* * *
Солнце заливало кабинет огромным жирным лучом. И если б не оконная рама, ограничивающая его почти ровным квадратом на коричневом, блестящем, крашенном полу, оно бы затопило всю комнату, и Аким бы ослеп. Но благодаря раме, квадрат только "дымился" белыми пылинками, улетающими вверх и вправо в открытое окно, меж большими столами, оббитыми сверху дерматином, для того, чтобы лучше писать. Жара. Во всём полку, так называемый, парко-хозяйственный день. Это когда в воскресенье, от нечего делать, офицеры заставляют солдат вытаскивать на солнце свои матрацы, одеяла, подушки и сушить их. А молодежь шкрябает осколками стекла полы, а потом их вновь натирает мастикой. Те, кто поумней, находит себе какое-нибудь занятие и пытаются увильнуть от работы в воскресенье. Вот и Акиму приходится прятаться (или как говорят здесь - гаситься) в штабе, делать вид, что тоже занят, поэтому за него таскают его матрац другие, а у него, типа, работы до хера. В такую жару только на лестничных площадках старых толстостенных домов, как этот двухэтажный "семеновский" штаб, в котором "работает" Аким, и можно найти прохладу. Правда, здесь легкий запах плесени (или прелости), но не противный - скорее, деревенский какой-то. Зато дышать легко и лоб не палит. Каждый звук в таком коридоре отражается громче, каждый шаг и удар входной двери предупреждает, что кто-то приперся, нужно открывать глаза и продолжать делать вид, что что-то печатаешь или малюешь тушью. Достали ходоки! Во! Явно поднимаются к Акиму в кабинет. Берутся за ручку двери, сейчас откроется и кто-нибудь что-нибудь да объявит (чтоб он был здоров!) - чего не спиться людям в такую жару?
- Здорово, сержант, - приветствует Акима жирный, здоровый Зампотыл полка, майор Жидков.
- Здравия желаю, товарищ майор, - отвечает Аким и приподымается со стула.
- Чё, спишь, писарюга-захребетник? - спрашивает зампотыл в своей коронной манере: немного нагло, немного вульгарно, но, зная, что он здесь основной.
- Никак нет, товарищ майор, работы много - шеф задание дал к понедельнику…
- Ты это своему психологу расскажи! - обрывает его майор, грузно садится на стул, снимает свою "крутую", влажную по краю от пота фуражку, обтирает лоб платочком, закуривает сигарету с фильтром и пускает густой дым в толстый солнечный луч. - Давай, не еби мозги, собирайся - поедем.
Ехать куда-нибудь с зампотылом в принципе, а, тому паче, в воскресенье, это означает, что что-то нужно будет таскать, а раз он берет "проверенного писарюгу", значит что-то нужно будет пиздеть. Не было печали! Но зампотыл, считай, второе лицо в полку, и ссорится с зампотылом писарю, который, кстати, числится начальником какого-то мифического хранилища, чтобы в нужное время можно было получить все выгоды от этой должности (поздно просыпаться, не ходить на построения, уклоняться от нарядов и, при залетах, всегда надеяться на Житкова, что выручит), не разумно. Поэтому, на всякий случай, не оправдываясь и, не ища повода остаться, Аким спрашивает:
- Куда?
- Есть разница? - подняв свои глаза, выпученные, как у Винокура, спрашивает майор.
- В общем-то, нет - я так спросил: что брать-то?
- Ничего брать не надо, - проверив реакцию подчиненного и, поняв, что всё в порядке, ответил зампотыл. - Возьми собой молодого и через пару минут жду вас у КПП. Там "Урал" стоит полный боеприпасов - поедем расстреливать.
- На полигон?
- На директрису.
- Что, из танков стрелять будем?
- Из танков? Тебе бы всё из танков стрелять. Нет - надо караульный запас уничтожить и списать. Патроны отстреляете - гильзы все до одной соберете. Там ещё пару воинов в машине. Ты старший. Проследишь, чтобы ни одна гильза не пропала. Задание ясно?
- Так точно.
- Молодец. Знал, что на тебя можно положиться. За боеприпасы - башкой отвечаешь.
- А оружие.
- Зампотех с нами - это его проблемы.
- Понял.
- Ну, всё - приступай. - Жидков поднялся.
