Я улыбнулась при одной мысли о матрасе: мы с Алексом ютились под одеялом на кровати, где и одному было тесно. Я поднялась за ним по мраморным ступеням и улыбнулась Джону, который открыл нам дверь.
- Прошу сюда, миссис Риверс, - сказал он, и я зарделась.
Алекс протиснулся мимо Джона и подтолкнул меня к сияющей винтовой лестнице, которая могла бы служить декорацией для "Унесенных ветром".
- Всем остальным я представлю тебя позже, - сказал он. - Они очень хотят с тобой познакомиться.
"Что же, - подумала я, - им обо мне рассказали?" Но не успела ничего сказать, как Алекс открыл дверь в овальную гостиную, где пахло свежестью и лимонами. Он закрыл огромное эркерное окно, и кружевные занавески перестали развеваться на ветру.
- А это спальня, - сказал он.
Я огляделась.
- Здесь нет кровати.
Алекс засмеялся, указывая на дверь, которую я раньше не заметила, замаскированную обоями с голубыми и белыми полосами.
- Сюда.
Мне еще никогда не доводилось видеть такой огромной кровати, установленной на маленьком помосте и застланной большим пуховым одеялом. Я присела на краешек, пробуя матрас, а потом открыла сумку, с которой не расставалась с тех пор, как мы покинули Кению, и достала вещи, которые всегда брала с собой в самолет: зубную щетку, туалетные принадлежности, сменную футболку. В футболку была завернута банка со снегом, который Алекс привез мне в Танзанию, - я боялась, что она может разбиться в багажном отделении. Я поставила ее на мраморный комод с зеркалом, рядом с щеткой Алекса и толстой стопкой сценариев.
Алекс обнял меня сзади и стянул через голову рубашку.
- Добро пожаловать домой! - сказал он.
Я обернулась в его объятиях.
- Спасибо.
Я позволила ему расстегнуть на мне льняные брюки, снять туфли и уложить меня в постель. И закуталась в уютное стеганое одеяло, ожидая, пока Алекс тоже ляжет.
Но он повернулся и направился к двери в гостиную. Я подскочила и на грани паники воскликнула:
- Ты куда?
Алекс улыбнулся.
- Я не смогу уснуть, - ответил он. - Пойду вниз, поработаю. Когда ты проснешься, я буду рядом.
Я подумала, как хорошо было бы, если бы он остался со мной, чтобы эта незнакомая комната стала уютным гнездышком. Я провела рукой по простыне, по той половине, где должен был лежать Алекс. Представила утреннее солнце в Кении, вспомнила, как мы часами валялись в кровати и даже через щель под дверью к нам в номер не проникала окружающая жизнь. Но что я могла сказать? "Я боюсь оставаться одна в этом доме. Я здесь никого не знаю. Мне нужно, чтобы ты был рядом, чтобы я поняла, где оказалась". Или еще глубже: "Я не узна´ю себя. Я не узна´ю даже тебя".
Дверь за Алексом бесшумно закрылась. Я приказала себе не быть идиоткой и сосредоточила внимание на банке со снегом - единственной пока вещи в этом доме, которую могла назвать своей. Через застекленные створчатые двери спальни, подобно разгорающемуся пожару, пробивалось солнце - словно упрек.
"Ну что ж, - подумала я, - вот так все и начинается".
Глава 15
- Финляндия.
- Япония.
Алекс скользнул пальцами по моей спине.
- Япония уже была.
Я схватила его руки и прижала к себе.
- Тогда Ямайка.
Алекс покачал головой.
- Я это уже говорил. Ты должна признать, что проиграла. Есть только две страны, которые начинаются с "Я".
Я приподняла брови.
- Правда? - удивилась я. Мы играли в "Географию" после обеда в четверг и, чтобы усложнить игру, решили называть только страны. - Докажи.
Алекс засмеялся.
- С удовольствием. Но у тебя ведь есть карта.
Я попыталась подняться, но Алекс не разжимал объятий, давая понять, что не намерен меня отпускать. Он полулежал в полосатом шезлонге защитного цвета, а я устроилась в ногах, прижавшись к его груди и глядя на солнце, которое спряталось за облако, окрасив его край.
