- В совхозе ходят слухи, что главный инженер скоро уйдет на работу в райком партии или райисполком. И это правильно, потому что, если он сам не уйдет, его все равно надо снимать с должности главного инженера.
Из зала его тут же попытались сбить. Он заранее предусмотрел такую возможность, мгновенно отреагировал на реплику, может быть чуть грубее, чем следовало бы, но с ним тоже не церемонились. Зал поддержал его удачный ответ смехом. Он не критиковал главного инженера, просто высмеял два его глупых распоряжения.
В президиуме сидел секретарь райкома. Он сослался на статью секретаря райкома, опубликованную в районной газете, назвав секретаря по имени и отчеству, запоминать имена и отчества он тоже научился у отца и запоминал сразу на всю жизнь. Когда он даже случайного знакомого через много лет называл по имени и отчеству, этот случайный знакомый был готов выполнить любую его просьбу.
Секретарь райкома наклонился к секретарю парткома, и он понял, что спрашивают о нем.
Чрез два дня секретарь парткома, увидев его в конторе, сказал:
- Зайди в партком. Есть разговор.
Он зашел.
- Как ты смотришь на вступление в ряды партии? - спросил секретарь парткома.
- Так ведь не примут, - ответил он.
- Это почему же? - удивился секретарь парткома. - Райком нам выделил два места для интеллигенции: на одну учительницу и одного инженера.
- Председатель райисполкома не простит мне, что я не женился на его племяннице, а здесь у него еще много сторонников.
- Насчет председателя исполкома… Прощать или не прощать он скоро станет только своей жене.
Так он впервые, еще не вступив, а только получив предложение о вступлении, прикоснулся к номенклатурным тайнам. По-видимому, райком уже принял решение о замене председателя исполкома.
- Собирай рекомендации и подавай заявление, - сказал секретарь парткома, не сомневаясь, что вступление в партию для него мечта.
Одну рекомендацию дал его партийный слесарь, вторую главный механик, инженер из местных, здесь закончил школу, работая слесарем, учился заочно в институте, жил в родительском доме, который перестроил и расширил. Третью рекомендацию он получил от комитета комсомола.
В первичной организации отделения его почти не обсуждали и проголосовали единогласно. Это была запоздалая месть бывшему директору совхоза, а ныне председателю исполкома. Страх и терпение в последние годы сильно уменьшились. Уже вышли на пенсию бывшие раскулаченные, бывшие военнопленные, которые терпели из страха, а теперь им нечего было бояться. Те, кто побывал в тюрьмах и лагерях, боялись туда попасть снова. Их дети тоже боялись, когда дети видят, как боятся их взрослые и сильные отцы, они тоже начинают бояться. Но теперь уже выросли и работали их внуки, у которых страх начал пропадать. Деревенские мужики уважали его за умение работать и за то, что он тоже был деревенский. Они оказались на его стороне, потому что сами не всегда были счастливы в семейной жизни и сами обманывались, и их обманывали, и женились они по случаю, потому что надо было жениться. А если ошибались, то разводились только самые решительные, да и как разводиться, особенно когда выстроен дом, налажено хозяйство. Он и не предполагал, что за его отношениями с Лидой следила вся деревня, обсуждая, испугается он директора или не испугается. В деревне все знали о двух ее замужествах и о сыне, который жил у ее матери. Как ни странно, но и на общем партийном собрании за него тоже проголосовали единогласно, даже главный инженер и другие специалисты. С ним пока не хотели ссориться еще и потому, что накануне прошел пленум райкома партии, а председателя исполкома, их бывшего директора, не выбрали членом пленума, следовательно, председатель не попадал и в бюро райкома, и самое большее, на что мог теперь рассчитывать, это снова вернуться директором завалящего совхоза.
