Скелет тяжко вздохнул и задумчиво затянулся сигаретой.
Через мастерскую Солнце, Саша и Кореец пошли в кухню.
– Саша, вы мне позировать не хотите? – неожиданно спросил Кореец. – В качестве богини Артемиды? Как девушке, полтора рубля за час, после работы глинтвейн.
Саша вспыхнула, усмотрев в предложении Корейца скрытый неприличный смысл, и заявила решительно:
– Я не позирую!
– А жаль, – огорчился Кореец. – Такой выразительный нос. Знаешь, Галине не сегодня-завтра визу дадут, – сообщил Кореец Солнцу, – так она свою библиотеку по людям раскидывает. Тебе вот Бродского оставляет.
– Всего? – удивился Солнце.
– Филейные части, – улыбнулся Кореец
Саша не поняла, о чем разговор, но, честно сказать, с момента знакомства с Солнцем она многого не понимала и, что было самое странное, ей это даже нравилось.
В кухне нервно-худая красивая Галина внимательно слушала инструктаж дородной блондинки.
– Значит так: только приезжаешь, сразу звонишь по этому телефону, – совала Галине листок блондинка Люка.
– Да я их не знаю. Неудобно беспокоить, – отнекивалась Галина.
– Ты дура – не понимаешь. Людям радостно: они для тебя будут решать проблемы, которые сами уже решили, – убеждала Люка. – Это поднимает их в собственных глазах, а значит – дорогого стоит.
– Тебе виднее, – сдалась Галина.
– Во-от, дальше слушай: пока Гринкарту не получишь, особо не рыпайся...
Блондинка увидела входящих, замолчала, подозрительно смерила Сашу взглядом.
– Свои, Люка, – успокоил Солнце.
– Боже мой, – подскочила к Солнцу Галина, – ну что ж ты к нам не заходишь! И дома тебя не было! Ты же знаешь, как я нервничаю, когда люди пропадают! Мало ли... – она порывисто обняла Солнце и заплакала.
Саша настороженно замерла на пороге. А Солнце ласково обнял плачущую Галину, погладил по спине.
– Ну-ну, все хорошо, – приговаривал он ласково.
Кореец принялся яростно протирать очки полой испачканной в глине рубахи.
– Ой, прости, я вся на нервах. – Галина помахала руками перед лицом, обратила внимание на Сашу. – А ты проходи, девочка, не бойся, это я так... от радости.
Кореец нахмурился и, разряжая обстановку, взял с холодильника кустарным способом переплетенный томик Бродского. Книга была напечатана на папиросной бумаге нечеткими буквами через один интервал. Кореец протянул книгу Солнцу, цитируя по памяти:
–"И луна в облаках, как пустая площадь без фонтана, но из того же камня". Гениально пишет, подлец!
Галина, вытирая слезы, набросилась на Корейца:
– Да брось ты, Боря! У его стихов только одно неоспоримое достоинство – они подозрительно хорошо на английский переводятся!
– Ты вот что, – вмешалась Люка, – ты только там не вздумай Бродского обсуждать – вмиг одна останешься!
Солнце потянул воздух носом, кивнул на духовку:
–"Три топора" греете?
– Не угадал, – улыбнулась Люка, – "Слезы Мичурина".
Саша застенчиво шепнула Солнцу:
– А что это такое: "Три топора" и "Слезы Мичурина"?
Люка, обладающая тонким слухом, снисходительно вздохнула:
–"Три топора", девочка, это портвейн "777", а "Слезы Мичурина" – "Плодово-ягодное" вино. Если нагреть в духовке, получается вроде как глинтвейн – благородный напиток.
Она достала из духовки бутылку, стала разливать по глиняным прибалтийским стаканчикам. Один протянула Саше.
– Нет-нет, спасибо, я не пью! – испугалась Саша.
– Все мы не пили когда-то, – усмехнулась Люка и, задержавшись взглядом на Солнце и Саше, грустно вздохнула. – Какой ты красивый все-таки... И девочка твоя... Эх! Так и жизнь прошла...
– Господи, Люка, у меня и так душа изрыдалась, а тут ты еще... – всхлипнула Галина.
– Как будто кто-то тебя... – начал Кореец о наболевшем, но Галина решительно зажала ему рот ладонью:
– Не надо, слышишь! Все, не надо!
