41. ДОЖИВАЙ ДО ПРАВНУКОВ
А на другой день приходит еще письмо, большое, на 12 страницах.
"…Хотя и неудобно занимать Ваше внимание чтением столь обширного материала личного характера, но Вы коснулись больной темы. Я долго молчала, хранила все в себе, а это тяжело. Как же я была рада, что встретила человека, перед которым можно высказаться…"
Дальше - о том, что мое последнее письмо (из Москвы, куда я ездил на писательский съезд) всколыхнуло ее московские девичьи воспоминания… Спрашивает о монастырях, о театрах, о ресторанах. Сохранились ли, хотя бы под другими названиями, ресторан Тестова, "Московский базар"?
"…У Тестова знаменитые расстегаи с рыбой, уха и вообще русская кухня, а официантов называли "половыми", и были они в белых рубахах с поясами и в белых передниках "а ля рюсс". Кстати, знакомо ли Вам произведение Мятлева "Записки m-me Курдюковой" - о ее поездке за границу? Это - произведение единственное в своем роде. Выдержки из него я помню до сих пор.
Скажите: произведения Ал. Толстого - поэта - запрещены? О них не знают ни в библиотеках, ни в Книготорге.
…Моему отцу пришлось присутствовать по долгу службы на коронационных торжествах во время знаменитой "Ходынки". Помню, шел разговор о том, насколько чувство стадности овладевает толпой, даже если эта толпа состоит из людей, которые в одиночку не совершили бы этих поступков.
Для народа были приготовлены подарки, какие-то лакомства, завязанные в ситцевые платки специального "коронационного" рисунка и с соответствующей надписью. Какое-то количество таких узелков с теми же дешевыми сластями были положены невдалеке от высоких лиц, прибывших на коронацию. Кто-то из распорядителей, обращаясь к лицам, находившимся в царской палатке, предложил ознакомиться с подарками для народа. И вдруг эти высокопоставленные особы, "цвет общества", кинулись к этим жалким узелкам и создали такую давку, что великий князь Владимир, человек довольно плотной комплекции, выдираясь из этой давки, начал работать локтями и закричал:
- Господа, я не хочу погибнуть на Ходынском поле!..
Вскоре и все остальные "очухались" и почувствовали себя очень неловко…"
Много в этом письме о сыне, о дочери, о зяте. О том, что дочь зовет ее к себе.
"Но неужели мне лезть в эту петлю?
…И дочь, и сын упрекают меня в том, что чужие мне ближе, чем они, кровные родные. Да, не скрою, в трудные минуты жизни чужие чаще протягивали мне руку помощи! Почему же я, педагог, сумевшая ладить в школе, и со студентами (ладить, но не "подлаживаться"), не сумела этого в своей семье? Это и больно и горько!
Да, вот такие дела творятся на свете.
…Забросала я Вас своими письмами.
А Ваше письмо, как всегда, подняло мое настроение - спасибо!!!"
Через два дня приходит огромное, лопающееся по швам заказное письмо. В нем - часть обещанного "архива".
Письма дочери, сына, внуков…
Письма сына начинаются так:
"Здравствуй, моя милая старушка!"
Или:
"Здравствуй, моя милая старенькая старушка!"
Или:
"Здравствуй, моя активная старушка!"
А кончается одно из этих писем так:
"Как твое здоровье? Как самочувствие? В этом году арбузы плохие - сказалось лето".
Письма эти даже мне, стороннему человеку, читать горько.
К себе Юрий Борисович свою мать не зовет, но желает ей:
"Живи спокойно, без волнений, отдыхай на старости лет от усталости всей жизни, доживай до правнуков, тебе будет им о чем порассказать".
42. ЗАВРОНО И НИКОЛАЙ II
Из письма от 2.I.59 г.:
"Я уже писала Вам, что 6 лет, все военные и два послевоенных года, сын мне не писал. В эвакуации я жила очень бедно, шла на любую работу, вплоть до разнорабочей, пока не устроилась в школу.
