3
Майор был еще слаб, грипп не грипп, но однодневная хворь выпотрошила его, вырвала язык аппетита и заставляла поминутно обливаться потом. В таком состоянии еще можно сидеть в предбаннике больничного бокса в ожидании прояснения в голове самоубийцы, но тащиться на горный край света в обществе сумасшедшего начальника, это уже слишком. Он, видите ли, сам хочет полюбоваться, как оно там все будет устроено. Собирался ведь лететь к сыну, истерически рвался, не повидает Мишку – ему конец! И в секунду перестроился! Будь "наследник" человеком более естественной конструкции, майор решил бы, что такая перемена намерений произошла конечно же в виду вмешательства со стороны. Кто-то вполз с доносом, и взбесил неврастеника Митю. Кто? Да, хоть Кривоплясов, старинный дружок. Господи! Да не специально ли он был послан с экспедицией, не тайное ли это с самого начала государево око?! Не-ет, одернул себя вялой рукой майор. Когда пристраивали Кривоплясова, и в замысле не было никакой инсценировки в Гондване. Так вот, возвращаясь к характеру Дира Сергеевича, – с него вполне станется, взять и передумать совсем на пустом месте.
Ни с того ни с сего.
Заподозрил что-то?
Трудно сказать.
Если заподозрил…. Получается, людоед в нем сильнее отца. Слаще втоптать в грязь хитроумничающих подчиненных, чем обнять отдаленного ребенка.
Или вообще это был отвлекающий маневр? Всем ныл в подол, в лацкан: к сыну, к сыну на остров, а сам тихо готовил капкан для майора. И теперь, когда там, на берегу речки, телевизионная декорация наконец развернулась во всей красе, он объявляет выезд на природу.
Нет, в возможность такого провала Елагин все же не верил. Это пораженчество. Провал возможен только через предательство. Кастуев? Бред! Патолин? Вероятно, но не далеко обязательно. Собственно, это первое, что напрашивается. Это до такой степени элементарно, что даже… Но человек пришел от Кастуева и Бобра. Перекуплен? Перепродался? Дойдя до этого места в размышлениях, майор почувствовал, что становится фаталистом. Если предательство добралось даже сюда, то в сопротивлении нет никакого смысла. Легче просто позвонить "наследнику" и во всем признаться. Никому, никуда не надо лететь, можно лечь и закрыть глаза. Хотя бы до завтра.
Пришлось силой встряхиваться, хлебать крепкий кофе из китайской баклажки. Это не я рассуждаю, это рассуждает простуда.
Связался из машины по спутниковому телефону с Патолиным. Изложил ситуацию. Узнал, что часть "людей" на месте, подгоняют обмундирование. Разрисовывают все, что можно в "жовто-блакит". Две телекамеры наготове. Патолин сразу понял, до какой степени усложняется ситуация. Надо как-то организовать границу. Достаточно будет, чтобы пару раз в день проходил вдоль течения наряд пограничников. Рустем поможет с таджиками и собаками.
Майор поинтересовался, нельзя устроить побоище прямо сегодня, не дожидаясь прилета московской инспекции. Нет, слишком много недоделок, метеостанция, ну никак еще не напоминает блок-пост сил коалиции, да и людей маловато. Остальные прибудут только завтра днем. Через сутки надо ждать и "наследника". Суета, торопливость могут все испортить. Кроме того, спешка обязательно вызовет подозрение.
– А почему это "тамплиеры" прибывают по частям?
– Это не "тамплиеры".
– Не "тамплиеры"? А кто? Что там у тебя происходит, Игорь?!
– Танкред и его люди отказались. Выяснилось, что Октавиан Стампас приезжает в Россию.
– Кто это?
– Это их гуру.
– А где ты нашел замену?
– Пришлось попотеть.
– Ты скажи, кто они?
– Долго объяснять. Приедете – все расскажу.
Елагин еще отхлебнул кофе, подумал, что надо было в него добавить коньяка, и еще подумал: как все сложно, как все обрастает ненужными деталями, похоже на речь во сне, говоришь, говоришь, но нарастает ощущение, что никогда не сможешь закончить!
– Он открыл глаза, Александр Иванович, он открыл глаза! – Медсестра легонько тряхнула майора за плечо. Он, оказывается, действительно заснул. Хорош кофеек!
– Что? Глаза?!
Елагин резко встал и прошел в палату, поправляя на плече съехавший халат. Конрад Эрнстович глядел на него огромными несчастными очами, трагизм взгляда очень подчеркивался кристальной белизной подушки и простыни. Директор был похож на мумию в снегу.
