Мы сошли с мигающей огнями дороги и свернули в темный проход между домами. Я достала из кармана телефон, чтобы проверить, не звонил ли Ной. Нет, не звонил. Я постаралась проделать это незаметно, но Стюарт все равно увидел.
- Не звонил? - спросил он.
- Пока нет. Наверное, все еще занят.
- А насчет твоих родителей он знает?
- Знает, - сказала я. - Я от него ничего не скрываю.
- И он тоже? - спросил он.
- И он тоже что?
- Ты сказала, что ты от него ничего не скрываешь, - ответил он, - а не "мы друг от друга ничего не скрываем".
Это еще что за вопрос?
- Это само собой, - быстро ответила я.
- А какой он? Ну, кроме того, что чуточку швед?
- Он умный, - сказала я, - но не заумный, как парни, которые вечно намекают на свой IQ, оценки и все такое. Он не особенно напрягается, и ему на самом деле плевать, но оценки у него хорошие. Очень хорошие. Так само собой получается. Еще он играет в футбол, участвует в олимпиадах по математике, и у него куча друзей.
Да, я так и сказала. Да, это прозвучало так, будто рекламирую Ноя.
Стюарт снова ухмыльнулся и посмотрел на меня с таким видом, будто изо всех сил сдерживает смех. Но как я должна была ответить? Все мои знакомые знали Ноя. Они знали, кто он такой, какой у него характер. Обычно мне ничего не приходилось объяснять.
- Хорошее резюме, - сказал он, хотя, судя по тону, оно его не очень-то впечатлило. - Но какой он?
Боже! Эта беседа еще долго не закончится.
- Он… ну, такой, как я сказала.
- Нет, какой у него характер? Может, он тайно пишет стихи? Может быть, он танцует, кружась по комнате, когда думает, что его никто не видит? Может, он такой же забавный, как ты? В чем его сущность?
Стюарт наверняка дурачил меня этой своей "сущностью". Хотя мне даже понравилось, что он спросил: "Может, он такой же забавный, как ты?" Мило. Но ответ на все его вопросы один - нет. Ной бывал разным, но уж точно он не был забавным. Обычно он считал забавной меня, но как вы сами могли убедиться, иногда у меня не закрывается рот. Когда такое случалось, Ной уставал от меня.
- Серьезность, - сказала я. - Его сущность - серьезность.
- В хорошем смысле?
- Стала бы я иначе с ним встречаться! Далеко еще?
На этот раз Стюарт понял, что от него требуется, и замолчал. Мы шли молча, пока не дошли до пустыря с парой деревьев. Вдалеке, на вершине холма, стояли дома, сверкавшие праздничными огнями. Снега в воздухе было так много, что все расплывалось перед глазами. Это было бы даже красиво, если бы снег не жегся так сильно. Руки у меня замерзли до такой степени, что теперь даже казались теплыми.
Вдруг Стюарт остановил меня.
- О'кей, - сказал он. - Сейчас нам нужно перейти через ручей. Только он замерз. Я видел, как на нем люди поскальзывались.
- А он глубокий, этот ручей?
- Не очень. Футов пять.
- И где он?
- Где-то впереди, - ответил Стюарт.
Я вгляделась в белую пелену. Где-то там, впереди, под снегом, таился ручеек.
- Мы можем вернуться, - сказал он.
- Но ты же собирался идти этой дорогой, несмотря ни на что? - спросила я.
- Да, но тебе вовсе не нужно мне ничего доказывать.
- Ничего страшного, - сказала я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал уверенней, чем было на самом деле.
- Значит, будем идти вперед, и все?
- План такой.
Так мы и сделали. Мы поняли, что дошли до ручья, потому что снег уже не казался таким глубоким, плотным и хрустящим и под ним чувствовалось что-то скользкое.
В этот момент Стюарт снова решил заговорить.
- Вот везет тем ребятам в "Вафельной". Их ждет лучшая ночь в жизни, - сказал он.
В его голосе чувствовался какой-то вызов, как будто он хотел, чтобы я заглотила наживку. Не стоило вестись на эту уловку. Но я повелась.
- Ох, - вздохнула я. - И почему все мальчики такие простые?
