Пройдено уже полпарка, когда сзади доносится шорох. Оборачиваюсь: Тиффани стремительно приближается ко мне, на ней розовый спортивный костюм из ткани, которая шуршит при ходьбе. Когда она оказывается в пяти футах от меня, бросаю мяч - легкий пас, в самый раз для девчонок, - но она отступает в сторону, и мяч падает на землю.
- Зачем приходил? - спрашивает Тиффани.
- Хотел мячиком поперекидываться.
- Ненавижу футбол. Я же тебе говорила, нет?
Раз она не хочет играть в мяч, решаю спросить прямо:
- Зачем ты следуешь за мной, когда я бегаю?
- Честно?
- Да.
Тиффани прищуривается, отчего ее лицо становится злым.
- Я тебя изучаю.
- Что?
- Сказала же: я тебя изучаю.
- Зачем?
- Чтобы понять, достаточно ли ты силен.
- Силен для чего?
- Еще я оцениваю, - продолжает она, не обращая внимания на мой вопрос, - твою дисциплинированность, выносливость, то, как ты справляешься с умственным напряжением, твое упорство и стойкость в неопределенной ситуации, а также…
- Но зачем?
- Этого я пока не могу сказать.
- Почему?
- Потому что еще не закончила изучать.
Она поворачивается, я иду вслед, мимо пруда, через пешеходный мостик. Мы вместе выходим из парка, и никто из нас больше не произносит ни слова.
Она ведет меня по Хаддон-авеню, мимо новых магазинов и шикарных ресторанов, мимо пешеходов, подростков на скейтбордах, мужчин, которые, завидев мою зеленую футболку, останавливаются, вскидывают кулаки и кричат: ""Иглз", вперед!"
Тиффани сворачивает с Хаддон-авеню и петляет между домами, пока мы не оказываемся перед домом моих родителей. Тут она останавливается и наконец прерывает молчание, длившееся почти час:
- Твоя команда выиграла?
- Двадцать четыре - десять, - киваю.
- Клево тебе, - отвечает Тиффани и уходит прочь.
Лучший в мире психотерапевт
Утром в понедельник после победы "Иглз" над "Тексанс" происходит нечто занятное. Я в подвале, делаю упражнения на растяжку, и вдруг ко мне заглядывает отец - в первый раз с тех пор, как я вернулся домой.
- Пэт?
Встаю и поворачиваюсь к нему. Он замер на последней ступеньке лестницы, как будто боится сделать еще шаг и вступить на мою территорию.
- Да, пап?
- Ого, сколько у тебя тут железа!
Ничего на это не отвечаю, думая, что он наверняка страшно сердился на маму, когда она купила мне целый спортзал.
- Тут сегодня хорошо про "Иглз" написали. - Он протягивает мне спортивные страницы из "Курьер пост" и "Филадельфия инквайерер". - Я встал пораньше и уже все прочел. По твоим вчерашним комментариям во время матча я понял, что ты не всех игроков знаешь, ну я и подумал: может, тебе охота последить за новостями в этом сезоне, раз ты вернулся домой и?.. В общем, я просто буду оставлять газеты на верхней ступеньке.
Я слишком потрясен, чтобы что-то сказать или пошевелиться, ведь отец забирал спортивные страницы с собой на работу с самого нашего с Джейком детства. Брат все время ссорился с ним из-за этого, просил хотя бы приносить страницы обратно домой, чтобы мы тоже могли почитать, когда закончим с уроками. Но отец всегда уходил из дому еще до того, как мы просыпались, и никогда не возвращал газеты - говорил, что забыл их на работе или потерял. В конце концов Джейк сам подписался на газеты, когда впервые устроился на работу - раскладывать товар по полкам в местном супермаркете "Биг фудс", - и с той поры каждое утро перед школой мы читали спортивные разделы. Ему было двенадцать, мне - тринадцать.
Делаю триста подъемов корпуса на "Стомак-мастере-6000" и только потом разрешаю себе встать и взять страницы со ступеньки. Мышцы живота горят и дергаются, а я с тревогой думаю: вдруг отец просто решил сыграть со мной злую шутку и на самом деле положил развлекательные или кулинарные разделы? Однако, встав и подойдя к лестнице, я убеждаюсь, что папа оставил именно их - спортивные страницы обеих газет.
