Приметы фантастического сгущаются, а отчуждение человека достигает предела в третьей истории, рассказанной Фабилой. Местом действия для своей жестокой притчи писатель не случайно избирает мрачный, туманный Лондон, столицу литературы, породившей "готический роман", жутковатые образы чудовища Франкенштейна, доктора Джеккиля и мистера Хайда… Подчеркнутая стилизация, явные реминисценции призваны не только помочь читателю провести эти параллели, но и выявить отличия. Ведь не любознательность ученого, не корыстолюбие буржуа, а отчаянье парии, еще до рокового превращения влачившего существование затравленного зверя, толкает Роберта на страшный эксперимент. "Он воспринял общество как чудовищную жестокую машину, способную вмиг пожрать его с потрохами. Он и в самом деле боялся людей, общественных учреждений, властей, полиции - словом, всех, кто составлял это целое, боялся, что оно, это целое, придавит его огромной своей тяжестью". То, что в руки жалкому вору попадает рецепт магической формулы, - случайность; но то, что волк как бы изначально живет в "сыне неизвестных родителей, воспитанном в трущобах и тюрьмах, профессиональном воре" (это подчеркивается и выбором эпиграфов из Сартра, Сабато и Гессе), - трагическая закономерность. Итак: Габриела, Мириам, Роберт Лестер - разочарование, мечта о смерти, "волчий протест". Рене Авилес Фабила рисует три лика отчуждения, три варианта судьбы маленького человека, затерявшегося в большом капиталистическом городе.
"Я не люблю мою родину" - эти слова принадлежат мексиканскому поэту и прозаику Хосе Эмилио Пачеко. Строка из его поэмы "Большое предательство" лишь на первый взгляд звучит кощунственно - ведь далее Пачеко пишет "о реках и горах, о чудовище-городе, жалком и сером, за которые ему… жизни отдать не жалко". Парадокс? Эффектная игра словами? Молодой мексиканский писатель Фернандо дель Пасо приводит эти слова своего соотечественника и собрата по перу в качестве иллюстрации особого, сложного, зачастую двойственного отношения мексиканцев к своей стране. Любовь уживается с ненавистью: любовь к своему народу, к древней культуре, прекрасной природе, мудрым традициям; ненависть - к дешевой экзотике "на продажу", к живучести предрассудков, уродливой тяге к далеко не лучшим стандартам жизни и поведения "большого северного соседа"… Об этом рассказывает Хосе Эмилио Пачеко в своей новой повести - "Сражения в пустыне".
Воскрешение прошлого роднит эту повесть с "Сожженной водой" Карлоса Фуэнтеса, образ пустыни - с историями Р. А Фабилы… На сей раз память рассказчика воскрешает другую картину - 40-е годы, эпоху правления президента Мигеля Алемана, время показного благополучия и крупных махинаций, фальшивой благотворительности и коррупции. Время первого массового вторжения "паблисити" на американский манер в мексиканское сознание, время, когда стали осваиваться американские образцы политики, и образцы модного поведения, и даже модное произношение. Эпоха переходная, отмеченная причудливым переплетением черттрадиционных, патриархальных, исконно мексиканских - и новейших веяний цивилизации. Эпоха нуворишей, нажившихся на завоеваниях Мексиканской революции, - и, что особенно подчеркивает писатель, опять-таки эпоха неверия, крушения революционных идеалов, дегероизации, когда подраставшие дети мучительно завидовали отцам и еще больше - дедам.
Ежедневные воинственные игры на школьном дворе, "сражения в пустыне" - эхо больших сражений, сотрясающих мир взрослых: международных конфликтов, экономических кризисов, национальной розни. Все это пока еще трансформируется по законам игры. Однако эти ежедневные драки постепенно превращаются в "войну всех против всех": бьют за богатство, бьют за бедность, бьют друг друга мексиканцы, японцы, евреи, арабы - дети иммигрантов. Писатель размышляет: что это, зачатки пресловутого мачизма, извечная притягательность насилия? Или создается микромодель общества взрослых, основанного на конкуренции и всеобщей вражде?