- В смысле? - спросил он, искоса посмотрев на меня, и тут же поскользнулся на льду.
- Ну, почему ты говоришь, что им везет?
- Потому что они заперты в "Вафельной" с дюжиной черлидерш.
- Ну вот откуда эти высокомерные фантазии? - сказала я чуть резче, чем хотела. - Неужели вы, мальчики, и правда думаете, что, если в округе хоть один парень отыщется, девочки сразу на него полезут? Что мы готовы наброситься на каждого и наградить сеансом групповых ласк?
- А что, такого не бывает? - спросил он.
Я даже не стала на это отвечать.
- А что плохого в черлидершах? - спросил он, довольный тем, что меня разозлил. - Я не говорю, что мне нравятся только черлидерши. У меня просто нет предубеждений.
- Это не предубеждение, - твердо сказала я.
- Нет? А что тогда?
- Меня раздражает сама идея черлидерш, - сказала я. - Красавицы по бокам спортплощадки, убеждающие парней в том, что они крутые.
- Ты судишь о людях, которых не знаешь, обсуждаешь их внешний вид и делаешь выводы. По мне, похоже на предубеждение, - сказал он.
- Нет у меня никаких предубеждений! - не сдержалась я.
Мы были одни в этом поле. Наверху - оловянно-розовое небо, а вокруг - только силуэты голых деревьев, похожие на тонкие руки, прорывающиеся из-под земли. Белый кружащийся снег, свист ветра и тени домов вдалеке.
- Слушай, - сказал Стюарт, не желая прекращать свою дурацкую игру, - откуда тебе знать, что в свободное время они не работают медсестрами? Или, может, котят спасают или кормят бедных.
- Потому что они не делают ничего такого, - сказала я и обогнала его. Я поскользнулась, но удержала равновесие. - В свободное время они делают эпиляцию воском.
- Ты все выдумываешь, - крикнул он мне в спину.
- Ною мне бы не пришлось объяснять. Он сам бы все понял.
- Знаешь, - спокойно сказал Стюарт, - может, этот Ной и вправду такой чудесный, как ты говоришь, но лично я пока не впечатлился.
Мне все это надоело. Я развернулась и решительно зашагала обратно.
- Ты куда? - спросил он. - Эй, да ладно тебе…
Он пытался сделать вид, что не произошло ничего особенного, но мне все это надоело до чертиков. Я шла быстро, не останавливаясь.
- Обратно далеко идти! - прокричал он, стараясь догнать меня. - Не надо! Я серьезно.
- Прости, - сказала я, стараясь сделать вид, что мне все равно. - Просто я подумала, что мне лучше…
Раздался новый звук. Новый звук на фоне свиста ветра и скрипа снега. Он был похож на треск бревна в костре, и в этом чувствовалась какая-то неприятная ирония. Мы оба застыли. Стюарт бросил на меня тревожный взгляд:
- Не двиг…
И лед ушел у нас из-под ног.
(глава шестая)
Вы, наверное, никогда не проваливались под лед на замерзшем ручье. Вот как это происходит.
1. Вам холодно. Так холодно, что Отдел оценки и регулирования температуры, узнав об этом, заявляет: "Нет, это вы без нас, мы пас", вывешивает табличку "Обед" и возлагает всю ответственность на…
2. Отдел боли и реакции на нее, который, получив из температурного отдела абракадабру, в которой ничегошеньки не понимает ("А наше ли это дело?"), начинает жать на все кнопки подряд, вызывая у вас странные ощущения и подключая к работе…
3. Отдел замешательства и паники, где всегда найдется тот, кто готов по первому же звонку подойти к телефону. В этом отделе только и ждут, чтобы взяться за работу. Всем известно - в Отделе замешательства и паники обожают нажимать на кнопочки.
Из-за этой бюрократической неразберихи в наших головах мы со Стюартом в первую секунду оказались неспособны что-либо сделать.
Когда мы немного пришли в себя, я смогла осознать, что происходит. Хорошие новости - мы ушли в воду только по грудь. Ну, не мы, а я. Я ушла в воду по грудь, а Стюарт - по середину живота. Плохие новости - мы провалились в дыру во льду, а выбраться из дыры во льду сложно, если ты застыл от холода. Мы оба пытались выкарабкаться, но лед ломался всякий раз, когда мы пытались за него ухватиться.
