- Я не пил, - счел нужным заметить Андрей, хотя дело это никоим образом не меняло. Раздвинув руками парней, он выступил из коридора света на тротуар.
- Чего ж тогда, бухарик, разгуливаешь по проезжей части? - ехидно заметил все тот же голос. Теперь Андрей видел, что он принадлежит тому, кого звали Батоном.
- Да закиньте его в кювет, пусть проспится, - предложил кто-то из телохранителей, но тут задняя дверца джипа медленно открылась и из нее показалось само охраняемое тело. Парни засуетились, обступили хозяина кольцом. Ступая по влажному асфальту лакированными штиблетами, он прыгающей походкой приблизился к Андрею, остановился перед ним, посмотрел вокруг пустыми, белесыми глазами:
- Ну?..
- Семен Аркадьевич! - выступил вперед Батон, считавшийся, видно, местным начальником. - Мы тут алкаша зацепили, но легко, без последствий…
- Не насмерть, что ли? - презрительно выпятил нижнюю губу худосочный мужичонка. - Это я и сам вижу…
Он не спеша достал из кармана пачку дорогих сигарет, едва заметно повернул голову, давая возможность поднести ему зажигалку.
- Угостили бы? - попросил Андрей, но в его тоне просьбы как-то не прозвучало.
- Кури, - Семен Аркадьевич осклабился, раздвинув до невозможности свой похожий на щель почтового ящика рот.
- А мы, что, раньше встречались? - поинтересовался Андрей, вытаскивая пальцами сигарету. - Что-то я не припомню, чтобы пили на брудершафт…
- А ты нахал, - заметил хозяин охраняемого тела, все так же по-лягушачьи улыбаясь.
Из-за его тощей спины начал выдвигаться накаченный, как футбольный мячик, Батон, но легким движением руки Семен Аркадьевич удержал своего опричника.
- Нахал, - заметил он вполголоса, - это не так уж и плохо. Чем занимаешься, когда не пьешь?
Андрей пожал плечами, выпустил струйку дыма:
- Даю людям советы. И тебе могу дать. - Он всмотрелся в землисто-серое лицо мужичонки, в рано полысевший, цвета качественного бетона череп. - Попробуй отпустить усы, нечто среднее между буденновскими и Гитлера, только кончики не подвивай. Очки надень с коричневатыми стеклами, можно без диоптрий - придает значительности и обывателю нравится. Что еще?.. Попробуй носить галстук-бабочку, но обязательно темных тонов. Лучше синюю в белую крапинку, и, вообще, избегай ярких цветов, они твою серую внешность убивают…
- Ну, хватит! - рука Батона жадно потянулась к обидчику хозяина.
На этот раз Семен Аркадьевич даже прикрикнул:
- Уймись, козел! Знаешь, сколько я недавно заплатил имиджмейкеру за эти же советы?
Он повернулся, с любопытством осмотрел Андрея с ног до головы:
- Ты вообще откуда взялся?
- Мать родила, - небрежно заметил Дорохов, - Андреем назвала.
- Это хорошо… - явно думая о чем-то другом, протянул Семен Аркадьевич. - Батон, - обратился он к телохранителю, - деньги есть?
Батон достал из кармана пиджака горсть мятых российских банкнот вперемешку с долларами. Семен Аркадьевич, брезгливо морщась, вытащил из этой кучи несколько бумажек с портретами американских президентов и сунул их Андрею. Потом повернулся и, вихляясь, как на шарнирах, направился к машине. Однако сразу в салон не полез, остановился, держась за дверь.
- В рулетку когда-нибудь играл?
- Не приходилось. По телевизору видел… - неопределенно заметил Андрей.
- Это неважно. Всего тридцать шесть квадратов: на что ставить?
Андрей бросил сигарету на асфальт, раздавил огонек носком ботинка.
- Поставь на семь.
- А еще? - Семен Аркадьевич буравил его маленькими, поросячьими глазками.
- Ну… - Дорохов задумался, какое-то время смотрел себе под ноги. - Попробуй шестнадцать или восемнадцать…
- А еще?
Стоявшие вокруг телохранители напряженно вслушивались.
