10
Когда Дир Сергеевич вошел в свое временное жилище, встретила его не любимая. Можно сказать, ненавистная Нина Ивановна. Приняла плащ, спросила, не нужно ли чего. Почему-то она была особенно отвратительна своей предупредительностью в этот момент. Хозяину было лень разбираться в причинах этого совсем нового чувства. И пользоваться ее помощью было невозможно. А, вот в чем причина неприязни: ему хотелось во весь голос заорать: "Наташка! Где ты!", или что-нибудь в этом роде, а присутствие этой накрахмаленной курицы стесняло. Придется применить молчаливый поиск. Сначала, конечно, в спальню.
Нет красавицы.
В спальню номер два, там она любит поваляться с журналами.
Нету.
В душе пусто.
И в биллиардной.
Дир Сергеевич бродил по дому, и все время на периферии сознания мелькал отвратительный белый фартук Нины Ивановны. Получалось, что Наташи нет нигде, а эта дура везде. Уже наступил тот момент, когда нельзя просто так обратиться с простым вопросом: а где Наташа?! Явно покажешься каким-то озабоченным кретином.
Может, вышла на территорию? А что делать поздним ноябрем на этой облетевшей территории?
По магазинам? Вполне возможно, хотя собирались отправиться сегодня вместе. После совета директоров. Го-осподи, "наследник" шлепнул себя ладонью по лбу. Забыл! Неудобно! Да и черт с ним, почему это с ним должно быть всем удобно!
Однако надо как-то объяснить отсутствие возлюбленной и именно в тот момент, когда страстно требуется ее присутствие. Не то чтобы он испугался… Дир Сергеевич вернулся в спальню и открыл стенной шкаф. Все платья на месте. Чемоданы тоже. На туалетном столике пять развинченных тюбиков, то ли помады, то ли краски. Нет, совсем, совсем не похоже на то, что она сбежала. Дир Сергеевич захихикал, он помнил, что при появлении опасности, надо попытаться эту опасность высмеять. Или трусящего себя, по крайней мере.
Скорей всего, по магазинам. Просто не дождалась. Вот тебе урок, не засиживайся на советах директоров. Хотя… Дир Сергеевич бросился вниз, стараясь передвигаться так, чтобы производить беззаботное впечатление. Теперь ему страстно хотелось увидеть Нину Ивановну. Но, сволочь, пропала и она. В местах ее обычного обитания – на кухне, в столовой – нет белого фартука! Почему вдруг стали исчезать все женщины из этого дома?!
Стукнула входная дверь, Дир Сергеевич, уже не скрывая своего нетерпения, выбежал Нине Ивановне навстречу, она возвращалась с кошелкой угля для камина. Он не успел задать никакого вопроса. Она сказала, снимая дождевик:
– Наташа уехала посмотреть, как идет ремонт. Пока вы заняты на совете.
От нахлынувшего облегчения у "наследника" закружилась голова, и его прошиб обильный, повсеместный пот. Он хотел сразу уйти, но побоялся, что походка выдаст его внезапную телесную слабость, и остался стоять. Пришлось спасать положение словами.
– Я раньше приехал.
Нина Ивановна едва заметно пожала плечами. Ну, приехал и приехал, ваше дело. И не надо меня путать в вашу жизнь, господин работодатель. Эту оплеуху пришлось снести. Да и не до ее гордых горничных чувств ему было в этот момент. Он испугался, до какой, оказывается, степени стал зависеть от поведения этой молчаливой девчонки. Ничего, ничего, майор обещал, что она разговорится.
Часа через два максимум она вернется. И тогда мы досконально словесно объяснимся.
Он налил себе стакан сока, выпил одним глотком, налил второй, выпил и второй, так и не отдав себе отчета, какой это именно сок. Поднялся в спальню и лег в одежде поверх покрывала. Закрыл глаза. Несколько раз повернул голову из стороны в сторону, перекатывая ее по подушке, стараясь поймать запах теплого воска, который вечно исходил от волос Наташи. Учуял. И запах этот подействовал как мгновенный транквилизатор. Тело и то, что он считал своей душой, одновременно и блаженно расслабилось. Как все-таки все хорошо устроено в этом мире, есть перипетии, бури и козни, но главного, самого важного, если на нем сосредоточиться всем своим существом, у человека не отнять. Через два часа Наташа вернется, и он скажет ей то, что она, молчаливая, наверняка хочет услышать. Давай, поженимся! И пусть она будет думать, что сработал ее план. Смешная девчонка! План ее, а выигрыш мой! Всего два часа.
