Поэтому я завершила круг: в конце февраля, через несколько дней после того, как в полицейском участке ты передал меня из рук в руки Алексу, я стояла в спальне у шкафа и собирала вещи, чтобы полететь в Шотландию вместе с мужем. А потом обнаружила коробку с тестами на беременность. И заставила себя думать, что, когда опять убегу, частичка Алекса навсегда останется со мной.
Через час после того, как покинула дом, я была уже довольно далеко от Бель-Эйр, но мне некуда было идти. Банки закрыты, а в кармане и двадцати долларов не наберется. Я не сразу вспомнила о тебе. Сначала я подумала о том, чтобы укрыться у Офелии, но поняла, что Алекс сразу догадается, где меня искать.
К коллегам из университета обращаться было неловко, и в моем кабинете тоже не спрячешься - Алекс будет искать меня там. Позже я вспомнила слова, которые ты произнес в ту среду утром, вспомнила твой взгляд в ресторане "Ле Дом". Я знала, что ты меня впустишь. Наверное, я знала об этом еще до того, как сбежала из дома, поэтому стала ждать на углу автобус, который отвезет меня в Резеду.
Твой дом уместился бы в одной нашей комнате, а деревья на лужайке перед ним находились на разных стадиях вымирания, но еще никогда я не видела такого уютного дома. Теплый желтый свет струился на крыльцо. И, вступив в круг этого света, я почувствовала себя защищенной от всего и всех.
Я даже не успела постучать, как ты открыл дверь. Похоже, ты совсем не удивился, когда увидел меня, как будто давно этого ждал. Ты завел меня в крошечную прихожую и закрыл дверь. Казалось совершенно естественным, что ты, не говоря ни слова, осторожно ощупал мою спину, ребра, ноги, задерживаясь на тех местах, где у меня остались синяки. Ты чувствовал их сквозь ткань моей рубашки, как будто ощущал изменения температуры, идущие от боли.
И когда ты, Уилл, закончил, то посмотрел на меня. Твои глаза были такими же черными, как у разгневанного Алекса. Я тоже не сводила с тебя глаз, не зная, как и с чего начать.
Но мне и не пришлось ничего говорить. Ты заключил меня в объятия, и твое сердцебиение стало отмерять время. Я, сжав кулаки, замерла в объятиях другого мужчины.
- Касси, - прошептал ты мне в волосы. - Я верю тебе.
На улице заухала сова. Я закрыла глаза, окунулась в твою веру и дала волю слезам.
1993
Давным-давно, еще во времена возникновения мира, в деревне у огромного валуна жили шесть молодых женщин. Однажды, когда их мужья ушли на охоту, женщины, как обычно, отправились копать травы. Какое-то время они выкапывали корешки палочками, как вдруг одна из них нашла новое растение.
- Идите попробуйте, - позвала она подруг. - Очень вкусно.
Через несколько минут уже все ели сладкий лук. Он был таким вкусным, что они лакомились им до самого заката. Наконец одна из женщин взглянула на потемневшее небо.
- Лучше нам поторопиться, пора готовить ужин, - заметила она, и они отправились домой.
Вечером вернулись усталые, но счастливые мужья - каждый убил по пуме.
- Откуда такой отвратительный запах? - спросил один из мужчин, стоя на пороге хижины.
- Наверное, еда протухла, - предположил другой.
Но когда они наклонились, чтобы поцеловать своих жен, то поняли, кто источает этот отвратительный запах.
- Мы нашли новую съедобную траву, - похвастались жены, сияя от радости, и протянули мужьям лук. - Попробуйте.
- Ужасно пахнет, - ответили мужья. - Мы не станем это есть. И вы не останетесь с нами в одной хижине, пока от вас так воняет. Придется вам сегодня спать на улице.
Что ж, пришлось женам собрать вещи и отправиться спать под открытым небом.
