- Настенька, ну пойди к нему теперь. Может, теперь он тебе что-нибудь даст. После обрезания.
- Обрезки от своего хуя! Я ему верну его подарки. Пусть ему будет стыдно. Если не сейчас, то когда-нибудь. Тем более, покупал он их мне с расчетом на продажу в эмиграции. В Союзе ведь все считали, что здесь невероятно ценятся наш янтарь, нефрит, ха-ха!
К Маше заходили и американские клиенты. В основном старые люди, когда-то вывезенные из Львова, Киева и, конечно, Одессы. Они любили поговорить с новыми эмигрантами, спросить, как им нравится их новая Родина. Некоторые не скрывали своего удивления: "Вы только полгода, как приехали?.. Ай-яй-яй, а мы были такими бедными… Но вы посылаете деньги в Израиль? Надо помогать нашему народу". Эмигранты, которые, "только" приехали, обзаводились своими такси, кулинариями, но в Израиль денег посылать не торопились.
- Ты знаешь, Друг, я была единственной русской в группе улетающих в Вену. Как они все плакали, причитали. А мы с матерью, как две белые вороны, смеялись. Она мне все большой палец показывала, имея в виду, какая я красивая, как хорошо выгляжу.
Друг "выжал" из бутылочки, все так же обернутой в бумагу, последние капли водки.
- Как она тебя все-таки одну отпустила, в семнадцать?
- А-а-а, после того как Арчи меня выдал за себя замуж - это ведь устроить через горисполком надо было, в шестнадцать - мама подумала, что хуже уже ничего не произойдет. Потом, мы такие дураки были. Она вот сейчас мне пишет письма, чтобы я возвращалась. Куда? И ты, и я, и все они - предатели Родины!
Друг торжественно выпил водку: "И нет нам пощады!"
- А в Вене вся моя группа не захотела ехать в Израиль. Они меня пихали, чтобы я объяснила по-английски представителям этой еврейско-сиаэйской организации, что они хотят только в Америку. Комедия! Тридцать дней назад они скандировали в Москве: "Отпусти народ мой! Даешь Израиль, родину наших предков!"
Выйдя из "Маши", Друге Настей обнаружили, что его машина блокирована зеленым - эмигрантским - такси. Друг посигналил, и шофер выбежал с соленым огурцом в руке и переставил свою машину.
- Совсем как в Одессе, правда? Шофер заехал в забегаловку на обеденный перерыв. Там водку тоже под столом разливают. Единственное, чего им не хватало в Одессе, это непа. Какая к черту, Друг, свобода слова!..
- Ничего Настенька, те, кто там остался, постепенно к нэпу и придут.
- Помнишь, у Гоголя известный пассажо Руси, которая как тройка несется?
- Да, лапочка. "Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа".
- Если там будет нэп, ответ очень прост - за Западом. Чтобы нельзя уже было продолжить гоголевское - о том, как сторонятся и дают ей дорогу другие страны, народы и государства. Чтобы стать, как все.
2. Lover-boy
На низком столе из прессованных опилок валялись наполовину выкуренная пачка сигарет, скомканная пятидолларовая бумажка и раскрытая записная книжка. На диване, придвинутом к двум окнам, обитом золотистой тканью в тон штор, сидела русская модель Настия. Сидела и ждала звонка от агента. Бензина в машине оставалось ровно на столько, чтобы доехать до gas station.
Одиночная камера - называла Настя свой single. Квартира, впрочем, не состояла из одной комнаты. Была кухня с местом для завтраков, обедов и ужинов, ванная комната с душем и туалетом. Коридорчик со стенным шкафом… Три дня стоили пять долларов.
В дверь робко постучались. Настя с дивана спросила: "Who?" За дверью что-то проамериканировали, и она встала открыть. Это был менеджер. При виде официальных лиц Насте казалось, что внутренности ее завязываются в узел. Она боялась, что из-за своего слабого английского что-нибудь не то скажет, не поймет что-то и влипнет в неприятности.
