- Ну, давайте я пробегусь, - предложил Ерёма. - Светло, тепло, снег, след свежий, да и идут они, как трактор - захочешь - не потеряешь. Ствол длинный - зацеплю с любого расстояния, если увижу. Может, правда, он где-нибудь там за горой упал - чего животине пропадать?
- Вот это дело, - согласились все. - Давай, Ерёма, догони их. Завалишь - возвращайся - мы их даже и по темноте вывезем. Не догонишь - ну и хер с ними - не судьба! Жалко зверя упускать - ты уж там не промахнись!
А снег уже падал хлопьями, засыпая след - нужно было торопиться.
Зачем-то Ерёма взял свой красный рюкзак, вывалив из него лишнее.
- На всякий случай возьму, - объяснил он. - Мало ли что - в тайге всё пригодится.
- Правильно, - согласились охотники.
- Вот - возьми. - Вичик протянул зашитый матерчатый пакет. - Мой НЗ. Я всегда его с собой ношу - на всякий случай. Там жратва - пригодится. Там и котелок солдатский, и чай, и всё, что надо. Мой НЗ.
- Спасибо.
- Курево есть? - спросил Олег.
- Пара пачек "Примы" в рюкзаке - хватит.
- Вы его собираете, как на зимовку, - сказал капитан. - Ты, давай - час туда, час обратно. Мы проскочим ещё в одно место, и здесь будем - выходи по своему следу. Ждем.
- Дерни на дорожку, - предложил Андрей, протягивая пластиковый стакан с водкой.
- Нет, лучше чаю.
Из железного, видавшего виды термоса, Батя нацедил остатки чая. Ерёма выпил, положил в карман пару карамелек, протянутых кем-то, и пошел по глубокому следу в тайгу.
- Догонит? - спросил Батя у Семеныча.
- Этот - догонит. Если зверь ляжет. Вот, вернется ли сегодня - это вопрос.
- Что, всё так плохо?
- Нет, просто я его знаю - будет топать, пока не охуеет.
- Ладно, мужики, по машинам! - скомандовал капитан. - Ещё один загон сделаем. Олег, останешься здесь. Жги костер - через пару часов заберем - Ерёма к тому времени должен вернуться. Оставьте котелок и жратвы Олегу! - Приказал он остальным. - Не замерзнешь?
- Угу, щас - ждите! - однозначно ответил Олег. - Топор оставьте.
Перейдя не широкое русло Еловки в полукилометре от разъяренных и огорченных стрелков, Ермолай услышал, как завелся и ушел грузовик. И сразу стало одиноко. Лес стал большим, необъятным, пустым, враждебным, глубоким. Он один - маленький человечек в этом холодном, безмолвном пространстве, среди качающихся сосен и бурелома. Главное об этом не думать - нужно сосредоточится на поиске и идти наготове, а там видно будет. Валит снег, пытаясь замести следы, но это ему не удаётся. След - не след, а одно загляденье. Идут нога в ногу и роют такую колею, что и в полной темноте из неё не выпрыгнешь. Только раненый всё обходит завалы и ногу волочит. "Значит, хорошо ранен, - не веря самому себе, думает Ермолай. - Если в живот попало - ляжет, обязательно ляжет". Карабин наготове, чуть кто зашевелится - завалит, наглухо завалит! А раненый зверь может в любую секунду из сугроба подняться - главное не прозевать. Ермолай глазами ищет место, где может завалиться зверь, чтобы успеть среагировать. Но пока всё впустую. "Да не так уж и много крови, - сознается себе Ерёма. - Да и кровь-то, как кровь - в мышцу попали. Наверное, Семеныч ему только жопу ошпарил. Попал бы в живот, наверное, кровь была бы темная, почти черная, ели бы кишки повредил. Из легкого - кровь яркая и светлая (он это где-то читал). А здесь - обычная, - будто кому-то, как в детстве, нос разбили". Но он всё равно шел, надеясь на чудо - вдруг подымет. И снег всё шел и шел.
