- Я должен. Мне надо знать. Хочу умереть настоящим мужчиной. И обязуюсь, больше никогда об этом не упоминать. Строго между нами. Но ты обязан мне рассказать: она так же хороша, как выглядит?
- Клив!
- Ну, естественно. Так я и знал. Расскажи мне подробности.
- Клив!
- Господи! Хоть чуть-чуть. Что-нибудь! Она холодная или горячая? Бреет волосы на лобке?
- Клив! - Джон попытался его оттолкнуть.
- Даже не говори. Просто кивай. Или только смотри, если я угадал. Это она на тебя насела? Она пихала палец тебе в зад и массировала простату, точно это большое головоногое?
- Моя простата не похожа на большое головоногое. Господи Иисусе, Клив!
- Именно! Так и говори: "Господи Иисусе", если я угадал. Ты поимел ее раком? Она раздвигала свои прекрасные ягодицы? А плотненькая, влажненькая вульвочка смотрела на тебя, как морской моллюск? Когда ты в нее вошел, она вопила, точно голодная серебристая чайка? - Клив заговорил хриплым шепотом: - Она тебя умоляла? Ну, признайся мне, Джон.
Джон закрыл лицо руками и застонал.
- Не покидай меня, Джон. - Клив потряс его за плечи. - Продолжай. Так близко к богине мне никогда не подойти. Хватит до конца жизни для долгих зимних мастурбаций. Признаю, я зануда. Так сжалься над несчастным занудой. Как насчет оргазмов? Были? Ну конечно, ты ведь такой жеребец. Один или много?
Джон оттолкнул его в сторону к стене, но рука с отчаянной поспешностью ухватила за горло.
- Клив, это ненормальность. Ты ненормальный. Я в глубоком дерьме, а ты валяешь дурачка-онаниста.
Они ковыляли по комнате: Джон тяжело впереди, Клив, хватаясь за грудь, поспевал сзади - лицо красное, губы и глаза сальные.
- Она садилась тебе на лицо и ерзала своими душистыми, мохнатыми гениталиями, пока ты не чувствовал, что тонешь в вожделении? А еще?..
- A-а! На помощь!
- Она брала в рот? Конечно, брала. "М-м… Какой вкусный горячий мужской сок". И выпускала по капле из уголка губ. А потом тащила тебя в душ, намыливала задницу и скромно говорила: "Джон, почему ты не трахаешь сюда? Здесь каждое отверстие - твое". А свои белые, влажные трусики? Пихала тебе в рот? Привязывала к стулу чулками? Делала тебе на член кольцо из старой подвязки, а сама ложилась и возбуждала себя электрической зубной щеткой?
- Чем это вы тут занимаетесь? - В дверях стояла миссис Пейшнз.
- Обсуждаем список кандидатов на Букеровскую премию. - Клив нехотя отпустил Джона.
- А в магазин вы не хотите вернуться? Там покупатели. Один человек спрашивал француза по фамилии Беллами; говорит, что классик. Я посмотрела, у нас вроде нет. Попробуйте продать ему что-нибудь еще.
Ощущая всю нелепость происходящего, Джон снял с полки тонкую книжицу в мягком переплете и решительно двинулся в зал.
Миссис Пи стояла за прилавком и разговаривала с одутловатым студентом.
- Это Джон, он вам поможет, - произнесла она без особой надежды.
- Вам, случайно, не это нужно? Ги де Мопассан?
Студент улыбнулся, сказал спасибо и вышел.
- При чем здесь Мопассан? - возмутилась миссис Пи. - Он не упоминал никакого Мопассана. Говорил про Беллами. Чем больше я варюсь в этом бизнесе, тем тверже убеждаюсь: книги для человека вредны - засоряют мозги. Все вы, заядлые читатели, полоумные, замкнулись в собственном мирке со своими Мопассанами и Беллами.
Отворилась дверь, и через магазин прошествовала возвратившаяся после перерыва Дороти. Не говоря ни слова, она подошла и наотмашь ударила его по лицу.
- Сукин сын. Настоящий сукин сын. Как ты мог? Похотливое дерьмо!
