- Ты бросаешь меня? Ты… ты хочешь быть с Чарли, а не со мной?
- Нет. Господи, нет. - Я резко высвободила руки. - Я изменила тебе, испортила все, и… - Слезы душили меня. - И мы должны расстаться!
Он все еще не понимал:
- Но… что, если я не хочу с тобой расставаться?
Слезы душили меня, и я подумала - нет, поняла, - что Джеб был намного лучше меня. Он был самым прекрасным, самым замечательным парнем на свете, а я была полным дерьмом, не достойным даже того, чтобы он на меня наступил. Я жопень. Такой же полный жопень, как Чарли.
- Мне пора идти, - сказала я и шагнула к двери.
Он схватил меня за запястье. "Не уходи, пожалуйста", - было написано у него на лице.
Но я должна была это сделать. Разве он не понимал?
Я вырвалась и заставила себя произнести роковые слова:
- Джеб… все кончено.
Он стиснул зубы, и меня охватило злорадство. Он должен злиться на меня. Он должен меня презирать.
- Иди, - сказал он.
И я ушла.
И теперь… теперь я стояла у окна своей спальни, наблюдая за тем, как Дорри и Теган становятся все меньше и меньше. Снега было много, очень много, и весь он серебрился в лунном свете. От одного его вида мне стало холодно.
Я подумала, сможет ли Джеб когда-нибудь меня простить.
Я подумала, перестану ли я когда-нибудь чувствовать себя такой несчастной.
Я подумала, чувствует ли Джеб себя сейчас таким же несчастным, как я, и удивилась тому, что мне совсем не хочется, чтобы он был несчастен. Ну, разве что самую чуточку - или немного больше. Но я точно не хотела, чтобы его сердце превратилось в мерзлый комок досады. У него доброе сердце, и именно поэтому было так странно, что он вчера не пришел.
Но в любом случае, Джеб не был виноват в том, что я натворила, и, где бы он ни был, я надеялась, что на сердце у него тепло.
(глава седьмая)
- Бр-р-р, - произнесла Кристина, открывая входную дверь "Старбакса" в полпятого на следующее утро. В четыре тридцать утра, блин! До восхода оставалось еще полтора часа, и парковка казалась призрачной пустошью с бугорками заснеженных машин. Бойфренд Кристины, выруливая на Дирборн-авеню, посигналил ей, и она повернулась и помахала ему рукой. Он уехал, и мы остались наедине со снегом у темного магазина.
Кристина открыла дверь, и я поспешила внутрь следом за ней.
- Там холодрыга, - сказала она.
- Заметила, - сказала я.
Даже с зимней резиной и цепями дорога от моего дома до "Старбакса" была опасной. Я насчитала около дюжины машин, брошенных не такими смелыми водителями, как я. В одном сугробе осталась вмятина от внедорожника или какого-то другого огромного автомобиля. Как такое могло произойти? Какой идиот мог не заметить двухметровой стены снега?
Пока не приедет снегоочиститель, Теган на своем хилом "сивике" явно никуда не уехать.
Я отряхнула комья снега с сапог, сняла их и в носках прошла в подсобку. Там щелкнула шестью выключателями возле батареи, и зал осветился.
Наш "Старбакс" - рождественская звезда, которую зажгли ангелы, подумала я, представив, что наша кофейня - единственное светлое пятно в черном-черном городе. Но Рождество прошло, а ангелов не существует.
Я сняла шапку и пальто, надела черные сапоги под цвет брюк и налепила записку "Не забыть поросенка" на свою форменную футболку "Старбакса" с надписью: "Вы закажите - мы сделаем". Дорри потешалась над моей форменной футболкой так же, как и над всем, что было связано с "Старбаксом", но меня это не волновало. "Старбакс" был моим убежищем. Но сейчас он навевал мне грусть, потому что напоминал о Джебе.
И все же я находила утешение в его запахах и звуках - и особенно в музыке. Зовите ее "коммерческой", "консервированной" или какой хотите, но в "Старбаксе" играла отличная музыка.