Многие, наверное, думали, что он все просчитал. Но он-то знал, что считать варианты он еще не умеет, у него просто не было выхода. Но из всей этой ситуации он все-таки сделал выводы, что в одиночку ничего не добиться. Существовали какие-то закономерности продвижения по карьерным ступеням, о которых он не знал, по-видимому, эти закономерности не знал и его отец, потому что все, что знал, передавал ему. Другие отцы, вероятно, знали, потому что вначале были небольшими начальниками, а некоторые даже становились большими руководителями в масштабах области и страны. Его отец выучился на тракториста и вначале работал на тракторе "ДТ-54", а потом стал механизатором широкого профиля и мог работать на всех тракторах и автомобилях, на всем, что движется, как говорил отец. Другие отцы переходили с одного руководящего места на другое руководящее место, его отец пересаживался только с одной модели трактора на другую. Сыновья, слушая разговоры своих отцов-начальников, с детства понимали, как надо или не надо поступать, чтобы стать начальником.
Ему все предстояло понять самому. Анализируя карьерные передвижения в районе, он понял, что каждого нижестоящего поддерживает вышестоящий руководитель. Вначале сыновей подталкивали отцы, потом сыновья нарабатывали собственные связи. Как только руководитель занимал ответственный пост, он подтягивал к руководству тех, с кем работал или учился раньше. Он поддерживал их, они поддерживали его.
Секретарь райкома учился в одном классе с начальником районного отдела милиции. Районный прокурор был из соседней области, но будущий секретарь райкома встречался с ним на республиканских соревнованиях по боксу. Будущий прокурор дважды выигрывал и дважды проигрывал будущему секретарю райкома, поэтому секретарь райкома перетащил будущего прокурора вначале в райком партии инструктором, а через год инструктор стал прокурором.
В районе подрастали молодые кадры, которые хотели сменить стареющих руководителей района, и председатель исполкома решил провести разведку боем на территории своего бывшего совхоза. И проиграл, потому что старшее поколение руководило не только в районе, но и в области, и министры, и члены Политбюро тоже были стариками. Время смены власти еще не пришло. Он играл за команду стариков и выиграл, хотя и понимал, что в конце концов всегда выигрывают молодые. Но у него был еще год до конца кандидатского стажа. Он не мог принимать основополагающих решений, пока не станет членом партии.
На работе проблем не возникало, но беспокоило, что уже больше трех месяцев у него не было женщины, и он все чаще вспоминал о Марине. Он не считал, что окончательно потерял ее. Ну, вышла замуж и родила! Можно ведь и развестись. Он приедет и заберет ее, когда у него все устроится. Он даже не думал, что может никогда ее не увидеть. Этого не могло быть. Он не хотел об этом думать. Как не хотел верить слесарь из его мастерских, что убил свою жену. Поругались, слесарь стукнул ее тяжелым разводным ключом и пошел в мастерские. Он не сопротивлялся, когда его приехала забирать милиция. В совхозе слесарь работал недавно и друзей не завел. Слесари сбросились по десятке, и он повез в следственный изолятор продукты и сигареты.
- Она меня простит, - сказал слесарь при встрече.
- Может быть…
- Наверняка. Оклемается и простит.
Слесарь не был сумасшедшим, его и судили как нормального, но не хотел верить в смерть жены. И раньше бил! Не умирала же она от битья.
- Все наладится, - сказал слесарь, прощаясь.
Конечно, наладится, хотел он сказать, только через пятнадцать лет, когда выйдешь из лагеря - слесарь получил максимальный срок за предумышленное убийство, - но не сказал.
СЕДЬМАЯ ЛЮБОВНИЦА
Женщина у него появилась неожиданно. Со своими слесарями он заменял калориферы в парниках и увидел молодую работницу. На дворе зима, а в парниках тепло и влажно. Работница высаживала в грунт рассаду. Была она в майке, спортивные трико обтягивали бедра и ягодицы. Увидев его, она разогнулась. Некрасивая, отметил он тогда.
