5
В пятом магазине снова давали по талонам колбасу и сахар. Видимо, у директора пятого магазина были свои, особые связи, и ему для плана присылали то, чего в других магазинах не объявлялось месяцами. Слухи, как водится, распространялись быстрее света, и, когда Марья Трофимовна с Игнатом Трофимычем прибежали к магазину, хвосты очередей вылезали из входных дверей на крыльцо.
- Ай, беда! - всплеснула в сердцах руками Марья Трофимовна, увидев эти хвосты. И не преминула укорить своего старого: - Ходил бы вот на разведку почаще - первыми бы у прилавка оказывались.
- Ага, конечно! - ответил Игнат Трофимыч. - Ждут тебя, когда ты придешь. Прямо к приходу твоему выбросят!
- Оборотистей надо быть, - не отступилась от своего Марья Трофимовна. - С заднего хода зайти. Там знают, когда привезут.
Они встали в очереди, те, войдя с крыльца в магазин, поползли каждая в свою сторону - и развели их. Однако время шло, очереди развернулись, двинулись в обратном направлении, и Марья Трофимовна с Игнатом Трофимычем на некоторый промежуток времени снова оказались рядом.
- Слушай, ветчиннорубленная-то, говорят, кончается, - сообщила она ему.
- Неуж кончается? - огорчился он. - Уж сколько на зуб не пробовал…
- А песку-то на талон только по полтора килограмма стали давать, - огорчила его и другой новостью Марья Трофимовна. - Я на варенье восемь килограммов заняла, дак это и отдать не хватит!
- По полтора - это нам никаких больше заготовок не сделать, - сокрушенно покачал головой Игнат Трофимыч.
- Какое "заготовок не сделать", - рассердилась Марья Трофимовна. - Я говорю, долг отдать - и то не хватит.
- Не хватит, нет, не хватит, - вынужден был согласиться Игнат Трофимыч. И спросил: - А откуда у них-то, у кого заняла, сахар лишний?
- Крутятся люди, не то что некоторые! - воскликнула Марья Трофимовна. - Оборачиваются!
Того, что возле них, подслушивая их разговор, крутятся двое парней в джинсовых "вареных" куртках, они не заметили. Как не заметили и того, что парни эти шли за ними от самого их дома, более того - следили за их домом уже несколько дней без перерыва. И что ж удивительного, что не заметили, если даже не заметили те, которые бы должны были заметить, которые именно за это самое дело - чтоб замечать! - и получали деньги?
А парни между тем, покрутившись около Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем, отошли в сторонку и, перебросившись быстро несколькими словами, принялись продираться к выходу.
Выйдя из магазина, они обогнули дом, в котором располагался магазин, занимая половину первого его этажа, и во дворе прямым ходом направились к служебному входу. Служебный вход был окованной блескучим белым железом дверью, дверь эта стояла нараспашку, и они, не задержавшись на пороге ни на мгновение, вошли в нее.
Не было их минут десять. Через десять минут они появились и, спеша, устремленно направились обратно к общедоступному входу.
Тот, что имел пшеничные усы скобкой, войдя в торговый зал, остановился неподалеку от двери, а другой, со смоляными усами, протолкался к Игнату Трофимычу и, озарясь смущенной, неловкой улыбкой, вызвал его из очереди, отвел на свободный пятачок у окна и, все так же смущенно улыбаясь, достал из кармана с десяток талонов на сахар.
- Слышал тут, дедусь, ваш разговор с бабусей, а у меня, видишь, пропадают.
Сердце у Игната Трофимыча трепыхнулось пойманной на крючок рыбой.
- Продаешь, что ли? - смятенно спросил он. То, что ему предлагается целая куча талонов на сахар, - это он понял, но вот почему именно ему?
- Что ты, дедусь, - продаю! - парень изумился. - Так отдаю. Пропадают, объясняю же! Разъехались, понимаешь, все, наоставляли мне, двадцать килограммов набрал уже, куда еще!
Игнат Трофимыч потерялся. И не нравилось ему все это, не было у него в привычке брать чужое, неприятно ему было чужое, плохо становилось от него, когда приходило в руки, а в то же время все звучал и звучал у него в ушах голос Марьи Трофимовны: "Оборотистей надо быть!"