А Саша с робким изумлением посмотрела на Солнце. "Я – твоя девочка?.." – спросили ее глаза. "Как захочешь", – ответили его.
Раздался звонок в дверь. Галина испуганно дернулась.
– Да расслабься ты, – махнула рукой Люка. – Сейчас уже чего переживать – уже как будет, так будет. На вот, выпей! – Люка протянула Галине стакан, взяла свой, чокнулись.
Кореец пошел открывать.
– Спасибо, Галь, за книжку, – вспомнил Солнце, перелистал томик.
– Да ладно, – махнула рукой Галина. – Я же знаю, что ты читать не будешь. Может, продашь хотя бы. Все польза.
– Да, так вот, мы отвлеклись... – допив вино, продолжила деловую беседу Люка. – Это – список дешевых магазинов шмуточных, – она вручила Галине еще один исписанный листок. – В принципе, если крышу не снесет от загнивающего изобилия, то пособия твоего должно хватить на посылки в Союз. А Борька будет фарце загонять, грины покупать и посылать тебе. Я потом скажу, через кого и как это делать.
– Ой, да зачем это все! – с досадой поморщилась Галина.
– А чтобы ты себя там свободно чувствовала, вот зачем, дорогая моя!
– Ты смешная, Люка! Я отсюда уезжаю, чтобы от унижений, от низости сбежать. А ты мне предлагаешь там унижаться, но по-другому? Ну, что я – спекульша какая-то? – Галина невесело усмехнулась, а Люка неожиданно рассердилась:
– Унижаться, говоришь? Унижение, моя милая, это когда у тебя пары целых колготок нет! Извини, дорогой, – мимоходом бросила она Солнцу. – А обеспечивать себе достойную жизнь – это не унижение!
– ...Да не умеем мы – ни я, ни Борька... – Галина долила себе вина.
Люка скептически сощурилась:
– Не умеешь – дома сиди! Там все такие поначалу: "Я не умею". А потом не успеваешь следить: у кого – ресторан, у кого – заправка! Вот еще послушай: есть один дядечка там, так он готов...
Солнце и Саша, не дослушав, вышли в коридор.
Кореец беседовал с краснолицым участковым, за спиной которого застыли два дружинника – комсомольца с каменными лицами.
Саша испуганно покосилась на Солнце, но он успокаивающе улыбнулся.
– Значит так, Палыч, – рубил ладонью воздух участковый, внушительно глядя на Корейца, – начальство одобрило, прям, говорит, очень культурно. Не отделение, говорит, у вас, а живой уголок. Оформил так оформил! И Лукич, прости Господи, Ленин то есть, как живой. Ветеран один зашел, так чуть не перекрестился. Очень, говорит, копия.
Саша прыснула, зажала рот рукой, Солнце мгновенно толкнул ее за стоящий в коридоре массивный старинный шкаф.
– Ну, я рад. Заходите, отметим, – без энтузиазма предложил Кореец.
А участковый с готовностью вынул из-за пазухи газетный сверток с предательски выглядывающим из него бутылочным горлышком и направился в комнату.
Увидев с порога поющих тувимцев, участковый обернулся к Корейцу:
– Ага. Культура малых народов Севера? Это хорошо. Одобряется.
Участковый уже собрался расположиться в мастерской, но, помедлив, оценил чрезмерное скопление юных неформалов и отступил обратно в коридор.
– Ты знаешь чего, Палыч. Я... в другой раз. – Участковый строго кивнул на комнату: – Не шалят?
– Нет, они дисциплинированные, – заверил Кореец.
– Ага. Подрастающее поколение, значит, – определил участковый.
Прижав палец к губам, Солнце заговорщицки улыбнулся Саше.
Участковый проследовал обратно к выходу:
– А вот еще что, Палыч, сказать забыл: для детской площадки материал только через месяц подвезти обещали. Все нервы, ёлки, издергали. Но ты готовься, Палыч. Надо, понимаешь, детям нашу, социалистическую сказку изваять.
– Если надо, изваяем, – не стал спорить Кореец.
