- Конечно, конечно, - согласился майор, вышел из-за загородки, прошелся вдоль скамьи, внимательно вглядываясь в Сольцева, он начал снизу, провел взглядом по кроссовкам, по бежевым брюкам из плащовки, на коленях которых остались пятна от падения на дорогу, а затем сказал: - Это ваше право - знать… Так вот, вы подозреваетесь в покушении на изнасилование и… - сделав паузу, - в нанесении тяжких телесных повреждений. Но… женщина осталась жива… Это ваше счастье или несчастье. Жизнь покажет.
- Вы с ума сошли! - воскликнул Сольцев, воскликнул властно, даже приказно, никакой паники или даже замешательства не было в его словах, и это вызвало усмешку у белобрысого майора, видимо, эта усмешка еще более рассердила Сольцева. - Вы заглядывали в пропуск?.. Надеюсь, вы понимаете, что сейчас делаете? Я через двадцать минут обязан быть на испытаниях. Без меня их не проведут. - Он внезапно вскочил, кинулся к перегородке. - Дайте телефон.
- На место! - Окрик был такой силы, что Сольцев вздрогнул.
Ступин успел подскочить и водворить его на скамью.
- Мы тянуть не будем, - деловито на этот раз сказал майор. И неожиданно повернулся к Виктору: - Как там Нина Васильевна? На ногах?
- Только начала подниматься.
- Ясно, - сказал Ступин. - Будем проводить опознание в больнице.
Майор взял бежевую куртку, повертел:
- Лейтенант, дайте команду найти ребят в похожих куртках… Ну, сам знаешь, а я сейчас позвоню главврачу. - И он снова повернулся к Сольцеву: - У нас есть двадцать четыре часа или десять суток. Таков закон. Но, как видите, мы идем вам навстречу. Через полчаса, чуть более, все станет ясно… Мы действуем точно по закону. Коль вы подозреваетесь в таких преступлениях, мы не можем иначе. - Он повернулся снова к Виктору и Гоше, сказал просто: - Спасибо, ребята. Дальше мы уж сами… Идите.
Но Виктору не хотелось уходить, он было раскрыл рот, майор его сразу же понял и сказал:
- Не положено, Талицкий… Не положено. Будь здоров. Да и Семгину, наверное, надо торопиться. Все.
Виктору и Гоше ничего не оставалось, как уйти. Он обернулся, чтобы напоследок взглянуть на этого Сольцева. Тот сидел прямо, неколебимо, но в этой его позе проглядывалась искусственность. "А крепкий малый", - подумал Виктор…
Они вышли из милиции. Виктор хотел вдохнуть свежего воздуха и только сейчас по-настоящему почувствовал, какую силу набрала жара, деревья через дорогу стояли с обмякшими листьями, и даль была нечеткой, расплывчатой. Гоша стоял задумчивый, лицо его было необычно бледно.
- Что с тобой? - спросил участливо Виктор. - Перепсиховал, что ли?
Гоша помолчал, вытер рукой подбородок, вздохнул тяжело.
- Сольцев, - проговорил он задумчиво. - Кажется, мы влипли с тобой…
- Ты о чем? - удивился Виктор.
- Ты что, не знаешь, кто Сольцев?
- Ну, у директора нашего такая фамилия. Ну и что?
- Дурак! - вдруг зло крикнул Гоша, и это было так на него не похоже, что Виктор невольно отшатнулся. - Владимир Николаевич… А министр, брательник директора, - Николай Евгеньевич. Понял?
- Да я и не знаю его, - ответил Виктор. - Мне-то что…
- Это же, может, сын его!
И тут же Виктор подумал - ведь не случайно ему показалось, что прежде видел парня, но он упрятал подальше эту мысль, забеспокоился о Гоше, прежде он никогда не видел его таким. Казалось, этого крепкого, всегда уравновешенного мужика ничто не может выбить из колеи, он умел быть невозмутимым, спокойным, мог радоваться, веселиться, но злым видел его Виктор впервые.
- Хорошо, - сказал Виктор, - пусть сын. Тебе-то что?
- А то! Я ведь возил Николая Евгеньевича. Этот Сольцев уж очень похож… Правда, у министра усы… Уж очень похож. Выходит, он племяш моего шефа.