- Эй, Кристина, - крикнула я, - включим "Аллилуйю"?
- Конечно! - воскликнула она.
Я вставила в проигрыватель диск "Возвышение: Песни духа" (кстати, Дорри говорила, что ее от этого диска тошнит) и выбрала седьмой трек. Запел Руфус Уэйнрайт, и я подумала: Ах, райские звуки "Старбакса".
Дорри, как и сто тысяч миллионов других людей, насмехавшихся над "Старбаксом", не понимала одного: в "Старбаксе" работали точно такие же люди, как они. Да, "Старбакс" принадлежит какому-то толстосуму, и да, это сеть кафе. Но Кристина - местная, и она живет в Грейстауне, так же как и Дорри. И я тоже. И остальные девочки-баристы. Поэтому - какая разница?
Я вышла из подсобки и принялась распаковывать коробки с выпечкой, которые привез Карлос, парень из нашей службы доставки. Я все время отвлекалась, поглядывая на фиолетовые кресла у входа, а обезжиренные маффины с голубикой расплывались перед глазами из-за слез.
Хватит, приказала себе я. Соберись, или день будет длинным.
- Ого, - сказала Кристина, встав передо мной. - Ты постриглась.
Я подняла голову:
- М-м… да.
- И покрасилась в розовый.
- Это ведь не проблема?
В "Старбаксе" действовало правило, запрещавшее видимые татуировки, кольца в носу и другой пирсинг на лице. То есть татуировки и пирсинг иметь было можно, а вот демонстрировать их - нельзя. Краситься в розовый цвет, кажется, не возбранялось. Хотя мы, конечно, никогда этого не обсуждали.
- Гм. - Кристина внимательно оглядела меня. - Нет, все нормально. Просто я не ожидала.
- И я тоже, - шепотом сказала я.
Мне не хотелось, чтобы Кристина меня услышала, но она все равно услышала.
- Адди, все хорошо? - поинтересовалась она.
- Конечно, - ответила я.
Заметив наклейку на моей футболке, Кристина нахмурилась:
- И какого же поросенка ты не должна забыть?
- Что? - Я опустила глаза. - Э-э… не обращай внимания.
Я подозревала, что поросята в "Старбаксе" тоже запрещены, и не видела смысла злить Кристину, рассказывая ей всю историю. Если спрятать Гавриила в подсобке, как я задумала, она о нем никогда не узнает.
- Ты уверена, что все хорошо? - проговорила она.
Я широко улыбнулась и оторвала записку:
- Лучше не бывает!
Кристина вернулась к кофе-машине, и я сложила записку вдвое и сунула ее в карман. Потом подтащила выпечку к стеклянному шкафчику и, надев полиэтиленовые перчатки, принялась ее туда выкладывать. Кафе наполняли звуки голоса Руфуса Уэйнрайта, который пел "Аллилуйю", я начала подпевать, и меня охватило почти приятное чувство, ну, знаете: "Жизнь - отстой, но есть же на свете хорошая музыка".
Но когда я вслушалась в слова - внимательно вслушалась, а не как раньше, - это почти приятное чувство ушло. Мне всегда казалось, что раз в этой песне столько "аллилуй", то она, наверное, вдохновляющая и поется в ней о Боге или о чем-то в этом духе. Но оказалось, что кроме "аллилуй" в ней были и другие слова, совсем не воодушевляющие.
Руфус пел о любви и о том, что любовь не может существовать без веры. Я замерла, потому что то, о чем он пел, было мне очень хорошо знакомо. Я прислушалась еще внимательней и с ужасом поняла, что это песня о парне, которого предала возлюбленная. А эти трогательные "аллилуйи"? Они были не воодушевляющими, а… "холодными и искаженными" - ведь так и пелось в припеве!
Почему мне вообще нравилась эта песня? Она же стремная!
Я направилась к проигрывателю, желая сменить диск, но не успела: началась новая песня. Зазвучала госпел-версия "Восхитительной благодати", и я подумала: Что ж, это намного лучше искаженных аллилуй. И еще: Пожалуйста, Господи, мне нужна Твоя благодать.