- Вы все ненормальные, окончательно, безнадежно и бесповоротно ненормальные! - неодобрительно воскликнула миссис Пи.
Джон мялся возле прилавка.
- И что теперь? - Дороти сунула ему в руку газету. - Полюбуйся: ведь это ты. А другая - та самая Ли Монтана, что была здесь. Бедная Петра. Что это тебя понесло?
За ее спиной, маниакально ухмыляясь, Клив изобразил шесть-семь эротических поз и приемов.
- После работы Петра будет ждать тебя в кафе, хотя я ее отговаривала. - Дороти была готова разреветься. - Убеждала, что ты того не стоишь. Но она хочет поговорить. Ты так сильно ее обидел, что на ее месте я бы вырвала тебе яйца вместе с селезенкой. Так что придумывай свои жалкие извинения. Подонок!
Джон ничего не ответил. Зачем? Просто стоял и смотрел на двух разъяренных женщин, чьи лица так неодобрительно хмурились.
Остаток дня Джон провел кое-как: жался по дальним углам и в закутке туристических путеводителей, деловых учебников и философских трактатов нового времени. Миссис Пи рассердилась не на шутку. Вся ее горечь и чувство унижения по поводу бегства мистера Пи с субботней помощницей вспыхнули с новой силой и обратились на магазин. Дороти вела себя высокомерно, а Клив подмигивал, подталкивал локтем и хихикал, что было еще того хуже.
Петра сидела за одним из трех столиков крохотной кафешки, где отпускали продукты на дом и где они обычно собирались выпить капуччино, который означал конец рабочего дня продавцов. Она выглядела смуглее обычного, какой-то высохшей, по-опасному хрупкой. Черные глаза прятались под покровом век. На губах горькая беззащитная улыбка. Петра стряхивала пепел после каждой затяжки, и только это свидетельствовало о ее волнении.
- Привет. - Джон сел напротив, на мгновение встретился с ней взглядом и отвел глаза. - Извини. Мне правда очень неприятно.
- Брось, Джон. - В голосе Петры послышалась дрожь. - Заткнись, и все. - Щелчок по концу сигареты. Еще щелчок. Обоюдоизматывающее молчание, а затем успокаивающее: - Ты меня любишь?
- Да, да, конечно. - От этого вопроса Джон вскинулся, словно загнанный лис, который ныряет в дренажную трубу, совершенно не раздумывая, куда она приведет и не ловушка ли на другом конце. Джон прокручивал в голове сценарии их встречи, но ни один не предусматривал разговора о любви. - Конечно. Ты сама прекрасно знаешь. Послушай, на фотографии вовсе не то, что на самом деле.
- Ты ее трахал?
- Все было вовсе не так.
- Ты ее трахал?
- Да.
- Сколько раз?
- Ну, два, вроде как полтора.
- Значит, у вас было свидание в течение одной ночи?
- Да. Именно это я собирался тебе объяснить. Одно-единственное глупое свидание.
- Заткнись! Я не желаю ни твоих объяснений, ни твоих извинений. Сделал из себя дурака! Публичного дурака!
- Дурака? - искренне удивился Джон.
- А как же. Полного кретина. Но тебе не привыкать. Снимают, как шлюху в диско. Помяться и позабавиться. А тебе не кажется, что ты немного староват, чтобы тебя хватало на всех? А поскольку ты мой дружок, это плохо отражается на мне. Да, я обижена, но еще больше рассержена, что ты такой слабый болван. Как ты полагаешь, зачем ты ей понадобился?
- Ну… - промямлил Джон, изо всех сил стараясь не возражать, - наверное, ей было одиноко, тоскливо. Не знаю. Мы много не разговаривали.
- Надо бы тебя бросить. Но ты меня любишь, а я к тебе привыкла. Дороти советовала тебя кинуть, но это потому, что она сама положила на тебя глаз.
- На меня? Дороти? Но она же твоя лучшая подруга.
- И что с того? Положила, потому что ты мой. Так обычно случается у лучших подруг. Она доверяет моему вкусу и моим суждениям. Но мы сейчас не о том.