Участковый еще раз с тоской глянул в комнату, потом – на цилиндрический газетный сверток, выдающий его сорокаградусное содержимое:
– А что ж с этой-то делать? Хотел же, ёлки, культурно посидеть с работником искусства. Ну, ладно, придется с ребятами в отделении за твое здоровье употребить, – принял нелегкое решение участковый и скомандовал: – Пошли, комсомольцы!
Огоньки смеха погасли в Сашиных глазах. Она снизу вверх смотрела на Солнце, и ей показалось, что это – "тот" самый момент. Когда что-то произошло, чему нет названия, и после чего уже не будет так, как раньше. Саше показалось, что между ними пробежал ток – как на макете в кабинете физики... И разве может взгляд проникать так глубоко? Глубоко, куда и свои-то мысли никогда не добирались... И что теперь с этим делать?..
Саша услышала стук закрываемой двери. Солнце отстранился и как ни в чем не бывало с шутливой укоризной покачал головой:
– Что это ты вздумала – над представителем правоохранительных органов при исполнении насмехаться?
– Я больше не буду. Честное пионерское! – подыграла Саша, хотя от этого всегдашнего тона Солнца сейчас стало холодно и неуютно.
Кореец, проходя мимо, тяжело вздохнул:
– Не жизнь, а Кафка! – И некстати спохватился: – Так я забыл, вы что будете: чай или кофе?
– Мы пойдем уже. – Солнце протянул Корейцу руку.
– Когда в дорогу? – спросил Кореец, прощаясь.
– Как только... А ты?
– По обстоятельствам, – неопределенно махнул рукой Кореец.
Саша снова ничего не поняла, но спрашивать уже не стала.
Выйдя от Корейца, пересекли дворик, странно непохожий на московский, скорее, какой-то южный: с деревянными террасами и лестницами, увитыми диким виноградом, и, поднявшись на второй этаж, вошли в темную квартиру.
– А теперь мы куда пришли? – в темноте спросила Саша.
Солнце зажег стоящую на полу настольную лампу. Она слабо осветила большую комнату, не страдающую избытком мебели: матрац на полу, старое кожаное кресло, приемник, служащий тумбочкой, урчащий холодильник да еще большой аквариум на полу.
– Ко мне пришли, – ответил Солнце.
Саша с любопытством огляделась:
– Так вот где ты живешь!
– Я не живу здесь. Я здесь ночую.
Саша улыбнулась:
– А я зато знаю, где ты на самом деле живешь!
– Интересно.
– Герда сказала, где-то на море есть Дом Солнца. – Саша хитро глянула на Солнце, но тот остался серьезным:
– У солнца нет дома. Небо разве что.
– Ну, вот какой ты! – притворно рассердилась Саша. – Я же не о том! Я о твоем доме!
– Я понимаю.
– Но не хочешь говорить?
Солнце молча улыбнулся.
– Ну и ладно! – Саше не приходилось еще бывать в таких жилищах, и она не могла определить, нравится ей здесь или нет. – А у тебя тут... интересно...
– У нас с Лизой, – уточнил Солнце.
– С женой?!! – вдруг испугалась Саша.
– Нет, с крысой. Обычной серой крысой.
Солнце подвел Сашу к большому, пустому, на первый взгляд, аквариуму.
– Лиза, выходи знакомиться, – позвал Солнце.
Из лежащей в аквариуме пестрой вязаной шапки высунулась крысиная мордочка.
Саша призналась шепотом:
– Я боюсь.
– Она тоже, – заверил Солнце.
Солнце достал крысу из аквариума:
– Саша, это Лиза. Лиза, это Саша. Она практически хиппи, соответственно, любит венки из ромашек и говорить о духовности.
Саша на всякий случай отстранилась подальше от Лизы, а Солнце достал из холодильника кусок колбасы, кроме которого в агрегате не было ничего, положил кусок в аквариум и опустил туда крысу. Лиза жадно принялась за еду.
– Она ест мясо?! – изумилась Саша.
– А как же? Лиза – ветеран.
– Ветеран чего? – не поняла Саша.
– Ветеран-крысолов, – пояснил Солнце. – Она много лет служила на теплоходе "Иван Сусанин", пока я не выменял ее у старшего помощника на капитанский ремень.
– Да как же это: крыса – крысолов?! – недоверчиво следила за Лизой Саша.