Майор встал прямо над ним, с трудом удерживаясь от того, чтобы не сказать "ну!"
– Я банкрот, – сказал Конрад Эрнстович и тут же снова смежил очи.
Гондвана
1
Нестор Кляев был в бешенстве. Он считал, что над ним издеваются. Мало того что его выжили из лагеря вместе с многочисленной, уникальной аппаратурой, прервали цепь непрерывных замеров электронной ауры срединной материковой точки, его теперь выживают и отсюда, из древнего пещерного становища. Кастуев и явившийся из Москвы худощавый хлыщ объявили ему, что здесь, в пещерах, будет место дислокации "штаба". Установили черный электронный ящик с пультом и тремя трубками – пункт спуниковой связи. Чушь! На самом деле они хотят его, Нестора Кляева, уесть, демонстрируя, насколько их аппаратура современнее, чем его свора древних амперметров. Что вообще за детский сад! Какой еще штаб?! Теперь стало понятно, зачем к нему приставлен этот въедливый осетин. Комиссар-шпион! Ему было велено следить за всеми движениями проникновенного ученого интеллекта, и в тот момент, когда замаячат реальные научные результаты, отодвинуть первооткрывателя и наложить руку на нащупанные им результаты. Да, надо было задумываться раньше. Не просто так Елагин дал деньги. Никто не дает деньги просто так, все их вкладывают. Всякий купец-фабрикант думает именно о выгоде, даже когда строит церковь. Контракт капитала с работником, особенно научным, это заведомый взаимообман. Идиллия в данном случае и невозможна, и неуместна.
– Может быть, вы хотите, чтобы я совсем отсюда убрался?! – вскричал Кляев, но не увидел ни тени смущения на лицах хлыща и осетина. Конечно же они хотели именно этого и были теперь ужасно рады, что неуемный ученый сам произнес нужные слова. Сам отворил дверь. Сам намылил петлю и вырыл могилу. Нестор Икарович испугался – вот, оказывается, как далеко зашло дело.
– Мы дадим вам джип, – сказал Патолин.
– Не нужны мне никакие ваши джипы! – опять вскричал ученый и опять во вред себе. Этим восклицанием он хотел заявить, что не тронется с места, подсовывание транспорта он считает провокацией. Его же поняли совсем по-другому: будто бы он готов тащить свои амперметры через перевал в рюкзаке на собственном горбу.
Оставалась последняя линия обороны. Нестор Икарович заявил, что сюда его прислал Елагин и только Елагин имеет право попросить его отсюда. Белобрысый гость устало вздохнул и сообщил, что просьба к ученому очистить площадку исходит именно от Александра Ивановича Елагина, главы службы безопасности "Стройинжиниринга".
– Причем это не прекращение экспедиции, – вступил деликатный Кастуев, – это просто перенос сроков. Не на очень большой срок. Александр Иваныч так сказал. И обещал.
Почему-то именно внезапное косноязычие Кастуева, в совершенстве владевшего русским языком, оказалось тем окончательно убеждающим моментом для Нестора Икаровича, после которого сопротивление его угасло.
– Вы скоро сможете вернуться и к измерениям в лагере, и к надписям в пещере, – подтвердил Патолин.
Кляев нахмурился и задумался, хотя уже все про себя решил. Про приезд Дира Сергеевича он ничего не знал, да и если бы знал, то это мало бы что изменило. Они не были знакомы. Высшей инстанцией для ученого был майор.
– Я напишу ему записку.
