Она вновь стала ученицей. Чистой и трепетной. Стала заложницей, связанной по рукам и ногам. Тоненький голос в ее голове пищал: "Тревога, опасность, тревога, опасность, ты можешь забыться в этих руках", она заставила голосок замолчать, вонзив ногти в шею Гэри, она предпочла бы умереть, лишь бы испытать эту дрожь, которая вела прямиком на небеса или в ад, какая разница?! Но это как раз то место, где ей хочется быть. В его руках.
А он все медлил.
Он стал величественным и утонченным. Он возводил свое королевство, расширяя границы, отправлял свои гарнизоны исследовать каждый кусочек ее кожи, он властвовал и направлял, потом возвращался к ее губам, касался их легким поцелуем, а потом жадно пожирал и вновь едва касался… "Значит, это вот так, так бывает, да?" - все спрашивала она себя между двумя волнами блаженства.
Сплетенные. Соединенные. Вконец потерявшие голову.
Прервать объятие, чтобы слиться вновь. Закрыть глаза и слушать, как разгорается внутри костер. Пожирать друг друга, как одержимые, как фанатики, как бешеные, и, опьянев от счастья, плавать в тумане наслаждения, касаясь друг друга только кончиками пальцев, как пловец цепляется за берег…
Так вот оно как бывает… Бывает же так…
А ночь только началась…
В четыре утра Жозефину разбудила жажда, и она встала попить водички.
Из комнаты Гортензии доносились скрип кровати, тихие голоса, постанывания и вздохи - шум нежной схватки. Она застыла в своей длинной ночной рубашке, вздрогнула.
Гортензия и Гэри…
Она тихо-тихо толкнула дверь в комнату Зоэ.
Голые Зоэ и Гаэтан спали, обнявшись.
Обнаженная рука Гаэтана на обнаженном плече Зоэ…
Счастливая, довольная улыбка Зоэ.
Улыбка взрослой женщины…
- На сей раз я просто в шоке, - сообщила Жозефина Ширли, когда вернулась в кровать.
Ширли потерла глаза и взглянула на нее.
- Что с тобой? С какой стати ты гуляешь среди ночи?
- Могу тебе сказать, что твой сын и моя дочка сейчас кувыркаются у нее в комнате!
- Ну наконец-то! - вздохнула Ширли, взбивая примятую подушку. - Сколько уж времени на них это висит!
- А Зоэ и Гаэтан спят вместе мертвым сном, обессилев от разврата!
- Вот как?! И Зоэ туда же?
- Ты так спокойно на это реагируешь?!
- Но послушай, Жози, жизнь есть жизнь… Она его любит, он ее тоже. Ну и радуйся.
- Ей пятнадцать! Больно рано!
- Да, но она сохнет по Гаэтану уже давно. Когда-то это должно было случиться.
- Могли бы и подождать… Вот что мне теперь ей сказать, а? Нужно же что-то говорить… или лучше сделать вид, что я не в курсе?
- Погоди. Захочет - сама все расскажет.
- Лишь бы она не забеременела!
- Лишь бы у них все получилось! Кажется, он слишком юн для умелого любовника…
- Не помню, когда у нее было милое дельце…
- Ты о чем? - спросила Ширли, которая наконец нашла удобное положение для подушки.
- Зоэ вместо постылого "дела" говорит: "милое дельце", очаровательно, правда?
- И вправду мило… Надо же так уметь превращать эту физиологическую подробность в приятный пустячок!
Жозефина подумала, скрестила руки на груди и уронила их жестом, исполненным отчаяния.
- Да, какие-то мы с тобой отсталые тут собрались!
- Две сморщенные старые девы! Привыкай, моя красавица, пора сдавать ключи от сундучка с наслаждением молодежи! Стареем, стареем!
