Отель Калифорния - Медведева Наталия Георгиевна 13 стр.


У Насти было чувство какой-то вины перед Муз. За то что она, Настя, тоже здесь. Муз стояла в окружении своих - мужа, Гейл, Анн и еще двух, лос-хамовского типа.

- Это так приятно, что ты здесь! Я хотела тебя пригласить, но оказалось, что у нас даже нет твоего телефона. Мы не знали, где ты живешь, - Муз была, как на шарнирчиках, на гаечках развинченных.

Слои тряпочек на ней подпрыгивали, дергались, и сама она вздрагивала худосочным своим тельцем. И Гейл, и Анн были в одежде из ее летней коллекции. Настя взглянула на них с презрением - "пригласить они меня хотели, как же!"

- Я живу в пансионе для женщин. А то что вы хотели меня пригласить - мне очень приятно. Но ничего, меня Альберт Ватсон пригласил.

При имени знаменитого фотографа тряпочки на Муз опять вздрогнули. Через плечо у Гейл висела маленькая сумочка-кошелек. Для пудреницы и губной помады. Или для сигарет с зажигалкой.

- О, Гейл, я оставила свои сигареты. Дай мне, пожалуйста.

Та ужасно смутилась и достала из сумочки пачку сигарет, а не пудреницу, как предполагала Муз. Тряпочки опять подпрыгнули на ней: "Вот куда тебе надо было одеть "маленькое черное платье", Настья!" Настя подумала, что последнее слово будет за ней.

- О, Муз! Девочки и без меня делают достаточно рекламы. До завтра, бай-бай! - И она, красиво повернувшись, взмахнула расчесанными волосами без тугих завитушек.

Помимо Долли и Каттон, у столика было уже много других моделей. На столике валялись надкусанные бутерброды, недоеденные дольки дынь. Стояли два ведерка с шампанским и толпились недопитые бокалы с отпечатками губной помады. Маслины перекатывались по полу под ногами. "Какой все это маразм! Многим из них косметику не на что купить. Не говоря уже о настоящем обеде!"

- Это тебя Франк снимал для "Нью-Йорк Таймс"? Он сделал огромные фотографии, я видела! - закричала девочка с ногами-спичками, которые она закинула на спинку дивана.

- Франк придет после часа, ты же знаешь; - это сказала другая девочка-дистрофик с большим ртом и бантом.

- Настия, я всем сказала, что ты из эЛ.Эй.! - Каттон, видимо, уже посетила туалет.

Она теперь не сидела на корточках, а просто валялась в ногах у Долли. Колготки на бедре были порваны, но она усиленно старалась задрать ногу.

"Лос-Анджелес - это далеко и скучно!" - крикнула спичконогая. "Двигай в Нью-Йорк!" - заорала бантасто-ротастая, Настя вспомнила свое удивление на одном из первых пати у фотографа в эЛ.Эй. Ей казалось, что все будто ломаются и играют пьяных. Здесь все это было увеличено в три раза. Как фотография, сделанная Оливье. Он снял ее по пояс, выходящей из бассейна, держащейся за перила. Это было простое, красивое фото. Он увеличил его и напечатал только лицо. Из обыкновенного вылезания из бассейна получилась трагедия. Ужас какой-то получился.

Настя спросила, который час, и последовала лавина ответов. "Час наш!.. Наш час не настал!.. Какая, на хуй, разница! У меня нет денег на часы… и, наконец, - половина первого!" Настя должна была уходить. Двери пансиона только для женщин закрывались в час ночи. Это было очень глупо. По закону штата Нью-Йорк, в отличие от Калифорнии, алкогольные напитки разрешалось продавать до утра. Поэтому и заведения все были открыты до утра. И люди только начинали собираться к часу ночи. А пансион закрывался. Настя подумала, что, видимо, из-за такого дурацкого закона в Лос-Анджелесе так популярны пати вокруг бассейна, то есть дома, где не было регламента во времени. И поэтому кажется, что в эЛ.Эй. ничего не происходит - все сидят у своих бассейнов!