- Да при чем тут шеф! - вдруг обозлился Виктор. - Пусть этот гад - сын самого президента Штатов, но если он сволота… Не бойся, разберутся.
- Да не будут они разбираться! - вдруг в отчаянии крикнул Гоша. - Ты что, с луны свалился? Когда с министерскими сыновьями разбирались? Концы в воду. И точка.
- Ну, это мы поглядим.
- Вот и поглядишь.
- А ты-то что труханул?
Гоша поправил очки, сжал кулаки, но не для того, чтобы ударить, а скорее, чтоб сдержать себя.
- Я когда-нибудь трухал?.. Мне моего шефа жаль, дура. Человек столько перемучился, а сейчас… Ты вперед глянь. Ведь к нему кинутся. Он в наших местах - бог… Вот увидишь, кинутся.
- Не психуй, - устало сказал Виктор. - Поехали, потом разберем, а то ведь тебя и хватиться могут…
Гоша вздохнул и покорно пошел к машине.
Глава четвертая
1
Николай Евгеньевич не раз встречался с тем, что люди, которых он считал преданными, внезапно оборачивались на каком-нибудь крутом повороте чуть ли не лютыми врагами, наливались такой ненавистью и гневом, что он только поражался: сколько же неприязни они накопили в себе, пряча ее за хорошо отработанной доброжелательностью. Если Николаю Евгеньевичу удавалось отбиться, - а чаще всего так и происходило, - то эти же самые люди кидались к нему, чтобы снова восстановить былые отношения, прибегая к извечной, гибкой формуле "бес попутал". Постепенно Николай Евгеньевич утратил веру ко всем, кроме брата, и известный чиновный лозунг "доверяй, но проверяй" стал для него вовсе не пустым звуком, потому-то происшедшее с Крыловым - человеком, вместе с которым был разработан не один успешно воплощенный в жизнь план, вовсе не застал его врасплох.
Да, за спиной Николая Евгеньевича созрел заговор. Видимо, чем-то не вписался он ныне в общую управленческую структуру; впрочем, он и прежде был неудобен, но сумел найти свою нишу, и с ним смирились. То, что не удалось сделать павшим китам-хозяйственникам, могучим самодержцам важнейших отраслей, пошедшим на Николая Евгеньевича со свойственной им нахрапистостью в лобовую атаку, видимо, решили проделать новые руководители, которые в чем-то зависели от него. Более молодые и изворотливые решили прибрать его к рукам иным способом: втянуть в дела с дурно пахнущей валютой. Как им удалось заполучить Крылова - дело темное, в нем копаться не следует, ведь есть множество способов купить человека, на какой крючок тот клюнул - это уж за ним, да сейчас и не важно, кто кинул крючок, главное - обезопасить себя, и Наташа права: сделать это нужно опережающим ударом, тогда проявятся и реальные противники. А они могут располагаться где угодно, вплоть до помощников, окружавших белоголового верховного старца. Уж ему ли этого не знать! Да и сам этот белоголовый прежде легко действовал от имени высшего руководства, и нередко ему удавалось воплощать в реальность свои личные замыслы.
Помощники, помощники… Николай Евгеньевич взял себе молодого, лет тридцати пяти, был он паточно вежлив, старателен, делал карьеру всерьез, его голубенькие глазки прозрачны, рыженькие усики тонко подстрижены, полосатенький костюм аккуратно отутюжен. Недели не прошло, как он принес Николаю Евгеньевичу пухлое досье на Крылова. Ничего не скажешь, бородач был мастер своего дела: трижды у него шуровало ОБХСС, дважды народный контроль и, кроме мелочевки, ничего не нашли. "Ну, тем лучше", - подумал Николай Евгеньевич. Изгнание Крылова должно было произойти внешне как знак особого доверия.