Менеджер извинялся и просил о следующем: не могла бы она пойти в его квартиру и потушить свет. Настя извинялась, что не понимает. Но менеджер повторил то же самое. В конце концов он дотронулся рукой до своей ермолки. "Им даже свет нельзя тушить в пятницу!" - Настя пошла за ним.
Как и в Настиной квартире, они сразу оказались в комнате. С улицы прямо на кровать. На кровати, кстати, сидела жена менеджера в платочке. Настя посмотрела на выключатель. Менеджер кивнул, и она потушила свет. Ей казалось, что должно будет произойти что-то необычное. Но ничего не случилось - комнату теперь освещали заранее зажженные белые свечи. Все. Больше от Насти ничего не требовалось. Она пошла к себе. "Поэтому он и постучал в дверь, а не позвонил", - сделала она для себя еще одно открытие.
Вернувшись, она поставила пластинку Гатто Барбьери "Европа". Сакс вытягивал кишки, и становилось грустно-тошно. Настя налила вермут в стакан, взятый еще у Арчи. Высокий, толстого стекла, с нарисованной розовой хрюшкой и надписью "Porky-Pig". "Неудивительно, что именно этот стакан достался мне от него", - с усмешкой подумала она и побежала к телефону.
- Тебя взяли! Взяли, Настия! О, я знала! - кричала в трубку Джоди.
- Это невероятно! О, Джоди, как здорово!
- Да, дорогая. Но он меня обманул. Они смотрели модели и в "Лиз Абрамз" и в "Моника Вайт" агентствах. Но взяли тебя. Я не сомневалась!
Фразы "я знала! я была уверена! я не сомневалась" можно было бы выгравировать на надгробной плите Джоди.
- Ты уж постарайся. Привезешь мне квитанцию после работы. Агентство завтра открыто.
- Не волнуйся, Джоди. Все будет tip-top. До завтра.
"У-р-р-а!" - закричала Настя. За рекламу нижнего белья платили двойную ставку.
Предположив, что проработает завтра минимум два часа, Настя сделала небольшой подсчет на листах прошедшей недели в календаре. Выходило, что после Джодиных 15 процентов, у нее останется 256 долларов. Через десять дней - плата за квартиру. Она подумала, что обязательно придет счет за телефон и электричество. "Shit, где мои деньги? В этом моделинг больше тратишь, чем зарабатываешь!"
Манекенщица должна была иметь много пар обуви. Колготки рвались после одной носки. Косметика таяла на глазах - и в прямом, и в переносном смысле. От жары она таяла в косметичке, а с лица исчезала от смывающего ее лосьона. Оставаться с мэйк-апом после fashion show было бы вульгарно и безжалостно по отношению к своему лицу.
Остановив беззвучно крутящегося Гатто Барбьери, Настя сменила его Хором Красной Армии До десяти вечера можно было включить громко, что и сделав, она промаршировала в закуток между ванной и стенным шкафом.
Vanity-room - шутя называла она зеркало в стене, стол и табурет. Стол был покрашен прямо с ящиком, так что выдвинуть его было нельзя. Лампочка так и болталась на проводе. "Арчи бы починил", - разыграла Настя несчастную и покинутую женщину, но, тут же добавив: "Мудак", - принялась за сто взмахов расческой по совету королевы Марго…
Стена напротив дивана состояла из дверей. Когда Настя въехала, стеклышки-квадраты в дверях были прозрачными, и за ними виднелись пружины вертикально стоящей кровати. Прогрессивное изобретение для бедных. Настя закрасила окошечки акварельными красками, копируя летающих людей Шагала из толстых книг по искусству, присылаемых из Москвы.