Дир Сергеевич разлепил веки правого глаза и поглядел на циферблат часов, висевших напротив на стене. Длинная секундная стрелка, дергаясь перепрыгивала от деления к делению, как будто последняя живая нога от уничтоженного громадного паука. Образ вычурный, но он не оставлял сознания "наследника". Стрелка перемещалась настолько изредка, что казалось, будто каждое ее движение окажется последним. Секунд восемь или одиннадцать, Дир Сергеевич терпел эти судороги времени. А потом взорвался страшной мыслью – два часа!!! Это же целая рота циферблатов, как можно вытерпеть пока паучья нога ощупает каждый из них.
Дир Сергеевич сел в кровати. Надо хотя бы позвонить!
Мобильный телефон, как всегда в пиковых случаях, сначала долго прятался в складках реальности, а потом отказал в помощи. Абонент, разумеется, был недоступен. Ну что ж, у цивилизации есть и другие средства, не только телефоны, но и автомобили. Через неполную паучью минуту Дир Сергеевич уже мчался в Братеево, непрерывно тыча пальцем в клавиатуру глухонемого прибора связи.
Водитель, видимо, чувствуя состояние шефа, рулил рискованно и лихо, обгонял все, что попадалось по дороге, равнодушно сносил немые проклятия, что летели вслед ему от униженных его экстремальным вождением простых, ни в кого не влюбленных автомобилистов.
Когда они вкатили в пространство вертикально стремящегося микрорайона, Дир Сергеевич ахнул.
– Я забыл номер дома!
– Здесь, – сказал водитель, тормозя, возле ничем не выделяющегося подъезда. И добавил вслед рванувшемуся наружу хозяину:
– Десятый этаж.
Лифт составлял вместе с телефоном ось бытового зла. Не работал. Дыхание главного редактора и без того клокотало в груди, при направленном вертикально вверх спринте ему не суждено было успокоиться. Взбираясь на гулкую Голгофу, дыша волнующими запахами незавершенной стройки, Дир Сергеевич уговаривал себя успокоиться. Сейчас его больше всего волновала мысль не о бешено колотящемся сердце, а о том, что Наташа уже уехала отсюда домой. Так и не включив телефона. И судьбоносный сладостный скандал тем самым отложится еще на несколько часов.
После седьмого этажа Дир Сергеевич все же сумел овладеть своими чувствами настолько, что они начали подчиняться требованиям здравого смысла. Он снизил скорость бега – не надо, чтобы Наташа увидела его таким запыхавшимся и возбужденным. Лучше приблизиться к ней со спокойной улыбочкой на устах с всепонимающим сиянием в умных глазах. Не атака с упреками наперевес, а приглашение к задушевному разговору, а потом приласкать всепрощающей ладонью по теплой восковой голове, вздрагивающей от благодарных рыданий.
Дом еще был не заселен, и поэтому никто не встретился Диру Сергеевичу на лестничной дороге.
Вот он десятый этаж.
Надо постоять, надо постоять минут несколько, насильственно успокаивая дыхание. Не хватало только сейчас какой-нибудь стенокардической каверзы. Дышать надо тише, а то небось все слышно в гулких пустых квартирах. Кстати, этаж десятый, а квартира? Их целых три выходит на лестничную клетку.
Дир Сергеевич повернулся вокруг своей оси. У всех дверей был одинаково необжитой вид. Тише, дыхание, тише! За какой-то их них вьет гнездо себе и будущему мужу Наташа.
Чу!
Звук!
Звуки! И даже не несколько, а много. Из-за той несомненно зеленой железной двери. Подслушивать нехорошо, но необходимо. Приставным, боковым шагом, так проявлялось не полностью подавленное смущение, Дир Сергеевич приблизил свое ухо к стальной створке, работавшей в силу каких-то своих физических свойств великолепной мембраной. Слышно было все, очень отчетливо, и чей там именно трудится голос, сомнений возникнуть не могло.