- Ты чего? - спросила она.
- Хороша, - ответил он.
- Что-что? - переспросила она. И он понял, что сейчас она пошлет матом, потому что привыкла отбиваться, приставали, наверное, часто, от некрасивой легче добиться.
- У тебя замечательная фигура! - сказал он. - Замечательная! - повторил он, что было правдой. Она начала краснеть, у нее покраснели и шея, и грудь в вырезе майки, подобное он видел впервые и подумал, что, наверное, у нее очень нежная кожа.
После долгого перерыва он снова пошел в клуб на танцы. Она стояла у стены с такой же некрасивой подругой. И платье на ней было уродливое, с нелепыми рюшами на груди. Он пригласил ее на танец. Несколько минут она была скованна, но, очень быстро поняв его, задвигалась легко и раскованно. Объявили белый танец. Она пригласила его. Школьные учительницы перешептывались, поглядывая на них.
После танцев ее подруга исчезла. Он не стал придумывать повода для приглашения в свой коттедж, просто открыл калитку, и она вошла. Вина у него не было, он предложил выпить водки, она согласилась и выпила с ним на равных.
- Можно я помоюсь? - спросила она. Городская, наверное, сказала бы: "Я приму душ".
Он многому научился у Лиды и Лоры в санатории. Теперь он уже передавал другим свой сексуальный опыт. Она оказалась понятливой ученицей. Она приходила к нему вечером, рано утром уходила, и он забывал о ней.
Ее подруга устроилась в Москве на хлебозаводе и звала ее к себе.
- Как мне быть? - спросила она у него.
- Переезжай в Москву, - сказал он ей. - А я буду приезжать, а может быть, со временем сам переберусь в Москву.
Она уехала, поселилась в общежитии, он к ней ни разу не приехал. У него закончился кандидатский стаж, и его приняли в партию. Теперь он мог искать работу в Москве. Раньше надо было ходить по отделам кадров и быть одним из тысяч, которые искали работу в Москве. Теперь он мог зайти в партком посоветоваться и получить информацию о работе, которую никогда не давали в отделах кадров. В отделе кадров всегда предлагали только ту работу, в которой в данный момент особенно нуждалось предприятие, в парткоме с ним беседовали, предлагали варианты, и он мог даже выбирать. Он вступил в организацию, у которой были свои филиалы на всех предприятиях Москвы и страны.
Он понимал, что ему придется снова пожить в общежитии, но это временно. Деньги за первый взнос на кооперативную квартиру, несмотря на постоянно повышающиеся цены, он скопил. Теперь он ждал окончания уборочной, чтобы каждый день ездить в Москву. Он наметил несколько заводов, у которых были общежития и которые нуждались в механиках.
Обычно на время уборочной в совхоз привозили студентов московских институтов. Но в ту осень приехали сотрудники научно-исследовательского института ветеринарии, в основном лаборантки, но были и младшие научные сотрудники, которые не смогли придумать уважительных причин, чтобы не ехать, и даже несколько старших научных сотрудников, которые считали необходимым хоть раз в году поработать физически, заботясь о своем здоровье, в те годы много писали о гиподинамии. Для некоторых такая поездка была единственной реальной связью с производством, и в лекциях всегда можно было сослаться на свой обновленный опыт.
Он подготовил картофелеуборочные комбайны и начал уборку с помощью столичных ветеринаров. Шел мелкий дождь, комбайны буксовали, оставляя картофель в бороздах. Он раздал научным сотрудникам вилы и лопаты, чтобы они управлялись там, где не справлялись комбайны.
ПЕРВАЯ ЖЕНА
Городские женщины приехали в коротких куртках и спортивных брюках, которые быстро намокали и за ночь не успевали просохнуть. Ему в прорезиненной робе, какими обычно пользуются рыбаки на сейнерах, эту робу он купил по случаю на Тишинском рынке в Москве у алкоголика, ему в этой робе было тепло и сухо, он плотно пообедал, выпил сто граммов водки и находился в замечательном настроении. И вдруг он увидел Марину.
