Супруга американца и японцы молчали - от удивления они разинули рты и не могли их закрыть. Веснушчатые внуки почему-то принялись дубасить друг друга.
Тут же под аркой, возле ресторана "Жорж Пятый" мы начали решаться в "пристеночек". Он ударил долларовой монетой, я размахнулся и швырнул десять франков. Монеты упали одна недалеко от другой.
- Тяни, Громила, - сказал я.
Он расставил ноги, набрал полную грудь воздуха, наклонился, но американские штаны были прочные - задница не проглядывала из них. Он начал растягивать пальцы ладони. Они были белы, ногти чисты и отполированы, но дотянуться от одной монеты до другой у него не получалось.
Я стоял, изумленный.
- Тяни, - кричал я, - не манкируй! Растягивай пальцы!
Но они не растягивались…
Я наклонился и что было сил потянул их - сначала большой, потом безымянный. Но пальцы не удлинялись - они заканчивались на первой фаланге…
Огромная толпа окружала нас. Никто ничего не понимал. Все с удивлением взирали на двух старых, толстых мужчин, бросающих монеты об стенку. Японцы возбужденно прыгали вокруг нас, щелкая затворами.
Я никак не мог поверить, что Громила не может дотянуться, что пальцы его перестали быть гупаперчевыми! Я не верил, что безразмерная пятерня исчезла!
- Давай снова! - шумел я, хотя понимал, что той подворотни не вернуть…
Мы были потными, мы бегали по соседним кафе, меняли купюры - и бросали все снова и снова. У Громилы ничего не получалось!
Наконец, мы остановились.
- Что с тобой, Громила? - спросил я.
Он печально смотрел на меня.
- Не знаю, Породистый, - сказал он, - что-то с ними стало. Может, результат эмиграции… Ты видишь, во что нас превращает время? Посмотри, каким я стал…
Он показал на свой живот.
- Не грустить, мистер Баранофф, - сказал я, - я еще толще вас!
- Вы, наверное, ели много сладкого, мистер Полякофф, - произнес он. - Я вас предупреждал - от сладкого толстеют… Куда это вы шлепали, шер мсье?
- Вы даже и не догадываетесь, - сказал я, - я все еще шлепаю на большую переменку, за пирожками с повидлом…
- Ах, огурчики мои, помидорчики, - грустно пропел Громила.
РОНДО-КАПРИЧЧИОЗО
За неделю до отлета Павла вызвали в суд.
В принципе ничего нового в этом не было - его регулярно вызывали гуда, в среднем каждую пятилетку.
Может, поэтому он так ненавидел пятилетки. А, возможно, его вызывали за то, что он ненавидел пятилетки? Сейчас трудно сказать, где причина - где следствие, но явиться туда за несколько дней до приземления на Земле Обетованной было несказанно обидно. Тем более, что Павел всегда ходил в суд, но не всегда оттуда возвращался. То есть возвращался всегда, но пять или десять лет спустя, - ему почему-го давали сроки, кратные пятилеткам…
Павел думал всю ночь и к утру вспомнил, что он уже не советский гражданин.
- Зачем мне идти в советский суд, - сказал он, - если я уже не советский? Я отказался от их гражданства, я заплатил за это 400 рублей, вот квитанция. Я гражданин Израиля.
Через час за гражданином Израиля пришли.
- Поезжайте сами, - сказал он, прощаясь, - я прилечу лет через пять.
Кабинет был знакомый. Новыми были только портрет на стене у следователя и сам следователь. Вы не заметили - следователи всегда похожи на портреты, которые над ними висят.
- Новенький, - покачал головой Павел, - давно работаете?
"Новенький" рылся в бумагах, не поднимая головы.
- До вас тут работал товарищ Ночкин, - заметил Павел, - и товарищ Блюм, и Прижоперский. Они все были из стали, эти товарищи. Где они?
- Прижоперского расстреляли, - ответил следователь.
- А Блюм?
- Блюм оказался сионистом.
- Вы не боитесь работать на таком опасном месте? - спросил Павел.
- Какое место не опасно? - спросил следователь.
- Тюрьма, - ответил Павел и затянулся, - уже не посадят! Вы бывали в тюрьме?