– На флоте есть такой обычай. В пустую бочку сажают молодых крыс и не утруждают себя заботами об их пропитании. В результате выживает одна. Ее выпускают на свободу, и она, по привычке, продолжает питаться сородичами.
– Ужас! Зачем она тебе такая? – нахмурилась Саша.
– Я – ее пенсия. Каждый имеет право на заботу и понимание. Что бы он ни делал в прошлом.
Раздумывая над словами Солнца, Саша удивленно оглядела комнату: повсюду – на батарее, подоконниках – сушились черные сухари.
– А почему у тебя столько сухарей? – спросила Саша.
– Они всегда пригодятся в дальней дороге, – ответил Солнце.
Саша вопросительно посмотрела на Солнце, но тот лишь улыбался, не собираясь давать пояснений.
Саша снова почувствовала себя неуютно и глянула на часы:
– Наверное, уже родители вернулись. Волнуются...
Вместо ответа Солнце набрал номер телефона:
– Борь, а Герда пришла уже? Пусть зайдет на минуту.
– ...Так я пойду? – Саша была уязвлена, но старалась не выдать себя: ничего себе – она, Саша, еще даже уйти не успела, а он уже звонит другой девушке! Тоже мне Солнце!
– А ты хочешь уйти? – неожиданно спросил Солнце.
– Я... я не понимаю... – призналась Саша.
– Не нужно понимать. Просто скажи: ты хочешь уйти?
И Саша почему-то честно выдохнула:
– Нет, – а про себя подумала: "А мне все равно, пускай думает что хочет!"
– Это мне и нужно было знать, – улыбнулся Солнце.
Лиза, доев, снова забралась в шапку.
А в дверь постучала Герда.
На ней была сооруженная из простыни древнегреческая туника.
– Добрый вам ивнинг! – бодро поприветствовала Солнце и Сашу Герда и покрутилась на месте.
– Ну как? Изображаю Афину, символ победы пролетариата во всем мире, полтора ванка за час. Кореец вылепит – буду в каком-то ДК стоять. А чего звали-то?
Солнце указал взглядом на пригорюнившуюся Сашу.
– Понятно, – кивнула Герда. – Говори телефон. – И решительно сняла телефонную трубку. – Ну?
– Чей? – переспросила Саша.
– А как ты думаешь?! Твой, конечно, – строго посмотрела на Сашу Герда.
– 123-45-67. А зачем? – Саша удивленно наблюдала, как Герда уверенно накручивает номер на телефонном аппарате, попутно интересуясь:
– Родителей как зовут?
– Чьих? – все не понимала Саша.
– Ну не моих же, – раздраженно пожала плечами Герда. – Моих – я знаю как.
– Владлен Степанович и Антонина Анатольевна...
– Подружку какую-нибудь как зовут?
– Катя Лицман... А что?
Но Герда уже щебетала в трубку совсем другим голосом – голосом послушной девочки и хорошей подружки:
– Аллё! Антонина Анатольевна? Здравствуйте, это Катя, Катя Лицман. Ага, мне тоже приятно. Антониночка Анатольевна, можно Сашка у меня еще пару часов задержится, а то у меня день рождения был, посуды грязной – ужас сколько! А Саша мне помогает. Ага. Ой, спасибо вам огромное! Что? Госпремию?
Герда прикрыла мембрану рукой и шепотом уточнила:
– А кто у нас папа Лицманов?
– Академик, – ничего не понимала Саша, а Солнце с улыбкой наблюдал за ее недоумением.
Герда уверенно отвечала по телефону:
– Да, получил, получил папа Госпремию! На прошлой неделе еще. Маме шубу купил. Морской котик. Ага. Ну, вы же понимаете... Ну, все, спасибо, побегу, а то Сашка там одна все моет... Что?.. Нет, мы не на Бронной. Мы у бабушки моей. На Богдана Хмельницкого. Дом четыре. Квартира двадцать два. Ага. Спасибо.
Положив трубку, Герда со значением посмотрела на Солнце:
– Ну, все? Порядок теперь?
– Зачем ты им адрес сказала? – ласково пожурил ее Солнце.
Герда ядовито уточнила:
– Но она же не собирается оставаться здесь на всю ночь?