Она раскрыла двери. Надо было потянуть за верхний край рамы. Кровать медленно и со скрипом стала опускаться. Надо было как следует надавить на нее, чтобы она вдруг не рванулась обратно. Вначале Настя так и думала: "Лягу, а она захлопнется!" Но даже ее 51 килограмма хватало, чтобы удерживать кровать. К ее весу часто прибавлялось то 70 кило, то 160 паундов. Сейчас из-под подушки выпал медвежонок. Чаще Настя спала с ним.
Настя поколдовала над радиочасами, всегда настроенными на 106 джаз FM, потушила свет и забралась на кровать Через несколько минут за окном свистнули, и Настя затаилась. "Ебаться всю ночь а завтра на работу", - она знала кто это. 70 килограммов. Мальчик Саша. Он был старше Насти на восемь лет, но она всегда называла его мальчиком. Мужчину он ей как-то не напоминал.
Мальчик в веснушках. Голова чуть вытянута вперед. Остренькое яблоко на худой шее. Зеленющие глаза слегка навыкате, часто моргают, захлопываясь длинными загнутыми ресницами. Лопоухий, придумавший себе болезнь под названием "дудошник" - тот; кто имеет абсолютный слух, но без фальши мелодию воспроизвести не может. "Золотая моя столица, дорогая моя Москва!" - пел Саша. Такой образ ему бы не понравился. Он хотел казаться всезнающим, видящим людей насквозь, мудрым и циничным. Для этого он часто хамил и говорил грубости.
"Как же мы не встретились с тобой в Москве?" - удивлялся Саша. Настю это не удивляло - там, где она проводила время, мальчиков Саш быть не могло. Не могло быть маминых, сестриных Саш У Саши была и мать, и сестра, и муж сестры, заменяющий главного в семье, потому что отец Саши умер, даже их сын, племянник Саши, был. И тетя, и дядя, - и муж тетки, и их сын Ленька, считающийся шлемазлом. И все они жили в Лос-Анджелесе.
Это Ромка, приятель Саши, заметил "экзотическую птицу" Настю. Он был белобрысым симпатягой, но маленького роста. Поэтому Настя и стала герл-френд Саши. Хотя характером ей больше нравился Роман. Это он снял квартиру в здании-госпитале, которое, как насмешка, выпячивалось балконами на Кловердэйл, среди двухэтажных облупленных домов. И Саша стал его "сожителем" позже. Когда с Настей познакомился - будто застеснявшись того, что живет с родственниками, а "восемнадцатилетняя девчонка вообще здесь одна". Он и на работу устроился после знакомства с ней.
Их триумвират Насте нравился. Она вообще не очень любила женские компании. И еще ей нравилось, что вдвоем с Ромкой они могут посмеяться над Сашиными детскими воспоминаниями, которые выучили наизусть.
Они уже знали, как Саша любил закатывать истерики "ей, противной!", то есть матери, когда она не хотела покупать ему что-то. Но приходил отец - "пиздецовый" - и говорил: "Купить!" Больше всего Саша любил вспоминать историю про клубнику. "И-и, я ее зимой за окно бросал! И-и! - взвизгивал он. - Она в снег падала. Там какие-то дворовые дети ее подбирали!"
Насте эта история перестала нравиться очень скоро. Она представляла гадкого мальчишку в коротеньких штанишках, выкидывающего за окно ягоды. Себя же она видела "дворовой" девочкой, смотрящей на клубнику в снегу, как на волшебство.
В Ромкиных воспоминаниях не присутствовали ни "противная" мать, ни "пиздецовый" отец. Он то куда-то - "в Бразилию конечно!" - удирал, и его снимали с крыши поезда, то он воровал, и опять милиция их задерживала с ящиками украденной водки. Роман стеснялся говорить о том, что его то ли выгнали, то ли он сам бросил школу. Настя думала, что из-за Саши - тот очень кичился своим высшим образованием. Тем, что учился в московском институте. "Ты помнишь в Москве… А-а-а, ты не знаешь…" - с сожалением и с некоторым презрением к тому, что Ромка из Львова, говорил Саша. Роман был отдан в ученики часовому мастеру, и уже с семнадцати лет зарабатывал на жизнь сам. Саша иногда "делал" в Москве деньги, перепродавая мохер, который доставала сестра Роза. Еще "Розка" доставала Саше дубленку, джинсы, часы, и Настя думала, что в институт он поступил благодаря "Розкиным" связям.