Оставшись один, Олег от нечего делать, прошел немного последу, разглядывая кровяные мазки на деревьях и траве. "Не густо. Не догонит Ерёма. Значит, скоро вернется. Нужно дров нарубить и костерок запалить. Оглянуться не успеешь - стемнеет. Ерёма огонь издали уведет и придет, даже если сильно стемнеет". Наломав сухостойных, тонких сосен (Он их валил ногами, как каратист - делать-то нечего - греется), Олег подтащил хлысты на просеку и в самом утоптанном командой месте развел костер. Красота! Пушистый снег, костерок, потеплело. "Может чаю вскипятить? А что? - можно". Сделав на скорую руку мангал, Олег повесил котелок, набитый снегом на огонь. "Теперь вообще красота. Эх, братва! Завалили бы вы хотя бы одного оленя, обдирали бы сейчас и радовались. Вечером опять бы напились, нажрались бы мяса, баню бы затопили, а завтра можно было бы и не ехать, а сразу в город. Хотя - нет. Капитан не дал бы дню пропасть - гоняли бы ещё. Народу много - одного оленя и четырех коз на всех не хватит. К тому же уже сожрали сколько. От жадности повалили бы опять в загоны, пока бы все не попадали от усталости и водки. За те деньги, которые мы здесь прокатали и пропили, можно было бы мяса купить на всех куда больше, чем настреляли. А им чё - Ерёма платит - вот они и не жалеют горючки и водяры. Где вот сейчас Ерема? - наверное, километра два отмахал. Интересно, выстрел будет слышно, если стрельнет? Скорее всего - нет. От карабина выстрел, как хруст сломавшейся ветки. Это от ружья выстрел растягивается по лесу. А от нарезного - хрясь - и всё - не поймешь, что стреляли. Эх-ма, сколько ждать-то ещё? Давай закурим, что ли?" Олег поставил ружье к стволу сосны, а сам завалился на кучу хвороста поближе к костру.
Серый сумрак грязной вуалью окутал лес. Скоро совсем стемнеет. Снег почти успокоился, но звезд на небе не было видно - облака, значит, будет тепло. Ермолай всё ещё шел, хотя уже давно потерял надежду кого-либо поднять, поэтому карабин он повесил на плечо - руки устали. "Н-да! - Ерёма присел на пень. Закурил. - Мимо кассы! Возвращаться? А если завтра окажется, что я не дошел пару сотен метров до лежки раненого? Завтра же точно, какая-нибудь гнусятина решит проверить, ходил ли я вообще, а не под елкой отсиделся. Хотя, то, сколько я протопал, вряд ли кто-нибудь завтра протопает - сил не хватит с бадуна. Да и плевать - я им уже всё доказал - самому интересно догнать. Зверь-то рядом, один раненый - вон, всё ещё завалы обходит. Я остановлюсь - они стоят - слышат меня. Последний раз, когда я курил, они тоже почти на месте топтались. Я пошел - они побежали. Явно слышат. А им хули? - они у себя дома. Это для меня лес агрессивная среда, а для них - дом родной. Но один раненый - иначе смысла нет за ними гоняться. А раненый может не выдержать - посмотрим кто сильней". И Ерёма поднялся и снова пошел по следу, пока хоть что-то видно.
Фары машины, вначале осветили макушки деревьев, а когда она перевалила бугор, ударили в глаза. Олег прищурился и отвернул голову. Приперлись, наконец-то. Ермолай ещё не вернулся, но хорошо, что хоть эти приехали - Олег уже устал ждать.
Семеныч притушил фары, оставив лишь габариты, Макарыч вылез из кабины.
- Как дела?
- Нормально, - ответил Олег. - Чай пью.
- Ермолай вернулся? - спросил капитан и посмотрел по сторонам в поисках Ермолая.
- Нет.
- Н-да, это минус.
- Чай будешь, Макарыч? - На охоте все друг друга называли на "ты".
- Ну, плесни кружечку.
Олег, наклонив котелок, налил в кружку чай, протянул капитану.
- Спасибо.
- На здоровье.
Подошел Семеныч:
- Чё? Ерёмы нет?
- Нету.
- Хреново дело. Что делать будем? - спросил он капитана.
- Черт его знает. Глотнешь? - капитан протянул кружку.
Семеныч сделал несколько глотков. Вернул кружку. Повернулся и пошел к машине.
- Ты чё, Семеныч, поехал? - спросил Олег.
