- Х-хорошо… А дальше?
- Дальше пусть все идет само собой. В крайнем случае - позвонишь. Сейчас твоя задача - понравиться. И учти, в нашей работе, как у саперов: один раз ошибешься - другого не будет.
У Риты от этих слов по спине пробежали мурашки - и тут же исчезли. Вместе с ними почему-то отступил страх. Сделалось весело. Она вдруг вспомнила одну из своих любимых книг - "Мастер и Маргарита" Булгакова. И поняла, что с главной героиней ее роднит не только имя. Невидима и свободна! Это ведь действительно так, так! То, о чем она украдкой мечтала еще в школе, пряча пунцовое от стыда лицо в подушку, то, что казалось несбыточной мечтой, вдруг обернулось удивительной, почти волшебной явью! И те люди, что окружали ее в последние дни, очень даже походили на персонажей из свиты Воланда, и вечеринка, ожидавшая ее, вполне могла обернуться настоящим Балом Сатаны…
А дальше? Рита улыбнулась своему отражению в зеркале заднего вида.
Дальше все будет хорошо!
Машина остановилась возле ярко освещенного входа в ночной клуб. Рита осторожно выглянула в окно. Вывески с названием видно не было, зато из стены вываливалась странная не то фигура, не то декорация. У входа шумела толпа, за ней с каменно-суровыми лицами приглядывала охрана. Чересчур много охраны.
В стороне нервно покуривал плешивый пучеглазый толстяк со странными усами. Фальшивыми. Нет, не наклеенными, Рита видела, что они живые. Просто на толстяке эта растительность выглядела неестественно.
Мужчина, словно услышал ее мысли, посмотрел на иномарку. Губы толстяка растянулись в улыбке.
- Жди, - велел Николай Александрович и вышел из машины.
Он направился к толстяку. Тот подошел ближе. Мужчины обменялись коротким рукопожатием. Рита смотрела на них через тонированное стекло. Палач общался прохладно, сдержанно, словно это общение было вынужденным. Не самым приятным, но важным. Впрочем, Николай Александрович так общался со всеми, кого она сегодня рядом с ним видела. Толстяк улыбался, явно пытаясь казаться раскованным. Наверное, у него это даже получалось, но Рита чувствовала, что к палачу он относится с опаской. А быть может, она это себе придумала…
О чем они говорили снаружи, девушка не слышала. Разговор продолжался недолго. Уже через пару минут дверца распахнулась, и толстяк подал Рите руку.
- Прошу-с, - фальшивым, как его усы, голосом произнес он.
Рита позволила помочь ей выйти из салона. Оглянулась на Николая Александровича, но лилльский палач уже садился в машину с таким видом, будто все происходящее его больше не касалось.
- Дмитрий, - представился толстяк.
- Рита.
Черная акулоподобная машина мягко тронулась с места и мгновение спустя растаяла в сумерках - словно в океанской пучине. Рита почувствовала, что осталась одна в чужеродной среде. Она уже ни в чем не была уверена. А еще хотелось снять шарфик и почесать зудящую родинку.
Дмитрий мягко, но настойчиво потянул за руку.
- Идемте, Рита.
Рита засеменила за ним, не чувствуя ног. Вновь ожили позабытые было страхи. Дмитрий уверенно прошел мимо охраны, красиво обронив: "столик 48", проскочил через металлодетектор и уже вместе с Ритой нырнул в темное чрево клуба.
Внутри был полумрак, неестественное освещение. Грохотала музыка. Дмитрий провел Риту коридорами, лестницами и вновь коридорами, пока они не попали в большой зал. Здесь было людно. Мужчины, женщины, молодые и уже зрелые. Пили, танцевали, говорили о чем-то, пытаясь перекричать музыку и друг друга.
Рука Дмитрия сделалась влажной. Толстяк потел. А еще у него были толстые, короткие, сильно волосатые пальцы.
Николай Александрович велел "понравиться нужному человеку". Рита не знала, как понравиться толстяку. Он с первого взгляда вызывал у нее только неприятные эмоции. И никак не походил на сподвижника Боланда. Скорее это был какой-то персонаж из сочинений Ильфа и Петрова, бухгалтер Берлага или Васисуалий Лоханкин. "Неприятный тип", - подумала Рита и поймала себя на том, что с каждой минутой утверждается в этом определении.