- А еще, - повторил Андрей, - выпей рюмку водки и поезжай домой отсыпаться.
Ничего больше не сказав, Семен Аркадьевич сел в свой шикарный джип и мягко хлопнул дверью. Кавалькада снялась с места и на большой скорости понеслась к повороту на Беговую улицу. Какое-то время Андрей смотрел на красные огоньки машин, потом повернулся и, слегка прихрамывая, поплелся к станции метро.
В светлом вестибюле было пусто и холодно, за забранным решеткой окошком коротала свою жизнь пожилая кассирша. Одиноко скучавший милиционер внимательно рассмотрел Андрея, сочтя его условно благонадежным, отвернулся и стал столь же тщательно изучать рекламный плакат на белой мраморной стене. Впрочем, сам Андрей не настаивал, чтобы каждый встречный просил у него автограф, и поспешил миновать турникет. Если не считать нескольких типов с усталыми московскими лицами, платформа станции была практически пуста. Маленькая женщина в комбинезоне и огромных, не по размеру бахилах шла за тарахтевшей уборочной машиной. Во всех ее движениях было столько заученного безразличия, что невольно казалось, будто цель ее похода - горизонт. Какие-то странные обрывки мыслей носились в растревоженной голове Дорохова. В них фигурировали слова про страну и народ - их почему-то было жалко, - потом, неведомо откуда, явилось знакомое с детства предчувствие праздника, но тут из черноты тоннеля налетел, светя прожектором, поезд. Двери открылись и Андрей с размаху плюхнулся на потертый дерматин дивана. В следующее мгновение он уже спал глубоким сном праведника. Удивительное дело, собственная судьба не волновала его, как не беспокоил дробный перестук колес. Так, наверное, раскачиваясь в кибитке, спали сотни тысяч русских людей, путешествовавших по бескрайним просторам Российской империи.
Проснулся Дорохов так же мгновенно, как и заснул. Прямо перед ним, по другую сторону прохода, сидела женщина в каких-то смешных, напоминавших крылья бабочки, очечках. Большие, грустные глаза смотрели прямо на Андрея, но не вызывало сомнения, что вовсе не им были заняты мысли незнакомки. И это огорчало. Быть пустым местом всегда обидно, и такого с собой обхождения Дорохов допустить не мог. Поерзав по потертому сиденью, он для начала попытался встретиться с женщиной глазами и даже несколько пригнулся, но результата эти манипуляции не имели. Похоже было, что в ее сложном мире для Дорохова не находилось местечка. Оставалось только перейти к активным действиям. Легким движением Андрей скинул с плеча ватник и засучил рукава куртки на манер, как это делают заправские фокусники. Взгляд женщины из расфокусированного стал совершенно определенным. Теперь она смотрела на Дорохова вполне осмысленно, хотя вряд ли понимала, что за этими приготовлениями последует. Андрей же, демонстрируя, что в руках у него ничего нет, принялся выделывать в воздухе замысловатые пассы, на одном из которых выхватил из пустого пространства пятерку треф. Не останавливаясь на достигнутом, Дорохов полностью отвязался и вскорости собрал у себя на ладони целую колоду. Уголки губ незнакомки едва заметно дрогнули и поползли вверх. Однако, это было лишь началом представления. Поощренный вниманием факир уже доставал из-под собственной куртки красивого разноцветного петуха, который не замедлил перелететь через пространство вагона к одиноко сидевшей бабульке, где и превратился в довольно упитанную куриную тушку. Немногочисленная аудитория зааплодировала, причем больше всех усердствовала облагодетельствованная старушка. Дорохов привстал и скромно раскланялся. Старушку же в знак особого расположения наградил еще и десятком диетических яиц, своим ходом отправившихся к ней в кошелку. Женщина напротив улыбалась.
Кураж овладел Андреем, кураж, какой знаком лишь артистам цирка, замирающим на безумной высоте перед смертельным прыжком. Он выпростал вперед руку и - сказавши, ап! - вытащил из-за собственного уха маленькие дамские часики. Повертев их в воздухе, Дорохов с полупоклоном протянул вещичку женщине. Та отстранилась.