Открыв кабину, Семеныч дотянулся до ружья, вытащил его и вернулся к костру:
- Пальну пару раз - вдруг ответит.
- Давай, - согласился капитан.
"Бах!" … "Бах!" …
Тишина.
- Ты лучше посигналь - сигнал слышнее, - посоветовал Макарыч.
Борис вернулся к машине и посигналил несколько раз. Тишина.
Дверь кунга открылась, кряхтя, спустился Батя.
- Что? - не пришел?
- Нету.
- Плохо. Какие мысли?
- Думаю, - ответил капитан.
- Думай, Серега, - согласился Батя и взял у него из рук кружку.
Капитан закурил, потоптался у костра, ногой пододвинул в огонь обгоревшую ветку и сказал:
- Давайте так сделаем: Боря, ты вези всех в деревню и с Андрюхой возвращайся обратно - если до этого времени он не придет - ночуем здесь в машине.
- Я тоже останусь, - сказал Олег.
- А тебе-то нахуя?
- Просто. Веселее будет.
- Как хочешь, - согласился Макарыч. - Давай, Боря, вези и возвращайся скорее. А то мы тут околеем.
Не раздумывая, Борис залез в кабину, Батя захлопнул кунг и тоже сел в кабину. Покрутившись по узкой просеке, машина развернулась и, качаясь, поползла за косогор.
- Ну, что брат-финансист, кочегарь, - сказал капитан, обращаясь к Олегу.
Тот подкинул охапку сучьев в костер и спросил:
- А что ты Андрея сразу не высадил?
- Чтобы Боря один не возвращался. Помнишь, как мы вчера сели? Вот. Вдвоем в машине веселее… и безопаснее в принципе.
- Понятно.
"Всё! - решил Ермолай. - Стоп. Дальше идти, смысла нет - темно. Даже если встанут - нихрена не увижу - смажу. Возвращаться? Устал. Мужики ждать будут. Переживать". Ерема снова присел на поваленное дерево и закурил. Даже в полумраке, желтый дым дешевых сигарет отличался от снега. Но крепкий табачок, казалось, согревал. Остановившись, Ермолай почувствовал, как он, действительно, сильно устал. Руки тряслись. Слабость. "Снег. Снег - это хорошо - хоть что-то видно. Летом ночью в лесу - хоть глаз выколи, а зимой на фоне белого снега, ничего - терпимо, хоть что-то видно". Ерёма огляделся. "Следы его, наверное, завалило. По крайней мере, в самом начале - точно завалило. В темноте, по ночи можно и не разглядеть - заблудишься. Придется, видимо, ночевать. А мужики в машине не замерзнут. Попереживают - это да. Но завтра всё поймут - лучше остаться здесь, наверное, чем блуждать и тратить силы. Устал. Обратно столько же - не выдержу. Н-да! Остаюсь!" Принято решение, сразу стало ясно, что дальше делать. "Так. Нужно разбить бивак. Нужно подходящее место". Сняв карабин, через прицел Ерёма ещё раз оглядел всё вокруг. В прицеле просветленная оптика, и хрен его знает как, но через оптику в сумрак видно лучше, чем простым взглядом. Побродив, не отходя далеко от следа, Ерёма нашел подходящее место: Упавшее дерево, вывороченный корень, как шалаш или как блиндаж - три "стены" и какой-никакой "потолок" из сплетенных корней. Повезло: "Нормально, Федор! Отлично, Константин!" Первым делом - нарубить пихты на "постель", а потом - дрова. Скинув рюкзак, достав нож (жаль, топор не взял), Ермолай пошел к ближним сосенкам рубить ветки. Ветки хлипкие, не густые - плохо, что нет рядом ели или пихты. Но, что делать? - что уж есть. Провозившись с лапником, Ерёма ещё больше устал, но нарубил, как ему казалось, достаточно. Теперь дрова. Благо, этого добра здесь много. Сухостой кругом. Старая заповедь - тащи дров столько, сколько не сожжешь за неделю - тогда будешь чувствовать себя спокойно. Самое хреновое ночью зимой в тайге - это экономить дрова. И Ерёма натаскал много дров. Очень много. Даже если ударит мороз - он будет жечь не жалея и сдюжит. А мороз может вдарить, и, боясь этого, Ерёма таскал и таскал сухостой. Эх, пару бы бревен, чтобы соорудить "нодью", но топора нет - жаль! И все-таки ему повезло: старая сосна, падая, переломилась на три части - две из них можно было дотащить, третья - корнями впилась в землю и не поддавалась. "Нормально! - решил Ерёма. - Всё же есть Бог на свете!" И он перекрестился, достал из-под свитера потертый алюминиевый крестик на капроновой ниточке и поцеловал его. "Сдюжу!"
