В крайнем доме, стоящем на самом берегу городской речки, которую окрестили Цыганкой, живёт Наташка – милая и аккуратная. Она занимается во дворе с девочками разным рукоделием. Играет на фортепьяно, сопровождая выступления дворовых самодеятельных артистов. Для Сергея теперь она самый главный человек в классе. У неё есть брат Юра, но он младше. Если спросить, кому она нравится из одноклассников? То, вероятно, половина юношей и не только восьмых классов, могут признаться в тайном поклонении.
Как-то Дуднев познакомил друзей с невысоким пареньком из соседнего двора, что недалеко от кинотеатра. Обаятельный и одарённый человек, умеет играть на баяне, а в шахматы обыгрывает всех мужчин во дворе. Он пишет отличные стихотворения, учится в строительном техникуме. Это Вова Куликов.
Однажды он принесёт Ивану том Маяковского и раскроет статью о том, как делать стихи. Привезёт свой баян и самоучитель. Будет терять много времени, пытаясь научить Ивана разбираться в нотной грамоте. Бабкин окажется не способным запоминать, где и как звучат кнопочки баянные. А вот Дуднев, заскочив на перемене в актовый зал, где Иван будет на склеенных полосах бумаги рисовать гуашью панно на всю торцовую стену к Новому году, на глазах изумлённых приятелей подберёт мелодию, которая звучала в телефильме "Последний дюйм".
Украдкой Вова тоже посматривает на освещённые окна – не промелькнёт ли знакомый силуэт Натальи. Украинка, как колдунья, взглядом огромных карих глаза привораживает парней сама того, не ведая и не желая. Володя приходит на вечера в школу. У Куличонка тонна обаяния. Он знает и помнит разные казусы, произошедшие с великими. Отлично их пересказывает. У него энциклопедические знания по математике и физики. Стасик сказал, что Вовик готовиться решить теорему Ферма. Иван попросил рассказать, в чём её загвоздка. Стас коротко рассказал и даже написал в записной книжке условия.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ.
На вечере. Восемь часов сорок минут
Глава первая.
Вечер отдыха, как обычно, был нафарширован разными играми, конкурсами, аттракционами. Скучать на таком вечере мог только ребёнок из детского сада, но и ему было бы интересно получить приз за отгаданные ребусы, шарады, криптограммы, анаграммы. Набрасывали кольца на нос Буратино, бросали мячи в цель, стреляли из игрушечного лука. Призы получали ловкие, умные, смелые, находчивые. Если Вова Куликов Иван и Стасик пытались срывать овации и принимали сувениры за решения интеллектуальных задач, то Сергей, бросал мячи в цель, метал кольца и пускал стрелы. Его иногда оттирали старшеклассники в сторону, чтобы он не заграбастал всех зайцев и кукол, с которыми тут же расставался, одаривая одноклассниц. У Натальи комплектовались иногда наборы сувениров. Она, смеясь, отдавала почти все подарки распорядителем аттракционов.
Иван получил за расшифрованный ребус бархатного зверька, называемого Чебурашкой. Знал, что она не возьмёт его сувенир, но надеялся, что сегодня отменит свои глупые принципы и будет благосклонна.
Обычно, когда Иван встанет с Сергеем или Стасиком в пару, то она обязательно выберет его, если кто-то другой не уведёт её под шатёр поднятых рук. Ручеёк будет двигаться. Она сделает так, чтобы он держал её руку. Тогда Бабкин взмоет ввысь и начнёт летать под самой Луной. Её профиль он рисовал сто раз. Иногда возникало сходство. У Ивана нет её фотокарточки. Она уходит, когда строится класс на крыльце школы. А когда звено, уставшее и счастливое, выпачканное в мазуте и ржавчине, сядет на скамейку на спортплощадке, поняв, что победили не только все звенья школы, но и классы, она в последнюю секунду встанет за дерево. Он как-то успел сделать кадр, когда она шла с подругами по коридору на перемене. Отпечаток получился нерезким. Полюбовавшись милым профилем в тумане, он порвал кусок мокрой фотобумаги и огорчённо подумал в сотый раз, что она жестока и самонадеянна, зла и груба.