- Чего у вас, мужики? - сунулся к ним какой-то алкоголический тип. - На сахар талоны? Почем торгуете?
- Иди, - сказал парень, оттесняя его плечом. - Не торгуем.
Надо брать, понял Игнат Трофимыч.
Марья Трофимовна, увидев у своего старого целую колоду талонов, даже привзвизгнула от счастья:
- Ой, дак молодец какой! Где взял?!
Из магазина они вышли с тремя полными сумками. И невезенье с ветчиннорубленной колбасой по три семьдесят, которая кончилась, и пришлось взять "Докторскую" за два двадцать, мокрую, как половая тряпка, хоть выжимай, полностью перекрывалось удачей с сахаром.
- Ну молодец! Ой молодец! - все не уставала повторять Марья Трофимовна.
Их благодетель стоял неподалеку от магазинного крыльца, курил с каким-то таким же в "вареной" куртке, только со светлыми усами и, увидев Игната Трофимыча с Марьей Трофимовной, заулыбался, тотчас же бросил сигарету на землю и шагнул к ним:
- Все в порядке? Отоварились?
Игнат Трофимыч не успел даже раскрыть рта для ответа - Марья Трофимовна уже запела, прямо соловьем рассыпалась:
- Ой, милок, это ты? Ой, спасибо тебе, так выручил - прямо и не знаю как! Теперь и долг отдадим, и с вареньем будем… а без варенья-то нельзя! И витамины зимой, и простуда если… да и для внучат! А то как же так! Всегда внучатам варенья на зиму, а тут ничего!
- Да, для внучат! - подхватил, все улыбаясь, парень. - Была возможность - как не помочь! Давайте поднесем, если по пути, - протянул он руку к сумке Марьи Трофимовны. - Нам на Апрельскую, а вам куда?
Марья Трофимовна обрадовалась:
- А туда же, милок, тоже на Апрельскую. - И отдала свою сумку, и в самом деле тяжеловатую для нее.
- Давай, тоже помогу, - протянул руки к сумкам Игната Трофимыча другой парень, смачно сплевывая на землю дотлевшую сигарету. Этот не улыбался и ничего до того не произнес, а только стоял рядом со смолоусым и, оглядывая Марью Трофимовну с Игнатом Трофимычем блеклыми морозными глазами, все перетаптывался с ноги на ногу.
Игнат Трофимыч отказался от его услуг:
- Ниче, ниче. Я могу.
- Ну, гляди, - сказал парень и пошел рядом пустой, и снова все молчал.
Тот смолоусый рядом с Марьей Трофимовной мел языком - пыль стояла столбом, а этот шел рядом - и молчал. Будто какой конвойный. Игнат Трофимыч предпринял было попытку заговорить с ним, но парень в ответ промычал что-то такое корявое, что Игнат Трофимыч тут же и отступился.
Неприятно это было - такое молчание рядом, и Игнат Трофимыч стал думать, как бы это расстаться с парнями, чтоб не обидеть их, поблагодарить - и расстаться, но пока он думал, они достигли узкого длинного прохода между двумя глухими дощатыми заборами, который на том пути, каким они непонятно почему пошли, невозможно было миновать, углубились в него - и стало поздно.
Смолоусый, что шел впереди с Марьей Трофимовной, вдруг остановился, бросив сумку с песком на траву, и заступил Марье Трофимовне дорогу. А сзади, почувствовало сердце Игната Трофимыча, заперты они с его старой тем, другим, и, оглянувшись, убедился, что так и есть: светлоусый стоял, широко расставив ноги, а руки были разведены в стороны и сжаты в кулаки, будто он изготовился к удару.
- А ну-ка, ты что! - бросился Игнат Трофимыч к загородившему путь смолоусому. - Ну-ка! Ну-ка! - попытался он стронуть того с места, но сзади его, будто медведь наложил лапы, схватил светлоусый и, пронеся по воздуху, поставил рядом с обомлевшей в непонимании Марьей Трофимовной.
- Не гоношись, папаша! - ласково сказал смолоусый. - Плохо не сделаем, обещаю. Талоны вам достали? Еще достанем. И не только талоны. Чего душа пожелает!
- Караул! Караул! - попыталась крикнуть Марья Трофимовна, осознавшая, наконец, что они с Игнатом Трофимычем угодили в какую-то ловушку, но вместо крика из горла у нее вырвался только сиплый, пережатый хрип.