Очередное сражение разыгрывается за душу героя повести, Карлитоса, которого доброжелатели - семья, школа и церковь - "спасают" от первой любви. Родители, священник, психоаналитики не просто стремятся заставить мальчика раскаяться в преступном, с их точки зрения, чувстве, но принять и перенять все, что в их обществе считается нормой, усвоить весь свод законов, действующих в жизни-пустыне. Исповедь Карлитоса и сеанс психоанализа оказываются двумя сторонами одной и той же медали. Сцены эти свидетельствуют о незаурядном мастерстве Пачеко-сатирика. Смех здесь, однако, с горечью пополам. Трудно решить, что нанесет больший вред детской психике: разглагольствования врачей, с видимым удовольствием ставящих новомодные, но взаимоисключающие диагнозы, или вкрадчивые слова "врачевателя душ" в церкви, по сути дела лишь развращающие ребенка. Мальчик взрослеет, медленно и неохотно поддается "воспитанию чувств по-мексикански", но с ненавистью и отвращением вспоминает пору своего отрочества, годы "сражений" не только на школьном дворе. Образ жизни-пустыни, без любви и надежд, ассоциируется с эпохой безвременья. Пустыни, где шли сражения за кусок хлеба, за деньги, за власть над умами, сражения с человечностью, взаимопониманием и терпимостью. Приговором эпохе этой звучат финальные строки повести: "Нет больше того города. Да и страны той нет. Кто теперь помнит, какой была Мексика в те годы? Да и кому придет такое в голову: кто способен испытывать ностальгию по тому кошмару?
Ностальгия, возможность которой с ужасом отвергает X. Э. Пачеко, - ключевое слово для понимания повести Серхио Питоля. Оно всплывает тоже лишь в финале, будто ставится недостающий акцент, будто рассказчик до самой последней минуты стыдился произнести это слово, хотя только что совершенное им путешествие в прошлое, в юность продиктовано не чем иным, как ностальгией, постоянной и неотвязной тоской по тем далеким шестидесятым годам, которые он провел в Риме.
Автор романов и рассказов, Серхио Питоль долгие годы жил в Европе, находясь на дипломатической службе. Поэтому оправданным покажется его обращение к любимой и поистине неисчерпаемой для писателей его континента теме. Латиноамериканец в Европе. Кто он? Внимательный, любопытный путешественник, решивший познакомиться со своей "прародиной" - Старым Светом, или эстет, который ищет в Европе колыбель культуры и царство разума, спасаясь от латиноамериканских потрясений и "алогичности"? В какой бы роли он ни выступал, он, как это ни парадоксально, ярче и четче видит свою родину издалека. Не составляет исключения и герой Питоля. И все же "Состязание поэтов" имеет одну особенность, отличающую повесть от произведений кубинца Алехо Карпентьера, аргентинца Хулио Кортасара, чилийца Хосе Доносо, уругвайца Марио Бенедетти, написанных на эту тему в уже сложившейся традиции. Да, сначала мексиканец в Европе, но потом англичанка в Мексике - две эти линии как бы зеркально отражают одна другую. Продолжается все тот же большой разговор о родине, но ведется он на малых примерах. Повесть Питоля посвящена прежде всего проблеме человеческих связей, взаимопонимания близких по духу людей.
Задуманный поначалу как именно такой - идеальный - союз близких друг другу литераторов, критиков, художников, многонациональный кружок молодежи, сложившийся в Риме вокруг журнала "Орион", не выдержал испытания временем и распался. Как это случилось и почему распалась впоследствии и дружба рассказчика и его соотечественника Рауля? Что разрушило союз мексиканца Рауля и англичанки Билли? Ответы на эти вопросы настойчиво ищут уже постаревшие друзья юности, свидевшиеся после долгой разлуки, - сам рассказчик, Джанни и Эухения.
Медленно разматывается клубок воспоминаний, целое воссоздается по фрагментам. Распад "Ориона", переезд Билли в Мексику, история ее разрыва с Раулем, смерть их ребенка и загадочная гибель самой англичанки - своеобразная мозаика из версий, вариантов, поправок, дополнений. За каждой репликой, каждым восстановленным эпизодом свой подтекст, скрытые намеки, которые могут быть неприятны кому-то из собеседников. Каждый знает что-то такое, чего не знает другой. И у всех, оказывается, были друг с другом тайные счеты - ведь не случайно Джанни с горечью упоминает о жестокости мексиканцев… Действительно ли всему виной мексиканская жестокость, существует ли эта фатальная преграда - невозможность взаимного понимания - между людьми Старого и Нового Света, или дело все-таки в самой Билли?