Не в состоянии до конца поверить в происходящее, Джон смотрел на Петру широко раскрытыми глазами, почти в восхищении. Ее эгоизм воодушевлял.
- Спасибо… ну… за то, что ты смотришь на все таким образом. Обещаю, больше такого не случится.
- Естественно, не случится. - Петра воздела глаза к потолку и тихо рассмеялась.
- Значит, все останется по-прежнему? Плохое забыто?
- Нет, нет и нет. - Петра фыркнула и одновременно усмехнулась. А потом театральным жестом, который получился, впрочем, не совсем, закурила сигарету. - Нет, Джон, ты так просто не выкрутишься. Ты потерял доверие. Теперь вводятся новые правила.
- Правила?
- Прежде всего никому об этом ни слова. Никакого хвастовства и дурацкой мальчишеской бравады.
- Конечно. Я и не мыслил…
- Ты, вероятно, нет. А Клив, Дом и Пит - да. Мне только не хватало, чтобы меня жалели. Ты понял? Я не ревнива. Не то что эти кукольные, слабые фифочки с экрана. Жертвой становиться не собираюсь. Долбаная жертва - это ты! И я хочу, чтобы все об этом знали. И второе: я постоянно должна знать, где ты находишься. Никаких оправданий насчет сочинения стихотворений. Я тебе больше не верю.
- Да… то есть нет… Я понимаю…
- И последнее, твое наказание - лекарство.
Джон поежился от леденящего тире между наказанием и лекарством.
- Петра… а нельзя без этого… мне и так было плохо. Миссис Пи на меня разозлилась, Клив совсем ополоумел, а Дороти ударила.
- Знаю, это ее аванс.
- Не аванс, а пощечина. Чуть не сломала мне нос.
- Именно аванс. Ты ничего не понимаешь. А теперь слушай, в чем твое наказание: я имею право на одно совокупление на стороне.
- Как ты сказала, дорогая?
- Такова сделка. Если мне кто-нибудь приглянется, я его поимею. А потом сообщу тебе и всем, кому сочту нужным. А тебе придется проглотить. Так что готовься, дорогой Джон. Девушка, которую ты любишь, переспит с другим, и это твоя вина. - Петра наклонилась через стол, сжала кулаки и проговорила сквозь зубы: - Этим человеком может оказаться любой: твой приятель, или огромный чернокожий мотоциклист, или кавалерист лейб-гвардейского полка. И каждый будет лучше тебя, что, впрочем, не слишком трудно. Только знай, это обязательно случится - тогда поймешь, каково мне сейчас. Уразумел? А теперь время, пошли.
- Пошли? Куда? Я думал, мы наберем еды и посмотрим телик. Или я отправлюсь домой. Я в самом деле никакой.
- Ну нет, Джон. Мы идем в паб.
- Петра, я правда никого не хочу видеть. Я буду смущаться.
- Мне начхать на твое смущение. У тебя больше нет прав. А я не собираюсь прятаться, чтобы люди подумали, будто я реву в подушку. Мы идем в паб: я буду душой компании, а ты - кающимся грешником. Поднимайся. - Петра встала. - Поцелуй меня, гадкий мальчик.
Джон толкнул дверь "Магги", и на него налетел знакомый шум, как неряшливый, вонючий мужик. Полдюжины привычных лиц обернулись и уставились на него.
- Ба! Посмотрите, кто к нам пришел! Не могу поверить! - завопил бармен Шон. - Хрен тут поверишь! Американский жиголо из Шеферд-Буша собственной персоной! Наш домашний гроза голливудских звезд. Всем встать, смирно!
Мужчины в баре издали горловой звук, который обычно приберегают для комментария эрекции и всяких приятных непристойностей. Петра выдержала два такта и, словно ассистентка фокусника, возникла из-за плеча Джона. Ее выход произвел впечатление. Острый подбородок нацелился на присутствующих, жаркие, будто напалм, глаза испепелили зал. Шум моментально замер.
- Петра, дорогуша, привет. Не ожидали тебя увидеть. Не ожидали увидеть вас вместе. Думали, что ты его укокошила.