Женщина разогнулась, посмотрела на него. Хотя она была похожа на Марину, но все же не Марина, явно старше. Он сразу все вспомнил. Это была Татьяна. Ему было десять лет, когда он увидел ее в первый и последний раз. Тогда он сказал, что его жена будет похожа на нее, теперь он понял, что и Марина понравилась ему потому, что была похожа на Татьяну. Он тогда не знал, что мужские предпочтения закрепляются очень рано, у совсем маленьких мальчиков. Их воображение поражает какая-то женщина, и мальчики, повзрослев, ищут в других женщинах черты той, первой. Они не могут даже объяснить, почему она понравилась когда-то, может быть, потому, что забыли, осталось только ощущение от тембра голоса, от взгляда, от округлости груди.
Он учился в пятом классе, когда директор их школы организовал экскурсию в Москву. Тогда это было привычным мероприятием. На каникулы из сельских школ ехали в Москву или Ленинград и обычно размещались в пустующих московских школах. На такие экскурсии брали в основном старшеклассников, он попал, потому что директор доводился отцу троюродным братом.
Приехали вечером и остановились в школе на юго-западе Москвы. Директор разрешил старшеклассникам погулять по Ленинскому проспекту, а сам, захватив его, поехал к своему однокурснику по институту.
На троллейбусе они проехали по Ленинскому проспекту, потом вошли в метро "Октябрьская площадь" и доехали до метро "Площадь имени Свердлова". Однокурсник директора жил в начале улицы Горького во дворе огромного гастронома, который москвичи называли "кишкой".
Друг директора тоже был директором школы и жил в большой трехкомнатной квартире, такие большие квартиры он видел только в кино. И мебель в квартире была тяжелая и огромных размеров: огромные шкафы, огромный диван и огромные кресла, обитые кожей. Наверное, его отец тут же прикинул бы, сколько голенищ для сапог можно было выкроить из этой обивки. Когда они возвращались в школу на Юго-Запад, он спросил, где продают такую мебель, директор ответил:
- Нигде. У моего друга отец был генералом и привез эту мебель из Германии.
Весь вечер, проведенный в гостях у друга директора, он запомнил в подробностях. Жена друга была в коротком красном стеганом халате, красных брюках и красных матерчатых туфлях. Друг в суконной куртке, расшитой золотым шнуром, серых брюках и кожаных блестящих ботинках. Такие ботинки были в деревне только у председателя колхоза, и тот их надевал только на майские праздники, на Троицу, и на Яблочный Спас.
Поздороваться с ними вышла младшая дочь директора, девочка лет двенадцати, она расспросила его о школьных занятиях, наверное, он показался ей неинтересным, к тому же она училась классом старше.
Он услышал ее разговор с матерью:
- Света, - говорила мать, - мальчик - наш гость, и нехорошо его оставлять одного.
- Он долдон, - отвечала Света. - С ним неинтересно говорить. Я говорю, а он молчит, помолчать он может и в одиночестве. Дай ему журналы с картинками. Извини, но я договорилась с девочками о встрече.
Жена друга дала ему польские журналы, он перелистывал их, рассматривал белокурых полек и очень хотел писать. Он слышал, как уже четыре раза спускали воду из бачка в туалете, значит, в нем побывали все трое взрослых, а кто-то сходил в туалет и второй раз. К слышимости в квартирах он так и не сможет привыкнуть, живя в городе. В деревне сортир стоял во дворе, потом отец сделал пристройку к коридору, и, конечно, из-за плотной двери в доме ничего не было слышно, да и слышать нечего без работы сливного бочка.
В передней хлопнула дверь, и он услышал грудной женский голос, молодой, сочный, и подумал, что такие голоса бывают у женщин с большой грудью. Его детские наблюдения потом подкрепились взрослыми знаниями, все знаменитые оперные певицы с сильными голосами были очень грудастыми.