Оказалось, что спичконогая живет с бантасто-ротастой и еще двумя девочками. Каттон завопила, что когда Настя приедет в Нью-Йорк, то сможет жить у нее. На что Долли заметила: "Ты сама живешь в квартире у трех девочек!"

- Квартиры в Манхэттене очень дорого стоят, поэтому модели, начинающие, живут вместе. У некоторых агентств есть свои квартиры, и они сдают их недорого манекенщицам.

Настя записала телефоны девчонок, взяла телефон Вильямины, подумав, что, может, успеет завтра сходить в агентство, показать свое портфолио. Перед отлетом. Перед возвращением в Лос-Хамовск.

Каттон вылезла из-под стола и, поднявшись, стала обнимать Настю: "Я люблю тебя, Настия! Приезжай!" Долли потянула ее за ремень так и не снятой ею куртки, и та плюхнулась на диван: "Это моя лучшая подруга!" Настя улыбнулась и стала пробиваться к выходу.

Грэйс Джонс фальшивила в конце "Жизни в розах". В лос-анджелесских дискотеках она еще и не расцветала. Штору рванули, и за спиной у Насти застрекотали автоматы "Хассельбладов", раздались возгласы, будто поющие вторым голосом с Грэйс Джонс: "Ля виииииии!" Вспышки ослепили входящую - это была модель с последних обложек "Вога", парижского "Элль", с "Базара". С ней входил очень красивый парень. Она тоже была красива, но больше - самоуверенна. Замахавшая рукой, подпрыгнувшая, закричавшая (еще один "гараж" раскрылся, но его раскрытие сопровождала семизначная цифра - модель только что подписала контракт с фармакосметической фирмой), к кому-то побежавшая. Настя расслышала что-то о рок-н-ролле. Относилось это к красивому парню или модели? Впрочем, это было неважно - модель запросто могла бы теперь и запеть.

Настя прошла по темному коридору, мимо гардероба, мимо костюмного: "Так рано? На работу завтра?.." - понимающе улыбнулся он. Да, Насте надо было завтра на ненавистную работу.

Барбизонья тетка почти спала. Настя взяла ключ и, войдя в старомодный лифт, поднялась на одиннадцатый этаж. Барбизон спал. Она открыла окно в комнате и услышала, как не спит Нью-Йорк Муравьед переваривал дневную порцию двуногих. Выжившие и в ночи продолжали бороться - передвигаясь.

"Приобретешь совершенно новый опыт", - говорил о Нью-Йорке Ричард. "Это монстр, ни в коем случае не езди в сабвее вечером!" - предупреждала Джоди "Возвращайся скорее из этой помойки!" - сказал в аэропорту провожающий Саша. "Подвернется работенка, обязательно зацепись там. Нью-Йорк - это центр!" - говорил Друг. Настя не знала, хочет ли она этот монстр-центр. "Это, наверное, потому, что я приехала не с целью победить, а просто поглядеть. С сознанием, что всегда смогу вернуться в лос-анджелесский теплый хлев".

Она пошла в ванную и, смывая мэйк-ап, расплакалась: "Вечером смывай краску, днем мажь лицо… Ты не женщина - ты модель. Please people! А девчонки еще и все вместе живут. В одной квартире с Каттон! Я?!" Она стала припоминать слова Друга: "Неважно, может, сейчас не совсем понятно тебе, зачем эта работа. Но тебе же нравится позировать, что же тут усложнять?" Да, ей нравилось. Но после работы она хотела бежать к тому же Другу, а не оставаться в мире манекенщиц, моды. "Носиться с одной пати, где ланч бесплатный, на другой, где шампанское. Разевать "гараж" в истошных воплях о том, как я счастлива…"

Она закрыла окно и позвонила на другое побережье Америки. На вест коаст, презираемое ист коаст.

- Саша, как хорошо, что ты дома! Мне так грустно…

- Ласточка, бедная моя. Ну ничего, завтра ты прилетишь. Я соскучился по тебе смертельно. Ты знаешь, рядом в доме сдается квартира неплохая. Может, мне снять?

- Ой, я не хочу на Кловердэйл! И потом, мы же не решили окончательно, что будем жить вместе.

- Ты же обещала. Ты не останешься ведь в Нью-Йорке?