- Сигареткой не угостите, товарищ майор.
- Вы заебали! Свои иметь надо, - полунедовольно сказал майор и вытащил из пачки сигарету. - Помни мою доброту, писарюга.
- Благодарю.
- Да-а, - отмахнулся зампотыл, взял фуражку и вышел.
"Чтоб ты обосрался", - мысленно помечтал Аким, закурил и стал складывать ненужные бумаги в стол.
Забрав из роты счастливого молодого, которому теперь не надо тереть полы, через пять минут Аким был на КПП. "Урал" их ждал. Старший в кабине был старший лейтенант Ткаченко - круглоголовый, белобрысый хохол, ниже среднего роста.
- Чего опаздываем, сержант? - не вылезая из кабины, спросил он через открытое окно.
- В расположение заходил, солдата брал, - ответил Аким.
С младшим офицерским составом, Аким не очень-то любезничал. Шеф именно Акиму поручал расписывать наряды, и если кто его, Акима, из молодых офицеришек пытался построить, тот сразу же улетал в наряд либо на свинарник, либо с дембелями в столовую (а там с ними - вешайся!), либо в самый дальний караул, куда пищу привозят в последнюю очередь. Офицеры это тоже знали (ещё бы!), поэтому с Акимом никто не напрягал отношения.
- Давайте в кузов, - скомандовал Ткаченко и добавил с ноткой оправдания: - У меня тут винтовки спортивные.
- Так точно, - выдохнул Аким. Трястись в закрытом тентом от пыли кузове по военным дорогам - кайфа мало и жарко, но что поделаешь (интересно, что там у него за винтовки спортивные?). И полез писаришка в кузов.
В кузове сидели ещё два молодых паренька, которые, увидев Акима, стали застегивать верхнюю пуговицу.
- Расслабьтесь, парни, - спокойно сказал Аким, уселся на лавку и закинул ноги в новых начищенных сапогах на ящик с патронами. - Курить есть?
Это стандартный вопрос старослужащего (хотя Аким отслужил-то тогда месяцев десять, но все его давно привыкли считать "стариком"). И, не потому что у него нет курить - ему интересно, есть ли курить у молодых и что именно? В зависимости от этого прощупывается нить дальнейших отношений.
- Летёха сказал в кузове не курить, - ответил один из парней, чтобы, типа, предупредить Акима.
- Летёха пусть хуй сосет! - нагло и уверенно и, одновременно, лениво ответил Аким. - Тут я старший. Есть курить?
- Так точно.
- Так тошно! - обрезал Аким. - Тебя как зовут?
- Рядовой Зуев.
- Заебал! Зовут как?
- Витя.
- А тебя? - обратился Аким к другому.
- Серёга.
- Другое дело, братишки. Меня зовут Аким. Этого паренька, - Аким кивнул на своего молодого, - Женька. Пока мы в походе, называем друг друга по именам. Звания, братишки, оставим для торжественных случаев. Давай закурим.
В Армии почему-то считается, что если сказали нельзя, значит надо сделать. Такое легкое и невидимое не подчинение повышает, так сказать, рейтинг старослужащих в глазах молодежи. Это везде так. И офицеры это знают. Но они должны и обязаны предупредить, а если не выполняется - так это под ответственность старшего. Всё нормально!
Пацаны с удовольствием закурили. Им тоже было приятно чего-нибудь немножко нарушить. Аким им показался крутым мужиком. Сидит уверенно, разрешил расстегнуться (в такую жару), курит, им разрешил - классный чувак! Вот это старик! Им хотелось Акиму понравиться. И они стали задавать ему глупые вопросы: про службу, про дом, про всякую фигню, на что Аким лениво ответил: "Я же сказал, расслабьтесь, парни - жара!" И парни умолкли, ещё больше зауважав Акима, потому что не надо шестерить.
На Директрисе их уже ждали. А то как же? - два зама комполка прибывают, в воскресенье, в жару - явно могут быть недовольны - надо всё сделать на пять баллов. Тент над столиком натянули, жрачки сколько надо добыли, ещё кое-что, умывальник, нулёвые вафельные полотенца, даже комнату отдыха организовали из своего спального помещения - вдруг в такую жару кто-нибудь захочет вздремнуть. Постелька - со склада - хрустит.