Когда на следующий день мужья пошли на охоту, жены вернулись на то место, где нашли дикий лук. Они знали, что их мужьям не нравится этот запах, но лук был таким вкусным, что жены не смогли удержаться и съели его. Насытились и разлеглись на мягкой красной земле.
Вечером вернулись с охоты сердитые, раздраженные мужья. Сегодня они ничего не поймали.
- От нас воняло вашим луком, - обвинили они, - поэтому животные разбежались. Вы во всем виноваты!
Жены не поверили им. И вторую ночь они спали на улице, и третью - так прошла неделя. Жены продолжали есть вкусный лук, а мужья не могли поймать ни одной пумы.
Взбешенные мужчины накричали на своих жен:
- Убирайтесь отсюда! Нет сил терпеть вашу луковую вонь.
- Но на улице мы не можем уснуть, - возразили жены.
На седьмой день женщины, когда пошли копать лук, прихватили с собой плетеные веревки. А одна жена - и свою малышку дочь. Они взобрались на высокую скалу рядом с деревней и повернулись лицом к заходящему малиновому солнцу.
- Давайте бросим наших мужей, - предложила одна из жен. - Я больше не хочу жить со своим мужем.
Все женщины согласились.
Старшая жена встала на валун и произнесла магическое слово. Потом бросила веревку в небо, и она одним концом зацепилась там за облако. Остальные жены привязали веревки к свисающему концу, а после встали на потрепанные концы своих веревок и медленно начали взбираться, раскачиваясь в небе подобно звездочкам. Они кружились, пролетая мимо друг друга, поднимаясь все выше и выше.
Жители деревни видели, как жены взбираются на небо.
- Вернитесь! - кричали люди, когда они пролетали над деревушкой.
Но женщины и малышка продолжали подниматься.
Вечером вернулись голодные, одинокие мужья. Они пожалели, что прогнали своих жен, и один из них предложил последовать за женщинами, воспользовавшись той же магией. Они схватили веревки и вскоре уже взбирались на ночное небо.
Жены оглянулись и увидели своих мужей.
- Может быть, подождем их? - равнодушно спросила одна.
Но остальные стали кричать и качать головами.
- Нет! Они прогнали нас! Не позволим им себя догнать! - Они танцевали и раскачивались на своих веревках. - На небе нам будет лучше.
Когда мужья приблизились настолько, что могли их услышать, жены велели им остановиться, и мужчины замерли там, где были, чуть позади своих жен.
Так жены, которые любили лук, остались в Небесной стране. Они до сих пор живут там, семь звезд, которые мы называем Плеядами. Самая крошечная - дочь одной из женщин. А мужья, которые не хотят возвращаться домой без жен, остались чуть в стороне - шесть звезд из созвездия Тельца. Можно увидеть, как они освещают своих жен, жалея, что все так обернулось.
Индейская легенда
Глава 20
В темноте, сжимая благословенный лекарственный узелок, Касси рассказывала историю своей жизни. Она говорила всю ночь. Временами Уилл только смотрел на нее, временами сжимал в объятиях, когда она плакала. Когда она замолчала, Уилл вздохнул и откинулся на спинку своего практически нового дивана, болезненно ощущая неловкое, удушающее молчание. Касси сидела, опустив голову и свесив руки между коленями.
Уилл сам не знал почему, но был уверен, что Касси обязательно появится на пороге его дома. И еще до того, как она разгладила рубашку на своем животе, он уже знал, что она беременна. И понимал, что именно он должен ее укрыть. Но что ему не удалось понять, так это то, почему даже теперь она переживает из-за того, что Алекс будет страдать.
- Я вынуждена на время уйти, - неожиданно подала она голос. И едва заметно кивнула, как будто до сих пор пыталась убедить себя в правильности этого поступка. - Сейчас конец февраля, рожать мне в августе.
- Я могу ошибаться, - осторожно произнес Уилл впервые за несколько часов, - но мне кажется, что Алекс не станет просто сидеть и полгода ждать.
Касси подняла на него глаза.
- Ты на чьей стороне? - спросила она.