11
– Скорее, Вася, скорее! – эти слова майор повторял каждый две-три минуты. – Может быть, еще успеем.
Водитель его машины работал еще агрессивнее, чем тот, что вез в то же самое Братеево Дира Сергеевича.
Отвалившись в угол салона, майор устало поглядел на Патолина. Тот сидел в профиль к шефу и молчал. Он только что по второму разу пересказал шефу свой разговор с господином Конопелько, который он провел по приказу майора, занятого на заседании совета. Майор не переставал хрипеть от ярости.
– Старый черт, ну, никак не понимаю, почему он сразу меня не предупредил!
Патолин сказал, не поворачивая головы:
– Понятная деревенская стыдливость.
– Вот почему он на это пошел, теперь-то все понятно, теперь-то все выстраивается в непротиворечивую конструкцию. Меньшим позором перебить больший!
Помощник кивнул.
– Что-то вроде того. Кроме того, меньший позор, что называется, не под носом, а на выезде. И есть шанс все завершить законным браком. Как отца, его понять можно. Кроме того, как он говорит, у него голова шла кругом. Ведь ситуация у них вспыхнула как порох. Пролетела искра и ага. Ну, этого, как его, били оглоблей, сам Иван Тарасович, ребро или два сломал. Еле ноги унес. Наташу накачали таблетками, она на какое-то время вроде как пришла в себя. Ну и когда вы приехали, то она пребывала в состоянии: что воля, что неволя – все равно! Хоть в омут, хоть в Москву!
– Отсюда и ее убийственное хладнокровие.
– Конечно.
Майор тяжело вздохнул. А потом еще тяжелее.
– Даже страшно представить, что будет с Диром.
Вздохнул в этом месте даже Патолин, хотя было неясно, где там в его плоской груди помещается место для воздуха.
– Остается надеяться, что мы успеем раньше, и как-то разрулим, Александр Иваныч.
– Пока будем ехать, будем надеяться, а что будем делать, когда приедем и увидим, что надеяться не на что?
Помощник счел вопрос риторическим. Майор размышлял вслух.
– Самый худший вариант – он меня сразу выгоняет. Переживать в тишине он не умеет. Кинется извиняться перед мусульманами. Хорошо, если въедет в запой. Вся надежда на запой. У нас, кстати, есть с собой коньяк, да, есть, знаю. Если сразу же накачать его как следует и поддерживать в нужном состоянии, у нас, возможно, появится время раскрутить историю с Бурдой и Рыбаком. Я уверен, что они что-то там унюхали. Ведь это именно Бурду тогда кинули на три тысячи с адресом колонии.
– Я тогда еще не работал.
– Так вот я и восстанавливаю картину для совместного рассматривания. Какой-то непонятный человек в прокуратуре дал нашему Валерию Игоревичу направление: следственный изолятор на Полтавщине. Якобы там и сидит Аскольд. Это с самого начала выглядело как глупая шутка. Зачем человека тащить из Киева в Полтаву?! Но мы стояли на ушах, куда нам было соображать трезво! Хотя именно в этом наша работа.
– Я знаю, Бурду обманули.
– Еще как, Игорь, еще как. Никакого изолятора – женская колония. Растворился.
– Надо было того парня прихватывать с собой, Александр Иванович.
– Это кто, Бурда бы прихватил?!
– Тут два объяснения, Александр Иванович. Или киевские чувствовали себя очень уверенно, даже позволили себе покуражиться. Решили задавить психологически – мол, не лезьте ребята, слишком высокий забор.
– Или?
– Или не было никакого обманщика. Все роли сыграл сам Валерий Игоревич. И с выпученными глазами прибежал, и про три тысячи наврал, и про человека, взявшего деньги наврал. И Сусаниным поработал – увел вашу бригаду из Киева под Полтаву.
Майор отвернул горлышко коньячной бутылки и сделал большой глоток.