- Молодец, прапорюга-захребетник! - констатировал Жидков, когда всё это проверил, обращаясь к начальнику Директрисы старшему прапорщику Шувалову. - Скажешь, чтобы выписали тебе новые юфтевые сапоги - Я сказал.
- Так точно! - козырнув, ответил довольный Шувалов - он знал, кому сказать, чтобы выписали.
- Сержант! - крикнул Жидков Акиму, который наконец-то с удовольствием выпрыгнул из душного кузова и помогал откинуть тент. - Ко мне!
- …! - Аким на бегу застегнулся, надел пилотку и встал напротив зампотыла.
- Патроны - вон туда на стол. - Майор указал на деревянные столы под деревянным навесом, предназначенные для подготовки боеприпасов к стрельбе на стационарном стрельбище. - Твоя задача, Аким (Если он так его называл, то это действительно важно), отстрелять всё! Всё - до единого патрона. И гильзы собрать! В те же ящики! И поставь солдата, чтобы считал. Количество скажет Ткаченко. Будет меньше - убью! Как понял?!
- Ясно, товарищ майор, сделаем в лучшем виде!
- А куда ты денешься?! - довольно ответил Жидков и крикнул: - Ткаченко, ко мне!
Ткаченко с двумя спортивными "ТОЗовками" на плечах подбежал к зампотылу. Не успев доложить о прибытии, услышал:
- Ткаченко, ты отдаешь сержанту (махнул головой в сторону Акима) оружие.
- Всё? - перебил старший лейтенант.
Жидков недовольно прищурился.
- Всё!
- И это тоже? - Ткаченко дернул плечами, показывая на спортивные "ТОЗовки".
- Это, чё - оружие что ли? - не понял Жидков. - С этой хуйней мы сейчас пойдем ворон стрелять. Ты сержанту боевое оружие отдай - пусть молотит. Чтобы к вечеру всё отстреляли! Как понял?
- Так точно!
- Башкой отвечаешь!
- Есть! - И посмотрел на своего шефа - зампотеха, который стоял рядом с Житковым.
Но зампотех молчал. Его сильная, накаченная фигура с огромными кривыми ногами, на которых хромовые сапоги казались черными гольфами, ничего не говорила. Воскресенье - зампотех уже вмазал по дороге, а тут ещё жара!
- Приступайте, - завершил развод зампотыл и пошел в сторону навеса.
Подождав, когда начальство отойдет, Ткаченко сказал:
- Аким (младшие офицеры предпочитали в нужных ситуациях Акима тоже называть по имени), разберёшься сам?
- Нехуй делать, - ответил Аким, зная как нужно сейчас отвечать.
- Вот и добренько! Я пойду, подготовлю оружие к "охоте", - сказал старлей, дернув плечом. - Ты, если чё - подходи.
- Спасибо - с удовольствием! - ответил Аким, развернулся и пошел к "Уралу".
Патроны разгрузили. Оружие забрали. Четыре ящика автоматных, пара цинков - для "Макара". Один "АК-74М", два "Макаровых", трое молодых, водитель "Урала" и Аким. Да тут на весь полк боеприпасов хватит!
- Так, парни, приходилось стрелять из этих пушек? - спросил Аким свою команду.
Те подтвердили, что "да" - в учебках стреляли.
- Ну, то, что вы стреляли в учебках - это семечки по сравнению с тем, что сейчас вам предстоит. Всю эту кучу патронов придется ухлопать, и, самое главное! - собрать все гильзы. Значить так - облегчу вам жизнь: на огневом рубеже расстелите брезент…
- А где его взять? - перебил Акима Витя.
- Не перебивай старших, - ответил Аким и посмотрел на водителя "Урала", который тоже хотел пострелять.
- Найдем! - ответил водитель, и рванулся к машине.
- А тебе, долбаёб, на будущее: когда дедушка говорит - стой и слушай. Без тебя, блядь, не решим, что где зять! - Аким наклонил голову влево и пристально посмотрел на солдата по имени Витя.
Тот понял, что прокололся и опустил глаза. После чего Аким продолжал:
- Сейчас пойдёте, помимо тех, что уже стоят, ещё мишени какие-нибудь наставите: бутылки, кирпичи, бумагу - всё что угодно, лишь бы было видно по чему стрелять. Понятно?