- По службе, - ответил тот.
- А, это не то, - протянул Павел, - это не то… Вы не могли б мне сказать, зачем вы меня вызвали? Из партии меня исключили в пятидесятом, все имущество конфисковали в 52-м, и последние зубы выбили в 53-м. Зачем меня можно вызывать?
- Вы помните общество "Пламя Революции"? - спросил следователь.
- Как же не помнить, - вскричал Павел, - замечательное общество. Он сгорело через два года после создания.
- Тем не менее, вы ему остались должны 15 тысяч рублей.
- Во-первых, не я, а семь человек.
- Все остальные умерли, - заметил следователь, - долг на вас. И вы его не отдали до сих пор.
- Я знаю, - сказал Павел, - вы думаете, ради этого я остался жив? Но как я мог отдать, когда оно сгорело?
- Общество сгорело, - согласился следователь, - но наше государство, слава Богу, существует! Вы меня понимаете?… - он проницательно посмотрел на Павла.
- Как не понять, - ответил Павел, - поэтому я и уезжаю…
- Почему - поэтому? - строго спросил следователь.
- Потому что общество сгорело, - разъяснил Павел.
- Так вот, - протянул следователь, - я надеюсь, вы помните, что Бог не впустил Моисея в Ханаан. Если вы не отдадите указанной суммы, - вам не видать Земли Обетованной, как Моисею!
- Во-первых, я не Моисей, - возразил Павел, - а вы - не Бог! Во-вторых, я впервые в жизни лечу на самолете. Вот билеты Ленинград - Тель-Авив. С посадкой в Вене. У иллюминатора. Я хочу посмотреть на нашу землю сверху. Мне кажется, что сверху она несколько симпатичнее, чем снизу. И вдруг эти 15 тысяч! Я за всю жизнь заработал не больше четырнадцати. Я был или на войне, или в тюрьме, где, как известно, - не платят.
Следователь хмыкнул.
- Послушайте, - произнес он, - Бог запретил Моисею войти в Ханаан. Но вы туда можете войти всего за 15 тысяч, - времена меняются… Ауффидерзайн.
Павел домой шел пешком. Он наслаждался свободой.
В кухне он застал убитую Киру.
- Выше голову, - сказал он, - никаких пятилеток! Всего 15 тысяч. - Он рассказал ей о "Пламени Революции".
В тяжелые минуты Кира гладила.
- Лучше б тебе дали пять лет, - вздохнула она, - отсидел бы - и мы бы уехали! А где мы найдем 15 тысяч?! Где ты их найдешь, когда ты за всю жизнь заработал 13!
- 14! - поправил он.
- … И у нас ничего нет, кроме билетов на самолет!.. Я продам глаз, - строго заявила она, - ты помнишь тот фильм, где Сорди продал свой глаз за миллион?
- Он был зорок! - возразил Павел. - Он видел далекий парус!
- Ты прав, мой глаз не видит фиги. Но не за миллион, за 15 тысяч. Или ногу?
- Кому нужна нога с водой в колене? - спросил он.
- Тогда…
- Оставь твое тело в покое! А заодно и мою рубаху. Ты гладишь ее четвертый раз. Она стала желтой. Выше голову, Кира! У нас впереди - неделя! Это гигантский срок! Мы за неделю взяли Берлин. За неделю мне дали десятку и послали на Колыму. Помпеи погибли за день. Нас ограбили за час! Это огромный срок - неделя!
- Если б у тебя еще была богатая родня, - вздохнула Кира.
- Хохомэ, - встрепенулся Павел, - кто видел деньги от богатой родни?! У меня в детстве было две тетки - бедная и богатая. Так у богатой я себя чувствовал бедным, а у бедной - богатым. Хохомэ! Дело не в том, что моя родня бедна, дело в том, что она укатила в Израиль.
- Если б у них в Израиле были доллары, - сказала Кира, - то у нас бы были рубли.
- Мне достаточно, что они счастливы! - сказал Павел.
