Как и в рассказе, в реальном мире туман впереди становился все гуще. Подсвеченный противотуманными фарами, он был похож на колыхающуюся желтую стену. Кукин еще уменьшил скорость, стараясь не потерять из виду едва видневшиеся задние фары идущей впереди машины. Фумихико молча слушал рассказ.
- Я начал громко кричать. Надеясь, что кто-то отзовется, я напрягал слух, но не слышал ни звука. Как будто все, какие были в мире, звуки поглотил туман. Я понял, что, сколько бы я ни надрывался, меня не слышно дальше пяти метров. Попробовал было пойти туда, где, как мне казалось, должна была находиться труба, но через несколько метров потерял уверенность и остановился. В какую сторону ни посмотришь - всюду одно и то же, никакого различия. Я уже был не в состоянии куда-либо двигаться.
А как только перестаешь двигаться, начинают коченеть пальцы рук и ног. Не зная, что делать, я присел на корточки. Вероятно, всплакнул. Позже я понял, что прошло всего-то минут десять, но тогда мне казалось, что прошло не меньше трех часов. Никаких признаков того, что туман рассеется. И никаких голосов кругом.
- И все же вы спаслись… - прервал его Фумихико.
- В итоге - да, - просто сказал Кукин, словно с каким-то сожалением возвращаясь из далекого Иркутска в Японию, в мчащийся по шоссе автомобиль. Зря я его прервал, подумал Фумихико.
- Меня спасла собака, - сказал Кукин.
- Собака?
- Да. Я уже совсем было отчаялся, когда вдруг из тумана вынырнула большая собака. Рыжая, с виду сильная собака, с приплюснутой мордой и с длинной густой шерстью. Увидев меня, собака, как будто удивившись, фыркнула и побежала назад, откуда пришла. Я скорее бросился следом. Время от времени собака поворачивала голову и, убедившись, что я следую за ней, продолжала уверенно бежать, нисколько не путаясь в дороге. Она бежала довольно быстро, но я был на коньках и поспевал за ней. Так мы бежали минут десять, как вдруг я увидел, что нахожусь метрах в ста от берега. На берегу тумана не было. Наверно, из-за разницы температуры, но туман стоял только надо льдом. Берегом я добрался до станции. По дороге собака куда-то исчезла… А, вот и у нас туман улетучился!
Взглянул - и вправду: вившийся по дороге туман совсем рассеялся, и даже у идущих далеко впереди машин отчетливо просматривались алые задние фары.
- А что собака?
- Понятия не имею. Может быть, просто так забежала в туман, а может, инстинкт подсказал ей прийти на помощь ребенку. Отдышавшись, я походил по берегу, но собаки нигде не было видно. С тех пор я той собаки уже не встречал. Да и вообще, вы первый, кому я открылся.
- Неужели так никому и не сказали?
- Нет. Родителям не стал говорить, они бы заругали. Рассказал, правда, оставшимся у берега приятелям, но они не поверили. Всего-то на чуток зашел в туман и уже от страха несешь всякую чушь, вот что я от них услышал. С тех пор я никому об этом не рассказывал.
- А я вам верю. Вам просто повезло, такая у вас судьба, - сказал Фумихико.
- Я тоже так думаю.
На этом беседа закончилась. Кукин, довольный эффектом, произведенным его драматичной историей, молча вел машину. Фумихико, думая о том, что было бы интересно побывать в Сибири, снова уснул.
В половине восьмого выехали на столичную магистраль. В центре города, у здания своей конторы Кукин вылез из машины, предварительно попросив визитную карточку. Фумихико дал.
- Большое спасибо. Еще увидимся! - с этими словами Кукин исчез в глубине большого здания. Вряд ли он и вправду думал, что они когда-нибудь увидятся.
- Ну и что странного в его рассказе? - спросила Канна с серьезным выражением на лице.
- В самом по себе рассказе ничего странного нет. Удивительно то, что почти то же самое случилось со мной.
- Ты чуть не погиб, катаясь на коньках?