- О'кей, - дрожа, произнес Стюарт. - Х-х-холодно тут. И с-стремно.
- Да? Серьезно? - сказала я и закричала. Только воздуха в легких на то, чтобы закричать, у меня не хватило, поэтому вместо крика я издала какое-то шипение.
- Мы д-д-должны его с-с-сломать, - сказал Стюарт.
Мне эта идея тоже приходила в голову, но было приятно слышать, что он произнес это вслух. Мы оба начали ломать лед, работая окоченевшими руками, как роботы, пока не добрались до толстой корки. Вода здесь была не такая глубокая, но все равно не по щиколотку.
- Я тебе помогу, - предложил Стюарт, - подсажу снизу.
Когда я попыталась пошевелить ногой, она не сразу согласилась мне подчиниться. Ноги у меня онемели так, что отказывались шевелиться. Когда я наконец смогла закинуть коленку на лед, руки Стюарта уже слишком замерзли, и поддерживать меня он не мог.
Получилось не сразу, но я все-таки выкарабкалась на лед и вытащила Стюарта. На льду я сделала важное открытие - оказывается, он скользкий, и поэтому на него невозможно опереться, чтобы подняться, особенно если руки обмотаны мокрыми пакетами. Как ни странно, в ручье было намного лучше, чем на суше. Не так холодно.
- Эт-то… н-не-д-д-д-дал-е-к-к-о, - простучал зубами Стюарт.
Я едва поняла, что он хотел сказать. Мне казалось, что мои легкие вибрируют.
Стюарт схватил меня за руку и потащил к дому на холме. Если бы он меня не тащил, я бы не смогла подняться на холм.
Я еще никогда в жизни не радовалась так тому, что увидела дом. Он был окутан слабым зеленоватым свечением, и на нем мигали красные лампочки. Задняя дверь была открыта, и мы вошли в рай. Этот дом вовсе не был сногсшибательным, но в нем было тепло и пахло печеньем, жареной индюшкой и елкой.
Стюарт тащил меня за руку до тех пор, пока мы не дошли до двери, которая, как оказалось, вела в ванную со стеклянной душевой кабиной.
- Вот, - сказал он, втолкнув меня внутрь. - Горячий душ. Живо.
Он захлопнул дверь и убежал. Я сразу же сняла всю одежду - из-за снега, воды и грязи она страшно потяжелела - и открыла дверцы кабины. Потом я открыла воду, и вскоре кабина наполнилась паром. Несколько раз температура воды менялась, наверное потому, что Стюарт в это время тоже где-то принимал душ.
Я выключила воду только тогда, когда она стала холодной.
Выйдя из кабины, я заметила, что моя одежда пропала - кто-то незаметно для меня вынес ее из ванной. На ее месте лежали два больших полотенца, брюки, свитер, носки и тапочки. Вся одежда, кроме теплых розовых носков и белых пушистых изношенных тапочек, была мужской.
Я схватила первое, что попалось под руку - это оказался свитер, - и прижала его к телу, хотя была в ванной одна. Но ведь кто-то заходил сюда. Кто-то убрал мою одежду, заменив ее другой, сухой. Неужели Стюарт зашел в ванную, пока я мылась? Неужели он видел меня нагишом? Хотя не все ли равно?
Я быстро оделась в то, что мне оставили. Затем приоткрыла дверь и выглянула.
Кухня казалась пустой. Я открыла дверь пошире, и из ниоткуда вдруг возникла женщина средних лет с кудрявыми светлыми волосами, которые выглядели так, будто она пережгла их, когда пыталась покраситься дома. На ней был свитер с изображением двух обнимающихся коал в колпаках, как у Санта-Клауса. Но сейчас меня волновало только то, что в руках у нее была кружка с горячим напитком.
- Бедняжка! - сказала она. Оказалось, что она жутко громкая - таких женщин слышно даже с другого конца автостоянки. - Стюарт на втором этаже. А я его мама.
Я приняла кружку из ее рук. Окажись в ней горячий яд, я бы его все равно выпила.
