- Тому человеку даже и говорить не обязательно. Достаточно его увидеть - и все становится ясно…
- Он - кто? Твой друг?
Матросов покачал головой.
- Он был учителем. А потом бросил все и уехал в маленький провинциальный городок, чтобы работать директором детского дома.
Ксюша кивнула.
- Он, знаешь, как об этом говорит? - Матросов на мгновение задумался. - Вот едет, скажем, трамвай… Или поезд метро… И в нем целый вагон нормальных, спокойных людей. Но вот внутрь входит человек раздраженный… или озлобленный… Всего один… И этот человек начинает распространять вокруг свою злобу: ссорится с соседями, толкаться, затевать ругань - и через пять минут уже весь вагон охвачен этим вирусом. И даже далеко стоящие люди невольно раздражаются и теряют покой… А потом все эти люди выходят, идут на работу или домой и разносят злобу дальше: срываются на подчиненных, на домашних… И их раздражение, злоба распространяется от человека к человеку, как инфекция. Понимаешь?
Ксюша кивнула.
- Но ведь и добро точно так же! Кто-то тебе помог, или сказал что-то приятное, или просто улыбнулся… И ты несешь внутри себя благодарность и тепло - его тепло … И передаешь другим. И ты тоже кому-то улыбаешься… И делаешь приятное… И кому-то помогаешь… И распространяешь дальше полученную горстку добра!
Ксюша начала наконец понимать, к чему Матросов все это говорит. Ведь начинали разговор они с пяти тысяч, которые он бросил ей в окно, а вышли вон куда!
- Вся беда в том, - продолжал Матросов, - что вирус зла намного более заразный, чем вирус добра. Он распространяется быстрее и живет в человеке дольше. А дальше - как в медицине. Если уровень озлобленности в обществе превышает определенный порог, то начинает эпидемия, общество заболевает, люди перестают доверять друг другу и перестают верить в добро… - Матросов умолк. Потом смущенно посмотрел на Ксюшу: - Это мой знакомый так говорит. - Он помолчал и доверчиво улыбнулся: - И я бы очень хотел, чтобы ты когда-нибудь с ним познакомилась.
Ксюша кивнула: она понимает. Но кивнула как-то рассеянно.
Она вдруг почувствовала, как у нее внутри с каждой минутой все больше воцаряется какой-то удивительный покой. Так, будто долгие годы, может быть, с самого детства, в ней жило какое-то непонятное беспокойство, все время, каждый день и каждый час. Она с годами привыкла к нему, научилась с ним жить и даже уже не замечала. А тут вдруг разом это беспокойство куда-то исчезло - и Ксюша с удивлением почувствовала, как это чудесно, испытывать блаженный покой и гармонию, чувствовать, что все в твоей жизни встало на свои места и наполнилось смыслом.
Ее вдруг посетило острое желание этому по сути незнакомому человеку, Матросову, все-все о себе рассказать. Рассказать о детстве, о маме, о папе, об их загадочной ссоре, о Тосе, о Коленьке, о Лелятине… Не притворяться наконец насмешливой и сильной, а стать снова маленькой и беззащитной, вложить свою руку в его ладонь и доверчиво заглянуть в глаза.
Приближался конец рабочего дня. Транспортный поток становилось все напряженнее и напряженнее, у светофоров уже начали выстраиваться первые очереди. Из проходной какого-то предприятия на другой стороне дороги торопливо выходили первые, самые нетерпеливые работники.
За разговорами Ксюша и Матросов не заметили, как подошли к метро. Дойдя до киосков возле входа, они остановились. Матросов заметил складочку озабоченности у Ксюши между бровей.
- О чем ты? - спросил он.
- Ты не думай, пять тысяч я тебе обязательно верну, - сказала Ксюша. - Вот заберу бабушку из больницы и сразу займусь деньгами. Заложу жилье… Буду искать хорошую работу.
Матросов махнул рукой. Конечно!
- Ты не думай о деньгах, - сказал он. - Через три дня мы обработаем порошок, продадим его немцу, и денег будет много. Очень много. Так что отдашь, когда разбогатеешь.
Ксюша кивнула. А потом озабоченно покачала головой:
- Там возле склада было столько народа! И все покупали, покупали…
- Да, - согласился Матросов.
- И Бэха… Он, конечно, не злой, но я бы ему не доверяла.
Матросов и с этим согласился. Впрочем, по его лицу было видно, что теперь этот вопрос мало его занимает.
- Все будет хорошо! - заверил он. - Я это точно знаю. У меня на этот счет хорошее предчувствие!
Ксюше почему-то показалось, что предчувствие Матросова появилось после вот этого их разговора.