Тем временем Дмитрий с удивительной для его комплекции грацией прошмыгнул между столиками в дальний угол, где какой-то длинный нетрезвый мужик лет тридцати - тридцати пяти с русыми волосами и выпяченной челюстью размахивал черным причудливым топором, явно собираясь запустить им в толстый деревянный щит, прислоненный к стене. На щите красной краской была нарисована мишень. Гул голосов на мгновение стих, длинный выкрикнул что-то вроде "Хэй-я!" и метнул свое оружие. Топор с глухим стуком вонзился точно в яблочко.
- Восемь! - закричали сидящие рядом люди. Многие зааплодировали.
- Стой здесь, - велел Дмитрий.
Рита посмотрела на толстяка с недоумением.
- Клиент не я, - пояснил он и кивнул на нетрезвого детину, выдирающего топор из щита. - Он.
Мужчина тем временем выдернул свою игрушку. Отошел на несколько шагов. Вскинул руку, чуть качнул ею, прицеливаясь, и снова метнул. Топор молниеносно пролетел расстояние до мишени и утоп в ней глубже, чем в прошлый раз.
- Девять! - радостно завизжали болельщики.
- За десятый! - заорал кто-то.
Мужчине пихнули в руку кружку с пивом. Зазвенели стаканы и рюмки. Народ загомонил. Кто-то выпалил короткий, как поцелуй на вокзале, тост. Выпили.
Дмитрий подтолкнул Риту:
- Давай!
И снова кивнул на отставившего пустую кружку блондина. Пока тот пил, кто-то заботливо выдернул топор и передал ему для очередного броска. Рита смотрела на того, кто был "клиентом", смотрела, как он смеется, блестя белыми крупными зубами, как уверенно, несмотря на хмель, принимает топор, что-то говорит, странно, не по-русски артикулируя…
В голове пролетело: "Железный дровосек…" Губы растянула невольная, нервная улыбка. Что ж, во всяком случае, дровосек был симпатичнее Дмитрия.
Вот он вскинул руку, задержал, взвешивая в ней оружие. Потом, куражась, выкрикнул:
- Хэй-я!!
Замахнулся. Любуясь собой, оглядел окружающих. На секунду Рите показалось, что он задержал взгляд на ней. И что-то в этом взгляде изменилось, словно "нужный человек" узнал ее. Или кого-то в ней.
Топор сорвался с руки.
Иллюзия развеялась.
Нелепо кувыркаясь, оружие пролетело отделяющее мужчину от мишени пространство, ударилось обухом о щит и зазвенело по каменному полу. Та часть зрителей, что до того восторженно принимала каждое попадание, на этот раз взорвалась недовольным улюлюканьем. Зато другая половина возликовала.
- Идем, - велел Дмитрий, кривя мокрые губы.
Его потные пальцы сжали Ритину кисть, и она снова почувствовала, как ее тянут куда-то, словно козу на веревке.
Дмитрий протиснулся сквозь толпу, приблизился к виновато улыбающемуся любителю швырять топоры, остановился, что-то крикнул, потом пододвинул Риту вперед.
- Шеф, - позвал он и, когда тот повернулся, просто сказал: - С днем рождения…
5
После странной, жуткой, очистительной ночи я чувствую себя заново родившимся, хотя почти ничего не помню. Точнее, не помню деталей. Ну, пошел ночью в магазин, ну, напали уроды, ну, подрался…
Нос, правда, слегка распух и побаливает, на скуле обнаружилась небольшая царапина, а костяшки пальцев основательно рассажены, но это все пустяки. Дядя Ульрик, человек буйного нрава, в молодости частенько попадавший в полицию за драки с портовыми рабочими, всегда говорит: "Гордись сбитым кулаком, а не синяком". Так что в общем и целом все нормально. Баланс.
Жизнь продолжается.
За завтраком, заедая кофе тостами с джемом, обнаруживаю на кухонном подоконнике пустую бутылочку из-под Tuborg. Машинально беру ее в руки, ощущаю холод стекла под пальцами - и вдруг ночь прыгает на меня, словно леопард с ветки.