Саша смущенно покосилась на Солнце. Ей показалось, что Герда – независимая, смелая, боевая Герда попросту ревнует. Но Саша отогнала эту девчачью мысль.
– Все равно спасибо, – не отвечая на вопрос, кивнул Герде Солнце.
– Пустяки. – Герда плотнее запахнулась в тунику. – Меня тоже когда-то отмазывали. Белка со Стрелкой. Клёвые девчонки были. Ну, пошла я, а то у Корейца глина сохнет.
Герда исчезла за дверью.
– А почему были клёвые? – спросила Саша.
– Белка замуж выскочила, – рассказал Солнце, – уехала с мужем в Чимкент. Трое детей, хозяйство. А Стрелка, наоборот, развелась, диссер защищает.
Солнце раскрыл окно. Теплый летний ветерок раздул занавеску и принес звуки энергичных заключительных аккордов. Раздались аплодисменты. В доме напротив на балкон вышли люди. Один из них – с хриплым голосом – потребовал:
– Ну, Севка, иди давай. Сил терпеть нету. Валер, дай ему денег.
– Это кто? – посмотрела на мужчин Саша.
– А там ребята из театра на Таганке живут, – ответил Солнце. – Вон тот – Володя Высоцкий.
Тот, на кого показал Солнце, взял гитару, и через короткое мгновение снова донеслись мощные аккорды и все тот же хриплый голос: "В холода, в холода. От насиженных мест, нас другие зовут города..."
– Как... интересно... – только и смогла сказать Саша.
Солнце внимательно разглядывал Сашу. Саша истолковала его взгляд по-своему:
– ...Теперь мы будем спать?
– Ты хочешь спать? – изобразил удивление Солнце.
– Н-ну... я имею в виду, как мужчина с женщиной, – потупилась Саша.
– А ты раньше спала с кем-нибудь? – с дружеской непосредственностью спросил Солнце.
– Нет... – призналась Саша. – Я думала, чтобы спать... надо любить.
– Ну, в общем, не мешало бы, – улыбнулся Солнце.
– А ты кого-нибудь любил? – спросила Саша.
Солнце помолчал.
– ...Во всяком случае, я так думал тогда.
– И где же она теперь? – продолжила любопытствовать Саша.
Солнце присел на подоконник.
– ...Нам было радостно и празднично. И мы поехали на юг. А там она влюбилась во врача из пансионата "Мисхор". Он возил ее по горному серпантину на иностранном кабриолете, который тогда мог себе позволить только врач из "Мисхора"... Солнце и облака ослепительно отражались в капоте... Это очень красиво, поверь... И она вышла за врача замуж... С тех пор они живут вместе долго и счастливо. У них большой гостеприимный дом... Замечательные дети... Очень похожие на нее...
На самом деле кабриолет врача из "Мисхора" сорвался с обрыва тем же летом. И врач, и его жена погибли. Жена была на сносях... Но Саша не могла этого знать, поэтому по-детски возмутилась:
– Это, по-моему, предательство с ее стороны! Я терпеть таких не могу!
Но Солнце жестом заставил Сашу замолчать:
– Ну все. Вечер воспоминаний закончен.
Солнце спрыгнул с подоконника, подошел к приемнику, достал из него и проглотил какие-то таблетки.
Саша обиженно нахмурилась:
– Зря ты это... Я думала, у меня все будет по-настоящему, а так ты потом, наверное, даже не вспомнишь.
– Ты о чем? – Солнце закрыл приемник.
– Ну, эти твои таблетки... – презрительно прищурилась Саша.
Солнце улыбнулся, слегка поморщился:
– Вообще я стараюсь ничего не забывать.
Солнце подошел к Саше, положил руки на ее плечи, наклонился... Саша прикрыла глаза, готовясь к поцелую, но Солнце только легонько подул ей в шею, развевая прядки волос. Саша улыбнулась, потерла шею и смущенно подошла к окну:
– Извини, я очень глупо повела себя...
Но вдруг Саша испуганно обернулась:
– Там Вадим!
– Кто такой Вадим? – удивился Солнце.
– Мой жених! – отчаянно воскликнула Саша.
– Твой жених? – переспросил Солнце.
– Ну, во всяком случае, он так думает.
– Бить будет? – догадался Солнце.