Приходит время утреннего приема лекарств, я иду на кухню и застаю маму за приготовлением яичницы. Моя тарелка на столе, а рядышком на салфетке выложены пять таблеток.
- Смотри, - показываю маме газеты.
- Это что, спортивные страницы? - отвлекается она от шипящей сковородки.
- Ага. - Я сажусь и запихиваю в рот все пять таблеток, раздумывая, сколько из них проглотить. - Но с чего вдруг?
Мама лопаткой перекладывает яичницу со сковородки на мою тарелку.
- Отец старается, Пэт, - говорит она с улыбкой. - Но на твоем месте я бы не задавала лишних вопросов. Будь доволен тем, что тебе дают. Ведь мы все так делаем, верно?
Она улыбается мне с надеждой, и в этот момент я решаю принять все до единой таблетки, что и делаю тут же, запивая водой.
Теперь каждое утро я слышу, как открывается и закрывается дверь в подвал, а потом нахожу на верхней ступеньке спортивные страницы, которые прочитываю от первой до последней строчки, пока завтракаю с мамой.
Самая важная новость - предстоящая игра против "Джайентс"; все сходятся на том, что это будет решающий матч в борьбе за первое место в Восточном дивизионе Национальной футбольной конференции, тем более что "Джайентс" уже потерпели поражение в своем первом матче против "Индианаполис кольтс". Если "Джайентс" проиграют, соотношение побед и поражений у них будет 0:2, а у "Иглз" - 2:0. Все только и пишут, какая напряженная предстоит игра. Благодаря Джейку у меня есть билет на стадион, и я уже предвкушаю матч.
Каждый вечер дожидаюсь, когда отец вернется с работы, в надежде, что он заговорит со мной об игре и я смогу упомянуть имена нынешних игроков, доказать ему, что я снова настоящий болельщик. Но он всегда забирает ужин к себе в кабинет и запирает дверь. Несколько раз я даже подходил к двери и уже поднимал кулак, чтобы постучать, но трусил. Мама говорит, надо дать ему время.
В пятницу, сидя в коричневом кресле, разговариваю с Клиффом об отце. Я сообщаю, что отец теперь оставляет мне спортивные страницы и это очень серьезный шаг для него, но хотелось бы, чтобы он больше общался со мной. Клифф выслушивает, но о моем отце говорит мало. Вместо этого он постоянно заводит речь о Тиффани, отчего мне немного досадно, ведь она всего лишь сопровождает меня на пробежках и этим наше общение ограничивается.
- Твоя мама сказала, ты собираешься завтра поехать с Тиффани на пляж. - Клифф улыбается так, как улыбаются иные мужчины, когда разговор заходит о женщинах и сексе.
- Клифф, я собираюсь ехать с Ронни, и с Вероникой, и с малюткой Эмили. Вся идея в том, чтобы свозить Эмили на пляж, этим летом она почти никуда не выбиралась, а скоро станет холодно. Маленькие дети любят бывать на пляже.
- Ты рад, что едешь?
- Ну да, пожалуй. Конечно, придется встать в страшную рань, чтобы нормально потренироваться, а заканчивать уже после возвращения, но…
- Как насчет того, чтобы увидеть Тиффани в купальнике?
Я моргаю несколько раз, прежде чем до меня доходит смысл его слов.
- Ты говорил, у нее красивое тело, - добавляет Клифф. - Хочется посмотреть на него? Может, она будет в бикини. Как думаешь?
На секунду меня охватывает ярость - он же мой психотерапевт, и вдруг такая бестактность, - но потом смекаю: это он снова проверяет мои моральные принципы, желает убедиться, что я вполне способен жить среди нормальных людей. Я улыбаюсь и киваю:
- Клифф, не забывайте, что я женат.
В ответ он осторожно кивает и подмигивает. Кажется, я прошел тест.