- И вообще! - добавил он. - Всем нам обязательно нужно верить в счастливые концы… В счастливые концы историй, который с нами происходят.
Ксюша удивилась. А Матросов тряхнул головой:
- Конечно! В то, что ко всем девушкам в конце концов приедет прекрасный принц на белом коне. Что все бравые солдаты найдут на дне волшебного колодца свои горшки с золотом. А все Иванушки выловят своих щук со щучьими велениями… А иначе - как жить?
Ксюша рассмеялась:
- Вот уж про щук - это точно сказки! Щучьи веления бывают только там…
Возле метро становилось людно. Торговля у киосков стала намного оживленнее. На вход в павильон выстроилась живая очередь.
- А ты оказывается, совсем не такой, как я думала… - проговорила Ксюша.
Матросов пожал плечами. Такой или не такой - уж какой есть.
- И ты прости меня… - попросила она.
- За что?
- За те слова у кочегарки… Про еду, которую ты воруешь, и прочее… - Ксюша смутилась.
Матросов махнул рукой:
- Я уж и не помню.
Ксюша посмотрела на Матросова и увидела, что его лицо просветлело. Он как будто тоже успокоился и повеселел, поняв, что успел сказать Ксюше все, что было нужно. А уж дальше, как получится…
- Что ты теперь будешь делать? - спросил Матросов. - Я имею в виду бабушку?
- Я еще не знаю… Сначала нужно забрать ее из больницы.
Матросов кивнул. А Ксюша вздохнула:
- Ладно, иди! И я пойду. А то там Тося… И Дрыкин… А мы тут с тобой… Мы ведь не в последний раз разговариваем. Еще успеем наговориться.
- Да, - согласился Матросов.
Он поднялся по ступенькам и скрылся в павильоне метро.
Ксюша некоторое время смотрела Матросову вслед. Потом вздохнула, повернулась, чтобы идти на автобус и чуть не вскрикнула от неожиданности. Прямо перед ней стоял старик в длинном плаще и широкополой шляпе, который шел за ними от самого магазина стройматериалов, и пристально разглядывал ее лицо тяжелым взглядом.
Ксюша крайне удивилась и хотела пройти мимо. Но, тут же поняла: раз у старика есть что-то на уме, то выяснить, в чем дело, лучше сейчас, в людном месте у метро, чем делать это потом, где-нибудь в темном переулке по дороге в больницу.
Она тряхнула головой и решительно посмотрела ему в лицо.
- Ну? Что вы на меня так смотрите?
Старик, казалось, не слышал Ксюшиных слов. Горящим, пристальным взглядом он сосредоточенно рассматривал ее лицо, как будто читал его строчка за строчкой, подмечая невидимые большинству глаз детали и складывая их в единую картину.
Вблизи он оказался совсем даже не стариком. Ему вряд ли было больше сорока лет. Несмотря на седину и запущенные волосы лицо его было моложавым, а фигура прямой и сильной. Но его очень старила одежда - этот странный плащ неопределенного фасона, нелепая старомодная шляпа…И выражение лица: строгое, задумчивое, не от мира сего.
"Колдун какой-то! - неприязненно подумала Ксюша. - Калиостро. Узник замка Во".
Наконец она потеряла терпение.
- Ну, что вы на меня уставились? Нравлюсь? Что надо?
Мужчина очнулся от задумчивости и нахмурился. Ему очень не понравился Ксюшин тон, но он сдержался и пропустил мимо ушей ее дерзость.
- Мне от тебя - ничего, - проговорил Калиостро. - А вот тебе очень скоро потребуется моя помощь.
Ксюша вытаращила на него глаза.
"Еще один сумасшедший! - подумала она, по-новому понимая странный наряд старика и его огненный взгляд. - Этого еще только не хватало!"
- Алчность - это вечная беда человечества… - сказал между тем мужчина. - Она всегда приводит людей к несчастьям… Людям кажется, что деньги им необходимы для счастья, что деньгами они могут кого-то спасти и для кого-то сделать добрые дела… А потом всегда получается - обратно дороги уже нет!..
Калиостро еще раз ощупал пристальными глазами вытянувшееся Ксюшино лицо и сказал:
- Если тебе понадобится помощь, то каждый вечер, с восьми до девяти, ты сможешь найти меня в парке возле пруда. - Калиостро кивнул головой куда-то за павильон метро. - Я кормлю уток. Каждый вечер. С восьми до девяти.
И не дожидаясь, пока Ксюша придет в себя, мужчина развернулся и зашагал прочь. Оставив Ксюшу стоять в полном недоумении посреди вечернего людского потока.
* * *
В тот день, когда под руководством Торбы в городе были закончены все приготовления к запуску газа в канализацию, в приемную губернатора поступило письмо из Института всеобщей физиологии.