Однажды, держа её сильную кисть, пригласит в кино. Попытается говорить легко и непринуждённо, словно каждый день приглашает девушек в кафе, в кино. Она бесстрастно посмотрит на него и скажет: "Некогда. Тренировки. …В воскресение – дома уборка. А вечером…". Договорить не успеет, его руку схватит одиннадцатикласница. Стеллу тут же уведут. Иван метнётся в омут "ручья", чтобы найти её и договорить.
Её не окажется в зале. Не обнаружит её Сергей в буфете. И через полчаса она не войдёт в зал. У раздевалок никого не будет. Они просмотрят вешалку своего класса. Убедятся, что её синее полупальто с белыми большими пуговицами, не будет висеть на своём месте.
"Сегодня всё должно измениться", – думает Иван, ожидая, когда объявят "ручеёк". Он не танцует ни с кем, не учится этому сомнительному искусству, когда каждый может под музыку прижать к себе девушку, ощущая её тепло и одежду. Он не приглашает её, а она не подходит к нему, зная, что не умеет танцевать. Но приглашает она всегда девочек. "Вот, это странно, – думает Иван, – никогда не видел, чтобы она танцевала с кем-то из парней. Её разве не приглашают? Она всегда отказывается. Почему?" Ответа нет. Другие девочки танцуют, не отказывают никому. В основном. А вот она… Она не танцует с мальчишками. Странно.
Глава вторая.
– Ив, тебя зовут. Пошли, – проговорил Сергей, подавая пирожок.
– Кто? – удивился Бабкин
– Верка. Там. На площадке. Незнаю зачем.
– Пойми, сейчас… Я не должен прозевать. Сегодня… Спроси, чего ей надо.
Сергей умчался, а Иван следил за вальсирующей парой. "Дунайские волны" плескались в актовом зале, качаясь, несли Бабкина. Крохин возник в дверях, махнул рукой, приглашая.
– Она зовёт тебя. Что-то срочное, говорит.
Иван, нехотя встал с кресла у стены, бросил взгляд на танцующих. Шли последние такты. Сейчас должен начаться "Ручеёк".
Беловолосая принцесса горько смотрела перед собой. Увидев Ивана, обрадовалась, пошла вниз по лестнице.
– Не уходи, – сказал Сергею.
– Вера, почему не танцуешь? Ты – в буфет?
– Проводи меня домой, – вдруг сказала она грустно.
В актовом зале наступила тишина. Доносились отрывки музыкальных звуков – школьный ВИА готовился дать жару. "Ручеёк" – подумал Иван, глядя на девушку в синем платье. Ему нужно было бежать в зал. Сегодня он всё скажет ей. Если она будет молчать, не захочет с ним идти в кино, то уже никогда он не войдёт в это зал, не посмотрит на уроке в её сторону.
– Сэр, помоги Верушке.
– Там парни караулят, – чуть не плача, проговорила Беловласка.
– Пойдём, – заторопился Иван.
– Ладно. Я – как-нибудь сама, – вздохнула тяжело принцесса и её бело-жёлтые волосы взметнулись вокруг её головы взрывом.
– Пошли, – побежал вниз Иван. За ним поспешили Вера и Сергей.
– Я сама, – блестя стёклами очков, огорчённо говорила Вера. – Тут недалеко. Две остановки на трамвае.
– Сэр, проводи ты её до остановки, – сказал раздражённо Иван, всё ещё надеясь вскочить в актовый зал и сразу кинуться в "ручей", чтобы найти и взять руку той, облик, которой всегда для него – Счастливый праздник.
Вдруг он увидел, как из-под оправы очков выбежали две слезины. В вестибюле горели не все лампочки, но было достаточно светло, чтобы увидеть эти бриллианты на щеках девушки-принцессы.
– Вера, что с тобой? – удивился Иван. – Не плачь. Мы тебя проводим. Сергей, пальто.
Вдруг он увидел, какая она симпатичная и очаровательная в своём странном горе. Он вспомнил, как осенью стоял на этом самом месте, а она призывно махала ему рукой.
– Ты помнишь, Вера, как мы тут встретились.