- Да… Так точно.
- Вперед!
Молодые улетели. Аким взял "макаровские" обоймы и стал заряжать. Подошел старший прапорщик Шувалов.
- Слышь, старшой, там моим орлам стрельнуть дашь? - Прапорщик кивнул в сторону троих солдат, обслуживающих в данный момент начальство под навесом. - А то они уже полгода на Директрисе, а так толком и не постреляли.
- Какие проблемы? Пусть подходят.
- Ну, я их потом подошлю. - заговорнечески сказал прапор, подмигнул, улыбнулся и был таков - ушел.
Для начала Аким решил выпустить полный рожок из "Калаша"! Ему, конечно, ни раз приходилось стрелять из автомата (сколько ушло благодарственных писем на Родину?), но чтобы весь рожок одним махом - такого - не было. И он решил въебать весь рожок - интересно же! Выбрав "стоячую" мишень, повернувшись полубоком (как учили), упершись твердо ногами в землю, придавив откидной приклад к плечу, передернув затвор, Аким нажал спусковой крючок. "Та-та-та-та-та-та-та-та……….." - затрещал автомат, поднимая ствол вверх. Аким держал! Пытаясь удержать цевьё и продолжая давить курок, Аким выпустил весь рожок. "Бля! - Трудно!" Но он это сделал - весь рожок одним махом! Сколько он попал в мишень - не важно. Важно, что он теперь знает, что такое очередь длинною в рожок! Полное дерьмо! - попадание процентов двадцать - двадцать пять, и то, если повезло! Помедлив, обдумав, покурив, Аким еще пять - шесть рожков расстрелял нормально - без выебасов. Надоело. (Пацаны активно продолжали снаряжать рожки.) Аким взял пистолеты:
- Стреляйте, парни, - отдал он автомат молодым.
И парни стали стрелять. Гильзы летели на брезент.
- Попробуем "личное" оружие, - сказал Аким и выпусти обойму из "макарова" по грудной мишени. - Отставить "Огонь"! - скомандовал он солдатам. - Женя, иди - посмотри, что получилось, - сказал он "своему" молодому.
Женька ломанулся к мишени.
- Все попали! - крикнул он.
- А хули же! - по-французски отреагировал Аким. - С такой дистанции я ещё в учебке увольнительные выигрывал, - сказал он, повернув голову к молодым солдатам.
Молодым солдатам, может быть, и не было интересно, что он там выигрывал, но коль уж он сказал, то они обязательно должны спросить, что именно и как он выигрывал. И они спросили, делая заинтересованные лица. Увидев их лица, Аким, вставляя новую обойму, с удовольствием начал рассказывать:
- В общем, дело как было? Наш командир взвода, старлей, вывел нас, молодых тогда ещё, отслуживших месяц-полтора, на стрельбище. И говорит: кто лучше меня попадет в мишень - тому увольнительная в воскресенье в город. Отстрелялись все - у меня лучше всех. Старлей берет пистолет в правую руку, ею же - мизинцем и безымянным, зажимает свой рукав под ручкой пистолета и начинает целиться. Рукав натягивается - даёт дополнительную жесткость руке. (И Аким показал как). Вот, думаю, хитрый черт, но ничего - ждем. "Бах" - стрельнул взводный, руку согнул в локте и опять медленно целится, выпрямляя руку, натягивая рукав. "Бах" - второй раз, и опять медленно. "Бах" - третий. Подходим. У меня больше! О-па! - увольнительная. Тогда старлей говорит:
- Давай, курсант, так - сейчас стреляем по пять патронов. Ты выбиваешь больше - каждые выходные, когда нет нарядов, - ты в городе, в увольнении. Если я больше - каждую неделю твои родные присылают мне омуль. Идет?
- Нет, - говорю я. - Каждую неделю присылать не смогут. Раз в месяц - это нормально.
- Хорошо, - говорит старлей. - Раз в месяц, но по десять килограмм.
Ударили по рукам.
Отстрелялись. Подошли. Смотрим - у меня больше. Взводный за базар ответил. Вот так вот, я каждые выходные (ну, почти каждые) был в увольнении. И что очень важно - друган мой Санька Зарубин в госпитале лежал, с ногой мучился - так я имел возможность к нему почти каждое воскресенье наведываться.