– Да думал, думал я об этом. Действительно, на Бурде слишком много сходиться такого, что не проверишь. А это – само по себе подозрительно, почему обычный старший клерк оказался в самом центре событий.
– Ну, так…
– Да не похож! Совсем, слишком! Не верю я, что человек может так перевоплощаться. Он восемь лет в фирме, и все время в виде затюканного Бурды, и вдруг расцветает целым Штирлицем.
– Но в любом случае я теперь концентрируюсь на нем.
– Да, Игорь, на нем. Вне зависимости от того, чем закончится сегодняшняя гонка. Бурда или сам все придумал, или, что вероятнее, приведет нас к тому, кто все придумал. Харектрно, что Мирон к нему прилип. Он падальшик, чует, откуда тянет гниленьким. И про шефа его, про Кечина, не забывай, этот тот еще удав. А Кечин очень прочно связан с Катаняном.
Патолин удовлетворенно потер узкие сухие ладошки.
– Короче говоря – все на подозрении.
12
– Ой, мамо, мамо, рятуйте, мамо….
Дир Сергеевич толкнул дверь онемевшей рукой, и она охотно, по-товарищески бесшумно отворилась.
– Ой, мамо…
Впрочем, отдельных слов Дир Сергеевич не воспринимал, он медленно двигался в потоке этой звуковой магмы по темному коридору, приближаясь к извергающему жерлу. В каком-то смысле он уже все понял, но вместе с тем совершенно ничего не понимал. Слух желал переложить ответственность за неизбежные страшные выводы на другое чувственное ведомство, на зрение. Он двигался медленно и бесшумно, и все медленнее и бесшумнее с каждым шагом. К дверному проему слева по курсу, именно из него, вместе с мучительно бледным светом ноябрьского дня лилась столь страстная и столь отвратительная речь.
Из-за косяка Дир Сергеевич выдвинулся одним отчаянным движением, ему не хотелось выглядеть подглядывающим, он желал явиться как минимум надзирателем. Выглянул, и ничего не произошло. То есть "они" его сначала не заметили – всего лишь бледное лицо в пасмурном коридоре. Отвратительное свершалось прямо на полу, на недавно отлакированном паркете, покрытом, в качестве постели, газетами. Чистая любовь, никакого имущества, кроме чувств. Они лежали перпендикулярно к линии горящего взгляда. И лежали, естественно, зажмурившись – природная стыдливость человеческого рода, любовь есть таинство, и лучшее для нее оформление – темнота. Хотя бы субъективная. Голосящей головы Наташи Дир Сергеевич, слава Богу, не видел, ее загораживало ведро с торчащим из него веником. И это можно было счесть за милость. Зато голова Василя кудряво тряслась на самом виду, играя жуткими желваками и раздирая ноздри мощными выдохами. Левый глаз разлепился, и поймал в поле бокового зрения привидение в коридоре. В следующее мгновение на незваного гостя таращились оба глаза. Еще секунду спустя Наташин братик резко оттолкнулся от пола, дабы принять хотя бы относительно вертикальную позу. Ладони со следами лака, отрываясь от пола, рванули и прикипевшие к ней листы газеты, она разодралась с каким-то торжествующим треском. Василь зачем-то показал печатные ласты Диру Сергеевичу и широко, плотоядно улыбнулся.
"Наследник", не произнося ни звука, отступил в темноту. Утонул в коридоре, вышел на лестничную клетку, стал спускаться по ступеням вниз, неритмично, с перебоями передвигая ноги. Миновал один пустынный этаж, другой, четвертый. И вдруг – открытая дверь. И в дверях курильщик в майке. Дир Сергеевич остановился напротив.
– Слушай, мужик, у тебя бритва есть?
Курильщик почесал живот через майку. Он был раза в три весомее худого путника, кроме того, у него с кухни слышался шум голосов веселой компании.
– Тебе какую, опасную?
– Самую опасную.
Мужик плюнул в руку, забычковал сигарету.
– Заходи.
– Где у тебя ванная.
– А тебе зачем бритва?
– Неужели непонятно?
Хозяин квартиры оценивающе оглядел несчастную фигуру.
– Зарезаться хочешь?
– Дога-адливый. Не то, что я.