На письме поперек конверта было подписано красным фломастером "Исключительно срочно! Крысы!!" Поэтому письмо, зарегистрированное обычным порядком, было в тот же день прочитано одним из клерков, отвечающих за почту. После чего попало в руки начальника отдела по работе с письмами. А оттуда к помощнику губернатора, к тому самому, толковому, который любил траурные пиджаки и галстуки.
В письме выражалась крайняя обеспокоенность научной общественности по поводу готовящейся акции. Говорилось, что до конца не изучено действие веществ, которые предлагает использовать Торба, на человеческий организм и организмы домашних животных. Сообщалось, что количества экспериментов проведенных в так называемой "Экспериментальной лаборатории передовых биохимических технологий" крайне недостаточно для сбора статистики. К тому же опыты непосредственно над крысами не проводилось вообще, а реакция крысиного организма, как известно, сильно отличаются от реакций других видов. Результаты опытов не были полностью опубликованы. В письме Торбу открыто называли шарлатаном, а его лабораторию - шарашкиной конторой, работающей за счет сомнительных частных пожертвований, и, более того, выражали сомнение в подлинности его кандидатской степени.
К письму была приложена статья из "Вестника Академии Наук", написанная независимым экспертом, профессором и доктором биологических наук, в которой также обсуждались эксперименты Торбы. Из статьи следовало, что опытов было всего семь. И всего один из них можно назвать стопроцентно успешным - обработку газом колонии тараканов из 480 особей. Через сутки тараканы начали поедать друг друга и вскоре практически полностью истребили сами себя. Притом, что два опыта дали катастрофические результаты - ондатры и песцы в результате воздействия есть друг друга не стали, но сделались крайне агрессивны по отношению к человеку, у них стремительно отросли зубы и когти и они скрылись из лаборатории, проделав за ночь лаз в шестидесятисантиметровой кирпичной стене.
"А главное, - писалось в статье, - крайне опасно само философское содержание метода. Ведь в борьбе за выживание в среде своих соплеменников, в схватке за то, кто кого сожрет, неизбежно будут побеждать самые сильные и кровожадные особи. А среди них - снова самые сильные и кровожадные. А потом опять. То есть применение подобного метода косвенным образом будет означать проведение в очень сжатые сроки естественного отбора среди опасных животных, отбора, который, как известно…"
В этом месте референт опустил бумагу и потер уставшие от чтения сложного текста глаза. Он некоторое время задумчиво разглядывал пятно на стене, которое осталось после отмечания нового года, и пытался сосредоточиться на сути письма.
"Возможно, это склоки и недоброжелательство завистников, - подумал референт. - Но, может быть, и нет".
Помощник еще некоторое время разглядывал пятно, которое формой напоминало не то поросенка, не то даму с очень пышными формами, и взвешивал на руке письмо.
Даже если в письме содержалось что-то дельное, давать ему ход было поздно. Заводы бытовой химии уже двое суток вырабатывали газ по рецептуре Торбы, газ уже был закачен в цистерны и готов к использованию. Химические подразделения воинских частей гарнизона уже выдвигались со своей техникой в помеченные на карте города точки. Машина антикрысиных мер уже была запущена. Правильно или неправильно - уже поздно было разбираться.
В конце концов письмо легло в папку с названием "Доложить по теме". Это означало, что о письме будет упомянуто во время очередного доклада на следующей неделе. То есть после завершения операции.
Если все пройдет хорошо, о письме никто не вспомнит. Если же что-то пойдет не так, то всегда можно будет сослаться на то, что письмо было принято и прочитано, но поступило оно слишком поздно для того, чтобы что-то изменить.
И вот, в ночь с пятницы на субботу в ста сорока точках в разных концах города в канализацию одновременно были опущены армейские шланги, через которые в течение пятнадцати минут под землю закачивался придуманный Торбой газ. После чего в городе, а точнее, на фронтах борьбы с крысами, наконец, наступило затишье. Сигналы от жителей старого фонда прекратились. Крысы перестали появляться на улицах. Усиленная охрана супермаркетов впервые за последние недели провела ночи спокойно. Власти кое-как перевели дух.
В преддверье встречи глав государств забот у городских властей и так было выше головы. Нужно было срочно подлатать дороги по пути следования кортежей, организовать транспорт, обеспечить безопасность, позаботиться о прессе и так далее и тому подобное.
2
Купленный Матросовым и Бэхой сурик отвезли в гараж, и в тот же день рабочие начали его обработку. На следующий день к ним с родины приехала подмога - работать стали в три смены, не прерывая процесс ни на минуту. К тому же ловкий Бэха устроил соревнование между сменами, объявил о премиальных лучшим - дело пошло и вообще бойко.