Аким подошел к линии огня и выпалил по обойме с двух рук. Классно! Ему понравилось.
- А ну-ка заряжайте ещё, - скомандовал он. - Сейчас, как в Чикаго… - Не зная, что как в Чикаго, он не договорил, но и так стало ясно, что сейчас он будет извращаться с двумя пистолетами.
Постреляв с двух рук поочередно из каждого пистолета, потом - одновременно из обоих (чтобы ощутить, как подбрасывает руки). Потом от бедра из одного, потом - с левой, ещё - с обоих. Потом, держа пистолет горизонтально, потом - и тот и другой - горизонтально, потом всевозможные вариации на эту и другие темы - никто ведь не возражает - главное патроны отстрелять, а гильзы летят на брезент. А молодые смотрят с завистью. Он и разошелся. И вот, наконец, он решил, как в американских боевиках: чуть-чуть присел, вытянул пистолет перед собой, взяв его двумя руками, и стал медленно целиться в мишень. Если б Аким достаточно видел боевиков, то, возможно бы, он и обратил внимание на то, что там герои кладут левую руку под ручку пистолета, а не хватают ею сверху правой. Но он не достаточно смотрел боевиков. И когда нажал на курок, он сначала и не понял, что произошло. Через секунду, когда кровь полилась с ободранного затворной рамкой большого пальца левой руки, и Аким увидел кусок наполовину оторванной кожи на пальце, он понял, что ошибся.
- Ебаный в рот! - сказал Аким очень громко и несколько досадно, и стал трясти кистью левой руки, роняя крупные капли крови на зеленую траву. Правую руку с пистолетом, согнув в локте, он поднял кверху (опыт службы - великая вещь), и сморщился, сжав губы. - Твою мать! Бегом бинт тащите.
- Сейчас принесу! - Быстро сказал водитель "Урала", и, уже на бегу к машине, добавил. - У меня в аптечке есть.
Попрыгав на месте, кое-как вытащив обойму, пальнув оставшийся в патроннике патрон в сторону мишеней, Аким положил пистолет на стол и стал зализывать рану, пытаясь языком прилепить оторванный кусок кожи на место. Соленая кровь всё текла. Отняв голову от кровящего пальца, Аким серьезно спросил:
- Бинт где?
- Несу, несу, - запыхавшийся водитель рвал зубами перевязочный пакет, подбегая к Акиму.
Аким взял пакет, сам его распотрошил, толсто и грамотно перебинтовал себе палец и ладонь, и, заметив, что кровь остановилась, грустно улыбнувшись, сказал:
- Вот так, пацаны, стрелять нельзя.
Пацаны с облегчением выдохнули, приблизились к Акиму и стали усиленно выражать ему свои соболезнования.
Назначив старшим на огневом рубеже водителя "Урала", Аким пошел на обрывистый берег речушки, где старший лейтенант Ткаченко пулял куда-то с обрыва из спортивных своих "ТОЗовок".
- Что с рукой? - спросил Ткаченко, когда Аким подошел к нему.
- Поцарапал, - неопределенно сказал Аким, чтобы не сознаваться, что он нарушал технику безопасности на огневом рубеже. - Из кузова выпрыгивал, за борт зацепил.
- Сильно?
- Не. Щиплет немного.
Действительно щипало и, даже, как-то подергивало что-то там внутри.
- Из "ТОЗовки" хочешь пострелять? - добродушно спросил лейтенант.
- Не откажусь.
- Вот, бери вторую.
- А куда стреляем?
- Вон - по трясогузкам, - махнув головой, указал Ткаченко вниз на илистый берег.
Речка в этом месте делала поворот, и часть берега была занесена илом. По нему семенили трясогузки, выискивая что-то во влажной земле. Пара птичек валялась влепленными в ил, и ветерок медленно уносил их рассыпанные перышки в реку.
- Веселое занятие, - оценил Аким.
- А то!? - ответил Ткаченко, медленно прицелился и плавно спустил курок.
Пулька влипилась в ил позади птички, разбрызгав грязь. Птичка вспорхнула, но тут же опустилась рядом, и, как ни в чем не бывало, продолжила поиски своих червячков. Таких ямок от пуль на берегу было уже довольно много.