- Ты в свободное время заучиваешь атлас? - поддразнила я, уже зная ответ: Алекс в детстве самостоятельно изучал географию, запоминая экзотические названия мест, в которых хотел бы побывать.
Алекс поцеловал меня в макушку, и, как будто между этими событиями существовала взаимосвязь, из-за облака тут же выглянуло солнце.
- Я человек редких талантов и способностей, - сухо ответил он, и я подумала, знает ли он сам, насколько верен этот ответ.
Понимаешь, несмотря на то, что я рассказывала о нашем прибытии в Лос-Анджелес, все мои опасения насчет Алекса развеялись. За неделю, что мы провели дома, он ни разу не оставил меня одну, не уехал на работу. Вместо этого мы плескались нагишом в бассейне, играли в салки в самшитовом лабиринте из буйно растущей живой изгороди, танцевали босыми без музыки на веранде, куда выходила наша спальня. После ужина Алекс отпускал прислугу, и мы занимались любовью каждый вечер в новой комнате: на письменном столе красного дерева в библиотеке, на персидском ковре в гостиной, в белом плетеном кресле-качалке на экранированном заднем крыльце. "Теперь, - говорил он, - куда бы ты ни пошла, всюду будешь думать обо мне". В ответ я повела его в университет, в свой кабинет, показала то, над чем работала в лаборатории, - восстановленное бедро австралопитека. Познакомила его с Арчибальдом Кастером, и Алекс намекнул, что намерен сделать солидное денежное пожертвование в фонд кафедры, если они расширят свой постоянный штат. Это предложение, которое мы заранее не обсуждали, поставило меня в неловкое положение. Мне предложили должность доцента и "лакомый кусочек" январских курсов - я никогда бы не приняла это предложение, если бы Алекс не попросил меня сделать это в качестве личного одолжения. "Ты изменила мою жизнь, - сказал он. - Позволь мне изменить твою".
Алекс так много времени проводил рядом со мной - знакомил меня со своим агентом, подчиненными, друзьями, - что в какой-то момент я спросила: неужели мне придется содержать нашу семью? Меня это не пугало. Офелия оказалась права: Алекс зарабатывал от четырех до шести миллионов долларов за фильм, и бóльшая часть денег вращалась в его собственной кинокомпании "Портшартрейн Продакшн" в целях сокращения налогов. Он выплачивал себе зарплату, но оставалось еще столько, что даже треть его дохода, которую он ежегодно отдавал на благотворительность, имела шесть нулей.
Я была богата. Там, в Танзании, Алекс отказался подписать брачный договор, утверждая, что женился раз и на всю жизнь. Сейчас мне принадлежала половина ранчо в Колорадо; половина картины Монэ, Кандинского и два полотна Ван Гога; половина резного обеденного гарнитура ручной работы из вишневого дерева на тридцать человек, который стоил больше, чем плата за мое обучение в университете. Но даже самая красивая на свете мебель не могла заменить мне старое кожаное красное кресло - первое, что я купила в Калифорнии; мне не хватало комода, который Офелия приобрела на распродаже у Армии спасения и однажды подарила мне на Рождество, а потом разукрасила символами мира и маргаритками. Моя старая мебель не стоила ни гроша, совершенно не вписывалась в этот дом, но когда за ней приехал грузовик из благотворительного фонда, я плакала.
К тому же мне так нравилось быть рядом с Алексом, что впервые за много лет я не ждала с нетерпением учебного семестра в университете. Наоборот, я относилась к нему как к чему-то, что может отнять меня у Алекса. Но к такой жизни быстро привыкаешь. Я привыкла слышать благоговейный шепот Элизабет, служанки, когда шла утром по коридору, чтобы найти Алекса; привыкла писать, что мне нужны авокадо и мыло и оставлять список секретарю. Когда кем-то нанятый репортер тайком пробрался в поместье и я, отодвинув шторку в ванной, наткнулась на объектив фотоаппарата, то даже не закричала. Я без волнения рассказала обо всем Алексу, как будто сталкивалась с подобным каждый день, и спокойно смотрела, как он звонит в полицию.