- Погиб - слишком сильно сказано. Это было на озере Сува. Я учился в младшей школе, каждое воскресенье ходил на крытый каток и довольно неплохо держался на коньках. Помнишь Тиэко, мою тетку? Ей надо было в Суву, и она взяла меня с собой. Это не были зимние каникулы, но я как-то сумел поехать. Может, занятия отменили из-за эпидемии гриппа, или что-нибудь в этом роде. Как бы там ни было, я пошел на озеро и с восторгом катался один по пустынному льду. Был будний день, кроме меня - никого. И вдруг находит туман. Городские жители почти не знают, что такое туман, и мне казалось забавным кружить, когда вокруг ничего не видно. А когда спохватился, уже не мог понять, с какой стороны берег.
- И тогда тебе на помощь пришла большая собака?
- Нет, никакой собаки. Было бы лучше, конечно, если бы меня спасла лиса, посланная божеством храма Сува, но спас меня запах соуса карри.
- Рис с соусом карри прибежал, виляя хвостом?
- Не глупи! Рис - прибежал? Просто я вдруг почуял запах соуса. Его готовили в каком-то доме на берегу. Так что до паники дело не дошло. А запах я смог учуять потому, что ветер дул с ближнего берега. Вспомнил, что туман тоже начал распространяться со стороны берега. Ветер был совсем слабым, я стал медленно скользить как бы навстречу туману. И метров через двести увидел берег.
- И впрямь похоже. А ты кому-нибудь рассказывал о том, что с тобой произошло?
- Нет, кажется, не рассказывал. Да и сам совершенно забыл об этом. Вот почему, слушая рассказ этого человека, я поймал себя на каком-то странном чувстве. Но смолчал. Вообще говоря, подозрительный тип. Ни с того ни с сего садится к незнакомому человеку в машину и начинает рассказывать такую вот историю. Русские - они, что ли, все такие?
- Я бы тоже хотела с ним встретиться.
- В этом нет ничего невозможного, - сказал Фумихико.
2
Я только один раз была в папиной фирме.
Точно помню, я тогда училась в пятом классе. Наша семья еще состояла из трех человек - папы, мамы и меня. Мама раньше занималась продажей драгоценных камней, но в то время она только что открыла собственный магазин, каждый день возвращалась запоздно и говорила, что приходится, мол, после работы проверять счета. Папа, как и сейчас, ходил на работу три дня в неделю, а в остальное время работал дома. Маленький компьютер, который он держит дома, связан с большой машиной на фирме, и каждый день ходить на работу нет необходимости.
Однажды, помнится в понедельник, на следующий день после школьного фестиваля искусств, у отца было на службе дело, но он сказал, что за час управится, а потому возьмет меня на работу с собой, чтобы после вместе сходить в кино. Разумеется, я с радостью поехала с ним.
Проблема была только в том, чем мне заняться в течение часа, пока папа будет выполнять свою работу. Немного подумав, папа отвел меня в большую комнату с высоким потолком. В углу комнаты находился компьютер величиной со стол. По полу тянулось множество проводов. В центре комнаты стоял трехметровый кубический ящик из толстого прозрачного пластика. Вокруг него столпились несколько человек в белых халатах.
Папа, приблизившись к одному из них, что-то сказал. Наверно, попросил присмотреть за мной.
- Жди меня в этой комнате. Можешь смотреть на эксперименты с этим ящиком. Но то, что увидишь, нельзя никому рассказывать.
Я не понимала, серьезно ли папа говорит или подтрунивает надо мной, но все равно кивнула.
Папа ушел. Я села на один из стульев, стоявших возле прозрачного ящика, и уставилась на него. Внутри к стенке было прикреплено что-то вроде микрофонов, три штуки, от них наружу выходили провода. В нижнем углу находилось какое-то маленькое устройство сложной формы с торчащей тонкой трубкой, похожее на ружье. Больше внутри ящика ничего не было.
Люди в белых халатах, не обращая на меня внимания, долго проверяли электропроводку, отлаживали программу (я часто наблюдала, как отец работает дома, поэтому в общем догадывалась, о чем идет речь). Наконец один из них сказал: "О'кей, начали!"