- Простите, но я от незнакомых подарки не принимаю…
Дорохов смутился.
- Видите ли, - начал он извиняющимся тоном, - это не то, чтобы подарок…
Женщина бросила быстрый взгляд на свою руку - часиков не было.
- Когда же это вы успели? - удивилась она, застегивая на запястье тоненький браслет, и тут же автоматически проверила в сумочке ключи и кошелек. Они оказались на месте.
- Ну, это мелочи, дело техники! - успокоил ее Дорохов, хотя вряд ли его слова достигли желаемого результата. Подобрав ватник, Андрей переместился на сиденье рядом с женщиной, протянул ей маленький букетик подснежников.
- Вы, наверное, фокусник? - она все еще не могла отойти от удивления, незаметно касалась кончиками пальцев часов.
- Ну, если по жизни, то, скорее, клоун, - с грустной улыбкой заметил Дорохов. - Вас ведь Мария зовут, не правда ли? Я так и стану вас называть…
- Откуда вы знаете? - еще больше удивилась женщина. Теперь она смотрела на своего соседа с опаской и даже сделала движение от него отодвинуться.
Дорохов переждал шум начавшего тормозить поезда и охотно пояснил:
- Это очень просто. Данное нам при рождении имя накладывает отпечаток не только на судьбу человека - это всем известно, - но и на его внешность. Я, к примеру, знаю целую породу людей, которых категорически запрещается называть Алексеями или Михаилами, а если такое случается, то они, бедняги, всю жизнь потом мучаются, чувствуют себя не в своей тарелке. Очень аккуратно и продуманно следует относиться к таким именам, как Зоя и Раиса, потому что… Впрочем, - улыбнулся Дорохов, - я, кажется, злоупотребляю вашим вниманием.
- Ну, а вас как нарекли? - в глазах женщины мелькнул интерес, и это радовало.
- Меня?.. Меня Андреем. Есть такое простое русское имя - Андрей.
- И это имя, оно вам подходит?
- Трудно сказать, - пожал плечами Дорохов. - В достаточной мере я его еще не обносил, но в принципе мне нравится. Вы же сами знаете, ко всему в этой жизни надо привыкнуть. Честно говоря, я бы чувствовал себя ущербно, назови меня родители Дормидонтом или Русланом.
- Вы странно говорите, - брови женщины сошлись на переносице, она нахмурилась. - Так, будто родились только вчера…
- Ну что вы! - светло улыбнулся Дорохов. - Я родился сегодня.
Мария вздрогнула, сочувственно покачала головой, плотнее прижимая к себе сумочку:
- Вот, оказывается, в чем дело!.. Тогда, понятно… Вы извините, мне сейчас выходить…
Она сделала попытку подняться, но Андрей мягко, но настойчиво придержал ее за локоть.
- Не надо, Маша, не обманывайте меня. Нам с вами еще ехать и ехать. И, ради Бога, не думайте, что я сумасшедший, это было бы слишком просто. А насчет моего рождения объяснение простое: я сегодня получил бутылкой по голове и мог бы умереть, но выжил…
Как бы извиняясь за то, что он такой, Андрей развел руками.
- Да-да, конечно, - продолжала кивать в такт его словам Мария, в то же время аккуратно посматривая по сторонам в поисках возможной защиты. - А могу я вас спросить: за что? То есть, за что вас ударили?
- Можете. Спросить, конечно, можете, - радостно заверил ее Андрей. - Только беда в том, что ответа я не знаю. Скорее всего, если в философском смысле, то за попытку жить не своей жизнью. Но это всего лишь догадка. По-видимому, я пробовал убежать от себя, но, как видите, не получилось. Впрочем, в двух словах об этом не расскажешь…
- Нет, нет, - заверила его женщина, нервно теребя букетик цветов, - я вас очень даже понимаю…
Немногочисленные пассажиры с любопытством наблюдали за странной парочкой. Разговаривая, мужчина улыбался, в то время как женщина все больше сжималась в комок, незаметно отодвигаясь к краю продавленного сиденья.