Но мы никуда не выходили. Алекс уверял, что оставаться дома - для моего же блага: пусть новость о нашей женитьбе немного потеряет новизну, прежде чем мы снова выйдем в свет. Он, улыбаясь, сказал, что хочет, чтобы я принадлежала ему одному. Но чем больше времени я проводила в золотой клетке, тем чаще вспоминала слова Офелии в аэропорту. Я понимала: в какой бы сказке я ни жила, я не смогу быть по-настоящему счастлива, пока не перекину мост от своей жизни в Уэствуде к новой, в Бель-Эйр.
Алекс сунул палец в воду и попытался написать мое имя на парапете бассейна.
- К, - произнес он, - А-С-С… - Он нахмурился и посмотрел на меня. - Почему тебе не нравится Кассандра?
Я пожала плечами.
- Я никогда не говорила, что оно мне не нравится, - уточнила я. - Так пыталась называть меня мама, пока отец не убедил ее, что Кассандра - слишком длинное имя для маленькой девочки. А потом в седьмом классе мы проходили греческую мифологию, и учительница заставила меня посмотреть в словаре значение моего имени. - Я процитировала Алексу то, что в тот день рассказала на уроке: - "Кассандра - красавица дочь короля Приама и Гекубы. Аполлон наделил ее даром предвидения, но когда влюбился в девушку, а она не ответила ему взаимностью, то проклял ее: никто не станет верить ее предсказаниям, даже если они правдивы".
В двенадцать лет мне нравилось то, что Кассандра была настоящей красавицей, что в нее влюбился даже Аполлон, но ее дальнейшая судьба заставила меня похолодеть: лишенная доверия, она стала рабыней, а позже была казнена.
- Когда мы прошли эту тему, - продолжала я, - я попросила всех учителей называть меня Касси, так и пошло.
Алекс развернул меня к себе, и теперь мы лежали лицом к лицу.
- Тебе повезло, Кассандра, - пробормотал он, - что ты пожелала ответить мне взаимностью.
Я почувствовала его дыхание на своей шее, мои руки скользнули к нему в плавки, меня обжег жар его тела. Алекс обхватил мой затылок и крепче притянул меня к себе. Я потеряла равновесие, и мы клубком скатились с шезлонга на траву у бассейна.
- Похоже, - раздался голос, - я пришла в неподходящий момент.
Я отстранилась от Алекса, убрала волосы с лица, встала и увидела Офелию, которую мертвой хваткой держал Джон. Ее волосы в беспорядке разметались, шорты сзади были порваны, и каждые несколько секунд она стряхивала со своего плеча руку Джона, как будто он был ей чрезвычайно противен.
Джон посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Алекса.
- Она сказала Хуаресу на воротах, что подруга миссис Риверс, но не позволила позвонить вам в дом, поэтому мы не стали ее впускать. А потом на мониторе увидели, как она перелезает через восточный забор.
- Кстати, о заборе… - обратилась Офелия к Алексу. - Я пришлю вам счет за эти шорты. - Она повернулась ко мне. - Как тебе не стыдно не сообщить мне пароль на сегодня!
- Но почему ты, - покачала я головой, - просто не назвала свое имя у ворот?
Весь пыл и бравада слетели с Офелии и лужицей растеклись у ее ног.
- Хотела сделать тебе сюрприз, - расстроенно сказала она. - Если бы я позволила им позвонить и предупредить о моем приходе, какой это был бы сюрприз!
Я удивленно приподняла брови. От кого-от кого, но от Офелии я меньше всего ожидала, что она будет лезть через забор. За минувшую неделю я пыталась заставить ее хотя бы на йоту примириться с моей новой жизнью. Я понимала, что в некотором роде Алекс и Офелия очень похожи и могут подружиться. Их карьеры вращаются в одних, пекущихся только о собственных интересах кругах, мерилом своего успеха они считают количество узнавших их людей, и обоим нужна я. Я понимала, что в глубине души Офелия думает, будто Алекс отобрал меня, но я знала, что смогу это изменить. Я хотела, чтобы она смотрела на Алекса не как на угрозу, а как на друга - как на старшего брата в кино. Я постоянно твердила ей об этом по телефону. И, разумеется, я хотела, чтобы Офелия понравилась Алексу. Она была моей лучшей подругой - если честно, моей единственной подругой.