(глава восьмая)
В пять часов мы закончили утренние приготовления, а в 5:01 в нашу стеклянную дверь постучался первый клиент, и Кристина официально открыла нашу кофейню.
- Счастливого дня после Рождества, Эрл, - сказала она крупному мужчине, стоявшему снаружи. - Не ожидала тебя сегодня увидеть.
- Думаешь, моим клиентам не все равно, какая на улице погода? - сказал Эрл. - Ошибаешься, дорогая.
Он вразвалку прошел внутрь, впустив за собой струю морозного воздуха. Это был розовощекий здоровяк в красно-черной ушанке, похожий на лесоруба - что неудивительно, ведь он и был лесорубом. Он водил грузовик, позади которого мне было бы страшно ехать на горной дороге. Во-первых, ездил Эрл с умопомрачительной скоростью в тридцать километров в час, а во-вторых, прицеп его был нагружен бревнами - огромными бревнами, уложенными в пять-шесть рядов. Стоило ограничителям не выдержать - и эти бревна скатились бы и расплющили меня, как пластиковый стаканчик.
Кристина зашла за барную стойку и включила кофеварку.
- Здорово, наверное, когда ты нужен людям, а?
Эрл хмыкнул. Он проковылял к кассе, посмотрел на меня, прищурившись, и сказал:
- Что ты сделала с волосами?
- Я их остригла, - сказала я, наблюдая за выражением его лица, - и покрасила. - Он молчал, и я спросила: - Нравится?
- А какая разница? - ответил он. - Это твои волосы.
- Я знаю. Но…
Я поняла, что не знаю, что мне сказать. Почему мне было так важно, нравится Эрлу моя прическа или нет? Опустив взгляд, я взяла у него деньги. Он всегда заказывал одно и то же, поэтому можно было не задавать вопросов.
Кристина добавила в мокко с малиной для Эрла щедрую порцию взбитых сливок, сбрызнула их ярко-красным сиропом из малины и накрыла все это сверху белой пластмассовой крышечкой.
- Готово, - объявила она.
- Спасибо, девушки, - сказал Эрл.
Он поднял стакан так, как делают перед произнесением тоста, и вышел.
- Думаешь, приятели-дровосеки Эрла смеялись над ним за то, что он пьет такие девчачьи напитки? - обратилась я к Кристине.
- Ну, разве что разок, - ответила она.
Звякнул колокольчик над входной дверью. Парень придержал ее, пропуская свою девушку. По крайней мере, я решила, что они пара, потому что они напоминали пару - влюбленные и смешные. Я сразу же вспомнила о Джебе - я не думала о нем целых две секунды - и почувствовала себя одинокой.
- Ого, еще жаворонки! - заметила Кристина.
- Скорее уж совы.
Парня я помнила со школы. У него были припухшие глаза, и он пошатывался так, будто всю ночь не спал. Девушка, которая тоже показалась мне знакомой, зевала без остановки.
- Слушай, перестань, а? - сказал парень зевающей подружке. Я вспомнила, что его звали Тобин и что он учился классом старше меня. - У меня скоро комплекс выработается.
Девушка улыбнулась и снова зевнула. Как же ее звали? Энджи? Да, Энджи, и девичьей привлекательности в ней было кот наплакал, так что я в сравнении с ней чувствовала себя девочкой-предевочкой. Вряд ли она это нарочно. Она вообще вряд ли знала, кто я такая.
- Вот здорово! - сказал парень. Потом он развел руки в стороны и посмотрел на нас с Кристиной: - Она думает, что я скучный. Я ей наскучил - вы представляете?
Я постаралась смотреть на него с приветливым, но ни к чему не обязывающим выражением лица. Тобин носил неряшливые свитеры, дружил с тем парнем из Кореи, который говорил "жопень", и все его приятели были жутко умными. Такими умными, что я чувствовала себя тупой, как черлидерша, хотя не была черлидершей, да и совсем не считала, что черлидерши тупые.