- Ну, это вряд ли! - покачал головой Дорохов. - Понять такое невозможно, разве только почувствовать. Человек должен жить собственной жизнью и стараться ее изменить, а не приобрести другую. Единственная для того возможность - это постоянная работа души… - он с улыбкой посмотрел на слушавшую его женщину. - Может быть, когда-нибудь мне удастся вам это объяснить, а пока сделайте одолжение, не тряситесь от страха. Судя по всему, я от удара потерял память, со мной случилось то, что медики называют амнезией. Так что, в определенном смысле, я родился только сегодня. Если хотите, - улыбнулся он, - в качестве доказательства могу предъявить шишку.
Андрей наклонился, продемонстрировал стянувшую волосы, запекшуюся над ухом кровь.
- Да, действительно, - растерянно пролепетала Маша. - Это, наверное, больно… Но от меня-то вы чего хотите?
- В первую очередь, чтобы вы меня не боялись. Ну и чтобы не обижались на мои слова. - Андрей замолчал, может быть, в первый раз за весь разговор посерьезнел. - Скажите, вам когда-нибудь говорили, что вы очень красивая женщина?.. Не сомневаюсь, что говорили! - продолжал он, не дожидаясь ответа.
- Тогда почему вы позволяете себе издеваться над собственной внешностью? Да, да, именно издеваетесь! - заверил опешившую женщину Дорохов. - Другого слова я не найду. Что это на вас за костюмчик, так интимно напоминающий солдатскую шинельку с заглаженными утюгом бортами. Смотрите! И пуговки в два ряда, и материальчик веселенький, цвета детской неожиданности… - Как изучающий картину художник, он несколько отстранился от Маши. - А эти, с позволения сказать, очечки! Какой-то дурак еще в пятом классе сказал, что они вам идут, и с тех пор вы этот фасончик и носите. Я поберегу вашу психику и не стану комментировать то, что у вас на голове, но, поверьте, без слез не взглянешь!..
В следующее мгновение Дорохов уже держался за щеку, горевшую от добротной, полновесной пощечины.
- Да как вы смеете! - повысила голос Мария, но Андрей тут же охладил ее пыл.
- Смею, Маша, еще как смею! Вы мне не чужая, мне с вами жить да жить. Так что, будьте любезны, прислушивайтесь к моему мнению. - Он автоматически потер горевшую щеку, поинтересовался: - Надеюсь вы не ушибли руку?.. Что-то сегодня меня все бьют. Может быть, в качестве компенсации я и получил способность быть органичным этому миру, чувствовать все его нелепости и несуразности. Знаете, мне почти физически больно от режущего глаз несоответствия формы содержанию. Я, как скульптор, вижу в материале только мне одному заметные черты шедевра. Вы с присущей вам тонкостью и интеллигентностью не можете не понимать, о чем я говорю. К тому же, как ученый… Вы ведь биолог?
- Я историк.
Хотя сказано это было не слишком дружелюбно, женщина, по крайней мере, сочла возможным продолжить разговор, с чем себя Дорохов и поздравил. Не выказывая радости, он заметил:
- А я думал только биологи могут довести себя до состояния "простенько и со вкусом". Может быть, потому, что вопросы пола интересуют их исключительно в приложении к изучаемым парнокопытным и прочим членистоногим. История же - совсем другое дело, она требует личного общения с людьми…
- Чрезвычайно глубокое и ценное наблюдение! - на этот раз Мария взглянула на разговорившегося Дорохова без страха, но весьма скептически. - Слушаю вас и думаю: уж не мой ли вы коллега?
- В некотором смысле, - ушел от ответа Андрей.
- Такой язвительной вы мне больше нравитесь!
- Давайте договоримся, что с этого момента вы оставляете все свои комментарии при себе! - отрезала Мария. - Честно говоря, ваш собственный костюмчик не позволяет вам критически отзываться о моем. Где это вы так вывозились?
Дорохов оглядел свои брюки и куртку, чистота которых оставляла желать лучшего, провел ладонью по щеке, не видевшей бритвы, минимум, три дня. Мария с усмешкой наблюдала, как, по мере выявления этих прискорбных обстоятельств, меняется выражение его лица.