- Тихо, бабка! - рявкнул светлоусый, отпуская Игната Трофимыча, и замахнулся на Марью Трофимовну кулаком. - Заткнись! Рыпаться не будете - все нормально будет! Разговор к вам есть!
- Оставь, уйди, оставь! - вцепился в его занесенную над Марьей Трофимовной руку Игнат Трофимыч.
- И ты заткнись, без шухеру чтоб! - стряхнул светлоусый Игната Трофимыча со своей руки. - Ничего с твоей бабкой не будет, какого хрена! Разговор к вам есть, свари калганом своим!
Вполне даже речистым оказался светлоусый, вовсе даже не таким молчуном, каким проявил себя вначале.
- Перестань, без грубостей! - приказал светлоусому другой, со смоляными усами. - Грубостей твоих еще только не хватало!
Светлоусый послушно отступил от Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем, и тот, со смоляными усами, занял перед стариками его место.
- Ну, ясно? - спросил он. - Разговор к вам есть.
- Что за разговор, что такое?! - Игнат Трофимыч все еще пытался петушиться.
- Вот, это я понимаю, это по-человечески! - смолоусый так и расцвел, в улыбке его было одобрение. - Давно бы ближе к делу! А то вы всё не по-человечески. По-человечески надо! А то что же: родной сын в отпуск приезжает - а вы ему от ворот поворот. В коммуналке живет, повернуться негде, а вы золотые яйца - по двадцать копеек штука. Разве ж по-человечески?
Игнат Трофимыч слушал смолоусого и чувствовал, что весь он будто онемевает. Становится ледяным камнем.
- Откуда Витьку знаешь? - спросил он омертвелыми губами.
- Как же мне Витьку не знать, папаша?! - вскинулся в совершенно искреннем удивлении смолоусый. - Мы друзья с ним. Жаловался нам. Что у меня, говорит, за родители такие…
Марья Трофимовна вновь обрела, наконец, дар речи.
- Врешь, ирод, врешь! - просипела она.
- Я? Вру? - в голосе смолоусого была неподдельная обида. - Зачем нам врать. Мы к вам с предложением. Выгодным. Тысячу рублей за яйцо - устроит?
- Чего? - Игнат Трофимыч и не понял даже, что такое сказал парень.
Марья Трофимовна прокашлялась.
- Дак не принадлежат нам яйца, вы что, ребята! - увещевающе сказала она. Ужас ее прошел, а криком, дошло до нее, ничего не добьешься. - У нас там из гепеу сидят, сторожат, вы что!
- Но яйцо-то ведь не они берут?
А вот этого, про то, кто берет яйцо, не говорил Виктор "вареным" парням в пивной. Он даже и не знал того - не сообщал ему Игнат Трофимыч такой подробности.
И Игнат Трофимыч помнил об этом: что не сообщал.
- Откуда вы взяли, что не они? - уличил он смолоусого. - Они и берут, нас близко не подпускают.
- Не надо, папаша! Врать нехорошо! - Улыбка смолоусого была ласкова и победна. - Не они берут, вы берете, а-я-яй, на старости-то лет да врать!
Что ж из того, что не знал Виктор, кто берет яйцо. Он-то не знал, а в городе о том знал каждый третий, и, прожив в нем несколько дней и специально интересуясь этим, не узнать такой важной подробности было невозможно.
- Ты, папаша, и берешь, а? - сказал смолоусый. - Своей рукой. Так?
И Игнат Трофимыч не посмел больше перечить.
- Ну? - сказал он. - И что?
- Вот мы тебя ловкости рук и научим, - влез в разговор светлоусый. - Ловкость рук - и никакого мошенства!
А тот, со смоляными усами, все улыбался. И так ласково - будто испытывал к Марье Трофимовне с Игнатом Трофимычем особую, чрезвычайную нежность.
- Ладно, - уронил он. - Яйцо наше - вам полторы тысячи. За каждое. За каждое, подчеркиваю!
- Две! - неожиданно для Игната Трофимыча выкрикнула Марья Трофимовна. Не сказала, а именно выкрикнула.
На мгновение у Игната Трофимыча отнялся язык.