Этот человек принес из угла комнаты маленькую склянку и открыл окошко, проделанное в одной стороне ящика. Человек, находившийся у консоли компьютера, сказал: "Готово!"
Человек со склянкой осторожно открыл крышку и плотно прижал горлышко склянки к окошку, выпуская в ящик что-то черное. Это была дюжина мух. Вначале мухи роились одним черным облачком, но тотчас разлетелись кто куда. Похожее на ружье устройство начало поворачиваться и, нацелясь на муху, некоторое время следовало за ней, после чего выстреливало иголкой. Когда игла поражала цель, муха падала. Как будто из ружья стреляют в дичь, только не было слышно ни звука и никто из людей не прицеливался. Устройство убивало мух одну за другой, пока не расправилось со всеми.
Я наблюдала очень внимательно. Скорее всего, прикрепленные к стенке "микрофоны", обнаружив муху, передавали данные компьютеру, а тот наводил ружье на цель. Но мух было много, и отличить одну от другой чрезвычайно сложно, к тому же они метались в беспорядке. То, что их все-таки удавалось подстрелить, свидетельствовало об уме компьютера. Мухи никуда не могли скрыться, и мне было их немного жаль.
Один и тот же эксперимент повторили три раза. И каждый раз, широко раскрыв глаза, я наблюдала, как одна за другой падают мухи. До меня стал понемногу доходить смысл происходящего. Устройство прежде всего поражало близко летающих мух. С близкого расстояния попасть просто, поэтому все происходило быстро. В случае с дальними мухами прицеливание занимало довольно много времени, и устройство не сразу производило выстрел. Только один раз иголка прошла мимо цели. Немного выждав, устройство выпустило еще одну иголку, сразив муху наповал.
После трех экспериментов испытания в тот день закончились. Все собрались возле компьютера и, просматривая записи, приступили к обсуждению. Один из персонала, открыв дверцу в стенке ящика, вошел внутрь и вымел мертвых мух. Неся в руке мусорное ведерко, он подошел ко мне. Я увидела, что все мухи были пронзены иголками вроде швейных. Некоторые еще трепыхались.
- Ну что, интересно? - спросил человек с ведерком. Это был юноша довольно привлекательной наружности.
- Да, - ответила я и решила, что из вежливости надо еще что-нибудь сказать. - А бабочек вы убиваете?
- Бабочки летают беззвучно, в них невозможно прицелиться. В пчелу попасть можно, но пчелы дороги.
- А мухи дешевые?
- Мух специально разводят, чтобы продавать для экспериментов. Ну и зоопаркам, на корм хамелеонам или для других надобностей…
Я кивнула. Задумалась, что лучше - скармливать мух хамелеонам или убивать их здесь с помощью иголок.
Вернулся отец.
Мы сразу же оттуда пошли в кино. После кино, по дороге домой, в поезде я все думала про мух.
- Наверно, сложно сделать такую машину?
- Вначале было трудно. Положение мух фиксируют три микрофона. Из всех мух выбрать одну и потом рассчитать, куда она полетит в следующее мгновение, довольно сложно. В одну неподвижную муху попасть проще простого. Машину создали еще три года назад, а сейчас используют только для обучения. Поэтому я смог ее показать тебе.
- И что это такое?
- Официальное название - демонстрационная модель системы самонаведения зенитной установки. Устройство, которое выстреливает иглы, сделано по типу духового ружья или, скажем, бамбуковой трубки, из которой в старину пускали стрелы.
- Бедные мухи!
- Да уж. У мух нет ни ракет, ни автоматических пушек, ни бомб, они не оборудованы электронной защитой и дипольными отражателями, так что сражение проходит в одностороннем порядке. Мы думаем, а не вооружить ли нам в дальнейшем и мух тоже.
- Правда?
- Шучу! Но и устройство - в некотором роде шутка. Компьютерная игрушка. Как ни увеличивай ее размер, практически использовать ее невозможно.
