упреком сказала она. - Неужели я здесь такая чужая? Ведь от моей коровы телочка!..
- А что у меня случилось? - сухо спросила Марфа Тихоновна. - Вот тебе на! На Выселках и то знают, а я и не знаю ничего. Надежда, что же это у нас в телятнике случилось?
- Да ничего пока не случилось, - ответила Надежда, не поднимая глаз. - Я не знаю…
- Ну что ты, Марфа Тихоновна! - мягко обратилась Катерина к старухе. - Я просто хочу на телочку посмотреть - как она… Как растет, как… здорова ли… Ну что ты сердишься? От моей Золотой телочка!..
- Вот выгоним в стадо - и посмотришь, - возразила Марфа Тихоновна, - а сейчас уходи, не тревожь телят. Как-нибудь без тебя справимся.
Катерина взглянула на Настю. Настя тихо, как мышка, стояла у стены. Глаза ее блестели от подступивших слез.
- Ну, если нельзя, я уйду, - немножко растерявшись, сказала Катерина и пошла к двери.
Настя вслед за ней выскочила на улицу.
- Что делать, а? - снова спросила Настя. - Бабушка не хочет, чтобы другие знали, что опять теленок заболел. Но ведь нельзя же… чтобы все как тогда было!..
Катерина, слегка сузив свои светло-серые глаза, глядела на Настю и прикидывала в уме, что делать: "Поговорить с дедом Антоном? Но он скажет то же, что и всегда: Марфа Тихоновна лучше знает, что делать".
- Позвонить Петру Васильичу?
- Все равно не вылечит, - сказала Настя, - тех тоже не мог.
- Ну как же не мог? - вспомнила Катерина. - А бычка-то Бархатного вылечил же!
- Катерина! - вдруг сказала Настя, понизив голос. - А я бабушкины книжки прочитала!
- Какие книжки?
- Ну, костромские книжечки, про телят. Которые Петр Васильич привез.
- Про телят книжечки? А где они?
- У нас дома. Дедушка Антон дал бабушке прочитать, а она засунула их на полку, они всё там и лежали… А потом мне дедушка Антон велел их найти. Я и нашла…
- Ну, и про что там?
- Ну, про все! Как надо телят кормить, как за ними ухаживать. И про коров тоже…
- Настя! - Катерина схватила девочку за плечи. - Беги сейчас же! Сейчас же беги! Принеси мне эти книжки! Чтобы как стрела! Я тебя на дороге подожду.
- Ладно! - живо ответила Настя и, придерживая у шеи концы голубого теплого полушалка, побежала по хрусткой дорожке.
Так бывало в детстве. Идет Катерина из школы, а в сумке у нее толстая книга сказок, взятая в библиотеке. И на сердце так тепло, так сладко, и жить на свете так весело! Катерина идет, смеется с подружками, даже и пошалят по дороге, посадят друг друга в снег, иногда и с мальчишками подерутся, пока дойдут до дому… А где-то внутри теплится предчувствие того счастья, когда Катерина придет домой, сделает уроки и раскроет наконец эту волшебную книгу с волшебными картинками и отправится в путешествие по волшебной стране.
Вот то же самое чувство живой радости было у Катерины и сейчас, когда она, приняв из рук Насти несколько тоненьких книг костромского издания, бережно несла их домой. Катерина знала эти книжки, она прочитала их еще в первые дни своей работы на ферме. Вот они, эти книжечки, такие скромные и такие нужные.
"Пути создания высокопродуктивного стада Костромской породы", заведующая фермой Малинина. "Рекорды Караваевского стада", Штейман. "Молочно-товарная ферма колхоза "Пятилетка"", брошюра Евдокимовой… Да, Катерина все это читала и очень много оттуда выписала для себя. Но и читала и выписывала она только то, что касалось коров. А телята - зачем они ей? Это не ее дело!
Не ее дело?.. А вот сейчас Катерина вдруг почувствовала, что телята тоже ее дело! Как это так? От ее коров телята гибнут - и не ее это дело?
Светлая солнечная тишина стояла в избе. Мать ушла в овощехранилище - сегодня бригадир наряжал разбирать картошку, готовить для посадки семена. Бабушка неслышно ходила по избе, мягко ступая старыми валенками по белому, как воск, полу, - там прибрала брошенную Катериной стёганку, тут повесила на место материн платок. Налила коту молока, потрогала землю в залитых солнцем цветах, пошла за водой в кухню…
- Бабушка, ты цветы не поливай, я сама! - сказала Катерина, не отрываясь от книжки.
Но бабушка принесла воды и полила все "огоньки" и "девичью любовь", а Катерина этого и не заметила.
Стрелка приближалась к шести. Бабушка, звякая спицами, то и дело поглядывала то на часы, то на Катерину.
- Катерина, - сказала она, не утерпев, - скоро тебе в коровник, а ты сидишь и забыла про все на свете. Даже косу сегодня не расчесала… И что там, в таких-то маленьких книжицах, уж очень хорошего нашла?