Обустроив бивак, Ерёма, уже в полной темноте сложил пока маленький костер под одним из бревен и чиркнул спичкой. Чирк… и отпрыгнула тьма! И стало спокойнее, - веселей, что ли? Затрещал огонек, полез вверх по тонким прутикам, всё больше и больше разгораясь. Ерема добавил хворостин - и вот, уже костер настоящий. Ещё хворостин - совсем хорошо. И тепло. Лицо чувствует жар. Из носа потекло - отогрелся. Ерёма высморкался, присел на рюкзак и тяжело выдохнул - ну, вроде всё. Сделал всё, что мог. Теперь бы дождаться утра.
Лес скрылся за приделами света. Там осталась ночь. А здесь, у костра, только Ерёма, его "блиндаж", да ствол соседней сосны, чьи корявые ветки в отблесках огня трясутся над головой, как руки старух-шаманок на празднике ведьм - противно и неприятно! Вверх лучше и не смотреть. Где котелок. Сейчас сварганим чай, и всё будет "Олу-ридэ!"
Пока машина с уставшими охотниками возвращалась обратно в деревню, Витя всё ныл и ныл, донимая Валентина. Последний загон был тоже пустой. Да и не загон это, в общем-то, был - никто не верил, что ещё раз поднимут зверя, и шли абы как, лишь бы время не терять, и чтобы капитан не орал. К тому же Витя опять простоял на крайнем номере, а Валя, пока шел среди загонщиков несколько раз глотнул из своей потаенной фляжки и к номерам пришел уже порядком оглоушенный. Это ещё больше разозлило Витю, который тоже сейчас бы взял и напился! Поэтому он и ныл. Валя, пока не кончилась фляжка, молчал. А когда молчать устал, он серьезно сказал Виктору:
- Ещё что-нибудь вякнешь - я тебе башку проломлю.
Валентин - высокий, всё ещё здоровый и, когда-то в молодости, перспективный летчик, мог долго терпеть. Но если его терпение кончалось - остановить его было невозможно. Вичик это знал и потому заткнулся. Все это знали - поэтому до Добролета доехали молча. А уже там, в Домашнем тепле и уюте, все решили, что с кем не бывает. Конечно, зря Валька на номера побежал, но и Вичик же промахнулся - так хули мужику нервы портить - "всяко бывает!" И Валя спокойно поел, крепко выпил и, не раздеваясь, завалился на нары.
Валентин Викторович Микумин был бобылём. Вот уже четыре года. Как только его "списали" из ВВС, он запил. Крепко запил. И от него ушла жена. Собралась, плюнула на всё и ушла. Полгода Валентин бродил по квартире, как приведение, нигде не работал, грустил и названивал ей, уговаривая вернуться. Но не уговорил. Детей им Бог не дал, поэтому развелись быстро, без волокиты. Зима, наступившая в душе и в природе, длилась бесконечно долго, была запойной, безденежной, со случайными связями и посещением ломбарда, откуда вещи больше не выкупались, но и она, в конце концов, прошла. А весной к нему в квартиру прилетела оса и свила гнездо на потолке в спальне. От нечего делать, весь процесс строительства гнезда Валя заснял на фотопленку, каждые три часа забираясь на табурет. (Фотоаппарат - это то немногое, что он в ломбард не сдал, как и своё ружьё.) Оса предупредительно жужжала, но не трогала Валентина. Он её тоже не выгонял. Более того, пока она жила в его квартире, в его "спальню" ни один комар не рискнул залететь, хотя форточка не закрывалась. Оса, когда ей угодно, вылетала за окно, обдирала на соседних балконах бумагу и возвращалась строить дом. Они нормально ладили, и Валя, вдруг, стал её различать среди других ос, если те - другие, случайно залетали, пока её не было дома. Как он их отличал - не понятно, но он почему-то точно знал, что это не его оса залетела. И когда "Его" возвращалась - других ос как, ветром сдувало. Ему всё это было интересно - он смотрел и анализировал. А что ему было делать? Валентин валялся на кровати, наблюдал за работой осы у него над головой на потолке, и размышлял лишь о том, что будет, когда вылупится рой. А рой вот-вот должен был вылупиться. Ну, пусть не рой, но штук десть осинок - точно. В отверстие было видно, как они одновременно дышат. Как в кино про "Чужого". Одновременно задницы вверх, потом задницы вниз. Штук десять точно было. Но рой не вылупился - этого не случилось.