В Якутии лет пять назад пустили новый завод отрасли - строить его там особой нужды не было, но Госплан по каким-то своим соображениям иного места не дал, - сменились на заводе уже три директора, обком заволновался, упрашивал Николая Евгеньевича найти крепкого человека, давили и из ЦК, и, конечно, отправка туда такой крупной фигуры, как Крылов, может быть только поддержана. Но для Крылова то был удар мощной силы: у него в Москве отличная квартира, молодая красавица жена, множество знакомств и в театральных и литературных кругах; Крылов любил устраивать приемы, гордился широтой своей жизни. Но… отказаться он от поездки в Якутию не сможет. Как он откажется? Завод там солидный, важный, для жилья директору приготовлен особняк, квартиру в Москве за ним оставят, поработает лет пять, поставит завод, вернется с почетом, а может быть, уж и на пенсию. А если откажется… Ну, все знают - это конец. Мера была крутая, но иного тут не дано, бить, так уж наверняка…
Приказ был напечатан, лежал в папочке на столе у Николая Евгеньевича, Крылов был приглашен на пять часов вечера, время выбрано не случайное - конец дня, пока Крылов будет тут бушевать, - а особенно бушевать ему Николай Евгеньевич не даст, он умел быть крутым, если надо, все же единовластный хозяин отрасли. Это не важно, что над ним еще целая лестница начальников, но директора заводов в его безраздельном подчинении, хотя многие из них думали не так, но все же власть в его руках, и он ее не выпустит, пока сидит на своем месте.
Однако же Крылов ввалился к нему в одиннадцать, едва Николай Евгеньевич провел короткое совещание, ввалился, пробившись, видимо, без труда через секретариат, и по его надутому виду, как он шел, покачиваясь, неся грузное тело, обтянутое синим модным пиджаком, выставив вперед лохматую бороду, Николай Евгеньевич понял: Крылов извещен и готов к схватке, момент неожиданности упущен. О приказе знали помощник и машинистка. Кто из них сообщил Крылову? Не важно. Сегодня же тот и другой расстанутся со своим местом: машинистка уйдет в бюро, помощнику найдут занятие в каком-нибудь отделе, в выяснениях нет нужды.
Крылов дошел до стола, плюхнулся в кресло, взял бутылку боржоми и выпил прямо из горлышка, широко разевая рот, но все же несколько капель упали ему на бороду, жемчужно сверкнули.
- Я звал тебя в семнадцать, - сухо сказал Николай Евгеньевич, - а сейчас мне надо будет уехать.
- Ясно, - глухо сказал Крылов. - Но все же ты мне ответь: за что?
Николай Евгеньевич встал, подошел к окну, растворил его; уличный шум ворвался в кабинет, так вот, стоя у окна, чтобы быть подальше от телефонов, которым не очень-то доверял, как и многие, кто с ним работал, сказал:
- А я, Иван Сергеевич, не люблю, когда мною торгуют, да еще те, кто прикидывается друзьями.
Крылов достал платок, обтер усы, бороду, глаза его стали внимательны и спокойны:
- Ошибка, Николай Евгеньевич. Ошибка… Преданней меня у тебя нет… Ты приказ подписал, согласовал?
- Я все согласовываю, - неопределенно ответил Николай Евгеньевич. - Ну, если тебе твои бобики уже сообщили, куда тебе предстоит, то остается одно, Иван Сергеевич, собираться.
- Ну что же, - с неожиданной покорностью сказал Крылов и огладил бороду, - собираться так собираться. Но все же ты мне отпуск дай отгулять. Ведь два года не был.
Вот это было дешево, от такого, как Крылов, умного и изворотливого, Николай Евгеньевич подобного не ожидал, ведь и начинашке ясно - Крылову нужно выиграть время, чтобы предпринять свои шаги, связи у него крепкие.
- Конечно, - кивнул Николай Евгеньевич, - сдашь завод и гуляй. Потом уж, с новыми силами…
- Когда сдавать? - деловито осведомился Крылов.
- Да хоть сегодня начинай.
И все же эта покорность Крылова насторожила, за ней что-то таилось, не мог этот бородач, прошедший могучую управленческую школу, не держать что-либо про запас.
- Ну, все? - спросил Николай Евгеньевич.
- Возможно, - согласно кивнул Крылов, поднимаясь из кресла, и, теперь уж стоя, сказал: - Насколько я понимаю, ты в этом чепуховом деле с итальянцами углядел подвох. Зря. На такое идут многие и криминала в этом не видят. Я не для себя старался, для тебя. Но… наверное, мы еще к этому вернемся - будь я в Якутии или в другом месте. Вернемся, - убежденно сказал он и, кивнув, неторопливо направился к выходу, видимо ожидая, что Николай Евгеньевич его окликнет, но он дал Крылову выйти из кабинета.