…Хочу рассказать Вам об одной завроно, которая очень ласково обошлась со мной. Жила я тогда в Куйбышевской области. Вообще-то, должна сказать, что тамошние люди очень равнодушно, а временами и просто бездушно относились к нам, эвакуированным. Но туда меня занесли обстоятельства военного времени, не я выбирала.
Узнаю, что в соседнем районе в СШ нет преподавателя иностранных языков. Иду туда. Расстояние - 25 километров (ж. д. нет, а на попутную машину нет денег). Прихожу туда в самодельных тапочках (дорогой шла босиком), запыленная, платье трехлетней давности, рабочий день кончается, хлеб съеден в пути. Завроно внимательно меня выслушала и, обещав устроить меня в школу, спросила, как я к ним добралась и есть ли у меня где остановиться. Узнав, что я "дальняя и беспризорная", она отвела меня в общежитие учителей, а перед этим в детский сад, где велела накормить меня ужином, а на другое утро - завтраком; взяв с меня слово, что я не уйду голодная. Она была сибирячка. Вы поймете, какую горячую благодарность я до сих пор испытываю к этой незнакомой женщине.
Вы, может быть, спросите, почему я вдруг вспомнила и заговорила о ней. Да потому, Алексей Иванович, что я очень ценю всякое проявление внимания, заботливости, ласки. Я уже писала Вам, что росла одна: дяди были еще холостые (женились поздно), отца я любила, но настоящей душевной близости у нас не было, а тут - война 1914 года, а потом и все другое, и - развеяло всех.
Остались, на радость мне, дети!..
…Вы, конечно, читали "50 лет в строю" ген. Игнатьева. Мне многое и многие знакомы из этого произведения. Я только не совсем согласна с названием книги: я несколько иначе понимаю выражение "в строю". Тут все-таки не строй, а то придворная, то дипломатическая служба.
Многое в книге верно, но есть и подлаживанье.
Эпизод увлечения Александры Федоровны Орловым правдив. Расскажу мнение о ней свое и отца. Она плохо говорила по-русски, и отцу это не нравилось.
- Следовало бы выучиться, - говаривал он.
Мне приходилось видеть ее еще тогда, когда нас возили во дворец из института. Из ее рук я получила на выпуске медаль. Это была женщина, непохожая на свои портреты: одета без особого вкуса, лицо в каких-то красных пятнах, в обращении какая-то скованность. Медали вручала безмолвно. Невдалеке стояли Ольга и Михаил (брат и сестра Николая). Ольга - еще совсем молодая девушка - одета была в белую английскую блузку и темную юбку. Я заметила, что ей давно надоела церемония и трудно было сохранять серьезный вид: она, не в пример царице, улыбалась.
…Что сказать о ее августейшем брате? Существует мнение, что Николай был горький пьяница, напивался до безобразия. Это неверно. Те, кому случалось с ним пить, поражались его самообладанию: пил он наравне со всеми, но головы не терял, походку сохранял твердую. Мне самой не раз приходилось видеть, как он выходил из собрания часов в 7–8 утра на крыльцо к экипажу, разговаривая с окружающими, - это после того, как целую ночь гуляли и пили. Погуляв по своему парку, он с 9 часов начинал прием, не отдохнув после бессонной ночи. Зимой император любил сам расчищать дорожки в парке, которые специально для него оставляли в снегу".
43. ТАКТИКА И ФОРТИФИКАЦИЯ
Вот образец моего письма, из тех, что сохранились и вернулись ко мне:
"Дорогая Наталия Сергеевна!
…Много писать сейчас не могу. Хочу только поблагодарить Вас за письма и ответить на те Ваши вопросы о Москве, на которые ответить не успел.