– Всё помню, – вдруг её плечики затряслись, и она с трудом вдела руки в рукава. Он тронул её шелковистые локоны, и его магнитом потянуло в актовый зал. "Что ей нужно? То "проводи", то "сама дойду". Что же случилось с ней? Чего плачет? Возись тут. Ничего толком не объясняет. Надо же, какая плаксивая".
– Вы идите, – вытирая платком носик, говорила Вера. Лицо её становилось одиноким и холодным. Вся она вдруг начала походить на жалкую старушонку. Иван ужаснулся – очаровательная девочка сгорала на глазах и становилась некрасивой. Неприятная жалость и тонкая острая мысль поразили его. Он быстро одел куртку.
– Подожди, Вера. – Она почти бежала мимо мокрой стены школы, но вдруг остановилась и опустила голову, продолжая горько плакать. Резко выдохнув тяжёлый воздух из груди, посмотрела на фонари, на проспект, на освещённые колонны Дворца, и уверенно пошла по мокрой снежной каше. Они перешли проспект. Было странно тепло. Снег таял, как ненормальный. Сочно моргали в ореолах светофоры и рубиново цвели стоп-сигналы автомобилей. С крыш срывались, сверкающими велосипедными спицами, капли. На телевышке тлели малиновые огоньки невидимых сигарет. Потемнели афиши. Иван взял холодную руку принцессы. Она не вырвала её, но шла, спотыкаясь, как слепая.
– Идите в школу. Я – сама. Вот трамвай идёт, мой номер.
– Прости, Вера, – сказал Иван. – Я – не хотел, чтобы так получилось.
– Я – сама виновата.
Трамвай увёз навсегда чудесную девочку Беловласку. Она больше никогда не станет той весёлой и счастливой принцессой Верой. Друзья стояли и смотрели в полумрак городской жизни, чувствуя молодыми сердцами, что стали свидетелями трагического и печального. Произошло нечто такое, что уже невозможно вернуть – ни эту ночь, ни этот дождь с крыш.
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ
Встреча. Первые опыты. Открытие. Деньги
Глава первая
Иван предположил, что Николай Николаевич Пшёнкин всё же даст ему денег на покупку фотоматериалов. Давно обещает завуч Светланка Аркадьевна Мышлова снабдить его фотоматериалами, чтобы начал снимать портреты отличников. Дорабатывает старушка последний учебный год. Но на пенсию, как говорят, её и лопатой не столкнёшь. Она смотрит директору в рот и верно гнёт его кривую линию.
Тогда почему вызвал с урока? Мог в любое иное время пригласить в кабинет. Секретаря не было на рабочем месте, так как был обеденный перерыв. Бабкин постучал, услышал голос директора. В кабинете у стола смотрел на него какой-то незнакомый мужчина в распахнутом тёмно-сером пальто.
– Иван Бабкин, – сказал директор как-то небрежно, обращаясь к незнакомцу, который добыл из кармана пиджака удостоверение и показал в сторону стоящего у порога высокого подростка, который вежливо поздоровался, но ему мужчины не ответили. Иван внутренне испуганно сжался. В желудке стало холодно и тоскливо. На раскрытом удостоверении была фотография, но прочитать фамилию хозяина не было возможности. Мужчина устало провёл белой ладошкой по редким коротким волосам и улыбнулся, дёрнув губами. Может быть, это была и не улыбка.
Директор с виноватым и беспокойным лицом начал что-то бессвязное говорить. Иван вспомнил, что накануне оборвали вешалки у пальто нескольких классов. Милиция разбирается. Но у мужчины брюки без кантов. Он старался успокоиться; понял, что и на этот раз директор не даст ему денег на фотоматериалы. Суетливые слова и бегающие глаза Николая Николаевича Пшёнкина выглядели трусовато и подло.
– Ты стоял с Крохиным у раздевалки?
– Каждый день стоит вся школа у раздевалки, смотрит расписание. Мы стояли сегодня, вчера и позавчера. Одевались и раздевались.
– Отвечай, как нужно. Вы не знали, где висит пальто Стрельчук? Разговаривали… о пальто.