Алекс обернул вокруг талии полотенце, прикрыв то, что мы не успели закончить, жестом отпустил Джона и придвинул Офелии кресло, болтая с ней так легко, что я почти поверила, что он каждый день ожидает, что через его забор будут лазить женщины.
- Это я недоглядел, - спокойно сказал он. - Постоянно забываю оставить охране имена подруг Касси, чтобы им не чинили препятствий.
У меня округлились глаза - мы никогда с ним этого не обсуждали. Я наблюдала за тем, как он улыбается Офелии, и когда увидела, как спряталась ее последняя "иголка", то поняла, что Алекс отточил мастерство очаровывать до уровня искусства. Вдруг Офелия ойкнула и открыла большую цветастую сумку, которая промокла снизу. Она выудила из нее длинный красный подарочный пакет и протянула его мне. Внутри раздался звон. Я заглянула в пакет, увидела осколки зеленого стекла и уловила сладкий аромат шампанского.
- Оно приземлилось раньше меня, когда я прыгала с забора, - извиняясь, пояснила гостья. - Это был подарок на новоселье.
Я потрогала осколки пальцем.
- Спасибо, конечно, - поблагодарила я, - но Алекс уже давно здесь живет.
Офелия улыбнулась.
- Шампанское скорее нужно было для того, чтобы я пришлась ко двору, - ответила она. - Я повела себя ужасно глупо и надеялась, что мы могли бы познакомиться заново. - Она взглянула на Алекса, который сидел рядом со мной в шезлонге. - Когда знаешь Касси так долго, как я, думаешь, что если она говорит, что вернулась из Танзании не одна, то это означает, что она привезла желтую лихорадку, но никак не мужа. Да она выпивку в баре выбирает дольше, чем знакома с вами. Хотя, - тут же заметила Офелия, - когда она принимает решение, то таки умеет выбрать самое лучшее.
Алекс долго смотрел на гостью - один актер оценивал талант другого, - потом медленно кивнул.
- Согласен, - наконец сказал он, - ведь своей соседкой по комнате она выбрала вас.
Офелия перебросила волосы через плечо и расплылась в улыбке. Я посмотрела на нее, потом на Алекса. Мне это напомнило ощущения, которые я испытала, когда впервые переехала в Лос-Анджелес: что люди здесь - часть огромной декорации к фильму, все здоровые, загорелые и невероятно красивые.
- Шампанское жалко, - вздохнула Офелия.
- А мне жаль твои шорты.
Я нагнулась, чтобы лучше разглядеть порванный край.
Офелия рассмеялась.
- По правде говоря, - ответила она, - это твои шорты. Ты оставила их в квартире. - Она подалась вперед и обняла меня за шею. - Ты простишь меня, верно, Касс? - прошептала она.
Я улыбнулась ей в щеку.
- За Алекса - да. За шорты - нет.
- Ты же знаешь, я согласился только ради тебя.
При звуке голоса Алекса я оторвала взгляд от зеркала, за которым сидела, делая макияж. Он повязывал галстук, готовясь к выходу в свет, куда изначально выходить не хотел. Офелия умоляла, чтобы мы, в качестве извинения за разбитое шампанское, пошли с ней в ресторан к Ники Блэр. Она обещала угостить нас ужином, если Алекс, воспользовавшись своими связями, закажет столик на вечер. Алекс великодушно согласился, но, когда мы остались одни, в напряженном молчании я слышала все его возражения: "Можно было и здесь поужинать. Пусть улягутся слухи о свадьбе. Мы могли бы сходить туда в другое время".
- Все будет не так уж плохо, - необдуманно бросила я. - Ты даже глазом не успеешь моргнуть, как все закончится.
Я отложила щеточку для туши, в одном белье вошла в спальню и остановилась перед Алексом. Перевязала узел на галстуке, поправила жилет и разгладила смокинг. Потянулась поцеловать его в щеку.
- Спасибо, - поблагодарила я.