Ну, по крайней мере, не все. Разве что Хлоя-которая-бросила-Стюарта.
- Эй, - сказал Тобин, показывая на меня пальцем, - я тебя знаю.
- Ага, - кивнула я.
- Но раньше твои волосы не были розовыми.
- Не-а.
- Так ты тут работаешь? Зашибись. - Он повернулся к девушке: - Она здесь работает. Сто лет, наверное, а я даже не знал.
- Жесть, - сказала девушка.
Она улыбнулась мне и наклонила голову, как бы говоря: "Привет! Прости, не знаю, как тебя зовут".
- Вам чего-нибудь налить? - предложила я.
Тобин пробежал глазами меню.
- Ох, у вас тут эти непонятные обозначения объема напитков, да? Ну, типа, grandé вместо "большой"?
Он по-дурацки растянул слово "гранде", изображая француза, и мы с Кристиной переглянулись.
- А нельзя сказать просто "большое латте"? - поинтересовался он.
- Можно, но только гранде - это среднее, - пояснила Кристина. - Большое - это venti.
- Venti. Да. Боже, почему у вас нельзя сделать заказ на нормальном английском?
- Можно, конечно, - ответила я ему. Несмотря на все сложности, мне требовалось соблюдать равновесие - выполнять желания клиентов и взбрыкивать иногда, чтоб они не позволяли себе чего лишнего. - Так легче запутаться, но я разберусь.
Энджи скривила губы. Это мне понравилось.
- Не-не-не, - проговорил Тобин, демонстрируя жестом, что он берет свои слова обратно. - Чужой монастырь и все такое… Мне… Дай подумать… Можно мне маффин venti с голубикой?
Я не смогла удержаться от смеха. У него был жутко усталый вид, взъерошенные волосы на голове топорщились, и да, он вел себя как идиот. Я была уверена, что он не знает, как меня зовут, хотя и Тобин, и я с первого класса учились в одной школе. Но он очень трогательно смотрел на Энджи, которая смеялась вместе со мной.
- Что? - обескураженно произнес он.
- Размеры - это только для напитков, - сказала она, положила руки ему на плечи и развернула к шкафчику с выпечкой, где выстроились ровной шеренгой шесть одинаковых пухлых маффинов. - Маффины все одинаковые.
- Ну да, они просто маффины, - согласилась Кристина.
Тобин замешкался, и я подумала: Притворяется несчастным парнем-контркультурщиком, которого против воли затащили в Гадкий Корпоративный "Старбакс". Но, заметив, как он покраснел, я кое-что поняла. Тобин и Энджи… они вместе совсем недавно. Настолько недавно, что он все еще краснел от ее прикосновений и удивлялся им.
Я вспомнила, как у меня самой в его ситуации бежали мурашки по коже, и меня снова накрыла волна одиночества.
- Я в первый раз в "Старбаксе", - решил оправдаться Тобин. - Серьезно. Первый раз в жизни, так что вы со мной долегче.
Он нащупал руку Энджи, и их пальцы сплелись. Она тоже покраснела.
- Так… тебе только маффин? - спросила я.
Потом открыла стеклянную дверцу шкафчика с выпечкой.
- Не нужен мне ваш дурацкий маффин.
Тобин притворно надул губы.
- Бедняжка, - подыграла ему Энджи.
Тобин посмотрел на нее. Лицо ее казалось нежнее обычного, потому что она была сонной. И почему-то еще.
- Давай самое большое латте, - сказал он мне. - Я с ней поделюсь.
- Конечно, - ответила я. - С сиропом?
Он снова обратил свое внимание на меня:
- Сиропом?
- С фундуком, с белым шоколадом, малиновый, ванильный, карамельный… - перечислила я виды сиропа.
- Картофельный?
Мне на секунду показалось, что он смеется надо мной, но когда Энджи тоже засмеялась - и это был беззлобный смех над шуткой, предназначенной только для них двоих, - я поняла, что не все в мире вертится вокруг меня.