- Смотри веселее, Матросов! - заявил он. - До полного счастья осталось не больше двух суток!
Матросов, тем не менее, с каждым часом становился все более задумчивым.
О немцах и порошке узнавало все больше и больше людей. Неясные слухи, бродившие по городу, все усиливались и в какой-то момент, как и следовало ожидать, просочились в прессу. Появился один репортаж, за ним другой, а потом об аммоните стали писать все подряд.
Тон первого репортажа был серьезным. Журналисты рассказывали о крупном немецком концерне, который - в рамках международной экологической программы - скупает у населения вредные отходы бытовой химии. Эти отходы, попав в окружающую среду, представляют большую угрозу для человечества. Концерн скупает для дальнейшей переработки около десятка высокотоксичных веществ, в частности, двухвалентный аммонит свинца. А кое-кто из наших несознательных соотечественников приспособился подделывать этот самый аммонит. Как им только не стыдно и куда смотрит милиция.
Тему подхватили, и она обросла подробностями. Сообщалось, что несознательные граждане изготавливают аммонит из обыкновенного сурика. И теперь вместо того, чтобы собирать ядовитые отходы по помойкам и в быту, они, наоборот, производят их в огромных количествах, центнерами изводя полезное в хозяйстве антикоррозийное вещество.
Как и следовало ожидать, результат критики был прямо противоположным: появилось немало желающих тоже попробовать себя в качестве химиков-любителей. Почти все магазины сторойматериалов начали продавать сурик - и делать это с большим успехом. У дверей немецкой конторы, возле которой еще вчера скучал в одиночестве Вольфганг, выстроилась беспокойная очередь.
Тему раздували все больше и больше. И если серьезные издания вроде бы осуждали ловкачей, которые пытаются нажиться на благородном деле защиты окружающей среды, то в материалах бульварной прессы, которые один за другим начали выпекаться падкими на всякую чушь репортерами, интонация была иной. "Вы только посмотрите! - восклицали журналисты. - Ну до чего же ловок наш человек! Чего только он не придумает, чтобы по легкому заработать денег! А как здорово он дурачит туповатых, нерасторопных немцев!" За пару дней только ленивая газетенка не напечатала на своих страницах статью об аммоните, сопроводив материал доступным рецептом для тех, кто хочет поправить материальное положение - с указанием цен, пропорций, адресов и подробного описания того, как в домашних условиях превратить сурик строительный в двухвалентный аммонит свинца.
Когда первый репортаж об этом прошел по телевидению, Ксюша побежала разыскивать в больнице Матросова.
- Ты слышал? - стараясь не смотреть ему в глаза, спросила она.
- Что?
- Все вокруг только и говорят, что о ваших немцах!
Матросов небрежно пожал плечами. Что же теперь поделать? Пусть говорят.
- А что немцы? Вы узнавали? - беспокоилась Ксюша.
- Немцы только рады. Бэха сегодня ездил смотреть. Они расширили офис и наняли новых людей…
Ксюша кивнула. Это хорошо, раз так. Но ей показалось, что спокойствие и уверенность Матросова - напускные, а на самом деле он волнуется, и его беспокоит развернувшийся вокруг аммонита шум.
- Ладно, осталось недолго, - сказал Матросов. - Послезавтра все закончится.
- Да…
Оба поняли, что эту тему лучше не развивать. Разговорами делу все равно не поможешь, а нервозности прибавляется.
- А я сегодня забрала бабушку из больницы… - сообщила Ксюша.
- Это хорошо.
- У меня осталась почти половина от пяти тысяч, - сказала Ксюша. - Я могу тебе вернуть…
Матросов махнул рукой: не надо. Это ничего не изменит. И вообще, они об этом уже говорили.
- А как бабушка?
- Сидит, смотрит в одну точку… Меня узнает через раз…
Матросов кивнул. Он не стал больше ничего спрашивать. А Ксюша не стала больше ничего говорить.
- Скорее бы уже все это закончилось, - вздохнула она.
Матросов опять кивнул.
- Да.
Дело шло полным ходом. Бэха привез в гараж еще одну бочку для раствора и пять дополнительных электроплиток для выпаривания. Буквально на глазах гора красных мешочков с суриком таяла, а штабель аккуратно сложенных пакетов с аммонитом рос. Чутко оценив ситуацию, Бэха решил не ждать, пока будет переработан весь сурик, а сдавать продукт по мере готовности. Но оказалось, что на сдачу порошка немцам нужно записываться на три дня вперед, а потом каждые четыре часа отмечаться в перекличках, и даже шустрый Бэха не смог обойти этот порядок и записался только на воскресенье.