- У нас гости, - предупредила хозяйка.
- Кто?
- Однокурсник отца и мальчик, его родственник. Мальчик смотрит журналы в вашей комнате.
- Тогда начну знакомство с мальчика.
Она вошла в комнату, и, хотя он еще не знал, что, когда входит женщина, надо вставать, он встал, потому что она была, как ему тогда показалось, ослепительно красива. Темные блестящие волосы, черные глаза и очень нежная с румянцем после мороза кожа. Но особенно его поразила ее фигура. Трикотажное платье джерси облегало грудь, бедра, даже небольшую округлость живота. В этом платье она была почти голой. Он еще не видел таких женщин, которые не стеснялись, а, наоборот, подчеркивали все свои выпуклости. В деревне женщины не скрывали, но и не подчеркивали ни своей груди, ни задницы. Если что есть, от этого никуда не денешься, но демонстрировать перед всеми свои женские достоинства считалось уже некоторой распущенностью.
- Меня зовут Татьяной. Я старшая дочь у родителей и старшая сестра у Светки.
Он назвал свое имя и решил, что женится на Татьяне, когда подрастет, и будет жить в такой же большой квартире и попросит ее всегда ходить в таких платьях. Только теперь, через много лет, он понял: Марина ему понравилась, потому что была похожа на Татьяну.
- Ты знаешь польский? - спросила Татьяна.
- Я смотрю картинки, то, что мне дали.
- Я сейчас тебе дам картинки для мальчиков.
Она положила перед ним несколько журналов и спросила:
- Уже ужинал?
- Нет.
- Когда позовут ужинать, положишь журналы на самую нижнюю книжную полку. Обычно ни отец, ни мать так низко не нагибаются.
Он открыл журнал. Это был "Плейбой". Тогда еще не было видеомагнитофонов, вернее, они были за рубежом и у тех, кто мог привезти видео оттуда, и порнофильмы, которые сегодня смотрят школьники, тогда видели немногие взрослые. Он впервые видел эротический журнал. Вначале он просмотрел бегло, потом рассматривал в подробностях. И положил журналы на нижнюю полку, когда его позвали ужинать.
- Как журналы? - спросила Татьяна.
- Очень интересные!
- Очень-очень?
- Очень-очень! - подтвердил он.
- Иди мой руки и к столу, - сказала Татьяна.
Он не решился зайти в туалет и пописал в раковину. Он не запер дверь, чтобы не подумали, что он писает в раковину. Он писал и переживал, боясь, вдруг кто-то зайдет и увидит, как он писает в раковину. Но обошлось.
Теперь через шестнадцать лет Татьяна вилами переворачивала мокрые комья земли, а за нею с ведром шла пожилая женщина, из старших научных сотрудниц, и подбирала картошку в ведро.
- Здравствуйте, Таня! - сказал он.
- Здравствуй, начальник! - ответила Татьяна. Ветеринарные работники его знали.
- Как поживает отец? - спросил он. - Он по-прежнему директорствует в школе?
- Все по-прежнему, - ответила Татьяна.
- А как Светлана? Замуж вышла?
- Уже даже развелась. - Татьяна улыбнулась. - Вы знакомый Светланы?
- И ваш тоже. Вы разве меня не помните?
- Конечно помню, - сказала Татьяна.
Помнить того десятилетнего мальчика она явно не могла, значит, будет задавать наводящие вопросы.
- Приходите ко мне в гости! - предложил он.
- А вы живете здесь?
- Да, на центральной улице в двадцатом коттедже, вход слева.
- И когда я могу прийти в гости? - спросила Татьяна.
- Сегодня.
- Приду, - пообещала Татьяна и, наверное, подумала, приду в гости и пойму, кто ты такой и где мы пересекались. Не поймешь, подумал он.