- Саша, здесь все-таки действительно больше возможностей. Это же работа, карьера…

- Настя! Ну не будь ты ребенком. Какая карьера?! Мы с Ромкой хотим открыть ювелирный магазин…

- Но при чем здесь я?

- Но мы же вместе, ты же со мной, - сказал неуверенно Саша.

- Ладно. Все равно сейчас я не остаюсь здесь. Встречай меня завтра, хорошо?

Они еще несколько минут прощались. Саша говорил, что целует ее везде, везде, везде. И Настя, что целует и обнимает его.

Когда она набирала его номер, то хотела, чтобы ее кто-нибудь пожалел. Но и чтобы поддержал! Придал бы ей уверенности! Единственное, в чем был уверен Саша, это - надо заработать много денег Настя тоже хотела бы получать больше денег. Но не сидя в ювелирном магазине! Она усмехнулась: "А рекламируя то, что продают в этом магазине?" Ей вдруг представился Ричард - в рыцарских доспехах, соответственно имени, в шлеме с пером. "Но Ричард стал Диком!" - тут же в ее воображении доспехи медленно и бесшумно упали и остался грустно покачивающийся хуй.

Утром в "Плаза Отель" она не раскланивалась с собой - афишу убрали. Ей было немного стыдно за свои вчерашние шпильки, но в номере все были, как всегда найс. Два коротеньких шоу прошло на редкость весело - Муз принесла шампанское, и все пили. Каждый раз, выбегая из-за ширмы, Настя еле сдерживала смех. Покупатели не знали, смотреть ли на живую Настю или на застывшую вдоль стен. Все плакаты-афиши были собраны в демонстрационном зальчике-комнате.

После второго шоу Настя быстро переоделась и, схватив портфолио, спустилась в лобби. Звонить при всех в Вильямину она не хотела.

В агентстве свидания ей не назначили, сказав, что Вильямина уехала на вакейшен. "Мы смотрим новых моделей по вторникам и четвергам с девяти до часу. Будете в Нью-Йорке - приходите". Настя хотела закричать, что ей надо быть хоть чуточку уверенной, что ее возьмут, что она не может просто так прокатиться в Нью-Йорк, что у нее нет… "Кого это волнует!" - подумала она и повесила трубку.

- Все ушли на ланч десять минут назад, - сказала оставшаяся в номере одевальщица.

Скоро и она ушла. Настя пошла в демонстрационную комнату и села посередине. Среди себя, окруженная собой. Бегущей, так что юбка, как знамя, развевалась, смеющейся, закинув голову назад, и капюшон падал, сидящей на ступеньках в шарфе, закрывающем часть лица. Грустного. Она подумала, что ее редко берут на съемки с кем-то. Что она всегда одна на фотографиях "Может, это моя судьба и в жизни?.."

5. Home, sweet home

В social security офисе с пластиковой мебелью, принадлежащей государству, сидело много старух, три мексиканки с детьми и Настя с Другом. Последние - в углу.

- Любовь Арчи к прогрессу спасла его от вражеской пули! - Друг прятал смех под усами.

- Зачем ты ему сказал, что я переехала в Нью-Йорк?

- О, еб его душу мать! Я же не знал, что он до сих пор так страдает, что сам бросится в Нью-Йорк. Но слава богу, он больше не будет доебывать меня!

На украденном у Насти "Олдсмобиле" Арчи совершил путешествие через всю Америку. Через пять дней жизни в Нью-Йорке в Арчи стреляли. Черный молодец выстрелил Арчи в грудь. Но в нагрудном кармане у него было портмоне, а в нем металлическая карточка "социального обеспечения". Прогрессивное изобретение, видимо, для мексиканцев - их карточки всегда были похожи на изжеванные лепешки. Пуля черного отскочила от металлической карты - прошла рикошетом - и не убила Арчи.

Одна из старух вдруг заплакала. Черная девица - работница офиса - что-то ей не давала. Другие старухи стали кричать - тихо и боязливо.