Мархи!
Жертвоприношение кровью!
Пустота!
Да, зияющая пустота в душе. Рана, каверна, провал, в который льется лунное серебро. Это хорошо и… и холодно. Пусто. Я больше не мучаюсь от любви, но на смену тем мучениям, озаренным призрачным светом надежды, пришли новые - надежды нет, света нет, ничего нет.
Пустота…
День проходит так себе - еду в офис. Пробка, хмурые лица. На работе дежурно улыбаюсь во время дежурных поздравлений от руководства - Skype все же чертовски удобная вещь, - принимаю доклады от отделов, в обед Дмитрий приносит букет из тридцати трех пунцовых роз "от неизвестных воздыхательниц", ставит в вазу в приемной и, многозначительно двигая бровями, говорит:
- Шеф, вы не забыли - сегодня "Рай"…
Секретарша улыбается, курьер улыбается, даже золотые рыбки в аквариуме улыбаются. Ах, какие они все милые, добрые, заботливые люди! И нелюди.
А мне грустно. У меня внутри ледяная пустыня. Я словно пациент после операции. Все, что было ненужно, отрезали и утилизировали. Жить можно - но зачем?
- Дмитрий, - говорю я. - Наверное, ничего не надо… Я что-то плохо себя чувствую… Голова…
- Ше-еф! - глаза его становятся круглыми и блестящими, как собачьи носы. - Прекрати немедленно! Народ к разврату готов, водка стынет, мы с кредитниками зарубились, что ты десять из десяти воткнешь, штуку баксов поставили. И потом: за все уплочено!
"Воткнешь десять из десяти" - это он про метание топора. Ничего, перебьются. Я молча качаю головой - нет, мол.
Дмитрий ерничает, кривляется, чтобы подбодрить меня, сыпет цитатами из советских фильмов, щедро перемежая их мировой классикой кинематографа. А я вспоминаю ночную смешливую луну, качающиеся груди, рыбины бедер, привкус крови во рту - и выдавливаю из себя:
- Нет. Извини, Дима, но я не могу… Веселитесь без меня. Мне будет приятно, что вы где-то далеко станете выпивать за мое здоровье…
Он хватает меня за руку, тащит в кабинет.
- Шеф, ты чего, озверел? А сюрприз?!
Мне, конечно, становится немного стыдно - все же люди старались, готовились. Пока я мешкаю, загоняя стыд в самые темные закоулки души, Дмитрий меняет тактику.
- Ух ты! - кричит он вдруг и тычет толстым пальцем в часы. - Уже два часа дня, а именинник ни в одном глазу! Нехорошо. Точнее - очень плохо. Чего мы, не русские, что ли?!
Я понимаю, что сейчас будет какая-нибудь ерунда про русские обычаи - все эти "ты меня уважаешь?" и "между первой и второй перерывчик небольшой". Все же я живу в этой стране уже три года и кое-что понял про загадочную русскую душу. Предчувствия меня не обманывают - Дмитрий бесцеремонно лезет в бар, выволакивает оттуда дежурную литровую бутылку Ballantineʼs и стаканы.
- Безо льда! - весело орет он. - Только пламень, жидкий пламень! За родителей, шеф! Пусть они у тебя всегда будут здоровыми, счастливыми и богатыми! Ну, будем!
Наверное, вот именно поэтому у русских самая большая страна и они побеждают во всех войнах. Дело тут вовсе не в особой силе русских мужчин или точности русского оружия. Они просто всегда и всех заставляют играть по своим правилам. Ну как я могу не выпить за здоровье собственных родителей, а? Это решительно невозможно, а ведь между тем - кто сказал, что их здоровье хоть как-то зависит от ста грамм купажированного скотча тридцатилетней выдержки?
Ballantineʼs я называю "дневным виски". Он идеально подходит для того, чтобы снять стресс или поднять настроение. Дмитрий тоже прекрасно это знает - и, коварно улыбаясь, льет по второй порции.