Саша ненавидел Америку. Он звал своего брата Леньку-шлемазла с гитарой и пел русские песни. "Лыжи у печки стоят - скоро нам ехать домой", - дирижировал он длинными и прямыми, как сосиски, пальцами. "Что ты перед носом размахался, дирижер, еб твою мать!" - смеялся Ромка. Саша в детстве хотел быть дирижером. "И врагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова…" - громко и фальшиво продолжал Саша и сокрушался, что "вы не знаете Москвы!", хотя и Настя и Ленька знали. У всех была своя Москва. Свои воспоминания о ней. Но Саша настаивал, что его самые лучшие, которые они и должны были слушать под вскрикивания Саши и под пинту "Apricot Brandy". На низком столике под конец вечера всегда оставались липкие пятна от пролитого мимо рюмки сладкого полуликера-полуконьяка.
Ромка не жалел, что уехал. Он больше подсмеивался над собой: "Америчка! Думал, меня тут только не хватает! Ждут меня тут, думал. Представлялось - пальмы, голубое море, я в белом костюме, девушки, загорелые и полуголые… Ха-ха, все это есть. Но не для меня!" Роман работал в одном из десятка department stores "Широкий Путь". В отделе ремонта часов. Туда же он пристроил и Сашу. Менеджером. Саша менеджерствовал над Ромкой, часами, запчастями и недорогими украшениями в малюсеньком закутке громадного "Широкого Пути" на Голливуд бульваре и Вайн-стрит. Оттуда он приносил Насте подарки. "Сашка, ты воришка!" - смеялась Настя.
В приемной Джодиного агентства сидели две девочки с мамами. Голос Джоди раздавался из-за перегородки. Настя заглянула - Джоди уже желала кому-то приятного уик-энда и вешала телефонную трубку. Настя зашла и протянула ей квитанцию.
- Как, Настия, только один час?
О, работа была несложной. Я лежала на шелковых простынях, сама в шелку…
- Я тебе говорю, Настия, эти люди - cheap. Если бы для рекламы этого шелка можно было бы использовать бездомных собак, они бы использовали. И даже кость не бросили бы после. Надеюсь, ты поела?
Ни завтрак, ни ланч Настя не ела. Она кивнула в сторону приемной, и Джоди крикнула за перегородку: "Я готова!" Подталкиваемые мамами, девочки вошли с конвертами наготове. "С фотографиями, сделанными папами", - подумала Настя. Джоди безжалостно расправлялась и с девочками, и с их семейными фотографиями.
- Сколько тебе лет? Вес?.. Это что за штаны на тебе? Это фото для рекламы туалетной бумаги… Для моделинг надо… Настя, покажи свое портфолио.
Настя передала через стол тяжелую, вишневого лака папку. Ей было чем гордиться - все лучшие фотографы города снимали ее. Хотя для журналов всегда выбирали попроще, не самые удачные фото. У Насти уже были вырезки из журналов, каталогов, газет.
- У вас, конечно другой look, но что-то в этом роде.
Настя подумала, что Джоди их возьмет. "Американские девчонки, будут делать рекламу для спортивной одежды, купальников". В голове у нее сразу запелась ненавистная песенка: "I whish they all could be californians…" в исполнении ненавистной же группы "Beach Boys". Настя оставалась Джодиной любимой моделью, но она уже понимала, что на фамм фаталь денег не заработаешь. В Лос-Хамовске нужны были лос-хамовски выглядящие модели.