Мы еще немного говорим о том, что у меня целую неделю не было приступов, - Клифф считает это подтверждением эффективности лекарств, он же не знает, что половину таблеток я выплевываю в унитаз. А когда уже пора уходить, он останавливает меня:
- Хочу сказать тебе еще одну вещь.
- Да?
И тут он резко встает, выбрасывает обе руки вверх и кричит:
- А-а-а-а-а!
Оправившись от секундного замешательства, я тоже вскакиваю на ноги, поднимаю руки и кричу:
- А-а-а-а-а!
- И! Г! Л! З! Иглз! - скандируем мы в унисон, показывая буквы руками и ногами, и вдруг меня накрывает волна счастья.
Провожая меня до дверей, Клифф предрекает "Иглз" победу со счетом 21:14, я соглашаюсь с его прогнозом и выхожу в приемную, где меня ждет мама.
- Мне показалось, или вы оба только что кричали "Иглз"?
Клифф поднимает брови и пожимает плечами, но, уходя обратно в свой кабинет, он насвистывает "Вперед, орлы, вперед", и тут я понимаю, что мне достался лучший в мире психотерапевт.
По дороге домой мама интересуется, обсуждали ли мы с Клиффом что-либо, кроме футбола, но я не отвечаю.
- Как думаешь, папа начнет разговаривать со мной вечерами, если "Иглз" победят "Джайентс"?
Мама хмурится и крепче сжимает руль.
- Самое грустное в том, Пэт, что он может. И вправду может, - отвечает она, и у меня появляется надежда.
Голова Тиффани качается на волнах
У Ронни вместительная машина, с тремя рядами сидений. Когда он заезжает за мной, Тиффани уже внутри, пристегнута рядом с сиденьицем Эмили, так что я забираюсь в самый дальний ряд, волоча за собой футбольный мяч и сумку, в которую мама уложила для меня полотенце, смену одежды и даже ланч, хоть я и сказал ей, что Ронни возьмет сэндвичи в местном магазинчике.
Конечно же, маме обязательно нужно стоять на крыльце и махать на прощание, как будто мне пять лет. Вероника, устроившаяся на переднем пассажирском сиденье, перегибается через Ронни и кричит ей:
- Спасибо за вино и цветы!
Мама воспринимает это как приглашение подойти к машине и вступить в разговор.
- Как вам наряд Пэта? Я сама все купила, - сообщает она, оказавшись рядом с окном Ронни.
Она наклоняется и бросает долгий взгляд на Тиффани, но та уже отвернулась, разглядывает в окно дом напротив.
Наряд на мне совершенно нелепый: ярко-оранжевая рубашка поло, ярко-зеленые пляжные шорты и шлепанцы. Я вовсе не хотел ничего из этого надевать, но понимал, что Вероника, скорее всего, рассердится, если я явлюсь в безрукавке и спортивных трусах. У них с мамой схожий вкус, так что я разрешил маме одеть себя, - к тому же это доставляет ей столько радости.
- Пэт выглядит замечательно, миссис Пиплз, - отвечает Вероника, а Ронни согласно кивает.
- Привет, Тиффани, - говорит мама, просовывая голову еще дальше в салон, но Тиффани не обращает внимания.
- Тиффани? - окликает Вероника, однако та продолжает упорно смотреть в окно.
- Вы уже встречались с Эмили? - спрашивает Ронни.
Мой друг выходит из машины, отстегивает девочку, поднимает ее с кресла и передает маме на руки. Она разговаривает с ребенком каким-то особенным сюсюкающим голоском, а Ронни и Вероника стоят рядом и улыбаются до ушей.
Так продолжается несколько минут, пока Тиффани не поворачивает голову:
- Я думала, мы сегодня на пляж собираемся?
- Извините, миссис Пиплз, - отзывается Вероника, - моя сестра иногда бывает резковата, но нам, пожалуй, и правда пора, если мы хотим пообедать на пляже.
Мама поспешно кивает:
- Хорошо тебе провести время, Пэт!
Ронни усаживает Эмили обратно в креслице. Мне снова пять лет.