"Мэдам, я вам уже сказала, что без сертификата я ничего не могу сделать". - объясняла черная. Старуха стала рыться в сумке, висящей у нее на груди, и сотни бумажек - пожелтевших и изжеванных, как сама старуха. - полетели на пол. Мексиканка присела их подбирать. Сама старуха не могла наклониться Она была на костылях. То есть это были даже не костыли, а остов стола. Перила для вылезания из бассейна. Сразу в памяти у Насти возник русский инвалид. Из детства. Она бегала за папиросами отцу, и к ларьку подкатывал этот безногий мужик. Его тело помещалось на доске с колесиками, вот на такой, на каких сейчас мальчишки катаются. Только отталкивался он двумя утюгами, обмотанными в тряпье. Настя наклонялась, передавала ему папиросы, и он быстро укатывал от ларька, только искры отскакивали от асфальта - тряпье на утюгах было совсем изодранным.

Мексиканка собрала бумажки и передала черной: "Что же вы, не видите, что она инвалид?" Черная настаивала на сертификате.

- Принесите мне справку о том, что у вас есть справка, свидетельствующая о наличии справки… Везде одно и то же! Эти старухи, конечно, ужасны, но черная девка наглая. Кто она такая, что так себя ведет?

- Настенька, она государственный работник. Как почтальоны, как люди в эмиграционных бюро. Государственный - значит неувольняемый!

Неувольняемые работники Immigration Service были копиями неувольняемых работников ОВИРа.

Они все будто репетировали для ролей смотрителей концлагерей, полицаев. Настя просидела на днях пять часов в эмиграционном офисе даунтауна в ожидании своей очереди для подачи документов на travel paper, в ожидании, когда "пролают" ее имя в микрофон.

Черная девица взяла заполненные Настей анкеты и выдала ей новый номер. Еще один. С этим номером Настя имела право на работу. А в двухтысячном с чем-то году на "социальное обеспечение", как эта вот старуха с перилами.

Новый номер был потому, что фамилия у Насти была новая. То есть ей вернулась ее собственная фамилия после развода. "Как вообще можно было променять свою волчью фамилию на какую-то домашней птицы?!" - хохотал Друг. Но приехав к Арчи, он сказал, что "в Америке, Настенька, все женщины автоматически становятся миссис - имя и фамилия мужа". Вот она и была - миссис Арчи Уткин.

- Теперь тебе срочно надо выйти замуж за Сашу и стать Плискиной. Чтобы плиз пипл, - подтрунивал Друг.

Саша, видимо, для этого и помогал Насте развестись. В надежде.

- Анастасия Волкова!.. лапочка, я, к сожалению, должен ехать учиться, так что приобретение еще одного номера нам с тобой не удастся отметить. Но сама ты не очень отмечай…

Настя с Другом расстались в паркинге. Учился он на курсах повышения квалификации, куда его направила компания, где он работал. Он с радостью ходил в школу к двум часам дня, а не вставал в восемь, чтобы мчаться на "ненавистную, скучную работу, оплачивающую тараканью нору". Настя поехала в "Плейбой" за чеком для оплаты своей "норы".

Ажиотаж вокруг истории о Насте, "выбравшей свободу", как-то сам по себе утих. Никто не отказывался от затеи, но и не рвался писать о девушке, приехавшей в Америку сниматься голой.

Настя поднялась на десятый этаж здания "Плейбоя" в компании трех манекенщиц, верещавших о новых, цветных композитах за тысячу долларов, о новых грудях из желе, о новых дизайнеровских колготках. "Как глупо мы выглядим в этом городе, перебегая улицы на высоченных каблуках, и правый стерт больше - из-за педали газа в машине…"

В прихожей офиса никого не было - не нужная Джоди секретарша еще, видимо, ланчевала. Все модели радостно ринулись в кабинет к Джоди. Они были в ее агентстве еще до того, как она перебралась в "Плейбой", и относились к ней по-домашнему. Настя по себе знала, что манекенщицы предпочитают звонить Джоди домой в нерабочее время. Такие личные отношения были очень ценны, но из-за них же трудно было решиться перейти в другое агентство, например, где оказалась бы, как на фабрике.