Мексиканская тема решается писателем не только на материале отношений Билли с Раулем, рассказчиком и обитателями Халапы, где Билли выпало провести последние - и худшие - годы своей жизни. Вариациями той же темы звучат вставные новеллы - произведения, созданные Раулем, Билли и рассказчиком, предстающие перед нами в изложении последнего. В феерическом гротеске у Рауля, в реалистически воссозданной драме, художественно переосмысленной на основе впечатлений раннего детства у главного героя, Мексика действительно предстает жестокой. Провинциализм, глушь, предрассудки, лицемерие патриархальной семьи (как тут не вспомнить семью Вергара, семью Габриелы или маленького Карлитоса!)… Билли искала, требовала национальной самобытности, но ожидала увидеть ее совсем иной.
В своем раннем рассказе Билли повествует о смерти в Венеции английской школьницы. Рассказ этот во многом вторичен, он так и напрашивается в классический контекст произведений Генри Джеймса или Томаса Манна, но в нем с удивительной точностью предвосхищается судьба самой Билли. Мексика станет для Билли тем же, чем стала Венеция для Алисы. Алиса приехала в Венецию с уже готовым мифом, где диковинно переплелись образы шекспировских героев и похождения Казановы, пережила сладостное, но краткое упоение иллюзией и погибла. Билли нафантазировала себе Мексику, явилась туда со своими - зачастую предвзятыми и поверхностными - представлениями и не пережила утраты иллюзий.
Так или иначе, разговор и воспоминания о Билли становятся чем-то вроде запоздалого судебного разбирательства. Судят и Билли, и самих себя. Из сопоставления свидетельств складывается невеселая картина. Оказывается, уже на первых порах существования "Ориона" начало все более явно проступать неравенство между членами этого содружества. Как в маленьком государстве, в "Орионе" были свои финансовые круги - Тереса Рекенас, и свой лидер-идеолог - Билли. История "Ориона" - своеобразная история формирования диктатора. Билли "узурпировала власть" в редакции, и постепенно все почувствовали разрушительную силу, которую таила в себе с виду безобидная смесь снобизма и апломба. Всем и всегда стараясь навязать свою волю - ив литературе, и в жизни, Билли терпит крах. Но при этом она роковым образом вовлекает в свою несчастливую орбиту судьбы других людей… Билли отравила первые шаги в литературе рассказчика и Рауля, долгие годы не сумевших оправиться после ее разгромной критики. Непониманием сути, примитивной жаждой местного колорита веет от ее менторских требований самобытности - эти требования сродни неумело выкрашенным волосам Билли, когда уже в "мексиканский период" жизни она старалась придать своей внешности экзотические черты. И гротескное увлечение ламаизмом, и доморощенная мистика англичанки еще более нелепы на земле, где, по крылатому выражению Карпентьера, сама реальность чудесна.
Билли в последние годы своей жизни не столько смешна, сколько жалка, но даже сочувствовать ей в несчастье мешает присущая ей жажда насилия. Быть может, это чересчур сильное слово, когда речь идет о гротескной фигуре Билли, чувствующей себя на чужбине как в стане врага, но суть дела от этого не меняется. Насилие мелкое, незаметное, ежедневное, отравляющее человеческие отношения, - это крохотный вирусик того, что в повести Фуэнтеса предстает уже как серьезная социальная болезнь.
Невольно - и порой не без оснований - главный герой повести Питоля ищет и находит в своем прошлом и прошлом своих близких и друзей поступки, роднящие их с Билли. Воинствующий индивидуализм, даже если он проявляется пока только в узкой сфере человеческого бытия, рано или поздно обернется трагедией, предсказывает писатель.
В повести Питоля нет виноватых или - в известной мере - виноваты все. Есть общая вина - неумение и нежелание понять друг друга, облегчить ближнему боль потерь и разлук. Причем это отнюдь не специфически национальная особенность, подчеркивает писатель, развеивая миф о роковых чертах, якобы имманентно присущих мексиканскому характеру.
Широк круг проблем национальной жизни, охваченной мексиканскими писателями. Знакомство с этими страницами, где немало суровой правды, невеселых подчас наблюдений, жестоких сцен и мрачной символики, не должно привести читателя к ошибочному выводу. Перед нами - не история болезни национального духа, а неприкрашенные свидетельства национальной истории - развивающейся, торопящейся вырваться из пут прошлого.
Примечания
1
Сожженная вода (яз. науа).
2
Мексиканский алкогольный напиток из сока агавы.
3
Вулкан недалеко от г. Мехико.
4
Испанское название авокадо, плода, похожего на грушу.
5
Вилья, Франсиско (Панчо), настоящее имя - Доротео Аранго, (1877–1923) - национальный герой Мексики, руководитель крестьянского движения на севере страны (был прозван Кентавром Севера). В битве при Селайе в 1915 г. потерпел первое поражение от правительственных войск.