По пути к побережью Ронни и Вероника обращаются к нам с Тиффани так же, как к Эмили: не ожидая ответа и говоря о пустяках.
- Скорей бы приехать!
- Вот уж оттянемся так оттянемся!
- Что сначала: поплаваем, прогуляемся или в мяч поиграем?
- Погодка-то какая выдалась, а?
- Ну как, весело вам?
- Сэндвич хочу! Помираю с голоду!
Спустя двадцать минут Тиффани наконец вступает в беседу:
- Можно хоть минуту посидеть в тишине?
И остаток пути мы слушаем только вскрики Эмили - ее родители называют это пением.
Проезжаем через Ошен-Сити, поднимаемся на мост и направляемся к незнакомому мне пляжу.
- Здесь народу поменьше, - объясняет Ронни.
Ставим машину. Эмили перекладывают в некое приспособление, напоминающее гибрид коляски и квадроцикла, которое толкает Вероника. Тиффани несет зонт, а мы с Ронни тащим сумку-холодильник, ухватившись каждый за ручку. Деревянные мостки через поросшую морским овсом дюну выводят нас на берег, и тот оказывается в полном нашем распоряжении.
Никого вокруг, насколько хватает взгляда.
После короткого спора на тему "прилив сейчас или отлив" Вероника выбирает сухое место и пытается расстелить на нем покрывало, пока Ронни вкапывает древко зонта в песок. У нее ничего не выходит: дует ветер и покрывало постоянно заворачивается.
Будь на ее месте кто угодно другой, я бы принялся помогать, но вовсе не хочется, чтобы на меня накричали, так что молча стою и жду указаний. Тиффани делает то же самое, но Веронике так и не приходит в голову попросить помощи.
И тут - то ли песок ветром принесло, то ли еще что - Эмили принимается кричать и тереть глаза.
- Просто супер, - говорит Тиффани.
Вероника сразу же переключается на Эмили, велит ей поморгать, показывает как, но Эмили вопит все громче и громче.
- Мне сейчас только детской истерики не хватало, - добавляет Тиффани. - Пусть она замолчит. Вероника, пожалуйста, сделай так, чтобы она…
- Помнишь, что сказала доктор Лайли? О чем мы говорили сегодня утром? - перебивает Вероника, бросая на Тиффани через плечо многозначительный взгляд, и снова поворачивается к Эмили.
- Значит, теперь мы будем обсуждать моего психотерапевта в присутствии Пэта? Ну, ты стерва! - Тиффани встряхивает головой и быстро идет прочь.
- Господи! - восклицает Вероника. - Ронни, можешь подержать Эмили?
Ронни мрачно кивает, а Вероника уже бежит за Тиффани:
- Тифф! Вернись! Ну перестань. Прости меня, я правда не хотела!
Ронни промывает глаза Эмили водой из бутылки, и минут через десять та успокаивается. Мы уже расстелили покрывало в тени зонта, прижав края сумкой-холодильником, нашими шлепанцами и сандалиями, а также суперколяской Эмили, но Тиффани с Вероникой все нет.
С ног до головы намазав Эмили солнцезащитным кремом, мы с Ронни ведем ее играть у кромки воды. Ей нравится догонять отбегающие волны и копаться в песке, и нам приходится следить, чтобы она его не ела, хотя мне непонятно, как может вообще прийти в голову идея есть песок. Ронни берет дочку на руки и заходит с ней в океан, и какое-то время мы все просто качаемся на волнах.
Я спрашиваю, не следует ли нам обеспокоиться о Тиффани с Вероникой, но Ронни качает головой:
- Не надо. Просто у них очередной сеанс психотерапии, здесь, на пляже. Скоро вернутся.
Мне не нравится, как он выделяет слово "психотерапия" - будто в психотерапии есть что-то постыдное, - но вслух я ничего не говорю.
Обсохнув, мы все ложимся на покрывало - Ронни и Эмили в тени, я на солнце. Сон приходит ко мне довольно быстро.
Когда я открываю глаза, лицо Ронни рядом с моим; он спит. Получаю легкий шлепок по плечу, переворачиваюсь и вижу, что Эмили обошла покрывало, смотрит на меня и улыбается.