Однажды, сидя в большой комнате, Валя услышал шлепок об пол и нервное жужжание "его подружки". Он её уже так называл. Друзья говорили, что все нормальные люди заводят кошек или собак, а Микумин завел себе осу. Экзотика, так сказать, - ручная оса. Так вот, Валентин заходит в спальню, и видит: на полу валяются разбитые соты и куколки изгибаются на старом линолеуме, те, которые не разбились при падении. А она бедная, ползает вокруг них, жужжит и не знает, что делать. Видимо тяжелые стали соты и не выдержал тонкий "стебелёк" на котором они держались - поэтому и оборвались. Ну и что делать? Он же не сможет приклеить всё обратно. А она начинает на него злиться и нападать. Тогда он берет полотенце, и выгонят её через балкон на улицу, то есть на другую сторону дома (балкон у него выходит на другую сторону), и закрывает форточку. Берет веник, совок, собирает "малышей" и, да простят его осиные боги, выбрасывает всё в унитаз и смывает. Оса бьется в форточку (уже облетела дом). Он открывает, она бросается к гнезду, потом на пол (видимо ещё остался запах), потом недоуменно летает, ищет, ползает по стене и снова начинает на него нападать. Ну, это уже перебор! Он выгоняет её за окно, закрываю фортку, она еще некоторое время пытается достучаться, но он не открывает, и она улетает. Всё! После этого уже, стоит открыть форточку, появляются дома мухи, комары, мотыльки и всякая другая мерзость. Гнездо до сих пор висит одиноко на его потолке и служит украшением и поводом для воспоминаний.
Потеряв и эту подругу, Валентин постепенно соскакивает с пива, и через некоторое время устраивается на работу в КЭЧ при летном училище, благодаря Бате, который за него, как за старого "боевого" товарища, замолвил слово. Теперь он ходит, пинает своих кочегаров и проверяет давление в котлах. Платят, конечно, мало, а проблем с обогревом домов, подачей воды и вывозом жидких и твердых бытовых отходов много, но это его отвлекает от личных проблем, появляется круг новых обязанностей и знакомых, какая-то ответственность и цель. Небо ещё продолжает манить, и Валентин, иногда поддает, но всё это уже цветочки, по сравнению с тем, что было четыре года назад. Наступила другая - гражданская жизнь.
Машина появилась на просеке, когда ночь уже во всю вступила в свои права. Особо холодно не было и не было скучно тем, кто остался у костра - они рассказывали друг другу о своей жизни, шутили, пили чай и немного сдружились, узнав, кое-что друг о друге. Машину они услышали намного раньше, чем она появилась. Семеныч, как только подъехал к кромке леса, стал сигналить, на всякий случай, чтобы услышал Ерёма (он почему-то думал, что Ермолай не вернулся). Олег и Макарыч так и поняли, и решили на всех вскипятить чайку. Сначала показался свет фар между деревьев, а потом и долгожданная будка поднялась из-за пригорка. Ура! Прощай морозы! Сейчас "тыщу" распишем!
- Спорим, вас двое! - сказал Андрей, выпрыгнув из кабины. От него пахло спиртным.
- Спорим, - ответил Олег.
- Пацан решил, видимо, поймать экстримальных ощущений, - предположил Андрей. - Как бы не замерз в лесу.
- Что там синоптики обещают? Погоду слышали? - спросил Макарыч.
- Да, хуйня - двадцать - двадцать пять.
- Н-да! Но всё равно не жарко.