Алекс погладил меня по рукам.
- Все будет не так плохо, как я думаю, - произнес он. - Это у меня такая хитрость: если я представляю себе самое худшее, то потом не могу не удивляться приятным сюрпризам.
Он подошел к моему шкафу и выбрал одно из платьев, которые волшебным образом появились там через несколько дней после моего приезда в Лос-Анджелес, - облегающее красное платье. Такие платья раньше я не носила. Честно говоря, я никогда не носила бóльшую часть таких вещей, как эти. Но Алекс лучше разбирался в том, куда мне нужно идти и что следует надеть, поэтому я просто полагалась на его вкус.
- Сегодня четверг, - размышлял он, наблюдая, как я надеваю платье, потом подошел застегнуть его на спине. - Сейчас нет никаких премьер, и с журналистов на сегодня хватит. - Он взял меня за плечи, повернул к себе и улыбнулся. - В общем, если нам повезет, там никого не будет.
Я едва не озвучила мысль, которая пришла в голову: "Офелия так расстроится". Она устроилась в комнате для гостей, дальше по коридору, и сейчас примеряла одно из моих новых платьев и туфли. Когда Алекс заказал столик у Ники Блэр, в модном среди знаменитостей ресторане, Офелия оживилась. Было приятно, что она больше не считает Алекса своим врагом, но меня грызли сомнения: она решила извиниться, потому что по-настоящему соскучилась по мне или потому что понимала, какие перспективы открывает для нее знакомство с Алексом?
Я отогнала от себя эти сомнения. Конечно, она приехала ко мне, она же почти не знает Алекса. Мы провели великолепный вечер. Я показала ей дом, посмеялась над ее комментариями о ванных, которые настолько огромны, что в них можно проводить вечеринки, и вопросами, а не продает ли Элизабет грязное белье Алекса самым преданным фанатам, толпящимся у ворот. В начале пятого мы сделали набег на холодильник, взяли с собой в лабиринт пачку печенья с шоколадной крошкой и остатки цыпленка с кунжутом, там легли на спину и подставили животы и ноги косым солнечным лучам. И совсем как в те времена, когда я жила в Уэствуде, мы говорили о сексе - только на этот раз я не ограничилась ролью слушательницы.
Мне всегда было трудно говорить на эту тему, и Офелия посмеялась бы надо мной, если бы я сказала то, что хотела. Вместо этого я рассказала ей о экзотических местах, в которых мы этим занимались: на месте раскопок в Танзании, на задней скамье в католической церкви в Кении, в кладовке в прачечной, где за дверью Элизабет складывала одеяло. Я рассказала ей, какое красивое у Алекса тело, как часто мы занимаемся любовью.
Я не рассказала ей, что он иногда бывает так нежен, что мне хочется плакать. Не рассказала, что после близости он так крепко сжимает меня в объятиях, что мне нечем дышать, как будто боится, что я исчезну. Не рассказала, что временами, когда он приносит молитвы своими руками, сердцем и губами, я чувствую себя желанной и почитаемой, почти святой.
Я не рассказала Офелии о таких вещах, но она сама все увидела.
- Господи, - покачала она головой, - ты, клянусь Всевышним, влюбилась!
Я кивнула. На самом деле я не думала, что существуют слова, чтобы объяснить связь и зависимость, которые возникли между мной и Алексом.
Офелия улыбнулась.
- Никаких заразных болезней, секс четыре раза за ночь, и пока не изменяет. Как я вижу, у этого мужчины только один недостаток.
Я приподнялась на локте.
- И какой же?
- Он выбрал тебя вместо меня.
Голос Алекса вернул меня с небес на землю. Он уже сходил за Офелией, и теперь они стояли на пороге и смотрели на меня. Офелия надела мое платье, которое я даже не видела, - что-то зеленое, - которое обвивало ее тело и оттеняло глаза. Она чуть ли не пританцовывала от нетерпения и желания поужинать в эксклюзивном ресторане. Она держала Алекса под руку, и они казались идеальной парой.
Офелия смерила меня взглядом с головы до ног.
- Боже мой, - воскликнула она, - какая ты красавица!