В кабинете у Джоди сидел Питер Борсари. Настя поцеловалась с фотографом, больше похожим на брокера. Отчасти он им и был. Его жена работала в агентстве real estate, и он иногда мог поставлять ей клиентов - знаменитостей, которых фотографировал для колонок сплетен голливудских журналов.

- Настия! Посмотри - Питер устроил тебя на обложку. Как он называется, этот журнал? - Джоди, как всегда, создавала много шума.

Питер достал приклеенную уже на плотный картон обложку журнала "Стерн". На ней Настя выпрыгивала из бассейна, прикрывая голую грудь руками. Вода переливалась и, поблескивая, стекала с тела обратно в бассейн. Питер часто зарабатывал спекуляцией. Так называлось сначала делание фотографий, а потом поиск клиента, оплачивающего снимок.

Манекенщицы стали разглядывать обложку, а Настя подумала, что никакого восторга и радости не испытывает: "Ну и что? Журнал "Стерн" издается где-то в северной Германии каждую неделю с новой обложкой, ничего общего не имеющей с модой, скорее, с левым политическим уклоном. Если бы я хоть в Германия жила, и в момент выхода журнала ходила бы по улицам, и меня бы узнавали, вот ведь кайф в чем!" Денег Питер Насте уже не был должен. 80 долларов он ей заплатил за час съемок.

- Настия! В Нью-Йорке ты будешь на обложках "Вога" и "Базара" через месяц. Я знаю! Я уверена!

- Джоди, ты отпускаешь Настию в Нью-Йорк?.. Какая там дорогая жизнь. Невероятно! - Питер листал портфолио Осени с новыми грудями из желе.

- Зато не надо беспокоиться, что поправишься! И потом, там все время пешком ходить придется. Не то что здесь. Я не помню, когда куда-то шла пешком в последний раз… в туалет! - и Джоди захихикала, передавая ключ от туалета одной из манекенщиц.

"Какая она дура все-таки!" - подумала Настя и попросила у Джоди чек.

- Настия, ты будешь на шоу у Мэрилин из "Арпеджио"? - Питер записывал телефон Осени.

- Конечно! Она там у нее звезда! Но эта Мэрилин делает меня больной! Надеюсь, у нее достанет денег, чтобы оплатить все эти репетиции и примерки. - Джоди отыскала чек для Насти, как раз за шоу для фирмы "Арпеджио", откуда ушла главный дизайнер Мэрилин.

- Она очень правильно сделала, что столько лет проработала в "Арпеджио": всему научилась, завела связи, контакты. Нашла, видимо, финансистов, кто верит в ее артистические способности. - Из приличия Питер дал свои карточки двум другим моделям, без грудей из желе.

- Я желаю ей удачи, но каждый раз в даун-тауне я схожу с ума. Целая улица рубашек. Или целая улица штанов! Где столько… задов найти на все эти штаны?! Тем более в Лос-Анджелесе никто не одевается. Зачем? Для супермаркета?

Настя перебила Джоди: "Я позвоню из другой комнаты, о'кей?" - и она ушла за перегородку.

Она набрала номер Дика. Отвечала запись. Настя хотела повесить трубку, но передумала: "Dear Richard! Richard no good!" - потому что он должен был быть дома. После очередного ланча со своей дочерью. В трубке что-то зашебуршало, и Настя услышала его голос.

- Я дома, пусс. Не хотел подходить из-за этой суки.

- О, я не знала, что так зовут твою дочь.

- Ты знаешь зато, что я имею в виду. Ты едешь?

- А ты в настроении меня видеть?

- Еще как! Вместо нее я накажу тебя!

Ричард ходил вокруг дивана, на котором, забравшись с босыми ногами, сидела Настя.

- Она действительно беременна! Как идиотски она выглядит. Она икала весь ланч. - Ричард делал большие шаги, большие глаза - черная точка в бесцветном почти зрачке расширялась. - Она копия своей матери. И этот ее муж - не муж, мечтает, видите ли, поехать в Польшу. Сукин сын. Вот именно, в Польшу его, где есть нечего! - Ричард пил молоко. Делал большие глотки, заставляя себя пить молоко, чтобы не пить спиртное.

Его дочь с "не мужем" решили поехать пожить на родине ее матери, первой жены Ричарда.

Назад Дальше