Осмыслить происшедшее он не успел, включился селектор, и голос помощника произнес:
- Николай Евгеньевич, снимите трубку. Вас срочно просит брат.
Он снял трубку, сказал:
- Слушаю, Игорь. Что-то случилось?
- Случилось, Коленька, - встревоженным голосом проговорил Игорь Евгеньевич, - тут мне районный прокурор позвонил, спрашивал, как найти тебя. Понимаешь, какая невероятная история… В общем, Володя арестован, он у нас сидит. Обвинение чудовищное… - Он закашлялся, и Николай Евгеньевич почувствовал, что у него холодеют ноги. Первое, что пришло ему на ум: сын задавил кого-то. Сколько раз ведь предупреждал, чтобы ездил аккуратно, не лихачил! Брат откашлялся. - Ты слушаешь?
- Да, да.
- Так вот, нечто невероятное. Его обвиняют в попытке изнасилования и… представить невозможно… в покушении на жизнь женщины.
- Что за бред! - вырвалось у него.
- Не знаю. Но… Тебе надо быть здесь, ты ведь депутат. Тебе обязательно надо быть здесь.
- Я понял, - сказал Николай Евгеньевич, чувствуя, как у него начала кружиться голова.
И в это время он увидел Наташу. Она стояла в дверном проходе, прижавшись к косяку, руки сжала, подперла ими горло. Наверное, звонили домой, и она примчалась сюда.
- Володя, - робко произнесла она. - Это ужасно… Я боялась… все дни.
- Ты что-то знала?
Тогда она прошла к столу, взяла сигарету, закурила, неожиданно проговорила:
- Я все эти дни в нервном напряжении.
- Да что же происходит, дьявол вас забери! - воскликнул он в сердцах. - Все-таки, выходит, ты что-то знала?
- Выходит, - ответила она с глухим спокойствием и опустилась в кресло.
- Ты можешь объяснить?
Она некоторое время курила, потом встрепенулась, словно очнулась ото сна.
- Да, да, конечно… Но я не могла поверить. Ко мне подошел человек. Понимаешь, я была в… я заезжала к Игорю… мне нужно было… На стоянке подошел человек. Он обратил внимание на наклейку. Это с международного симпозиума по африканским проблемам. Он сказал: ищет человека, у которого в белых "Жигулях" такая же наклейка. Я слышала раньше, там изнасиловали девушку. И у них одна только примета насильника - такая наклейка. Я понимала, это все бред, Володя не способен… Но наклейку подарила ему я, и еще одну - с японкой… Правда, я же и содрала их на всякий случай, хотя Володе это не понравилось.
- Но, может, тут ошибка?
На столе стоял стакан с водой. Наташа потянулась к нему, отпила несколько глотков и опять взяла сигарету.
- Возможно, - сказала она. - А если нет?
- Ты думала, его не найдут без этих наклеек?! - вдруг взорвался Николай Евгеньевич.
- Да, я так думала, - твердо сказала она. - Но с Володей я на эту тему не говорила. Может быть, все разъяснится.
- А если нет?
Тогда она встала и посмотрела на него жестко:
- Тогда ты поедешь туда, и немедленно.
- Хорошо, - ответил он покорно.
Он боялся сорваться окончательно, кончики его пальцев тряслись, он первым вышел из кабинета…
Езды на "Чайке" было не более часа - время вполне достаточное, чтобы обдумать случившееся, прийти в себя. Николай Евгеньевич сидел позади шофера, неторопливо курил. Прежде всего надо было понять, способен ли Володя на такое… Насилие! Да и зачем это ему! Парень спортивный, увлекается теннисом где-то с четырнадцати лет, сам выбрал электронику, пошел в закрытый институт, и вроде дела у него двигались прекрасно. Во всяком случае, Николаю Евгеньевичу не приходилось вмешиваться в жизнь сына, с ним не было особых хлопот. Ну, когда был мальчишкой, вызывали, конечно, в школу. Николай Евгеньевич не сваливал вызовы на Наташу, приезжал сам, чтоб не попрекнули его в чванстве, он таких попреков не любил. Нормальный парень, совершенно нормальный. Наташа тоже с ним не очень-то возилась. Были беспокойства, когда поступал в институт. Но у кого их не бывает? Во всяком случае, Николая Евгеньевича не тревожили, чтобы он на кого-то "давил", с кем-то переговорил. Поступление прошло спокойно.