При этих словах у папы на лице мелькнуло ироническое выражение, какого я никогда не видела у него дома.
Через несколько дней после возвращения из командировки Фумихико обнаружил, что его неотступно преследует образ Сибири. Видимо, рассказ русского попутчика глубоко запал ему в душу. Когда он сосредоточен на своей работе, все в порядке, но стоит отвлечься, как невесть откуда перед глазами всплывает незнакомый пейзаж. Безбрежная заснеженная равнина, хвойные леса без конца и края, покрытая льдом огромная река, лошади, запряженные в сани, мчатся по сумрачному маленькому городу, люди кутаются в тяжелые пальто. Он, разумеется, никогда не был в России и не мог припомнить, чтобы в последнее время видел в кино или на фотографиях что-либо подобное. Собственные фантазии? Но эти картины, картины бескрайней холодной равнины, с неумолимой настойчивостью вставали у него перед глазами и тогда, когда он по дороге на работу в электричке смотрел на пробегающий за окном пейзаж, и по вечерам, когда он стряпал нехитрый ужин, дожидаясь возвращения Канны, и в то короткое мгновение, когда, проснувшись, он еще продолжал лежать в постели.
Тщедушная лошаденка, выдыхая белый пар, тянет сани. Под мордой и вокруг глаз белеет наросший лед. В санях сидит человек. Он держит приспущенные вожжи, но лошадь прекрасно знает дорогу и трусит, сама поворачивая за угол, к дому. Человек в санях, похоже, дремлет. Повисшее над самым горизонтом морозное солнце освещает верхушки елей, обрисовывая лес красивым контуром. На кончиках веток сверкают сосульки. Мимо них несется поезд. Длинный-длинный товарный поезд несется, оставляя за собой клубы дыма, сотрясая землю. Смутным бледным диском проходит солнце сквозь тонкое облако. Внизу, на южном небосклоне, облака стелятся тонкой дымкой, через которую солнце еще может проглянуть, но выше, над головой, висят тяжелые тучи. До того, как низкое полупрозрачное солнце совсем опустится, осталось не более двух часов. Потом - долгая ночь, но ночью отраженным светом сверкает снег и предметы выступают смутными очертаниями. Ветра нет, поэтому не так зябко.
Может быть, там не совсем так, думает Фумихико. Все это только отрывочные фантазии о совершенно незнакомой стране. Может быть, и солнце сильнее пригревает, и паровозы вовсе не пыхтят дымом, проносятся, бесшумно скользя. Да и саней с лошадьми, поди, в Сибири уже не сыщешь. А может, люди в зимнее время ни на шаг не выходят из дома, погруженные в спячку, как медведи. Но несмотря на сомнения, сани, паровозы, и весь этот холодный край не выходили у него из головы. Он с явным удовольствием призывал их вновь и вновь.
Вот почему, когда русский попутчик позвонил по телефону, Фумихико не испытал никакого удивления и заговорил с ним так, будто ждал его звонка. Где-то в подсознании мелькнуло, что вот теперь он сможет подробно расспросить о далеком, внезапно обворожившем его мире.
Звонок раздался вечером, как раз в тот момент, когда он, безвылазно сидя дома в течение трех дней, завершил наконец подготовку большого плана работ.
- Алло! С вами говорит Кукин, тот самый, которого вы на днях любезно посадили в свою машину. - Каким родным показался его голос! Фумихико сразу вспомнил его смеющееся лицо.
- Ах да… Вашу машину починили?
- Разумеется. На следующий день вернули в полной исправности.
Кукин сказал, что чувствует себя обязанным, и пригласил вместе пообедать. Обещал угостить русской кухней.
- Могу ли я взять с собой дочь? - неожиданно для себя самого спросил Фумихико.
- Ну конечно! И супругу тоже.
- Я буду с дочерью.
Кукин не стал больше ни о чем расспрашивать, назвал время и место и повесил трубку.
Узнав о приглашении, Канна, вернувшаяся из школы, очень обрадовалась. Она сгорала от любопытства взглянуть на русского человека.