Донской монастырь не существует как монастырь, если не ошибаюсь, со времен патриарха Тихона. Сейчас это - некрополь, музей монументальной скульптуры или, точнее сказать, свалка, куда стащены со всей Москвы и погибают, ржавеют, разрушаются памятники, ограды, фрагменты Триумфальных ворот и прочая старина - вплоть до прекрасного андреевского Гоголя, место которого на Арбате занимает ныне некий ухарь-купец, рубаха-парень, у которого - из соображений благопристойности - даже нос укорочен и не похож на гоголевский птичий нос.
Насколько мне известно, действующих монастырей в Москве нет. Лет 15 назад восстановлена и существует на правах обители Троице-Сергиева Лавра. Я был там вскоре после ее открытия.
…В Москве я жил несколько лет после демобилизации и знаю город, пожалуй, не хуже многих коренных москвичей, особенно молодых.
Рестораны Тестова и "Московский базар" не существуют. Из старых заведений подобного рода сохранились, кажется, "Метрополь", "Прага", "Яр", "Большая Московская" (последние два под другими названиями).
"Сенсации и замечания г-жи Курдюковой за границей - дан л’этранже" принадлежат перу Ишки Мятлева, светского каламбуриста и поэта пушкинской поры. Стихи его, так же как и стихи А. К. Толстого и Апухтина, никогда запрещены не были, они печатались в советское время неоднократно…"
И вот отклик Наталии Сергеевны на это письмо:
"…Зима и у нас уже третий год гнилая. Поневоле вспоминаешь ту же m-me Курдюкову:
Сыро, слякоть, de la neige,
Так что просто невтерпеж!
В Москве мы жили в Лефортове, я только что кончила институт, а потому выезжала только в сопровождении отца, гувернантки у меня в ту пору уже не было.
Все помыслы мои были тогда в Порт-Артуре, где сражался на батарее у Кондратенко тот, кого я обещала ждать и ждала до 1906 года, когда он вернулся из плена в Нагойи.
Моего отца тоже чуть не назначили в действующую армию. Отец как-то сказал мне, что предполагалось его назначение, но он отклонил его, сославшись на меня - не на кого оставить дочь. Ему ответили, что меня определят во фрейлины ко двору Елизаветы Федоровны (сестры А. Ф.). Отец спросил: хочу ли я? Я ответила, что мне жалко его отпускать и что дворец меня не прельщает.
…Отвечаю на Ваши вопросы, касающиеся отца.
Да, мой отец преподавал военную историю, тактику и фортификацию. Читал лекции в военных училищах и в Академии - не то Генштаба, не то Артиллерийской, а возможно, в разные годы, и тут и там. Поэтому мне и приходилось бывать у тех высоких лиц, о которых Вы спрашиваете.
Я оттого пишу так много и подробно про отца, что, когда он получил, правда ненадолго, очень высокий и ответственный пост, я была удивлена и даже обижена, что в газетах не было портретов и, кажется, даже биографии. Когда я высказала свою обиду отцу, он засмеялся и сказал:
- Я сам велел гнать в шею всех газетчиков и фотографов. Не к чему…
И добавил то, что мне было тогда совершенно непонятно:
- Вряд ли удержусь долго. Поздно!
То, о чем я Вам сейчас пишу, может быть когда-нибудь кому-нибудь и пригодится.
Время отделит субъективное, а вспомнят о нем обязательно.
…В одном из номеров "Литературы и жизни" я прочитала стихотворение Вл. Цыбина, в котором есть такое выражение:
И лишь белье в нем полоскают
Да поят взмыленных коней.
До сих пор я знала, что глагол "полоскать" (а не "поласкать") спрягается в настоящем времени:
Я полощу,
Они полощут.
Может быть, теперь изменено?
Затем: если поить разгоряченную лошадь, можно ее испортить, а потому, как можно поить "коней взмыленных"!