- Ты что говоришь, ты думаешь, что говоришь?! - зашумел он на свою старую, приходя в себя. Ступил к ней сердито - и замер: острое жгуче и страшно уперлось ему в бок под ребра.
- О-ой! - тоненьким блеяньем выкатилось из Марьи Трофимовны.
- Заколю, дед! - пошевеливая ножом, то надавливая им, то ослабляя упор, процедил светлоусый. - Заколю, как падлу!
- Ладно, хватит, - отвел его руку с ножом смолоусый. - Папаша уже все понял. Понял, папаша, да? - заглянул он в глаза Игнату Трофимычу. И засмеялся: - Иди, думай. С бабкой вместе. Даем две, уговорили. Думайте, а мы вас найдем. Плохого не сделаем, не волнуйтесь. Если гебешникам своим не скажете. Скажете - тогда пеняйте на себя. Из-под земли достанем.
- Две тысячи, дед! - ткнул Игната Трофимыча в бок, теперь голым кулаком, светлоусый. - Соображаешь хоть, что за деньги?
- Нет, в самом деле, хорошие деньги! - продолжая посмеиваться, сказал смолоусый. И, подняв с земли сумку Марьи Трофимовны, втолкнул ту ей в руки. - Две тысячи за яйцо! Очень приличные деньги. Больше не даст никто. Подумайте, подумайте. Мы не торопим. Ну, что в самом деле, такое: за двадцать копеек!
6
Спать в этот день Марья Трофимовна с Игнатом Трофимычем легли вместе - в комнате на кровати, чего с ними по своей воле не случалось уж целую прорву лет. И, мешая друг другу, ворочаясь, садясь на кровати да снова ложась, опять вели они едва не полную ночь долгий, нескончаемый разговор.
- Дак че не попробовать-то? - говорила Марья Трофимовна. - В самом деле, устроили нам че. В собственном доме, как в казарме. А тех выдать им - убьют нас после дружки ихние. Живи трясись… Че ж не попробовать? Че Витьке не помочь?
- Да помочь-то бы помочь, - отвечал Игнат Трофимыч. - И выдать - опять же опасно… Но ведь это кто? Урки с ножом, связываться с ними!
- А тебе не урки-то две тыщи дают?
- Да, стелят-то они мягко, - через паузу, отдохнув немного от их разговора, говорил Игнат Трофимыч, - а спать как? Яйца-то прятать мне. Поймают меня, что делать?
- Дак и че, если поймают? Без нас никак нельзя, ниче не поделаешь, придется простить. - Интонации у Марьи Трофимовны были самые залихватские. - А всё попробуем. А то, не попробовав, да отказаться!
- Оно так, конечно, так, - соглашался Игнат Трофимыч. И вздыхал: - Но только с этими связываться… урки же настоящие! Бандиты!
Марья Трофимовна сердилась на него:
- Не хочешь Витьке помочь, да? Не хочешь? Чужой он тебе, только мой сын, не твой?
Игнат Трофимыч вскакивал с кровати, прошлепывал по комнате босыми ногами круг, другой, третий и снова садился на кровать.
- Попробовать, конечно, можно, - говорил он своей старой. - Попытка не пытка. С урками с этими - все одно трясись ходи: не они, так дружки их… А властям мы нужны, конечно. И поймают - так только пуще призор будет.
- Ну так, ну так! - тотчас отзывалась Марья Трофимовна.
…На том и порешили старики, когда уже совсем светло было за окном: попытка не пытка, а куда не кинь - везде клин. Сами предпринимать ничего не будут, а объявятся эти "вареные" снова - ну, пусть предлагают свой план. Что у них там за план. О какой ловкости рук они говорили…
Глава восьмая
1
В назначенный час, в соответствии с полученными указаниями поплутав некоторое время по улицам, дабы удостовериться, что никто за ним не следует с наблюдением, Игнат Трофимыч стоял на условленной автобусной остановке, словно бы поджидая автобус. Тот подошел, втянув в себя всю собравшуюся толпу, а Игнат Трофимыч, потоптавшись у дверей, будто бы не решился лезть в свирепствовавшую толкучку, и, махнув рукой, остался снаружи. Автобус укатил, обдав Игната Трофимыча рыкнувшей вонючей струей, и недолгое время спустя около остановки притормозили неприметные серые "Жигули".