Беда была в том, что у Алекса достаточно денег и возможностей, чтобы найти ее где угодно.
- Мне нужно место, - размышляла Касси, - где бы он не догадался меня искать.
И только тогда Уилл понял, почему духи привели к нему Касси неделю назад у церкви Святого Себастьяна. Он представил покрытые толем хижины, служившие в Пайн-Ридж жильем, ивовые каркасы парилен, которыми, словно скелетами мифических животных, были усеяны равнины. Как и все остальные, правительство, по сути, забыло о существовании народа сиу; большинство американцев даже представить не могут, что люди до сих пор живут в таких условиях. В сущности, резервация существовала словно на другой планете.
Уилл прислушался к болезненному, прерывистому дыханию Касси и повернул ее руку ладонью вверх, как будто умел читать будущее.
- Мне кажется, - негромко сказал он, - я знаю, что тебе нужно.
Поэтому, пробыв в Лос-Анджелесе всего две недели, Уилл Быстрый Конь сел на самолет и направился в то место, которое ненавидел больше всего на свете.
Когда он прибыл в Денвер, чтобы пересесть на другой самолет, у него ком стоял в горле и кружилась голова. Он уже представлял себе красную пыль резервации Пайн-Ридж и индейцев с отрешенными взглядами, которые ждут, пока она пронесется мимо. Он смотрел в поцарапанный иллюминатор, ожидая увидеть - хотя они появятся не раньше чем через час, - острые каменистые иглы Блэк-Хиллс. Он представил, как они вспарывают брюхо небольшому самолету, из которого вываливается серый и красный, как вино, багаж.
Рядом с ним дремала Касси. Ему хотелось ее разбудить - только для того, чтобы напомнить себе, зачем он завершил полный круг, когда всю жизнь бежал в одну сторону. Но она почти не спала ночью перед дорогой, и под глазами у нее залегли синяки. Он завидовал ей - не ее усталости, и уж точно не ее жизни! - а ее умению расценивать эту поездку как начало, а не долгое и утомительное возвращение.
Он поселит ее у дедушки и бабушки, но этим и ограничится. А потом вернется в Лос-Анджелес к своей обычной жизни - к дням, наполненным нарушениями правил дорожного движения и превышениями скорости, и душным, спокойным ночам. На следующий год он, возможно, получит должность детектива, а если станет почаще выходить с ребятами, то сможет найти какое-нибудь длинноногое создание, которое будет спать на второй половине его кровати.
Но правда заключалась в том, что Уилл не понимал этого нового города, принявшего его. Он не помнил специальные полицейские инструкции касательно ареста политиков и знаменитостей. Не знал, что ответить, когда в баре прекрасные женщины признавались ему, что умеют гадать по магическому кристаллу или сидят на одной воде. Каждый раз, затаив дыхание, он выезжал на автостраду и видел бесконечный поток машин - в этом стальном узле людей было больше, чем во всем городке, где он вырос. Но, несмотря на все свое непонимание, именно об этом он станет рассказывать индейцам лакота, которых встретит в выходные: "Жизнь там просто чудо. Я быстро продвигаюсь по службе и не променял бы свою работу ни на что другое".
Касси во сне склонила голову вправо, и теперь она покоилась на плече Уилла. И еще она тревожно обхватила живот руками, защищая своего ребенка.
Это Уилл понимал. Не эгоцентричный настрой Лос-Анджелеса, а что такое большая семья. Черт, его собственные родители умерли, но рядом всегда были люди, которые заботились о нем, даже если ради этого им пришлось от чего-то в жизни отказаться.
Уилл вдохнул медовый запах волос молодой женщины и с удивлением ощутил аромат собственного шампуня. Потом прижался щекой к ее кудрям - пугающая ответственность быть ее освободителем странным образом успокаивала.