- Не надо… - каким-то блеющим голосом говорю я, и вдруг на смену стыду номер один, стыду перед людьми, которые хотят поздравить
меня, приходит стыд номер два - вот я, здоровый мужчина почти двухметрового роста, преуспевающий топ-менеджер, отбиваюсь от стакана с виски, как фрещмен гёрл от старшекурсника на заднем сиденье автомобиля его отца: "Не надо, Ди-има, не стоит. Не на-адо… О, Ди-има-а…" При этом она прекрасно знала, чем все закончится, когда садилась к нему в авто. И я прекрасно знал, когда Дмитрий полез в бар. Знал - и не остановил его, не применил то, что русские называют "административным ресурсом". Так чего теперь ломать комедию?
Я протягиваю руку, забираю бутылку и набулькиваю себе полный стакан. До краев. Русские говорят: "с линзой".
- Ого! - крякает Дмитрий.
Подмигиваю ему, молча пью. Тостов сегодня
будет предостаточно, сейчас можно и помолчать.
Дмитрий выпивает свои "два пальца", ставит стакан и спрашивает:
- Шеф, а все-таки - что случилось?
Он уже пытал меня утром - и по поводу опухшего носа, и по поводу ссадины на скуле, да и сбитые костяшки спрятать не удалось. Я тогда как-то отвертелся, но Дмитрий настырен.
- Ничего, просто немного устал, - отвечаю, глядя ему в глаза, чтобы не сомневался, что я искренен. Они, все эти политтехнологи, пиарщики, имиджмейкеры, психологи и прочие инженеры человеческих душ - как дети. Начитаются книжек, посидят на семинарах и уверены, что знают про людей все. Мол, мы вот научились читать жесты, взгляды, позы, словечки - и можем теперь управлять кем угодно.
Ага, держите карман шире, господа!
- Может, и правда перенесем на воскресенье? - бормочет Дмитрий, скорее для порядка - он уже все понял, вечеринка состоится, угроза миновала.
- Не стоит, - я улыбаюсь. Скотч ударил в голову, мягко и мощно. - Где там? В "Раю"? Отлично. Я буду без пяти.
- Без пяти мы вместе подъедем, вначале у нас ресторан… в узком кругу, без лишних. Ты, главное, топорик не забудь. Мы уже мишень отвезли. - Дмитрий тоже улыбается.
Иду к дверям, на ходу спрашиваю, скорее для проформы:
- А ты на кого поставил?
Он хлопает меня по плечу:
- Ты что, шеф! Я верю в тебя, как в Деда Мороза!
Топоры бывают разные, но суть у них одна. Древнейшее на земле оружие, которое одновременно является и инструментом. Кажется, сейчас это называется технологиями двойного назначения. Расщепление ядра урана, например, - как раз такая технология. С ее помощью можно запустить электростанцию, а можно сделать атомную бомбу. Так вот топор - то же самое. Кусок железа на деревянной рукоятке или вообще
цельнометаллическая штуковина способна помочь человеку выжить в экстремальных условиях, с его помощью можно свалить дерево, нарубить дров для костра, вытесать весло, древко копья или кол, взрыхлить землю и еще множество разных вещей. Некоторые умельцы, я видел видео на Youtube, умудряются даже побриться топором. Но все эти полезные и важные функции попросту меркнут перед тем, что может топор на поле брани.
Начиная с самых примитивных каменных топоров, когда острый кусок кремня приматывался куском лианы к обычной палке, топор забрал множество жизней людей и животных. Он проламывал черепа, дробил кости, раскалывал позвонки, рубил, рассекал, колол, плющил… Русский язык - я специально смотрел в словаре - предлагает еще несколько десятков всевозможных слов, в основном, правда, диалектных и устаревших, которыми можно охарактеризовать действия, производимые топором. И все они так или иначе связаны с убийством.
Он - царь и бог древней войны. Он имеет множество форм, видов и типов. Он - и изящный кельт с поперечным лезвием, и легкий томагавк, в который древко вставляется сверху, и летучая франциска, и смертоносный сагарис, и коварный чекан, и страшный стальной полумесяц на длинной рукояти, способный рассечь надвое коня вместе с всадником и называемый здесь, в России, бердышом, и его европейская младшая сестра лохаберская секира. И, конечно же бородовидные топоры Северной Европы, топоры моих предков, широколезвийные секиры, чьи полированные стальные улыбки добыли норманнам честь, славу и земли от Сицилии до Англии.