Жозефина размышляла. Древняя, ветхая старушка… Она как-то делала доклад о происхождении слова vieil. В университете в Лионе. Впервые это слово встречается в житии святого Алексия, затем в "Песне о Роланде" (1080 год). От латинского vetus, впоследствии vetulus, совпадающего по смыслу с "древний, старый" в значении: "Тот, что крепчает с годами, набирается опыта". Но в XII веке это значение было вытеснено другим: "Устаревший, ни на что не годный". С какого возраста ты становишься ни на что не годным? Есть ли у человека срок годности, как на упаковке с йогуртом? Кто это решает? Взгляды других, которые превращают тебя в печеное яблоко, или то, что страсти и желания сдуваются и просятся на заслуженный отдых? "Бодрая старость", - уверял бонвиван Франсуа Рабле. "Старик", - писал Корнель о доне Диего, неспособном защитить свою честь. В двенадцатом веке в сорок лет становились стариками. Ветхими стариками. Странное все же слово…
- Думаешь, он спал сегодня с Дотти?
Дотти не старая. Дотти не ветхая. Дотти - непросроченный йогурт.
- Да хватит тебе, Жози! Говорю тебе, она спит у себя, а он почивает дома. Он думает о тебе и ощупывает спросонья большую белую, как мел, простыню. Белую, как его измученное лицо.
Ширли прыснула и ткнула Жозефину локтем в бок. Потом заворчала: сбилось правильное положение подушки.
Жозефина даже не улыбнулась.
- Не думаю, что ему грустно… Не думаю, что он спит один в большой белой постели… Он спит с ней, и он меня забыл…
Филипп проснулся и высвободил руку, затекшую под весом тела Дотти.
Первая ночь этого года.
Синеватый свет струился сквозь занавески в комнате, наполняя ее странным холодным свечением. Накануне Дотти вывернула содержимое сумки на комод. Она искала зажигалку. Она курила, когда ей становилось мрачно на душе. Курила все больше и больше.
Дотти вновь к нему прижалась. Он почувствовал запах сигарет от ее волос, холодный и терпкий, от которого у него закружилась голова.
Она открыла один глаз и спросила:
- Ты не спишь? Что-то не так?
Он погладил ее по волосам, чтобы она вновь заснула.
- Нет-нет, все в порядке. Просто пить хочется.
- Хочешь, я принесу тебе водички?
- Нет! - раздраженно отозвался он. - Я в состоянии сам принести себе воды. Спи, засыпай!
- Я просто так сказала…
- Спи-спи…
И он уставился в темноту широко открытыми глазами.
Жозефина. Что сейчас делает Жозефина?
Без десяти пять утра…
На следующий день в половине первого зазвонил телефон Гортензии. Песня Теаг Drop группы Massive Attack…
Она откинула густые спутанные волосы, скорчила гримаску, подумала спросонья, кто это в такую рань, они ведь только что уснули. Ее лицо расплылось от удовольствия, когда она посмотрела на Гэри, на его длинную руку на своем животе, вновь сунула голову под подушку. Она и слышать ничего не хотела… Спать, спать, опять уснуть… Вспоминать о неслыханном наслаждении прошедшей ночи, проводя пальцами по коже возлюбленного… "Мой возлюбленный, мой чудесный возлюбленный! - Она свернулась клубочком, вспоминая, как он наконец, наконец уже… - Так вот что вращает миром! А я-то прожила двадцать лет и даже не знала, надо же! Теперь все изменится, все будет по-другому!" Человек, который увлек ее в глубину сумерек, сейчас спал рядом с ней. Раньше казалось, что она знает его очень давно и очень хорошо.
Ну вот, раскудахталась, как молодая курица.
Телефон все звонил, она посмотрела на циферблат часов с Микки-Маусом, которые подарил отец на восьмилетие… Половина первого!
Мигом выпрямилась на кровати. Половина первого в Париже, половина двенадцатого в Лондоне. Это мисс Фарланд!
Бросилась к телефону.
Тихо промурлыкала: "Алло! Алло!" - натягивая майку, стараясь при этом не разбудить Гэри.
Вышла на цыпочках из комнаты.
- Гортензия Кортес? - пролаял голос в трубке.
- Yes, - прошептала Гортензия.
- Paula Farland on the phone. You’re in! You are the one! You won!
Гортензия упала на колени посреди коридора. Победа! Она победила!
- Are you sure? - спросила она, сглотнув слюну, горло как судорогой свело.
- I want to see you at my office today, five o’clock sharp!
Ровно в пять в ее лондонском офисе!