По настоянию Наташи построили ему кооперативную квартирку на Большой Грузинской, купили "Жигули". Что еще? Нет, у Николая Евгеньевича с сыном не было проблем, ему хватало своих, и он был доволен, что у него растет все понимающий парень, не требующий к себе особого внимания. Ведь был наслышан, как обстоят дела в других семьях. Сейчас неведомо что происходит, особенно среди сынков всяких руководящих: здесь и наркотики, и валютные дела; правда, все это быстро покрывают, но в прошлом году кое-что вылезло наружу. Володя и за границу-то не просился, съездил с матерью, когда еще был студентом, в Карловы Вары. Они, видимо, не произвели на него впечатления. Ну, а как пошел на работу… Из закрытого института не выедешь.
Наташа посмеивалась, правда, что он часто меняет возлюбленных, но в его возрасте это в порядке вещей, да и девицы нынче не из робких, намного раньше мальчишек созревают… Ну вот, еще одно доказательство, что не может быть насилия, коль нет острой нужды в женщинах. Какая-то глупость! Но брат зря не позвонит, знает, как у Николая Евгеньевича загружено время, дело, видно, серьезное, иначе он сам бы смог его уладить. Возможна ведь и провокация: подсунули Володе какую-нибудь девчонку, а она подняла шум, что он ее насиловал, подставили и свидетелей. Конечно же, не из-за Володи, а из-за Николая Евгеньевича. Время нынче серьезное, острое, и коль его сына обвиняют в тяжком преступлении… Да тут хлопот не оберешься! Надо будет искать каналы, попадать под чью-то зависимость, - а это самое скверное. Банальная ситуация! А попробуй-ка выскочи. У обвинителей твердая логика, а ты на коленях, ты ответчик, даже одно это унизительно, да можно и с колен не подняться. Если провокация, то чья?.. Смешно, конечно, думать, что до такого мог опуститься Крылов… Но, черт возьми, не этим ли объясняется его покорность?.. Таким способом спасти себя? Если Крылов даже знал о решении Николая Евгеньевича уже несколько дней назад… Нет, сейчас он не способен об этом думать…
Он доехал до здания районной прокуратуры, вышел из машины. Охранник, завидев его, приподнялся, документов спрашивать не стал, - видимо, его предупредили, скорее всего, брат позвонил прокурору.
- Вам на второй этаж, - вежливо сказал охранник.
Николай Евгеньевич вошел в кабинет, на полу которого лежал изрядно потертый ковер. Навстречу ему вышел невысокий, с желтенькими волосами человек в кителе, обогнул стол, протянул пухлую руку. Нос у него был плоский, словно у боксера, и седые щетинки усов. Николай Евгеньевич не разбирался в юридических классах и не мог бы сказать, какое звание носил этот человек, глядя на его петлицы, где посверкивал знак из щита и мечей.
- Прошу вас, Николай Евгеньевич, - сказал прокурор чуть свистящим голосом. - Меня зовут Иван Нилович Березкин.
Николай Евгеньевич сел, быстро огляделся. В комнате, видимо, давно не делали ремонта. Они помолчали, Николай Евгеньевич не знал, с чего начинать, молчал и Березкин, нервно приглаживая желтые волосики, видимо, не так уж часто сюда наведывались министры, да еще при значке депутата, а положение было сложным.
- Ну что же, - со вздохом сожаления произнес Березкин. - Ваш сын подозревается в покушении на изнасилование и нанесении тяжких телесных повреждений. Да-а-с… Очень неприятно, но…
Николай Евгеньевич старался держаться как можно спокойнее.
- Ошибка возможна?
Березкин опять погладил волосы, выпустил дым через ноздри на щетинку усов, сказал печально:
- Провели опознание. Потерпевшая и свидетели указали на него, на Владимира Николаевича Сольцева. Вот его паспорт.
Николай Евгеньевич взял паспорт. Да, это был документ сына, он смотрел с фотографии так, словно торопился куда-то.