Есть в топорах что-то завораживающее, манящее, сакральное. Не зря именно топор стал символом честной казни, символом аристократической смерти через "усекновение главы" в противовес плебейской "грязной веревке".
Я люблю топоры той странной любовью, что не проходит с годами. Неуклюжее словечко "хобби" тут неуместно. Когда моя рука сжимает рукоять топора - не важно какого, пусть даже обычного инструмента для колки дров или туристической безделки, - я ощущаю, как где-то в астрале открывается незримый канал, и из прошлого, из бесконечного далека, из тех времен, когда мир был юн, небо - бездонно, а трава - в рост человека, в меня начинает перетекать бодрящая, кипучая энергия, что даровала предкам победы на полях сражений.
Конечно, имея такую страсть, я в молодые годы посещал тусовки и клубы реконструкторов, бегал на фестах в кольчуге и шлеме, с огромным вульжем в руках, но постепенно под грузом повседневных забот все это отошло на второй план, осталось милым воспоминанием, а реконструкторское снаряжение заменила небольшая, "походная", как ее называет Дмитрий, коллекция метательных топоров.
Моих "энергетиков".
Их всего пять. Настоящая франциска, точная копия метательного топорика франков эпохи Меровингов, сагарис, некая вольная интерпретация современного турецкого оружейника, однако отлично сбалансированная и прекрасно подходящая для метания, затем - английский томагавк-трубка девятнадцатого века, раритет, слегка попорченный временем, но все еще годящийся, чтобы расколоть кому-нибудь лобную кость. Помимо этого, есть две "рабочие лошадки": габонская "голова птицы" - клиновидное лезвие на древке, в опытной руке совершенно смертоносная штуковина, не оставляющая человеку никаких шансов, и цельнометаллический вороненый хищник с причудливо выгнутым лезвием и острым оттянутым клювом на обухе - венец современных технологий, просчитанный на компьютере топорик с лихим названием Vampire bat. Этого нетопыря мне преподнесли на прошлый день рождения, и с тех пор я не менее трех тысяч раз послал его в цель - практически со стопроцентным результатом.
Дмитрий на полном серьезе утверждает, что моя любовь к топорам - свидетельство существования генетической памяти. Мы как-то поехали с ним в "Президент-отель" на круглый стол, посвященный улучшению инвестиционного климата, и намертво встали в огромной пробке, сковавшей весь центр Москвы. Вот тогда он и пустился в рассуждения:
- Шеф, ты же не шестоперы любишь и не катаны. Потому что твои предки были викингами и ими не пользовались.
Помню, я тогда спросил у Дмитрия:
- А кем были твои предки? К какому оружию тянет тебя?
Он усмехнулся, почесал лысину и уныло сказал, глядя в окно, за которым сверкали огни вечерней Москвы:
- Наверное, я итальянец из рода Медичи. Меня тянет к рюмкам, бутылкам, фужерам - словом, ко всему, во что можно налить вино. И яд.
Мы долго смеялись над его словами, но я запомнил, что он ушел от ответа.
"Рай" - большой известный клуб в самом центре Москвы. Леночка и Полиночка, две смешливые блондинки с ресепшн и ветеранки клубного движения, любят рассказывать об этом месте веселые, с их точки зрения, и совершенно невозможные, леденящие кровь, по моему мнению, истории. В недавнем прошлом клуб был частью завода "Красный Октябрь", где производили всевозможные сладости и конфеты. Место это известное и очень популярное. В туалете, опять же по рассказам подружек, приторговывали наркотиками, а по танцполу бродили злые клофелинщицы - модные дамы, подсыпающие в мужские бокалы всякую гадость, от которой в момент отшибало память и терялись все деньги. Конечно, верить в эти синопсисы криминальных боевиков" сочиняемые Леночкой и Полиночкой, нужно было очень осторожно, но даже если поделить все их рассказы на десять, все равно волосы у меня на голове вставали дыбом - как такое возможно в самом центре Москвы?!