- Бедняжка, - повторила она. - Не бойся, мы тебя отогреем. Прости, что не нашлось ничего по размеру. Это одежда Стюарта, другой чистой я не нашла. А твои вещи в стирке. Пальто и обувь сушатся на батарее. Если нужно кому-то позвонить, звони. Даже в другой город, ничего страшного.
Так я познакомилась с мамой Стюарта ("Зови меня Дэбби"). Мы были знакомы всего секунд двадцать, а она уже видела мое нижнее белье и предлагала мне одежду своего сына. Она тут же усадила меня за кухонный стол и начала доставать из холодильника бесчисленные тарелки с едой, покрытые пищевой пленкой.
- Мы уже поужинали, пока Стюарт был на работе, но я приготовила много еды! Очень много! Ешь, ешь!
Еды и правда было много: индюшка с пюре, гарнир, фарш, все как положено. Мама Стюарта выставила все это на стол и настойчиво предлагала мне большую тарелку горячего куриного супа с клецками. К этому времени я уже проголодалась как волк.
В дверях появился Стюарт. Как и я, он был тепло одет: фланелевые пижамные штаны и растянутый свитер. Не знаю… может быть, дело было в чувстве благодарности, может быть, в том, что я радовалась жизни, а может, в том, что у него на голове больше не было пакета… но он показался мне симпатичным, и уже совсем не раздражал.
- Поможешь Джули устроиться на ночлег? - спросила Дэбби. - Не забудь выключить елку в гостиной, чтобы она не мешала ей спать.
- Извините… - сказала я.
Только теперь я поняла, что свалилась им на голову в Рождество.
- Нет-нет, не извиняйся! Я очень рада, что ты пришла! Мы о тебе позаботимся. Не забудь о том, что ей нужно одеяло, Стюарт.
- Будет ей одеяло, - уверил он.
- Да ей же оно сейчас нужно! Посмотри, она же замерзла! Да и ты тоже. Садись здесь.
Дэбби деловито убежала. Стюарт поднял брови, как бы говоря: "Это не скоро закончится".
Вскоре его мама вернулась с двумя шерстяными одеялами и укутала меня в одно из них, темно-голубое, укутала так, что мне стало сложно двигать руками.
- Хочешь горячего шоколада? - спросила она, обращаясь к сыну. - Или супа?
- Нет, спасибо, мам, - ответил Стюарт.
- Домашний куриный супчик не хуже пенициллина, а вы ведь оба так замерзли…
- Нет, спасибо, мам.
Дэбби посмотрела на мою опустевшую тарелку, налила в нее еще супа и поставила в микроволновку.
- Покажи ей, где что у нас находится, Стюарт. Если ночью тебе что-нибудь понадобится, бери, не стесняйся, - обратилась она ко мне. - Устраивайся как дома. Теперь ты одна из нас, Джули.
Я была благодарна за такое отношение, но подумала, что выразилась она очень странно.
(глава седьмая)
Когда Дэбби ушла, мы со Стюартом принялись сосредоточенно уплетать еду в полной тишине. Мне, правда, показалось, что она и не уходила - я не слышала удаляющихся шагов. Да и Стюарт то и дело оборачивался - видимо, он тоже ощущал присутствие мамы.
- Суп восхитительный, - сказала я, потому что подумала, что, если это услышит Дэбби, ей будет приятно. - Никогда в жизни такого не ела. Наверное, это все клецки…
- А, ну ты же не еврейка, да? - сказал он, встал и закрыл дверь. - Это шарики из мацы.
- А ты еврей?
Стюарт приподнял палец, веля мне помолчать. Потом немного повозился у двери, прислушиваясь. Снаружи раздались быстрые шаги, как будто кто-то на цыпочках побежал по лестнице.
- Извини, - сказал он. - Мне показалось, что мы не одни. Мыши, наверное. Да, у меня мама еврейка, так что технически я тоже еврей. Но она любит Рождество. По-моему, она его празднует, чтобы вписаться в общество. Правда, немного перебарщивает иногда.
Кухня была украшена к празднику. Полотенца, магнитики на холодильнике, занавески, скатерть… Здесь все напоминало о Рождестве.