6
Уэрта, Викториано (1845–1916) - генерал, в период Мексиканской революции захватил власть, установил диктатуру (1913 г.), участвовал в борьбе против крестьянских армий Ф. Вильи и Э. Сапаты.
7
Карранса, Венустиано (1859–1920) - буржуазно-либеральный деятель, был президентом республики, вел борьбу против Уэрты.
8
Обрегон, Альваро (1867–1928) - мексиканский военный и политический деятель, в 1920 г. организовал заговор против Каррансы, после убийства которого занял пост президента в 1920 г. Был убит в 1928 г.
9
Мадеро, Франсиско (сокр. Панчо) (1873–1911) - один из лидеров Мексиканской революции, в 1911 г. президент республики, был свергнут Уэртой и убит.
10
Диас, Порфирио (1830–1915) - мексиканский политический и государственный деятель, в гражданскую войну 1854–1860 гг. выступал на стороне либералов против консерваторов. Став президентом (1884), установил жестокую диктатуру и был свергнут в 1911 г. Мексиканской революцией.
11
Сокр. от Висенте.
12
"Дорадос" ("золотые") - так назывались бойцы Северной дивизии Ф. Вильи. В 50-х годах "золотыми" стали называться некоторые бывшие вильисты, предавшие революционные идеалы и вступившие в шовинистическую антикоммунистическую организацию.
13
Васконселос, Хосе (1881–1959) - философ и социолог, в годы Мексиканской революции выступал на стороне конституционалистов.
14
Кальес, Плутарко Элиас (1877-194S) - активный участник Мексиканской революции, был президентом после убийства А. Обрегона.
15
Идальго-и-Кастилья, Мигель (1753–1811) - национальный герой Мексики, священник, начал в 1810 г. борьбу мексиканского народа за независимость. Расстрелян испанцами.
16
Карденас, Ласаро (1895–1970) - активный участник Мексиканской революции, президент республики (1934–1940), провел ряд прогрессивных преобразований, в том числе аграрную реформу.
17
Общественная форма крестьянского землевладения в Мексике, котролируемая государством.
18
Герой одноименного романа Жюля Верна.
19
Сорт крупных очень красных помидоров.
20
Ламарке, Либертад - аргентинская киноактриса. Де Кордова, Артуро - мексиканский киноактер.
21
Ансамбль бродячих музыкантов.
22
Название коктейля: виски с кока-колой.
23
В апреле 1914 г. президент США Вудро Вильсон предпринял интервенцию в Мексику.
24
Войска под командованием Обрегона вынудили под Ирапуато отступить Северную дивизию Ф. Вильи.
25
Колониями в Мехико называются старые районы города.
26
Сокало - площадь в центре Мехико с правительственными учреждениями.
27
Мальчик, малыш (исп.). В Мексике так называют хозяйских сыновей крестьяне, прислуга.
28
Порода вулканического происхождения (исп., мекс.).
29
Название большого универсального магазина в центре Мехико.
30
Имеется в виду Святая Дева Гуадалупе, покровительница Мексики.
31
Утречко, зорька (исп. уменьш.). В Мексике так же называется поздравительная песенка, которую поют утром в день рождения.
32
Вид мексиканской мимозы.
33
Мехико стоит на месте, где во времена ацтеков посреди озера Тескоко находился основанный ими г. Теночтитлан, разрушенный конкистадорами. Практически город и сейчас покоится на своего рода водной подушке.
34
Парк Чапультепек - место отдыха и развлечений на южной окраине города.
35
Имеется в виду Мексиканская революция 1910–1917 гг.
36
Положение, вес (англ.).
37
О’Доноху, Хуан - последний вице-король Новой Испании, подписал в 1821 г. акт о независимости Мексики.
38
Санта-Ана Антонио, Лопес де (1794–1876) был президентом, позже - фактически диктатором Мексики.
39
Максимилиан Габсбург (1832–1867) - австрийский эрцгерцог, во времена англо-франко-испанской интервенции в Мексике был объявлен императором Мексики (1864–1867).
40
С. Лердо де Техада (1827–1889) - мексиканский президент, помогавший национальному герою Мексики Бенито Хуаресу в борьбе против Максимилиана.
41
Здесь: горячие тосты (англ.).
42
Здесь: "Он создан для этих дел" (англ.).
43
Свиная поджарка (исп., мекс.).
44
Грудь (исп., мекс.).
45
Искаженное Санта-Клаус.
46
Лекарственное растение, популярное в Мексике.