В Париже половина первого. Ей едва хватает времени собрать вещи, прыгнуть в "Евростар", вскарабкаться на восьмой этаж здания на Бонд-стрит, показать нос секретарше, открыть дверь, и - барабанная дробь: "Here I am!"
- Ok, miss Farland, five o’clock in your office!
- Call me Paula!
Она побежала на кухню.
Ширли и Жозефина чистили морковь, лук-порей, сельдерей, репу и картошку, чтобы приготовить овощной суп. Ширли объясняла Жозефине, что крупные картофелины нужно есть с соленым маслом, а мелкие круглые хороши для жарки или для пюре.
- Здравствуй, дорогая! - сказала Жозефина, оглядывая дочь с головы до ног. - Как спалось?
- Мама! Мама! Я получила эти витрины! Получила! Мисс Фарланд позвонила, я уезжаю! У меня встреча в пять часов в ее кабинете в Лондоне.
Супер, гениально, офигительно, мегакруто, юпи-юпи-ай, I am a big boss!
- Ты уезжаешь в Лондон?! - хором спросили опешившие Ширли и Жозефина. - Но…
Они обе чуть не спросили: а как же Гэри? И вовремя удержались.
- Как-то ты больно поспешно уезжаешь! - сказала Жозефина.
- Мам! Меня ждут витрины! Видишь, я была права! Я была права! Я могу взять с собой остатки кролика в горчице на ужин? У меня не будет времени купить продукты, а ожидать, что парни оставят полный холодильник…
И она пошла в свою комнату - собрать вещи в тишине и покое.
- Навостри уши! Мы имеем право послушать сцену! - предупредила Ширли.
- Ни секунды на месте не усидит! В кого она такая? - посетовала Жозефина. - А ему-то сейчас каково, бедняге!
- Он знал, на что шел. И вполне понимал, что сделать из нее маленькую скромную домохозяйку не получится.
- Это мне приснилось или твой мобильник звонил? - спросил Гэри, приподнявшись в постели и опершись на локоть.
Гортензия посмотрела на него и подумала: "Как же он красив! Ну как же он красив!" Ей захотелось начать всю ночь сначала.
- А! Ты проснулся! - ответила она невинным голоском.
- Или я сплю с открытыми глазами, - усмехнулся Гэри.
Гортензия открыла платяной шкаф и начала запихивать вещи в сумку.
- Что это ты делаешь? - спросил он, усаживаясь на постели.
- Сумку собираю. Уезжаю в Лондон…
- Прямо сию минуту?
- У меня встреча ровно в пять с мисс Фарланд. Ох, пардон! Она велела мне отныне называть ее Паула.
- Ты выиграла конкурс?!
- Да!
- Мои поздравления, - сказал он мрачно, вновь принимая лежачее положение и поворачиваясь к ней спиной.
Гортензия обескураженно посмотрела на него.
- О нет! - тихо простонала она. - О нет! Только не обижайся, не дуйся! Мне и так тяжело от тебя уезжать. - Она присела на кровать и обратилась к его спине. - Постарайся меня понять. Это моя мечта, мечта, которая стала реальностью…
- Очень рад за тебя… Может, по мне не скажешь, но я весел, как зяблик! - пробормотал он, уткнувшись носом в подушку.
- Гэри… Ну пожалуйста! Я хочу совершить в жизни что-то великое, я хочу двигаться вперед, побеждать, стремиться все выше, это все для меня…
- Все? - иронически переспросил Гэри.
- Гэри… Сегодняшняя ночь была… потрясающая! Даже больше, чем потрясающая. Я никогда не думала, что… Я боялась, что с ума сойду от наслаждения, от счастья…
- Ну спасибо, дорогая, - перебил ее Гэри. - Я крайне польщен, что оказался на высоте.
- У меня никогда так не было, Гэри, никогда в жизни…
- Но при этом ты сваливаешь в Лондон и пытаешься собраться так, чтобы меня не разбудить.
Она по-прежнему разговаривала с его спиной. И его спина была в дурном расположении духа.
- Это невероятная удача, Гэри. И если я не поеду…
- Если ты не примчишься по первому свистку мисс Фарланд…
- Если я не поеду, другая или другой может украсть у меня это место!