В назначенный день, в субботу, Канна заявила, что хочет одеться непременно в русском стиле, и дольше обычного выбирала для себя наряд, но в результате, на взгляд Фумихико, ничего "русского" в ней не появилось.
- Вот это да! Какая у господина Такацу взрослая, какая очаровательная дочь! - воскликнул Кукин, встречая их перед рестораном. Его лицо светилось от радости, как будто вся его скрытая веселость вдруг вырвалась наружу. Канна тоже выглядела вполне довольной.
Блюда в русском ресторане оказались обильными, жирными и вкусными. Кукин был здесь, по-видимому, частым гостем и постоянно перекидывался шутками с тучной хозяйкой. В зале было жарковато. Канна с трудом справлялась с таким чрезмерным количеством еды.
- Кушай, кушай! - подбадривал Кукин. - Смотри, какая ты худющая!
- А как же Команечи, Нелли Ким? Они ведь худые! - возразила Канна.
- Так ты тоже занимаешься гимнастикой?
- Да, немножко…
Лицо Кукина засияло от радости:
- А ты бы не хотела поехать в СССР на учебу? Там много хороших тренеров. Я бы дал тебе рекомендацию.
- Спасибо, но я еще не достигла такого уровня!
- Так вот, будешь тренироваться и достигнешь. Я задействую самые высокие связи, напишу куда нужно рекомендации, оформлю все документы. Будешь жить в кремлевской гостинице!
- Ну если так… - застенчиво рассмеялась Канна. Фумихико не узнавал свою дочь. Притворяется она, что ли, думал он.
- Это удивительный ребенок! С самых ранних лет. Только выпадет свободная минута - встает вверх ногами. Бывало, ждем на остановке автобуса, глядь - а она уже стоит на руках. Чуть отвлекся - она уже карабкается на дерево или на телеграфный столб. Вначале Канна думала, что перекладина - для канатоходцев, а когда поняла, как с ней обращаться, не могла успокоиться, пока не стерла на ладонях кожу. Пять переломов, вечно в ссадинах. Не ребенок, а живое доказательство теории Дарвина!
- Что еще за теория?
- Учение об эволюции. О происхождении человека от обезьяны…
- А, эволюция! В самом деле, - Кукин засмеялся.
Застенчиво склонившая голову Канна подняла глаза:
- Господин Кукин, вы так хорошо знаете японский язык - а что такое, по-вашему, "махом-назад-сальто-согнувшись-ноги-врозь-в-вис"?
- Ну и ну! Какое длинное словосочетание. И что же это такое?
- Если коротко - сальто Команечи. Один из элементов упражнения на разновысоких брусьях.
- И ты умеешь?
- Да что вы, конечно, нет. Знаю только, как называется. А есть еще длиннее - "соскок-ноги-врозь-назад-из-упора-сзади-дугой-с-поворотом-с-последующим-сальто-назад". Это, если коротко, соскок Команечи. Приземление в конце выступления.
- Когда научишься, обязательно покажи!
Фумихико спросил у Кукина о жизни в Иркутске. Кукина этот вопрос обрадовал. Оживившись, он начал восторженно рассказывать о своем детстве, о городских нравах, о веснах и зимах, о паровозах, трамваях, автобусах, телегах, потом о санях, о продающемся летом квасе, о крае вечной мерзлоты на самом севере Сибири. Казалось, он никогда не кончит. Фумихико слушал, с удивлением сознавая, что все это было не так уж далеко от того, что он воображал.
- В прошлый раз вы рассказывали, как катались на коньках, - сказал он. - По правде говоря, я в свое время попал в точно такую же историю.
Его рассказ об озере Сува Кукин выслушал с огромным вниманием.
- И я, и вы испытали на льду почти одно и то же, - сказал он. - Вот почему мы сразу сдружились.
Старое слово "сдружились" в его устах прозвучало необыкновенно кстати.
- В прежние времена Россия была нам ближе, - сказал Фумихико. - Все вокруг распевали русские песни, литературная молодежь спорила о старине Толстоевском.