- Счастье, - вздохнула Кира. - Деньги еще можно переплавить в счастье. Но счастье в деньги?…
Если первую ночь они думали, зачем его вызывают, то вторую - где взять деньги…
Стояли белые ночи в Ленинграде, когда пахнет сиренью и скорым счастьем. Когда сквозь белую дымку видишь мир прекрасным и добрым. И знаешь, что за всем этим что-то стоит, и что речной трамвай плывет в бесконечность. И что нету конца. В летнюю ночь чувствуешь, что нету конца.
- Тебе не кажется, что в молодости белые ночи светлее? - спросил Павел.
- Это все, до чего ты додумался? - спросила Кира. - И потом, я еще молода. И белая ночь светлее, чем прежде. Мы уедем, Павлик.
- В белые ночи ты всегда полна грез, - ответил он…
- У кого можно одолжить?! - спросил Павел. - Друзья наши умерли, другие уехали… Мне бы так не хотелось здесь умирать…
Кира поставила утюг и выдернула шнур из сети.
- Мы уедем, Павлик, - сказала она, - мы уедем, потому что у нас есть Шурик.
Шурик был богатым родственником Киры.
- Я не помню, - всегда говорила она, - то ли племянник, то ли зять…
- Какой зять? У нас разве есть дочь?
- Значит, племянник. Неважно. Важно, что у него миллион.
Все знали, что Шурик - подпольный миллионер. Он что-то делал с женскими кофтами - перекрашивал и пришивал ярлык "Кристиан Диор". Весь Невский ходил в его "Диоре".
- Я этому типу звонить не буду! - предупредил Павел.
- Почему? Что за принцип?! Мы ему пообещаем израильскую шерсть - и он нам одолжит эти гроши. Для него это гроши! Ты знаешь, сколько в Израиле баранов?! Шерсть там ничего не стоит.
- Даже при низкой цене на шерсть я этому жулику звонить не буду! Когда я сидел, он тебе предложил хоть одну копейку?!
- Павлик, опомнись, он тогда сидел сам. Как и ты!
- Прошу нас не сравнивать, - рявкнул Павел, - надо различать - за что! Я сидел за идеалы, а он за кофты!
- Ты еще не заметил, что кофты важнее идеалов? - спросила она. - У кого на Невском твои идеалы, и на всех - его кофты!
- Пусть он сгорит, твой зять, вместе с деньгами! - кричал Павел.
- У нас никогда не было дочери, - отвечала она, - это племянник.
- Пусть хоть деверь!
- Я кузен! - на пороге стоял Шурик. На нем не было лица.
- Что случилось? - испугалась Кира.
- Почему Павел дома? - спросил Шурик.
- А где я должен быть, шалопай?!
- В тюрьме, - ответил Шурик.
- Чего это вдруг?!
- Потому что меня сажают, - объяснил Шурик, - а нас всегда сажали вместе. Тебя на неделю раньше.
Павел посмотрел на Киру.
- Твой родственник прав, - сказал он, - меня посадят! Хотя у меня уже давно нет никаких идеалов.
- У меня тоже никаких кофт! - сказал Шурик. - Сейчас сажают ни за что! Сейчас сажают уже за то, что вы не даете взятку судье!.. Дикие времена! - кричал он. - Но, слава Богу, есть еще порядочные люди, на которых держится мир! Если до пяти я принесу башли - я спасен! Дайте мне 15 тысяч, дайте, вы же все равно уезжаете в Израиль.
В кухне повисла пауза.
- Шурик, - наконец, сказал Павел, - мы уедем в Израиль, если 15 тысяч дашь нам ты.
- Понятно, - кивнул Шурик, - нам надо искать тридцать!
- Пардон! - остановил Павел. - Никаких совместных поисков. Между нами нет ничего общего - я еду на Святую Землю!
- А куда я? - спросил Шурик - Или ты считаешь, что Колыма менее святая?! Там было больше евреев, чем во всем Израиле!
- Что будет, что будет? - запричитала Кира.
- Не надо волноваться, кузина, - успокоил Шурик, - я побегу - возможно, я что-либо найду. Но давайте на всякий случай попрощаемся, - он начал лобызать Киру с Павликом, - если не приду провожать - вы знаете, где меня искать…
Он вылетел пулей, его шарф, действительно от "Диора", развевался на ветру.