За свои восемьдесят один год Сайрес Быстрый Конь чем только не занимался: возводил заборы, пас скот, копал картофель, объезжал лошадей. Он был клоуном на родео, ремонтировал дороги, ловил гремучих змей. Еще три года назад он работал на фабрике, изготовляющей рыболовные крючки, но сейчас он гнул крючки просто так, бесплатно, - формально Сайрес находился на пенсии, а это значило, что он едва сводил концы с концами. И это несмотря на то, что Доротея продолжала работать в кафетерии три дня в неделю. Она приносила домой гроши, запах жира и пота и остатки рыбных палочек и фрикаделек. Но Сайреса больше беспокоило бездействие, чем отсутствие денег. У него были родственники, а у лакота это означало, что ты должен о них заботиться, даже если самому едва хватает на кусок хлеба.
Он сидел на пеньке у своего построенного правительством дома - от постоянного сидения дерево прогнулось под его задом. Таял снег, было еще холодно, но если долго сидеть на солнышке - забываешь о зиме. Сегодня он разгадывал кроссворд. На самом деле он не ум тренировал - кроссворд он взял у Артура Две Птицы, который стер свои вписанные карандашом ответы, поэтому когда Сайрес не знал ответ, то доставал очки и вглядывался в следы слов, которые не мог угадать.
У него было морщинистое лицо, напоминавшее скалистые пейзажи Бэдлендс, таинственнее Блэк-Хиллс, где, как он верил в детстве, обитали злые духи. Конечно, теперь он знал, что зло прячется не в горах. Оно проникает в людей, становится их неотделимой частью, характерной особенностью, как запах тела и отпечатки пальцев. Разве он не видел этого в маслянистых глазах бледнолицего чиновника из Бюро по делам индейцев? В усталом изгибе губ банкира, который забрал его первый, купленный на собственные деньги грузовик? В оцепенелом взгляде пьяного коммивояжера, который на автомобиле, несущемся на огромной скорости, сто лет назад убил его единственного сына?
Сайрес вздохнул и склонился над потрепанной газетой. Некоторые определения были недоступны его пониманию: в клеточке для "мужа Марлы" было написано "козырь", хотя Сайрес всегда думал, что это туз, и, по-видимому, "приятелем Берта" был "Эрни". Старик особенно радовался, когда знал ответ, не глядя на подсказки Артура.
- Что кричит жадина? - прочел он вслух, постукивая карандашом по виску, и согнулся над коленями, аккуратно вписывая слово из трех букв: "м-о-ё".
- Он всегда может приготовить на скорую руку, - произнес Сайрес, снова и снова проговаривая фразу, делая акценты на разных словах и надеясь, что сейчас его осенит ответ.
- Повар, - раздался голос у него за спиной, а потом негромкий смех.
Он не заметил, как подошла Доротея, но кивнул и вписал ответ, который теперь был совершенно очевиден. Потом завернул карандаш в газету, встал, стряхнул грязь с сапог и пошел за женой в их однокомнатный домик.
Доротея сбросила куртку и начала доставать судки с салатом из капусты и моркови и бутерброды с индейкой - сегодняшнее блюдо по сниженной цене. Ее руки летали над клеенчатой скатертью, как две напуганные птицы. Наконец она села и взглянула на мужа черными лучистыми глазами.
- Сегодня, - сказала она. - Он приезжает. Úyelo.
Сайрес смотрел на крутой изгиб ее бедер, на тяжелую седую косу, лежащую на широкой спине. Она всегда общалась с духами. Он тяжело опустился на стул напротив жены, делая вид, что его раздражают ее таинственные намеки. Они играли в эту игру вот уже шестьдесят лет. Он вонзил вилку в бутерброд с индейкой.
- Ты с ума сошла, женщина! - резко ответил он, хотя на самом деле это означало "Ты моя жизнь". - С чего ты взяла? - продолжал он. "Ты не перестаешь меня удивлять".
Доротея неопределенно хмыкнула. Потом повернула голову и принюхалась, как будто ответ ей принес чинук - сухой, теплый ветер со Скалистых гор. Она взглянула на Сайреса спокойными темными глазами и погрозила ему скрюченным узловатым пальцем.