"Что он плетёт? – удивлялся Иван. – Валя Стрельчук – полная девушка, излишне полная, но очень симпатичная и жизнерадостная пришла в класс в начале нового года, после каникул. Она-то тут причём?"
– А зачем нам это знать? Её пальто мы не собирались надевать. – Иван вспомнил, как они проверяли – висит ли на крючке пальто суровой и злой девушки, которая не желает фотографироваться. Но в холле тогда никого не было. Двери закрыты. Кто-то их мог видеть. Это когда было? Давно. Не из-за оборванных вешалок прибыл к директору этот симпатичный мужчина. …Он не из милиции. Ведёт себя странно тихо и внимательно слушает бредятину директора. Тот не знает, как себя вести при этом человеке, делает вид, что владеет ситуацией, будто бы его тут боятся и уважают.
– Николай Николаевич, скажите конкретно, что от меня нужно? Скоро начнётся урок. Не хотел бы опаздывать. Думал вы пригласили меня, чтобы выдать деньги на фотоматериалы. Нужно срочно, как вы говорили, сделать Доску почёта. Без денег я не смогу сфотографировать сорок человек. У мамы получка маленькая, она не может постоянно мне покупать фотоматериалы. Была бы зарплата рублей триста, разговора о деньгах не было, а то ведь сто десять рублей. На них не разгонишься. Поэтому у меня нет костюма для торжественных линеек, поэтому ношу самодельные шаровары из сатина, но не из бархата.
– У нас тоже нет денег, – зло выдавил директор. – Вот приехали к тебе. Чтобы ты рассказал…
Иван понял, что директор поставил в известность органы госбезопасности, теперь будет арестован, как революционер, как диссидент…
– Что рассказать? Как я работаю вожатым? Как организовал фотокружок и теперь обязан на материны деньги покупать материалы и оформлять фотогазету? Или о том, как меня весь декабрь, снимали с уроков, оформлять к новогоднему празднику актовый зал? Или о том, как мы показываем в детских садах кукольные спектакли? Скажите о чём?
– Расскажи, какой ты нёс бред на уроке, говоря, что партия и правительство обманывают народ в каждой газете.
Иван понял, что директор его просто оболгал. Нужно защищаться. Хватит стесняться подлеца и хама. Могут сфабриковать дело.
– Это ваше мнение. Я этого не говорил. – Иван уверенно смотрел на сидящего незнакомца. – Весь класс подтвердит. Вы опять что-то перепутали, как с наконечником. Мы сказали, что сами сделали. Вы нас обвиняете в обмане. …Я сказал, что коммунизма не будет, так как наше сознание ещё не на нужном уровне. То, что вы произнесли сейчас – это лишь ваше мнение, а не моё. Если вы вводите людей в заблуждение своими странными высказываниями, то это не значит, что и я с ними согласен. Вы не запомнили мои слова, но сообщили в органы КГБ о мнимой крамоле…
– Хватит! Разговорился! Там тебе мозги вправят в нужное место! – Кричал директор. – Ивану сделалось смешно. Он удивлялся, как быстро смог подобрать нужные слова, чтобы отбрить этого холёного мерзавца. Он не мог понять и представить, что тот жаловался на него в органы, занимающиеся государственной безопасностью. Мужчина встал и, качнув головой, сказал озабоченно:
– Мы поехали, – было видно, что он удивлён и собирается с мыслями. – Идите, одевайтесь, – приказал Ивану, намереваясь что-то сказать директору школы, но в присутствии Бабкина не решается.
Глава вторая.
В тот же день.
На большой перемене Иван решил поговорить с классной. Нона Павловна проверяла, как дежурит класс. Она преподавала литературу и русский язык. Нравилась Ивану аккуратностью и небольшой чуткостью, которая у других учителей была в зачаточном состоянии. И в железнодорожной школе встретилась чудесная бабулька, которая отлично знала свой предмет, любила его и умела завораживать учеников рассказами о писателях, которые когда-то жили в провинциальном городке. Иван начал читать книги Шишкова, Бажова, Пермитина, Анова.