- Заметила искусственный остролист у дверей? - спросил Стюарт. - Если так и дальше пойдет, не бывать нашему дому на обложке "Еврейства Юга".
- Тогда почему…
Он пожал плечами.
- Ну, все же так делают, - сказал он, сложил вдвое еще один ломтик индейки и проглотил его. - Особенно здесь. Не сказать, что тут активная еврейская диаспора. У нас в школе на занятиях по ивриту было всего два человека: я и еще одна девочка.
- Твоя девочка?
По лицу Стюарта словно волна пробежала - он наморщил лоб и скривил рот. Я подумала, что он с трудом сдерживает смех.
- То, что нас только двое, не означает, что мы - пара. Никто же не говорил нам "Ладно, еврейчики! Танцуйте!" Нет, она не моя девочка.
- Извини, - быстро проговорила я.
Я уже второй раз упомянула про его девушку, пытаясь показать свою наблюдательность, и он во второй раз отмахнулся. Всё. Больше ни слова. Ясно же, что он не хочет о ней говорить.
Это было немного странно… с виду Стюарт был из тех мальчиков, которые готовы говорить о своих девушках по семь часов кряду.
- А, ничего. - Он снова потянулся за индейкой. - Наверное, соседям нравится, что мы здесь живем. Ну, мы вроде как украшение этого места. У нас тут есть детская площадка, эффективная система переработки отходов и две еврейские семьи.
- И правда странно, - сказала я, взяв в руки солонку в форме снеговика, - у вас столько рождественских украшений!
- Наверное. Но это же просто праздник, ты же понимаешь? Все настолько понарошку, что ничего такого в этом нет. Мама готова праздновать что угодно. Родственники удивляются, что мы ставим елку, но елка - это же здорово! Она не связана с религией.
- Ну да. А что думает твой папа? - спросила я.
- Понятия не имею. Он с нами не живет.
Стюарта это, похоже, совсем не беспокоило. Он побарабанил пальцами по столу, чтобы закрыть тему, и встал.
- Я принесу подушки и еще одеял, - сказал он. - Сейчас вернусь.
Я встала и прошла в гостиную. Там были две елки: маленькая, у окна, и еще одна, большая, почти трехметровая, в углу; она почти согнулась под весом самодельных украшений, гирлянд и серебристой мишуры.
Чуть ли не большую часть гостиной занимал открытый рояль. На подставке стояли ноты с пометками, сделанными ручкой. Я ни на чем не играю, поэтому мне любые ноты кажутся китайской грамотой, но эти явно были еще сложнее обычного. Кто-то здесь хорошо разбирается в музыке. И этот рояль точно не был "мебелью".
Но сильнее всего мое внимание привлекло то, что стояло на рояле. Деревня Санта-Флоби, обвитая гирляндой! Она была гораздо меньше нашей, но самая настоящая.
- А что это такое, ты наверняка и сама знаешь, - сказал Стюарт, спустившись по лестнице с ворохом подушек и одеял в руках.
Да уж, знаю. У них было пять домиков: кафе "Весельчаки", магазин жвачки, праздничная лавка дядюшки Фрэнка, эльфетерий и кафе-мороженое.
- У вас их, наверное, больше, - сказал он.
- Ну да, у нас их пятьдесят шесть.
Он одобрительно свистнул и потянулся к переключателю, чтобы зажечь в домиках свет. У них не было такой хитроумной системы, как у нас, чтобы включалось все сразу, и поэтому, чтобы домики ожили, ему пришлось щелкать переключателем по очереди.
- Мама думает, что они чего-то стоят, - сказал он. - Обращается с ними как с драгоценностями.
- Все мамы так думают, - посочувствовала я и окинула домики взглядом эксперта. Обычно я об этом не распространяюсь, но по понятной причине о Деревне Санта-Флоби я знала довольно много. - Ну, - сказала я, показав пальцем на "Весельчаков", - вот этот кое-чего стоит. Видишь, он кирпичный, и тут вокруг окон зеленое? Это значит, что домик - первого поколения. В следующем году они покрасили подоконники в черный…
Я осторожно взяла домик и осмотрела основание снизу.