- Ну тогда езжай, Гортензия, беги, лети, прыгай в "Евростар", простирайся у ног мисс Фарланд… Я тебя не держу. Я все отлично понимаю. Все логично… Вполне в твоем духе.
- Но я ведь не ухожу от тебя к другому!
- Променяла меня на две сраные витрины в "Харродсе"! Самый вульгарный магазин в Лондоне! Ну что ж, это моя ошибка. Обычно я с девушками более дальновиден…
Гортензия посмотрела на него, чувствуя, как отнимаются руки-ноги. Нет, он не мог так сказать! Сравнить ее с другими девушками! Он проводит такие ночи со всеми? Да никогда в жизни! Эта ночь была уникальной. Для нее. И для него, конечно, тоже. Невозможно, немыслимо, чтобы это было не так.
- Но это не значит, что я хочу зачеркнуть все, что мы пережили этой ночью, ты и я, мы оба…
- Что ты имеешь в виду под "оба"? - сказал он, внезапно обернувшись.
- У нас полно времени, Гэри, не будем торопиться…
Он посмотрел на нее и широко улыбнулся:
- Да я тебя не держу, дорогая Гортензия. Езжай. Я буду смотреть, как ты собираешь вещи, буду смотреть без стонов и зубовного скрежета, а если ты что-то забудешь, я тебе подскажу… Видишь, я даже готов помочь…
- Гэри, хватит! - возмущенно топнула ногой Гортензия. - Это моя жизнь, и я только-только начинаю ею управлять. Здесь и сейчас. Именно в этот момент. Моя мечта исполняется… И я сделаю это вопреки всему…
- Это как раз то, что я уже понял. Исполнение мечты. О, как красиво, я такого еще не видел! Рукоплещу.
Он несколько раз вяло хлопнул в ладоши, словно в насмешку.
- Я же не назло тебе это делаю, Гэри… Но мне нужно ехать! Поехали со мной…
- Таскать твои сумки и украшать твои витрины? Благодарю покорно! У меня есть чем заняться.
Гортензия призадумалась. Она не собиралась падать перед ним на колени. Не понимает? Тем хуже для него. Она уедет. Одна. Она привыкла быть одна. Не умрет. Ей двадцать лет, и вся жизнь впереди.
- Ну хорошо! Оставайся здесь. И дуйся себе на здоровье. Я завоюю "Харродс", я завоюю Лондон, завоюю Париж, завоюю Нью-Йорк, Милан, Токио… И сделаю это без тебя, раз ты не можешь не обижаться!
Он опять похлопал с выражением сарказма на лице.
- Ты великолепна, Гортензия, великолепна! Склоняюсь перед великим мастером…
Ей показалось, что он хочет ее унизить, что он смеется над ее желанием добиться успеха, сваливает ее в ту же кучу, что всяких конформистов, карьеристов, маленьких сучек, готовых на все, I want to be a star, I want to be a star, тех, кто мечтает о получасе славы, обжимаясь с потным ВИПом после презентации. Он отвел ей роль нищей простолюдинки в поисках работы и тем самым перенес себя в категорию творцов. Тех, кто прославляет Человека, всюду пихают эту самую большую букву и лезут туда, куда не просят. Он раздавил ее своим презрением. И все ее существо воспротивилось, такого она вынести не смогла.
- Ох, ну конечно… Легко тебе говорить, господин петух в белом вине! Господин королевский внучок! Господин мне-не-надо-зарабатывать-на-жизнь, бездумно бегающий пальцами по клавиатуре, вверх-вниз, туда-сюда, воображая себя Гленном Гульдом… Уж больно легко тебе живется!
- Гортензия! Не смей так говорить, это низко! Очень низко, - ответил Гэри. Он даже побледнел от такого обвинения.
- Я говорю что думаю! Тебе жизнь дается легко, Гэри! Ты вяло протягиваешь руку, и в нее падают деньги. И поэтому изображаешь вечно обиженного. Тебе никогда не приходилось драться! Никогда! А я сама себя защищаю, с самого детства.
- Бедная девочка!
- Именно так: бедная девочка! И тем горжусь!
- Ну так продолжай кусаться! Это у тебя лучше всего получается!