- О, что это? "Сенсационный импорт из России". Это ты, Настя? - захихикала Джоди мещанским смехом.
- Да, Джордж Кост рекламирует меня. На прошлой неделе в "Беверли-Хиллз Пипл", сейчас в "Курьере".
Девочки с восторгом смотрели то на Настю, то на фотографии.
- Мне не надо вам говорить, что в этом городе даже сигарет нельзя купить без машины. Пользоваться автобусом не советую. Такие расстояния, да и опасно… Оставьте мне фото… Худейте, ждите разрешения на вождение. Все, что я могу для вас сделать.
Девочки с мамами ушли. И Настя подумала, что девять месяцев назад она вот так же пришла сюда. С папой Арчи.
- В понедельник, Настия, я буду на новом месте. Надеюсь, они устроят для моделей party.
Под новым местом и под "они" Джоди имела в виду "Плейбой".
На каких условиях, почему Джоди была приглашена туда, никто не знал. Джодины условия "Плейбою" были - все ее модели идут с ней.
Все кто хотел. Настя не знала, как относиться к "Плейбою". Видимо, там решили, что деньги можно делать и на моде. Да и первенство свое былое "Плейбой" утратил. Журнал уже был далеко не единственным в своем роде. Настя знала несколько моделей, когда-то снимавшихся в журнале, сделавших себе карьеру в том же моделинг в кино. Иногда "Плейбой" подкладывал кому-либо свинью - публиковал снимки десятилетней давности… Джоди была уверена, что для Насти это шанс. "У них столько денег! Они смогут сделать о тебе специальный article, использовав твое русское происхождение. Мы придумаем историю. Наврем, если надо!" О том, что надо будет сниматься голой, Джоди не говорила. Вообще каковы ее принципы, было не понятно. Она пуритански-мещански прикрывала ладошкой рот, когда разговор заходил о сексе. И в то же время посылала моделей для nude работ. Иногда неизвестностью Джоди пользовались. Клиенты назначали интервью, модели являлись, и их просили снять одежду. Они снимали, а их в это время тайно снимали на видео! Из криков Джоди потом выяснялось, что "они оказались жуликами. Crooks. Этой компании вообще не существует!"
Видимо, поэтому Джоди и перебиралась в "Плейбой". Это была протекция. Ей не надо будет заботиться о rent, о телефонных счетах, моделям она сможет платить сразу - "не дожидаясь, пока эти дешевки-клиенты оплатят счет!".
- Представляешь, Настия, люди из "Кассандра"-салона мне до сих пор должны деньги. Вам я всем уже давно заплатила! Я уверена, что они закроются очень скоро. Кому нужен такой ультрамодный салон в Шерман Оакс! Это черт знает где! Я тебе говорю!
У Насти о "Кассандре-2000" остались восторженные воспоминания. Там она познакомилась с тем, кто иногда спал с ней. 160 паундов принадлежало Виктору. Настиному первому в жизни американцу.
- Ты будешь звездой, darling! О, Настия! - пророчил Джордж Кост.
Экзальтированный мулат взял над Настей шефство. Увидев ее в нескольких фашион-шоу, он предложил свои услуги PR, сам, впрочем, еще не зная, что сможет сделать для Насти. У него было несколько клиентов, на которых он зарабатывал. В том числе и Ли-Сан-Ли, китайчонок-дизайнер. Впрочем, Ли был любовником Джорджа, а не клиентом.
Грандиозное открытие "Кассандры-2000" было назначено на восемь вечера. Сумасшествие подготовки началось уже в одиннадцать утра, когда Настя при ехала в салон. Ее красили и стригли, сушили и опять красили. Ей придумывали накидку из пластика. Ее снимали сидящей под феном и корчащей рожицы, танцующей посередине салона. У нее было такое впечатление, что она единственный участник шоу и что вообще все это устроено не для открытия салона, а для нее. В честь нее.