- Я не верю ни одному его слову, - бросил Павел, - он просто хотел нас обчистить перед отъездом и заодно не придти провожать! И у этого человека мы хотели попросить об услуге?! С такими просьбами надо обращаться к порядочным людям, к высоко моральным. - И он пошел звонить Колюне.
Колюня был международный вор на пенсии. Они когда-то вместе сидели в одной камере, и Павел обучал Колюню философии. В тюрьме Колюня без философии не мог. Когда его долго не сажали - он скучал по Сократу. Павел преподавал ему Гегеля.
Колюня прибыл на такси.
- Павлуша, ты не оплатишь? - поинтересовался он.
Павел понял, что дело плохо. Тем не менее, он изложил проблему. Колюня сидел задумчивый и ел ложкой кирино повидло.
- 15 тысяч - это банк, - печально покачал головой он. - Это Стройбанк Союза ССР, Невский, 34. А я уже восемь лет не при деле. Я потерял квалификацию, Павлуха, потому что настоящий вор - это скрипач, ниртуоз. Если он не играет день - видит только он, если два - профессионалы, три - его берут на месте преступления. Я был Яшей Хейфецем, Павлуша, где только ни взлетал мой смычок. Но представь себе Яшу Хейфеца, который не брал скрипку восемь лет.
Павел молчал, глядя на любителя философии.
- Но ради тебя, Павлуша, - сказал он, - я вернусь в искусство, только скажи, - я возьму скрипку. Ты любишь рондо-капричиоззо Сен-Санса? Я сыграю его для тебя в зале на Невском, 34! Только попроси.
- Никаких рондо, - произнес Павел, - никаких каприччиозо. Не укради, Колюня!
- Это разве из Гегеля? - заметил тот…
Колюня попросил оплатить обратный путь на такси.
- Вор на пенсии, - грустно вздохнул он, - нет более печальной картины.
После ухода Колюни они долго искали двести рублей, оставленные на последнюю неделю, на такси до аэропорта, на таможню.
- Я точно помню, - повторял Павел, - они лежали в боковом кармане, вот здесь.
- М-да, - вздохнула Кира, - он еще, кажется, может сыграть ронд каприччиозо…
- Надо звонить в Израиль, - сказал Павел, - может они что-либо придумают.
Израиль долго не давали. Наконец, в трубке послышался голос сестры.
- Файвел? - сказала она. - Очень кстати, что ты звонишь - захвати нам три очковых оправы, тут страшно дорогие оправы, ты слышишь?.
- Связь прервалась. Следующий разговор телефонистка обещала через неделю…
Наутро Павла опять вызвал следователь.
Подходя к дверям прокуратуры, он заметил удаляющуюся спину. Спина была невероятно знакома. Он никак не мог вспомнить - чья она…
- Ну что, нашли? - спросил следователь.
Павел размял "Казбек" и закурил.
- У меня было двести рублей, - сказал он, - сейчас нету и этих. Да еще три пары очков… Никуда я не уеду, никуда…
Следователь ласково смотрел на Павла.
- Уедете, - успокоил он, - пойдемте погуляем в садик, вы уедете… Он взял ничего не понимающего Павла за локоть и повел его в сквер у Финляндского вокзала.
- Вы какое любите мороженое, Павел Вениаминович?
- Пломбир, - сказал Павел.
Они сидели на скамеечке у вокзала и лизали мороженое.
- Уедете, - повторял следователь, - уедете. - Он внезапно достал сверток и сунул его в карман Павла:
- Можете не пересчитывать - пятнадцать!
Павел ошалел.
- Что это? - выдавил он.
- Что слышали!
- Зачем?
- Вы что, не знаете?!
- Я не возьму!
- Нет, возьмите!
- Это провокация!
- Это от чистого сердца.
- Зачем вы мне это даете?! - Павел пытался достать из кармана сверток. Следователь умело мешал.
- Чтобы вы мне их вернули в долларах, - сказал он.
Борьба прекратилась. Павел все понял, - это была спина Шурика, он узнал спину шурина и зятя.
- Почему вы мне доверяете, - спросил Павел, - я укачу - и пиши пропало. Ваши полномочия на Святую Землю не распространяются…
- Я вам верю, - сказал следователь, - вы честный человек.
- С чего вы взяли?