- Вот увидишь, - сказала она, но за ее предостережением скрывалась улыбка.
Она перегнулась через стол и крепко схватила мужа за руку - от ее уверенности его пульс участился. Он поднял глаза на жену. "Я люблю тебя, - говорили ее глаза, и здесь не нужны были слова. - Всегда будь со мной рядом".
Он позвонил по телефону дважды. Первый звонок был Гербу Сильверу. Алекс велел ему отложить съемки "Макбета" на неопределенный срок; отправить все декорации и съемочное оборудование в Шотландии на склад и распустить съемочную группу по домам до дальнейших указаний. Потом, понимая, что столь резкое изменение планов может вызвать нежелательный резонанс, Алекс позвонил Микаэле.
- Мне плевать, что ты скажешь прессе, - устало сказал он. - Придумай что-нибудь, лишь бы не решили, что я отправился в клинику Бетти Форд.
- А что происходит на самом деле? - поинтересовалась Микаэла, но Алекс не мог говорить из-за спазма в горле.
Он повесил трубку, пока она не начала расспрашивать более настойчиво.
От него ушла Касси. Опять.
Только на этот раз все было по-другому. Они не ссорились, ничего не предвещало беды. Она просто ушла, как будто заранее это решила.
Алекс вытянулся на кровати, коснулся стопки одежды, которую она собиралась взять с собой в Шотландию, одежды, которая теперь ничего не могла изменить. Черт возьми, прошлая неделя была просто идеальна! Он держал себя в руках, не желая, чтобы все повторилось. И это сработало: когда он касался Касси, то был нежен и ласков, как она того заслуживала. В ответ он видел, как Касси отдает ему себя без остатка: здесь поцелуй, там вопрос, тут воспоминание. Алекс собирал эти знаки, как полевые цветы, дожидаясь момента, когда будет обладать ею безраздельно, - роскошным букетом, который расцветает в его присутствии.
Он вернул ей ее прошлое, за исключением некоторых подробностей, о которых она, по всей видимости, догадалась сама. Он никогда не хотел обидеть Касси - господи, только не Касси! - и каждый раз, поднимая на нее руку, клялся, что такого больше не повторится. И это были не пустые обещания. Если бы он знал, как направить ослепляющий гнев на себя самого, а не на жену, то сделал бы это не задумываясь.
Алекс сел на кровати и выглянул в окно на дождливое утро.
Бóльшую часть ночи они с Джоном обыскивали окрестности Бель-Эйр. Джон даже осторожно заглянул в полицейский участок. Но ни в аэропортах, ни на автобусных станциях не было пассажирки с ее фамилией - ни по мужу, ни девичьей. В конце концов Алекс сдался и отправился в спальню ждать, что она сама к нему вернется.
Она должна вернуться! Если пресса узнает, что Касси от него ушла, или даже то, что она просто пропала, возникнут различные слухи - об измене, разводе, а возможно, даже всплывет горькая правда. Какую бы форму эти слухи ни приняли, нежелательная огласка снизит его шансы на получение "Оскара". А он всегда рассчитывал на свою безукоризненную репутацию.
Алекс провел рукой по небритой щеке. Она должна вернуться. Он не может жить без нее. Касси - единственная за всю его жизнь женщина, сумевшая заглянуть ему в душу и разглядеть его нежную, страстную натуру, снова и снова повторявшая: "Да, ты прекрасен". Он вспомнил, как однажды в лесу, где росли красные деревья, они увидели две гигантские секвойи, стволы которых переплелись друг с другом, стремясь к одному и тому же солнцу, и в итоге не срослись. Он признался бы в этом только самому себе: Касси была тем местом, где Алекс Риверс начинался и Алекс Риверс заканчивался.
Ровно в девять часов по просьбе Алекса техник из университета открыл дверь кабинета Касси.
- Спасибо, - поблагодарил он, не зная, следует ли давать чаевые.