- Подвезти, дедуля? - распахнув дверцу, спросил с заднего сиденья один из тех парней, с которыми судьба Марью Трофимовну и Игната Трофимыча несколько дней назад в магазине, а именно светлоусый.
И была еще возможность одуматься, отступиться, не сделать последнего шага, и ноги Игната Трофимыча все никак не могли сделать его, но светлоусый тогда, вынырнув из машины, схватил Игната Трофимыча за локоть и, больно заклещив, втащил Игната Трофимыча за собой внутрь.
- Тебе, дедок, от чистой души предлагают, из уважения к старости, чего тут раздумывать! - весело вещал он при этом, работая на спешащих мимо прохожих, которые, по правде говоря, и не обращали на них с Игнатом Трофимычем никакого внимания.
Машина тронулась, светлоусый достал из кармана черную тряпку, тряхнул ею, сложил в несколько слоев и, охватив Игната Трофимыча вкруговую руками, наложил материю ему на глаза.
- Это еще что тут! - завопил Игнат Трофимыч, срывая с себя материю. Если по-откровенному, душа в этот миг, когда тряпка легла на глаза, едва ли не буквально ушла у него в пятки.
- Не бойсь, дедок! - сказал светлоусый со всею возможной, на какую он был способен, ласковостью в голосе, подражая своему смолоусому напарнику. - Дорогу тебе, старый дурень, видеть не нужно. Понятно?
Когда машина замерла и его освободили от повязки, заслезившимися от света глазами Игнат Трофимыч увидел, что привезен на некий садово-огородный участок и машина стоит под самым боком у невзрачного, хлипкого садового домика.
- Вылазь, дедок! - скомандовал светлоусый. - Не крути башкой! - рявкнул он на Игната Трофимыча, когда тот начал было осматриваться. И подтолкнул к крылечку. - Иди давай!
Внутри их уже ждали. Какой-то вертлявый, непонятного возраста, с услужливыми глазами и бескостными, будто пластилиновыми движениями.
- Староват, однако, первоклассник, - оглядывая Игната Трофимыча, подхихикнул он, обращаясь к смолоусому.
- Ничего, тебе его не варить, - сказал смолоусый.
И началось обучение Игната Трофимыча воровской науке.
К ладони левой руки на незаметной суровой нитке, хитроумно обхватывающей петлями запястье и средний палец, прикрепили ему холщовый мешочек, что прятался в сжатом кулаке, будто его там и не было, заставили потом снять и надеть самому, а после вертлявый, во мгновение ока прикрепив мешочек к своей ладони и вложив в него яйцо, принялся показывать Игнату Трофимычу, как он будет делать из золотых яиц простые.
- Во, батя, гляди, раз - и ватерпас! - говорил он, ловко шевеля пальцем, отчего мешочек раскрывался и яйцо выкатывалось наружу. - Два-с - и алмаз! - проводил он ладонью над яйцом, и, когда вскидывал руку вверх, и яйца на столе уже не было. - А где оно, батя? - спрашивал вертлявый Игната Трофимыча, делал новое быстрое движение пальцем, и край мешочка со вшитым в него кусочком свинца отходил сам собой, показывая яйцо внутри. - А вот оно, батя! - восклицал вертлявый. - Раз - и ватерпас!
- А как они меня осматривать начнут? - сомневаясь, спросил Игнат Трофимыч, когда вертлявый, сняв мешочек со своей ладони, подал тот ему вновь.
- Папаша! - светясь ласковой улыбкой, сказал вместо вертлявого смолоусый. - Хочешь тысячи заработать - и без риска? Давай тренируйся. Не ленись.
Утро было еще, когда Игнат Трофимыч выходил из дома, не раннее, но все же, а возвращался - солнце уже готовилось уйти на покой. И снова он ехал с повязкой на глазах, а когда освободили от нее, бежали за окнами городские улицы.
И вроде как можно было остановиться еще и на этой черте: но нет, несло уже Игната Трофимыча с Марьей Трофимовной - будто не своей волей действовали, а чьей-то чужой, непререкаемой и неумолимой.
- Господь благослови! - перекрестила Марья Трофимовна Игната Трофимыча, когда утром по приезду инкассатора, снарядясь для подмены, с мешочком в ладони, собрался он идти в курятник.
- Ну-ну, - только и осилил себя ответить ей Игнат Трофимыч.