- Прости, картофельного нет.
- Ладно. - Он почесал голову. - Тогда…
- Дольче-уайт мокко с корицей, - сказала мне Энджи.
- Отличный выбор.
Я выполнила заказ, и Тобин расплатился пятью долларами, сунув еще пять в кружку для чаевых. Похоже, он все же не был таким уж дураком.
Но когда они отошли, чтобы присесть, я не смогла удержаться от мысли: Только не в фиолетовые кресла! Это наши с Джебом кресла! Но конечно же они сели именно в фиолетовые кресла, самые мягкие и удобные. Энджи опустилась в то, что стояло ближе к стене, а Тобин занял другое. В правой руке он держал напиток, а пальцы левой были переплетены с пальцами руки Энджи.
(глава девятая)
К шести тридцати солнце официально начало вставать. Наверное, это было даже красиво, если нравится такое. Новое начало, обновление, теплые лучи надежды…
Ага. Для всех, кроме меня.
В семь часов случился настоящий утренний наплыв посетителей, и я, занявшись приготовлением капучино и эспрессо, заставила свой мозг заткнуться хотя бы на время.
Скотт забежал на привычный чай с молоком и специями и, как всегда, заказал стаканчик сметаны на вынос для Мэгги, своего черного лабрадора.
А Диана, воспитательница из детского сада по соседству, заскочила на стаканчик латте с обезжиренным молоком и, роясь в кошельке в поисках скидочной карточки "Старбакса", в стомиллионный раз сказала, что мне следует сменить фотографию на доске "Познакомьтесь с нашими баристами".
- Ты же знаешь, что меня бесит эта фотка, - сказала она. - Ты похожа на рыбу с такими губами.
- А мне нравится, - сказала я.
Джеб сфотографировал меня в прошлый Новый год, когда мы с Теган дурачились, изображая Анджелину Джоли.
- Вот уж не знаю почему, - продолжала Диана. - Ты же на самом деле такая красавица, даже с этой… - она взмахнула рукой, указывая на мою новую стрижку, - панковской прической.
Панковская прическа. Господи!
- Она не панковская, - возразила я. - Просто розовая.
Диана нашла карточку и протянула ее мне:
- Ага! Вот, держи.
Я засчитала скидку и вернула карточку Диане, и она помахала ею у меня перед лицом, прежде чем забрать заказ.
- Живо смени фотографию! - приказным тоном произнесла она.
Трое Джонов пришли в восемь часов и, как обычно, сели за столик в углу. Все как один уже пенсионеры, они любили по утрам пить чай и решать судоку.
Джон Номер Один сказал, что моя новая прическа делает меня "очень секси", и Джон Номер Два велел ему прекратить со мной флиртовать.
- Она тебе во внучки годится, - прибавил он.
- Не волнуйтесь, - заметила я. - Любой, кто произносит слово "секси", автоматически лишает себя шансов.
- Ты имеешь в виду, что раньше у меня шансы были? - поинтересовался Джон Номер Один.
Бейсболка на его голове походила на птичье гнездо.
- Нет, - ответила я, и Джон Номер Три громко засмеялся.
Он хлопнул ладонью по ладони поднявшего руку Джона Второго, и я покачала головой. Мальчишки.
В восемь сорок пять я развязала фартук и объявила, что ухожу на перерыв.
- Отлучусь по делам, - сказала я Кристине, - но скоро вернусь.
- Подожди, - сказала она.
Кристина удержала меня за предплечье, и, проследив за ее взглядом, я поняла почему. В кофейню вошел самый главный чудик Грейстауна, водитель тягача по имени Трэвис, одетый в костюм из фольги. Штаны из фольги, рубашка-куртка из фольги и даже остроконечная шапочка - из фольги.
- Но почему, почему он так одевается? - спросила я, и не в первый раз.
- Может, он рыцарь, - предположила Кристина.
- Или громоотвод.
- Или флюгер, предсказывающий ветер перемен.