- Зачем, Шон? Я пользуюсь его яйцами в качестве мягкой подстилки. Избавлюсь от этого, придется заводить другого. А какой толк - все вы одинаковы. От этого я по крайней мере знаю чего ждать. Ну, сукин сын, тащи выпивку. - Она направилась к столу, где сидели Пит, Дом и Клив.
А Джон вильнул к бару.
- Что будешь заказывать, жеребчик? Медленный, уютный коитус себе и мышьячок даме?
Сидящие в пабе прыснули.
- Будь добр, Шон, две пинты.
- Тебе в кружке или будешь пить из сапога Петры?
- Отстань, Шон.
- Вона как! Только имей в виду, потом мы с тобой все равно побалакаем, сам понимаешь, шельмец, о чем. Уж эти мне тихони. Скажи, Билл. Везде они пролезут. Вот если бы твоя Мардж обнаружила фотографию, на которой ты лижешься с Мишель Пфайфер, что бы она сделала? Попробуй ответь. Она бы бросила принимать ЛСД. Вот что бы она сделала. Согласен?
Петру за столом оглаживали все трое мужчин. Когда Джон подошел, они отодвинулись и уступили ему место. А Клив положил им обоим руки на плечи.
- Я рад, что вы решили это дело по-взрослому.
- Надеюсь, ты сознаешь, какой ты счастливый, - вставил Дом.
- Потому что твоя девушка Петра, а не кто-то еще, - уточнил Пит.
- Вы не против, если мы не станем об этом говорить? Дело касается меня и Петры. И мы все уже обсудили.
- О’кей, поговорим о чем-нибудь другом.
Минуту-две все старательно пытались отвлечься от мысли о том, как Джон целовал Ли.
Потом Петра весело спросила:
- Так как, Клив, с кем мне ему изменить?
Приближался час последних заказов, и в компанию вернулось обычное настроение с прежними обыденностями. А когда прозвенел первый звонок, к их столу подошла деловая красивая девушка в очках, с дорогой короткой строгой стрижкой и с увесистой сумкой через плечо.
- Вы Джон? Джон Дарт? - улыбнулась она и вынула из сумки блокнот на пружинке. - Джульетта Бландон, "Дейли мейл". - Девушка протянула руку, и сидящие за столом поразевали рты.
- Мне нечего сказать. Знаете, я не очень интересен.
- А мой редактор так не считает. Меня отправили специально, чтобы отыскать вас. Фотография, смею сказать, произвела шум. Понимаю, что навязываюсь. Если бы дело было во мне… но дело не во мне. Знаете, Джон, без протокола, вся Флит-стрит сходит с ума, хочет узнать, кто вы такой. Ли Монтана - большая величина. Мне не следовало вам это говорить. Дайте пару цитат, все что угодно, и с делом будет покончено. Тема для любого будет убита. И не надо никакой грязи.
Джон в отчаянии посмотрел на окружающих. Но они никогда не сталкивались с новостями, пока те не воплощались в напечатанные строки, и теперь чувствовали себя участниками событий и с интересом следили за тем, как создается сенсация. Петра улыбалась своей невеселой улыбкой.
Журналистка тем временем продолжала свободным, доверительным тоном:
- Вы сможете контролировать абсолютно все. Я запишу именно то, что вы скажете, а вы проверите. Я здесь не для того, чтобы выворачивать вас наизнанку, честно. Подсоберу кое-что, но опять-таки только то, что вы захотите. Приятное, по вашему усмотрению. И делу конец. Так вы мне поможете, Джон? Пока подумайте. А я пойду принесу выпивку. По пинте?
- С запивкой, - вмешался Клив.
- Прекрасно.
- Виски. По большой.
- Боже, что же мне делать?
- Ломаться. - Клив казался по-настоящему возбужденным. - Она еще не вытащила чековую книжку. Спроси о начальном предложении, или мы пойдем в "Экспресс". Она сама признала, что все охотятся за твоей историей. Позволь мне все устроить. Двадцать процентов - и я организую выгодную сделку.