- Пэп, - говорит она.
- Не надо будить папу, - шепчу ей, а потом подхватываю на руки и несу к воде.
Мы сидим и копаем ямку в мокром песке, а потом Эмили вскакивает и устремляется за барашками отбегающей волны, смеясь и показывая пальцем.
- Хочешь искупаться? - спрашиваю, и она тотчас же кивает.
Я беру ее на руки и иду в воду.
Пока мы спали, поднялся ветер, и волны уже гораздо выше прежнего, так что я быстро преодолеваю полосу прибоя и захожу туда, где вода мне по грудь. Мы с Эмили качаемся на зыби. Волны набегают, растут, и мне приходится выше подпрыгивать, чтобы удержать наши головы над водой. Эмили просто в восторге, она визжит, и смеется, и хлопает в ладоши всякий раз, когда нас подбрасывает волна. Это продолжается минут десять, не меньше, и я счастлив. Я целую ее пухлые щечки снова и снова. Что-то такое есть в Эмили, отчего мне хочется вот так качаться с нею на волнах всю оставшуюся жизнь. Я решаю: когда время порознь закончится, мы с Никки тотчас же заведем дочку, потому что с начала нашей разлуки ничто и меня так не радовало.
Волны еще выше. Я поднимаю Эмили и сажаю себе на плечи, чтобы ей на лицо не попадали соленые брызги, она то и дело взвизгивает: ей нравится сидеть так высоко.
Мы качаемся вверх-вниз.
Нам весело.
Мы просто счастливы.
Но тут я слышу чей-то крик:
- Пэт! Пэт! Пэ-э-эт!
Оборачиваюсь и вижу Веронику; она стремительно бежит по пляжу, оставив Тиффани далеко позади. Встревожившись - вдруг что-то случилось, - я спешу к берегу.
Волны уже разыгрались не на шутку, так что я вынужден снять Эмили с плеч, держу ее перед собой - так безопаснее. Но вскоре мы выходим на мелководье навстречу Веронике, которая уже несется возле самой воды.
Вблизи она выглядит до крайности обеспокоенной. Эмили принимается громко плакать и тянется к матери.
- Ты какого черта делаешь? - кричит Вероника, когда я передаю ей ребенка.
- Я просто купался с Эмили, - отвечаю.
Вопли Вероники, должно быть, разбудили Ронни: он торопливо спускается к нам.
- Что такое?
- Ты что, разрешил Пэту купаться с Эмили в океане? - набрасывается на него Вероника, и по тому, как произносится мое имя, понятно, что она боится оставлять дочку наедине со мной - считает, что я могу причинить какой-то вред ее ребенку.
Это несправедливо, тем более что Эмили начала плакать, только когда услышала вопли Вероники; это сама Вероника расстроила собственную дочь.
- Что ты с ней сделал? - поворачивается ко мне Ронни.
- Ничего, - отвечаю. - Мы просто купались.
- А ты что делал? - продолжает упрекать она Ронни.
- Я, наверное, заснул и…
- Господи боже, Ронни! Ты оставил Эмили одну с ним?
Вероника особо выделяет это "с ним", Эмили плачет, Ронни обвиняет меня в том, что я сделал что-то нехорошее с его дочерью, солнце обжигает мою грудь и спину, Тиффани смотрит - я вдруг понимаю, что сейчас взорвусь. Чувствую, как неминуемо приближается приступ, и, пока я еще контролирую себя, делаю единственное, что приходит в голову: бегу, бегу по пляжу прочь от Вероники, от Ронни, от Эмили, от всех этих криков и обвинений. Я бегу во весь дух и вдруг осознаю, что теперь плачу сам - наверное, потому, что я всего лишь купался с Эмили, и это было так замечательно, я старался быть хорошим и думал, что в самом деле получается, и вот я подвел своего лучшего друга, а Вероника накричала на меня, хотя я этого вовсе не заслуживаю, и сколько еще будет идти это чертово кино, и сколько мне еще совершенствоваться…
Меня обгоняет Тиффани.