Вы усмехнетесь и скажете: "Суди, мой друг, не выше сапога!" Но я так люблю стихи, а кроме того, я откровенна с Вами. И я не педант. Например, в песне "Потерял покой" выражение "поздравляют, целовают" очень уместно…"
44. ТОЧКА НАД i
Из письма от 24.1.59 г.:
"…Непосредственным начальником отца был великий князь Константин Константинович, президент Академии наук, руководивший одновременно и ведомством военно-учебных заведений. В Павловске у него был свой театр, где ставились его же пьесы. Он же выступал в этих спектаклях и в качестве актера… Приглашая отца, он всегда присылал пригласительный билет и на мое имя.
Говорил Константин Константинович очень быстро, плохо выговаривая некоторые слова, картавил. Отец предупредил меня, что у таких особ переспрашивать нельзя, надо отвечать сразу. И вот при первой встрече, когда отец представил меня великому князю, я почти ничего не поняла из того, о чем он спросил меня, и машинально переспросила, тут же перепугавшись и за себя, и за отца. Но К. К. улыбнулся и повторил вопрос.
Когда отцу приходилось бывать у К. К., тот всегда справлялся обо мне.
Раз отец представлялся великому князю по случаю получения высокой награды с лентой через плечо. К. К. спросил:
- А дочь довольна?
А потом и меня спросил: Довольна ли я?
На свою свадьбу я получила от него поздравительную телеграмму.
…Отец мой был человек прямой, неподкупный. Чинов и званий для него не существовало. Он всегда требовал от меня справедливости в обращении с прислугой:
- Помни, что они люди. И что чем беднее человек, тем легче его обидеть.
Когда были еврейские погромы, в том доме, где мы жили, скрывалась, с ведома отца, семья портного. Об этом я узнала случайно уже потом.
…Известно ли Вам, что в 1916 году (точной даты не помню) Распутин был выслан из пределов Петербургской губернии на родину? Это был очень смелый приказ, и, конечно, высокая покровительница забила тревогу, пущены были в ход и просьбы и угрозы, и в конце концов тот вернулся, но не по воле автора высылки.
…К Константину Константиновичу отец всегда относился с большим и искренним уважением. Известно ли Вам, что К. К. был поэтом, печатался он под псевдонимом "К. Р."".
Из письма от 5.11.59 г.:
"…Я до сих пор не знаю, где и как воевал сын, кем он работал после войны.
До последних лет сын лицом и фигурой походил на наш род, а года за три переменился, стал похож на отца своего, а дочь - лицом на мою золовку, характер же у нее - отца. Я думала, что в моем предыдущем письме, говоря об авторе высылки Р., я дала Вам довольно ясно понять… Нет? Хорошо, поставлю точку над i. Речь идет о последнем командующем Петроградским военным округом, которого Николай Второй сместил накануне своего отречения за телеграмму: "Революцию остановить нельзя".
После развода я переехала в Павловск (из Царского Села). В юности мы ездили туда на симфонические концерты в - курзале, слушали оркестр под управлением Галкина…"
Нет, о концертах в Павловском курзале и о дирижере Галкине я читать уже не мог. "Последний командующий Петроградским военным округом"? Постойте, да ведь это же - генерал Хабалов, душитель революции, тот самый… с пулеметами… с городовыми на крышах… Сунулся в энциклопедию. Да, он самый:
"ХАБАЛОВ Сергей Семенович (1858–1924), генерал-лейтенант. В 1914–16 наказный атаман и командующий войсками Уральского округа. В 1916–17 начальник и командующий войсками Петроградского военного округа, наделенный широкими правами. В последней должности X. стоял во главе вооруженных сил монархии в дни февральской революции…"
И т. д.
Таким образом, только через полтора года после начала нашей переписки я узнал, чьей дочерью была "вчителка Наталка". В этот день многое прояснилось, много стало мне понятно. И жалость, которую я испытывал к старой учительнице из Россоши, стала еще более горькой.