- Через меня проходят только честные люди, - признался следователь. - Вы сидели в тюрьме, вы исключены из партии, у вас нет денег - вы честный человек. Я вам доверяю.
- Спасибо, - произнес Павел. Он был тронут, - сразу же, как я соберу - я верну вам 20 тысяч долларов.
- Почему 20? - удивился следователь.
- По официальному курсу.
- Я не государство, - сказал следователь, - я честный человек, хотя в тюрьме бывал только по службе. Отдайте один к трем, то есть - пять тысяч.
- Десять! - возразил Павел. - Такому человеку я отдам десять!
- Только пять.
- Нет, десять!
- А я вам говорю - пять!
- Вы меня обижаете, - вскричал Павел, - у Шурика вы взяли 15, а у меня не хотите каких-то десяти…
Павел почувствовал, как уходит Святая Земля под ногами.
Следователь побелел. По его подбородку тек сливочный пломбир.
- М-м-ожжет, хотите эским-мо? - заикаясь, спросил Павел.
- Не надо мне вашего эскимо! - обиженно ответил следователь. - Я спас человека. Вы понимаете? - его голос тоже дрожал.
- С-спасиб-бо, - ответил Павел, - и м-много ж-жизней в-вы с-спасли?!
- Так, - протянул следователь, - т-так… Вы когда уезжаете на Святую землю…
- Ч-через пять дней, - выдавил Павел.
- Я бы мог вам устроить билеты на завтра, - пообещал следователь.
- Премного благодарен, - сказал Павел, - хотя из страны, где такие следователи, не хочется уезжать.
- Уезжайте, уезжайте, - успокоил следователь, - и побыстрее. Значит, на завтра!
- Хорошо, - сказал Павел и протянул следователю сверток.
- Дайте только расписочку.
- За что? - не понял следователь.
- Что я вернул 15 тысяч.
- Нет, нет, это не мне, дорогой, это "Пламени Революции".
- Той самой, что сгорела в 29-том?
- Ну, естественно.
- Так как же я могу ей вернуть?!!
- А как мы реабилитируем мертвых? - спросил следователь. - Как им возвращаем жилплощадь? Как им выплачиваем компенсации? Подумаешь, вернуть деньги исчезнувшей организации! Вот вернуть исчезнувшие деньги!..
Если вторая белая ночь прошла в мыслях, у кого одолжить деньги; то третья - кому их вернуть.
Город был полон света. Где-то играла гитара. Пахло Невой.
- Что мы ломаем голову? - наконец, сказала Кира. - Надо найти организацию, кому подчинялось это "Пламя", и отдать эти деньги ей!..
"Пламя Революции" подчинялось "Костру Октября", который сгорел в 31-м.
- Не вешать голову! - сказала Кира. - Найдем, в чьем ведении находился "Костер".
"Костер Октября" находился в ведении "Искры Коммунизма", сгоревшей годом позже.
Что бы они потом ни находили - все превратилось в пепел. "Звезда большевизма", "Светлый путь", "Путь Ильича", "Несгораемые сердца" - все сгорело: кроме маршала Буденного, которому подчинялось все, что превратилось в золу. Но и его не было - он не сгорел - он умер…
Деньги отдать было некому. Вопнярские поняли, что никуда не уедут Следователь звонил по нескольку раз в день:
- Ну, нашли?
- Где? Все сгорело. Буденный умер.
- Я не могу все время менять вам билеты! - говорил следователь.
С огромной суммой они носились по Ленинграду. Предлагали Стройбанку, Управлению финансов, налоговому ведомству. Всем нужны были деньги, но никто не брал - никакого отношения к "Пламени Революции"!..
- Давай рискнем! - сказал Павел. - Давай поедем в аэропорт. И улетим. Куда-нибудь мы обязательно улетим. Или в Израиль - к моей сестре, или на Колыму - к твоему Шурику. Всюду есть родственники… Хотелось бы, конечно, в Израиль, потому что Колыму я уже видел…
Белой ночью понеслись они в аэропорт. Медный всадник скакал в ночном безмолвии.
- Арестуют - так арестуют, - говорил Павел, - я хочу посмотреть на землю сверху.
- Зачем ты взял деньги? - шепнула она ему. - Что с ними делать в Израиле?