- Нет, Клив.
- Ну ладно, десять.
- Заткнись.
Петра закурила сигарету.
- Джон, ты помнишь, что обещал? - Она выпустила к потолку струйку дыма, изображавшую неподдельную угрозу.
- Ты не упомянешь о нашем представлении? - попросил Пит.
- Так, мимоходом, - поддержал его Дом.
Вернулась Джульетта Бландон.
- Вот вам ваше пиво и запивка. Бармен сказал, что вы поэт, Джон. Что-нибудь опубликовали?
- Да. "Камень-неудачник".
- Стихи о любви?
- Нет. Может быть, парочка. Это скорее наблюдения, некоторые из них о любви.
- Вы работаете в книжном магазине?
- Да. Только, знаете, я в самом деле не хочу об этом рассказывать. Я понял все, что вы сказали, однако…
- Сколько? - буркнул Клив. - Сколько вы готовы заплатить? Зелень на бочку, не то мы пойдем в "Экспресс" и продадим им эксклюзив.
- А вы кто такой?
- Клив, товарищ Джона и что-то вроде его агента.
- Вот что, Клив, вы правильно сделали, что спросили. Но продажа темы - довольно хитроумное занятие. Если вы просто говорите фразу-другую - ваше дело, что мне сказать. Но если намереваетесь продать материал - совсем иной оборот. Мы подписываем контракт, и газета делает все, чтобы деньги того стоили, потому что это деньги ее подписчиков. Редактор потребует поцелуев, интимных подробностей и бесед в постели. Вы этого хотите? Я могу позвонить. Но знаете, Джон, - ее свободный оксбриджский доверительно-убеждающий тон снова стал таким, как если бы Джульетта говорила вне протокола, - между нами - редактор меня бы вышиб, если бы узнал, что я это сказала, - мой опыт подсказывает: ни один человек, продавший материал, не ощутил себя счастливым. Человеком движет корысть. Но суммы не так велики, как кажутся. Не верьте газетам. - Она заговорщически рассмеялась. - Пара сотен не лотерейный куш. Так как вы познакомились с Ли?
Джон опустил глаза в рюмку с виски. Истина в вине.
- Без комментариев. - Штамп прозвучал глупо и претенциозно, будто он изображал из себя министра правительства или судебного адвоката, а не был ущербным волокитой из паба.
Джульетта кивнула с мягким профессиональным пониманием.
- А вы, должно быть, Петра, подруга Джона.
- Да, он мой приятель. - Брови Петры изогнулись в гримасе, которая означала: "Только между нами, девочками".
Джульетта поняла намек, положила блокнот на колени и вытащила из пачки Петры сигарету.
- Можно? Ты, наверное, немного взбесилась. Я бы его убила.
- Могу до сих пор. Но он вернулся с поджатым хвостом. И теперь у него испытательный срок.
- Потрясающе.
- Он бросил ее и попросил принять обратно. А у меня к нему слабость.
- Бросил Ли Монтану?
- Да. Сказал, что под штукатуркой и губной мазюкалкой она настоящая выдра. И с самомнением, как калифорнийская Опра Уинфри.
- Это правда, Джон?
Петра пнула его под столом.
- Помнишь, что ты говорил, дорогой?
- Не имею к этому никакого отношения. - Он обхватил голову руками.
Шон прозвонил час закрытия.
- Он запутался, а знаменитая женщина воспользовалась. Шалунишка, я его потом отшлепаю.
Девушки рассмеялись. Но хотела этого одна Петра.
- Это все. Вы мне скажете возраст, написание имен и все такое прочее?
- Мы Дом и Пит, - встряли Дом и Пит. - Актеры. Вы не упомянете о нашем представлении? Где-нибудь походя, между прочим?
- Разумеется. Кстати, Петра, а он хороший поэт?
- А кому какое дело? - Петра допила из рюмки Джона.
Джульетта поднялась и подошла к длинноволосому, неряшливому на вид парню. Облокотилась о стойку, что-то сказала, и они оба вернулись к столу.
- Всего парочку снимков, вы позволите?