– Конечно, конечно! – сказали Патолин и Кастуев, даже не спросив, о ком идет речь. И отправились по своим делам. Еще не все было готово к приезду высокой комиссии. На естественном каменном бруствере, ограждавшем площадку, служившую прихожей для двух пещерных образований в скальном теле, была установлена аппаратура для видеонаблюдения. Два сухопутных рогатых перископа. Припав к их окулярам можно было в довольно мелких деталях разобрать то, что происходит в лагере, на той, на "афганской" стороне реки. Перепад высот между пещерной площадкой и плоскость лагеря был не слишком большой, так что это был не столько вид сверху, сколько сбоку. Это было устроителям декорации на руку. Не нужно было насыщать натуральным военным представлением всю территорию лагеря, достаточно было охватить авансцену. Пыльную, каменистую площадку, выходящую к берегу бешеной речки. Тут было место для общего построения, сюда была вынесена мачта с жовто-блакитным флагом и флагом коалиции. Тут стояли оба разрисованных соответствующим образом бронетранспортера – подарок за немалые деньги лучшего друга Рустема. Мимо между берегом и колючкой обязаны были дефилировать туда-сюда раза четыре за день трое таджикских пограничников с пограничной собакой и "калашниковыми" через плечо. Украинскому контингенту полагались М-16-е. Рустем и с этим помог. У него был целый склад, видимо, разного боевого реквизита. Особенно много пришлось возиться с формой. Обмундирования завезли достаточно, и, конечно, все не по размеру. Чем американская армия, хотя бы по внешнему виду, заметно отличается от нашей родной: форма на бойцах сидит как влитая. Никогда ничего не висит, все застегнуто, обтянутые сеткой каски сидят как шляпки на боровиках, никакого набекреньства. Патолин долго с этим бился, но мало чего добился. Был близок к отчаянью. Один взгляд "наследника" в окуляр, и он все поймет. Глаз регулярного телевизионного зрителя слишком "набит", тысячи раз он видел фигуры америкосов в иракских репортажах. Особая, цивилизаторская походка с прикладом на сгибе локтя, все эти тыканья стволом вправо-влево, передвижение в полуприседе. Бондарчук в "9-ой роте" попытался все это скопировать, получилась лажа. Шурави и пиндосы двигаются по-разному. Традиционные боевые телодвижения, это как артикуляция, складывается столетиями. Высадка союзников в Нормандии: разухабистый морпех с разбегу, лихо рушится на европейскую дюну, отбрасывая башмаками кучи песка и вонзая ноги своего пулемета в континент. Переправа русских через Днепр: тихие, согнувшиеся фигурки на плотах, поведение сдержанное, укромное, ничего показного, сверхчеловеческого. Почти что покорность судьбе, но уж вы только дайте добраться до вражеского горла.
– Наглее, наглее ребята! – требовал режиссер Патолин от своего контингента, но результат его все же никак не устраивал.
Разумный Кастуев его успокоил.
– А чего ты так убиваешься?!
– Ну, какие это натовцы!
– Так это и не должны быть натовцы! Мы расстреливать будем "хохлов", а их как не одень, все равно будут хохлы. И Мозгалев твой отлично это знает и именно этого хочет.
Патолин понял, усмехнувшись, кивнул. Выходило, что недостаток можно обернуть в достоинство.
– Ты прав. Ющенко ведь совсем недавно объявил, что Украина может послать войска в Афган. Они еще не успели нахвататься американских привычек.
– Ну, хотя бы так. Только, знаешь что, Игорь?
– Ну?
– Ты им скажи, чтобы меньше зубоскалили, и дергались. По той же причине: слишком западная манера.
– Да, да, – снова кивнул Игорь, – только знаешь, это ведь особый контингент.
– Я понял, – понимающе вздохнул Кастуев.
– Понимаешь, ролевики, толкиенисты в последний момент отказались лететь. Я уж и цену набивал, заклинило, нет, говорят, и все! Для них встреча с их "создателем" Стампасом важнее. Так что пришлось хватать то, что попало под руку. Из КВНского рассадника, какой-то подмосковный кубок, шпана из пятой лиги, с подольского фестиваля. Им не дают подурачиться по телевизору, там у них своя иерархия, как в…. в общем, набрал я аутсайдеров "для массовки". Эти, понимаешь, не наевшиеся еще, острят постоянно. "Круглошуточно", как говорят. И это – страшно! Я ведь летел с ними. Пить я запретил, сухой закон, но говорить же не запретишь. И они начали. За эти сутки я чуть брюнетом не стал.
– Почему? А, то же "шутишь".
– Извини, Юра. Ты знаешь, кажется, если бы их всерьез стали расстреливать, я бы почти не возражал.
Кастуев хихикнул.
– Пойдем, подгоним Кляева.
– И что характерно – ни одного хохла. В каком-то смысле это даже красиво! Полнейшая подтасовка, стопроцентная.
На этих словах Патолина из пещеры номер один появился Кривоплясов. Зевнул, сунул в рот папиросу, неодобрительно огляделся. Роль однокашника Дира Сергеевича в деятельности "штаба" была и скромная, и неясная. Он помалкивал и полеживал, покуривал и позевывал. Ни во что не лез, не требовал себе фронта работ, не встревал в разговоры, хотя охотно, дружелюбно отвечал, когда к нему обращались, надолго пропадал в скалах, где занимался в основном тем, что читал толстую затрепанную книжку, которую в другое время таскал за поясом. А подпоясывался солдатским ремнем с зеленой латунной пряжкой, отчего вид у него был партизанский. Против запрета на спиртное не бунтовал, хотя был явно не дурак выпить. В общем, оставался фигурой практически незаметной. До такой степени, что Патолин не считал нужным упоминать о нем в своих докладах майору. Елагин за всей навалившейся гриппозной суетой тоже выронил из памяти факт его существования. Так что когда о нем вспомнилось, он сразу превратился в острую проблему. Что делать с парнем? Кривоплясов настолько не понимал начавшиеся в его адрес тонкие намеки – мол, неплохо бы вам убыть, Константин, что могло показаться, – он делает это специально. Отсюда следовало неизбежно: "приставлен!", "соглядатай"! Эти подозрения не вязались с добродушной, безобидной повадкой Кривоплясова, ну, не похож он на шпиона! Впрочем, хороший шпион и не должен быть на шпиона похож.