- Ты жалкий тип!
- Ты о чем?
- Ненавижу тебя!
- А я тебя даже не ненавижу! Полно таких, как ты. Все улицы запружены. Знаешь, как их называют?
- Презираю тебя!
- Вы чересчур быстро переходите от обожания к ненависти, дорогая! - ответил он с тонкой улыбкой, язвительно изогнувшей губы. - Чувства в вас не задерживаются, не успевают укорениться! Это искусственные цветы, которые уносит дуновением ветра… Стоит позвонить какой-нибудь мисс Фарланд, и пф-ф… Никаких тебе больше цветочков, сплошной перегной, дурно пахнущий перегной.
Раскосые зеленые глаза Гортензии опасно потемнели. Она швырнула в него содержимое сумки, которую только что собрала.
Он засмеялся. Она набросилась на него. Ударила, попыталась укусить. Он со смехом ее оттолкнул; она рухнула на пол. Осознавая свое унижение - валяется вот так, на спине, как перевернутый жук, она закричала, устремив на него указующий перст:
- Гэри Уорд, никогда, никогда больше не пытайся меня увидеть!
- Да, но… Ты ничем не рискуешь, Гортензия, мне теперь очень долго будет противно!
Он натянул джинсы с майкой и вышел из комнаты, даже не взглянув на распростертую на полу Гортензию.
Она услышала, как хлопнула дверь.
Бросилась на кровать и зарыдала. Ну и правильно все получилось, для нее так даже лучше! Ее сводила с ума мысль, что можно составлять единое целое с парнем, невероятное химическое соединение, смешение, какой-то единый взрывающийся шар любви, и при этом заниматься построением собственной личности и делать карьеру. Bullshit! Она знала, что любит его, она знала, что и он ее любит, она собиралась с его помощью сделать много важных и прекрасных дел, вот абсурд! Она истерически засмеялась. "Я попала в ловушку, в обычную ловушку, в какую попадаются девушки, и тем лучше для меня! Глупая сучка! В кого превратилась! Влюбленная дура! Ясно, что из этого в конце концов выходит! Идиотка, льющая слезы на кровати. Нет, я не идиотка. Я Гортензия Кортес, и я покажу ему, что могу вознестись до небес, достичь головокружительных высот, протаранить небо и облака, и тогда… Я даже не взгляну на него, я знать его не захочу, я оставлю этого жалкого гнома на обочине и проследую своей дорогой. - Она представила себе жалкого гнома с лицом Гэри на обочине и медленно-медленно проехала мимо, даже не бросив на него взгляд. - Бай-бай, несчастный, иди по своей узкой тропиночке среди мрачной равнины, по заранее предрешенной тебе тропиночке.
Я сваливаю в Лондон, и я никогда, никогда больше тебя не увижу!"
Она встала, вдохнула и собрала свои вещи.
"Евростар" отходит каждые сорок минут.
Ровно в пять она будет в кабинете мисс Фарланд в Лондоне.
Надо не забыть ручку, что купила на площади Пигаль, с фигуркой женщины, которая одевается и раздевается.
Немного смело, может быть.
Но Пауле понравится…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Это должен был быть чудесный вечер, и теперь все безнадежно испорчено.
Каждый год в первое воскресенье января Жак и Беранжер Клавер принимали "попросту, по-домашнему". Без галстуков, пиджаков и тонкостей этикета. Встреча друзей с кучей детей, верхние пуговицы брюк расстегивают после обильной еды, свитеры накидывают на плечи, разгорячившись от выпитого.
"Приходите отпраздновать зиму к Жаку и Беранжер!" - гласила карточка с приглашением. Это была специальная манера обхаживать влиятельных лиц, ненавязчиво смешивая их с домашними, придавать собранию оттенок дружелюбия, обмениваться визитными карточками и откровениями посреди детских криков и рассказов о рождественских праздниках. Жак и Беранжер Клавер могли таким образом оценить свою степень популярности и убедиться, что они все еще "в чести".
Им достаточно было сосчитать число приглашенных и проанализировать их качество. Крупный босс стоил трех подруг Беранжер, но подруга Беранжер в сопровождении крупного босса - своего мужа - получала дополнительные очки.
А потом…