- Вы действительно потеряли память, или это тоже один из ваших фокусов?..
- Ну, не то чтобы совсем, - пожал плечами Дорохов. - Детство помню. Иногда всплывают картины какой-то иной жизни, может быть, даже моей, но предыдущей. - Он улыбнулся. - Впрочем, вполне возможно, что это результат игры богатого воображения: мне сказали, что по профессии я художник.
- Забавно звучит: "мне сказали"! Кто же это вам сказал? - глаза за стеклами очков смеялись.
- Да так, один мужик… - махнул рукой Андрей.
- Вместе водку пили.
- Значит, собутыльник, - уточнила Мария. - Что-нибудь еще он поведал о вашей жизни?
- Мы с ним мало знакомы…
- Ну, естественно, как же это я забыла! - всплеснула руками женщина. - Вы ведь распивали в подворотне, поэтому не было времени представиться и войти во все подробности трудовой биографии…
Маша уже откровенно над ним смеялась.
- Вы вот издеваетесь, - буркнул Дорохов обиженно, - а, между прочим, сейчас наша остановка!
Собравшаяся было что-то сказать женщина застыла с открытым ртом. Лицо ее выражало одновременно испуг, удивление и намерение продолжать насмешки. Воспользовавшись мгновением замешательства, Дорохов тоном врача скомандовал.
- Очки снимите!
Маша сняла. Взгляд потерявших защиту глаз стал беспомощным. В нем, как в зеркале, отразилась ее не слишком богатая радостями жизнь.
- Носить будете контактные линзы! - все тем же категоричным тоном констатировал Дорохов. Он полез в карман брюк и выгреб оттуда несколько зеленых купюр, полученных от могущественного Семена Аркадьевича. - Поскольку завтра в работе конференции объявлен перерыв, - как бы вслух рассуждал Андрей, - то с утра и пойдем их заказывать. А заодно заглянем в магазин: вас надо срочно приодеть… Ну, что вы на меня так смотрите, - нам выходить!
Он схватил женщину за руку и едва ли не силой потащил к закрывавшимся уже дверям. Оказавшись на платформе, Маша нацепила на нос очки, быстрым движением одернула пиджачишко. Дорохов в это время критически рассматривал ее ноги.
- Брюки у вас, ну просто песня… - заключил он.
- Правда, солдатская, строевая.
- Послушайте! - вскипела Маша. - Вы действительно полный идиот или так удачно притворяетесь?.. Какого черта вы ко мне привязались? Я не желаю больше с вами говорить!
Она резко повернулась и пошла к выходу Андрей следовал за ней по пятам. Так же молча они поднялись по эскалатору, молча пересекли пустой в этот поздний час вестибюль, где у дверей их остановил милицейский патруль. Молодой сержант выступил вперед, поднеся руку к козырьку, вежливо попросил:
- Ваши документы, пожалуйста!
Нервно покопавшись в сумочке, Маша вытащила из ее глубин удостоверение. Андрей околачивался рядом, не проявляя излишней активности. Милиционер долго и внимательно изучал документ, сличил фотографию с оригиналом и, наконец, сказал:
- Нехорошо, гражданочка, удостоверение-то просрочено!
- Я не знала… Я, ей-Богу, не знала… Я как только, так сразу!.. - залепетала женщина просительно, но тут в разговор вмешался Дорохов.
- А в чем, собственно, дело, ребята? - Андрей выдвинулся на первый план, как бы прикрывая Машу своей грудью. - Мария Александровна со мной!
- А вы-то кто такой? - в глазах обоих стражей порядка мелькнула настороженность, в голосе появился металл. Их легко можно было понять: вид Дорохова никак не соответствовал общепринятым представлениям о добропорядочных гражданах. Старый черный ватник на плече смахивал на одежонку лагерников, в то время как поношенная куртка, мягко говоря, была несвежа. Однако, носитель ее не дрогнул, непринужденным жестом вынул из нагрудного кармана и предъявил сержанту визитную карточку. Тот лишь мельком взглянул на мятый кусочек картона и тут же взял под козырек.