Нет, пытался отмахнуться Патолин от этих мыслей. Паранойя! Неужели Дир Сергеевич мог знать заранее, что именно сюда, на памирские склоны, в конце концов переместится место решающей операции! Он вообще, скорей всего, не ведает, что Кривоплясов здесь. Ни разу ведь не интересовался.
Сегодня утром выяснилось, что откладывать вскрытие этого нарыва уже нельзя. "Наследник" не просто прилетает сам, он прилетает уже через несколько часов. Даже если он не присылал сюда старого друга, то, встретив его здесь, он захочет с ним поболтать о том, что тот здесь видел. Или сам старинный товарищ пожелает невинно поделиться наблюдениями.
Собственно, план "высылки с позиций" Кляева был отвлекающим маневром. Сам по себе Нестор был не опасен, потому что так и не сообразил, что приготовления ведутся там, за рекой. Зато его "вынужденный" отъезд можно было выставить как удобный повод для отправки и Кривоплясова. Мол, есть попутный "джип", а другу Константину ведь надо показаться ближайшему офтальмологу. Зрение для любителя чтения это ведь все.
Но случилось непредвиденное. Друг "наследника" в ответ на дружелюбное предложение прогуляться вон из лагеря ответил мягким, улыбчивым отказом. Ему и здесь хорошо, еда, воздух, глаза, кстати, совсем прошли. К тому же Дир приезжает, он слышал. Он удивится, если друг Константин исчезнет.
Значит, "наследник" знает, что друг здесь?!
Патолин и Кастуев отступили в некоторой панике. О своем желании встретиться другом Кривоплясов сказал мягко и без тени подтекста, но все же…
– Что будем делать?
– Не знаю, Юрий Аркадьевич.
Связались с летящим Елагиным. Тому явно неудобно было говорить, кто-то опасный сидел рядом, скорей всего, "сам". Но майор смог, не выдавая себя, дать указание, оно заключалось в том, что "друга" надо нейтрализовать. Стали думать – как? Отправить к Рустему? Поговорить напрямую? Интернировать в связанном виде за реку в один из бараков декорации?
Согласились, что самый экономный путь – договориться. Если уж упрется, тогда вязать и прятать.
– Кто будет говорить с ним?
– Оба, Юрий Аркадьевич, оба будем говорить.
Увидев, что здешние командиры направляются к нему, Кривоплясов присел на скальный выступ и затянулся папиросой как можно глубже, как будто рассчитывая обрести какую-то внутреннюю опору в потребленном дыме. Явно что-то чует, и теперь уже все равно, что именно. Раскрывать придется всю картину, иначе нельзя.
– Есть разговор, – сказал Кастуев, подойдя вплотную.
– Да, – подтвердил Патолин.
– Говорите. – Кривоплясов опять затянулся.
– Мозгалев прилетает.
– Да, слышал.
– Скажу так, он не знает, чем мы здесь занимаемся.
– А чем вы здесь занимаетесь, Юрий Аркадьевич? – Кривоплясов усмехнулся, и смешок получился нехороший.
– Мы хотим обмануть Дира Сергеевича, – решительно взялся за дело Патолин и в таком же напористом стиле изложил другу "наследника" всю предысторию здешнего горного маскарада. И про захват Аскольда украинскими властными бандитами, и про вспыхнувшее в Дире чувство мести, и про облом с официанткой Наташей, и про Джовдета с Абдуллой, короче, про все. Кривоплясов курил, мрачнел, курил, поглядывал на собеседников снизу вверх.
– Вот почему вы не подпускали меня к перископу?
– Да, – признался Патолин, – поэтому.
Кривпоплясов в последний раз затянулся.
– По вашему рассказу выходит, что Митя сумасшедший. Только псих мог задумать то, что задумал он.
Кастуев протянул ему открытую пачку своих сигарет, видя, что папиросы у него кончились. Кривоплясов сделал вид, что не видит подарка.