Хозяин еще раз оценил его взглядом и хмыкнул.
– Ну, иди, ванная там. Горячей воды только нет.
– Спасибо тебе, друг, – искренне сказал Дир Сергеевич.
13
– Подъезжаем, Александр Иванович!
Майор подумал, что Патолин стал называть его по имени-отчеству как-то слишком часто. Проникся уважением? Остается только надеяться, что это не повлияет на качество работы худосочного наемника в худшую сторону. Пока что он этим качеством был удовлетворен.
– Лифт не работает.
– Значит, не надо никому оставаться внизу, – сказал майор и опять отхлебнул из бутылки. Они начали подниматься, прислушиваясь и внимательно осматривая каждую лестничную клетку. Добрались до десятого этажа. Дверь в квартиру была открыта. Это сразу не понравилось Елагину. Почему, он ответить не смог бы.
Наташа и Василь сидели на кухне. Просто сидели на табуретках у заляпанного засохшим цементом стола. Не пили чай, не разговаривали. Сидели и смотрели в окно, на широком пространстве которого лопались капли дождя, превращаясь в извилистые полосы.
Майор остановился на пороге кухни. Василь искоса на него посмотрел, грязной пятерней убрал не слишком промытые, вьющиеся волосы со лба, как бы настаивая на прыщавости своего лба. Наташа смирно смотрела себе на колени. Если бы Дир Сергеевич мог видеть ее в эту минуту, он ни за что не поверил бы, что она умеет так велеречиво рычать за ведром.
– Где он? – спросил майор.
– Он все бачыл.
– Когда он все бачыл?
– А вот… – махнул рукой Василь, и стало понятно – все случилось только что.
Патолин тут же набрал номер водителя.
– Вася, ты там не видел шефа? Он не выходил из подъезда?
Кудрявый парубок поморщился от этого дурацкого нагромождения Василиев.
– Нет, – сказал Патолин, складывая плоский, как профсоюзные корочки, телефон. – Не выходил.
– А мне начхать! – вдруг заявил Василь, и было не совсем понятно, что он имеет в виду. Он не боится Дира Сергеевича, затаившегося где-то в пещере подъезда, ему плевать на осуждающий взгляд майора, которым тот его придавливает к табурету. Возможно, что-то третье.
Елагин развернулся и пошел вон из квартиры. Наташа, заверещала что-то извиняющееся в четверть тона и попыталась вскочить вслед майору, но брат-любовник цепко и больно перехватил ее однозначной рукой и вернул к дождливому окну.
– Н-да, – сказал Патолин, когда они с майором вышли на площадку, – что мы имеем в наличии, полуинцест? Сказать по правде, я не до конца верил в то, что рассказал мне Иван Тарасович. Теоретически знал, конечно, что такое бывает, даже между родными братьями-сестрами, и что отцы спят с дочками, но чтобы живьем…
Елагина теория случившейся катастрофы не интересовала.
– Подъезд еще не заселен. Начнем осматривать все незапертые квартиры подряд. Где-нибудь он валяется или вены вскрывает.
Заниматься этим не пришлось. Снизу донесся нестройный бытовой шум, то ли песня, то ли драка. Хлопнула дверь. Не сговариваясь, майор с помощником побежали вниз. Четырьмя этажами ниже они застали в дверях того же мужика в майке с сигаретой. Поинтересовались у него, не видал ли он тут человека в плаще и с бородой.
Курильщик отрицательно помотал головой. Нет, с бородой у него никого нет.
– А вы подумайте, пожалуйста.
Курильщика возмутило недоверие. Он явно находился в той стадии, когда хочется поконфликтовать. Из-за его спины шел множественный шум.
– Можно мы войдем и посмотрим, вы могли не заметить.
– Я не заметил, кто со мной пьет, да ты… – докончить ему не удалось. Он увидел дуло пистолета, направленное точно ему в переносицу. Патолин достал оружие мгновенно и бесшумно. Майор был ему благодарен за это решение. Не было никаких сил врукопашную одолевать стихию пьяного бреда.
– Иди и смотри, – сказал спокойно курильщик и затянулся. Майор вошел внутрь. Патолин остался на лестнице с хозяином.