Однажды он сделает первую попытку, захочет изложить мысли в ритмических строках. Неуклюжие стихотворения почему-то будут опубликованы в нашей многотиражной газете. Грустная радость вонзится в него. Яд честолюбия окажется в артериях. Гордыня пустит первые ростки. Несколько раз Иван будет перечитывать строки, поражаясь той волнующей магией, которая присуща напечатанному слову. А если этот текст написан тобой?
На первый гонорар не сделает подарок маме. Просто послушает её, и она купит ватное одеяло. И за опубликованные фотокарточки станут присылать вполне солидные деньги. Еще недавно десять рублей были сотней. Реформа денег отрезала нолик, купюры стали меньше размерами, но весомее. Мой приятель хотел помогать маме. У него появилась возможность зарабатывать на мороженое.
Одноклассники с какой-то странной радостью поздравляли, а он открещивался от глупых строк, говоря, что фамилия его, но писал не он. Ему не поверят. Будут тормошить, а Овечкина и Колесникова хором потребуют сделать им "подпись". Что он тогда мог? Детский лепет. Надеялся, что сможет шагнуть дальше и написать правильные строки.
Опубликовали – хорошо, но написано – плохо. Отвратительно. Нужно учиться, нужно работать. С кем посоветоваться? Нона подскажет, поможет. Конкретных советов преподаватель не даст, но и не скажет, чтобы не писал. Он напишет сочинение в стихотворной форме, получит высокий бал, несмотря на обилие синтаксических ошибок. Добрая Нона Александровна заставит его заняться общественной работой, чтобы уберечь от нападок директора и завуча по внеклассной работе. Он поймёт это позже.
Теперь математичка хочет получить деньги или задолбить его на уроках, не аттестовать, оставить на второй год или вообще исключить. А возможно, то, что она получила приказ от директора? Он беззащитен. Его оружие – отличная учёба, но и при отличных знаниях можно получать плохие отметки.
Преподаватель его выслушала, поняла возникшую ситуацию. Иван смотрел в глаза милой женщины и думал, что дома её ждут дети, муж, куча тетрадей, планы, уборка квартиры, готовка ужина, проверка уроков у детей. И тут ещё он со своими двойками. Нужно взрослеть, – сказал он себе и бодро проговорил:
– Я справлюсь. Постараюсь хорошо отвечать…
– …Репетиторство. Это тоже выход, – сказала Нона, поправляя на рукаве серого пиджака красную повязку.
– Но нет гарантии, что мои знания будут нормально оцениваться.
– Почему? – удивилась классная руководительница.
Они стояли на лестничной площадке у входа в актовый зал. Дети, завидев дежурных, останавливались, спрыгивали с перил.
– Недавно я простыл. Бегал в школу раздетым. Была высокая температура. На уроки не пошёл. Сергей принёс мне книгу. Фантастика. Толстый том. Рассказал о новом материале. Я всё усвоил. Сергея понимаю, а когда она объясняет, доходит с трудом. Прогрессии меня увлекли. Я читал, что изобретатель шахмат попросил одну рисинку за одну клетку. Знаете эту легенду. …Начал я разбирать прогрессии. Что и почему. Будто кто-то меня подтолкнул. Я так увлёкся, что увидел, как можно устно считать прогрессии. Записал и несколько раз проверил. Получилось, что я открыл математическую формулу. Изобрёл. Утром пришёл на занятия, предложил Сергею дать мне условия прогрессии. Я мгновенно сосчитал. Сергей удивился. Тут ещё ребята подошли. Я считал эти прогрессии, а они удивлялись.
– Вы показали формулу преподавателю?
– Да. Дуднев заинтересовался. Рудин обещал разобраться. Сергей попросил Нину Наумовну на перемене задать мне задачу. Она открыла учебник, продиктовала условие. Я пример её быстро решил устно. Наумовна удивилась. Потом ещё было задание, ещё… Она проверяла мои ответы. Не могла понять, как мне удаётся сосчитать то, что считать нужно на бумаге. Рудин на доске писал, проверяя мои ответы.
– Но ведь тебя не было на уроке, – сказала нехотя Нина Наумовна.
– Это новая формула. Это открытие в математике, – радовался Крохин и другие соклассники.