- Если не дурак - выживет.
- Ты это завязывай, Андрюша! Выживет! Должен. Обязан выжить - я бы не хотел вместе с козами жмура домой вести.
- Выживет, выживет, - успокоил Андрей. - Семеныч говорит, что он уже ночевал в лесу. Значит, знает, что делать.
- Ну, дай Бог. Хорошо, если так.
Макарыч посветил фонариком в котелок. Ещё не закипело.
Семеныч всё ещё что-то возился в кабине.
- Пойду-ка я печку в будке затоплю, - сказал Олег. - Что-то я подзамерз.
- Давай. Можешь там чего-нибудь на стол сварганить. Скажи Семенычу, чтоб свет включил.
- Я, пожалуй, ещё дров принесу - жечь костер, видимо, всю ночь придется - на всякий случай, - предположил Андрей, взял топор и пошел в темноту леса.
Через полчаса, когда был уже готов чай, в кунге было тепло, на столе было что надо, продолжал гореть костер, мужики резались в карты. Тот, кто сидел на прикупе, после раздачи иногда выходил, подбрасывал веток в огонь, несколько раз сигналил и возвращался, говоря: "Никого" или "Не слыхать". Так проходила партейка за партейкой, час за часом, пока мужики не устали и не решили завалиться спать. Была уже глубокая ночь.
Разодрав зашитый Витькин пакет, Ермолай, мягко говоря, был обескуражен. Вместо ожидаемой тушенки, консервов и все другого, что он видел в "Натовских" сухпайках, которые сам неоднократно покупал и брал с собой в походы, в Итиничкином пакете было:
Маленький солдатский котелок (это хорошо), в нем стеклянная банка из-под кофе "Пеле" полная заварки и вторая такая же банка без этикетки полная сахара, маленькая пачка галет, пластиковая коробочка из-под лекарств с солью, пачка корейской лапши "Доширак" (говядина) и пластмассовая кружечка, белая ложечка. Всё! "Идиот! - подумал Ерёма, непонятно кого называя. - В машине столько сала, хлеба, тушенки, а я понадеялся на "бывалого" прапорюгу!" Сало - вот что сейчас хотелось, и было необходимо. Сало на морозе греет изнутри. А "Доширак" и галетки? Вздохнув, Ермолай встал, зачерпнул котелком снег и поставил котелок поближе к костру, чтобы таял снег, а сам занялся сооружением мангала. Первым делом, нужно заварить лапшу. Потом добавить снега и накипятить чай. Чаю, видимо, сегодня предстоит выпить много - ночь только начинается, ещё и восьми нет. Впереди двенадцать часов темноты. Может, надо было вернуться? Столько времени потерял, сооружая ночлег! А сколько сил? А ведь прошел-то всего ничего - километров шесть, ну, максимум - семь. Пара часов ходу обратно, и теплая ночевка, сытная еда, возможно, баня, и никаких страхов и одиночества. "Сейчас порубаю и решу, - решил Ермолай. - На сытый желудок голова работает лучше".
Снег опять хлопьями валил с небес. Ерёма доел "Доширак", с удовольствием выпив перченый "бульон" и принялся за очень сладкий чай с остатками галет. "Сахар - это энергетика. Больше сахара - больше энергии. А она мне сейчас понадобится!" - Ерёма решил возвращаться - хрен с ним с оленем. Выпив, почти весь котелок, он даже вспотел. Однако повеселел, быстро скидал всё в рюкзак, решительно встал, подбросил веток в костер и пошел обратно по своему следу.
Пока был виден огонь костра, Ерема шел спокойно. След, конечно, уже прилично засыпало, но все равно он ещё нормально читался, даже в ночи. Но стоило следу нырнуть в ложбину, и пропал из виду огонь, как сразу задул ветер, стало холодно, опасно и тяжело. Несмотря ни на что, Ермолай упорно продвигался. Поднялся на противоположную сторону ложбины и вновь увидел огонек своего костра - тот ещё не потух. Ерёма остановился. Идти вперед в густой холодный лес или вернуться к теплому костру? Лес, и вправду, стал густой какой-то. Шесть километров в темноте, наугад, по морозу? Следа совсем уже не видно, хоть глаза и привыкли к темноте. Помедлив, он всё же решил продолжать путь. Пройдя ещё немного, вновь потеряв из виду огонь, Ерёма совсем сник. Холод, ночь, чужая тайга навалились со всех сторон. Там, вдруг, в темноте громко треснуло дерево. "Ну, его нахуй!" - решил Ерёма и быстро развернулся обратно к костру.
Огонь ещё кое-как лизал лесину, угли ещё дышали жаром - слава Богу, костер не потух. Наломав в темпе хворост, Ермолай распалил огонь. Костер занялся. Лицом Ерёма почувствовал тепло, снял рукавицы, сбросил рюкзак, аккуратно присел на него, проверил время: 21:15. Ху! Прошел час. А сколько же он прошел? Пол километра? Ну, да - где-то так - не больше уж точно! Полчаса - полкилометра. Километр - час. Шесть километров - … По ночи! Н-да! Возвращаться - нет смысла! Не стоит. И теперь он уже точно решил ночевать. "Остаюсь - хватит бегать!"
Вытряхнув всё из рюкзака, Ермолай расстелил его поверх сосновых веток. Присел и стал разбирать пожитки. Не густо: Витькин котелок с чаем, сахаром и солью, двойной подсумок с патронами, тонкая шерстяная водолазка, пара вязаных носок, китайские перчатки, манок на рябчика (завалялся с прошлого года), полиэтиленовый куль, две пачки курева, два коробка пропарафиненных спичек, нож, моток бечевки, запасной магазин с пятью патронами, носовой платок, немного туалетной бумаги. У Робинзона Крузо и то было больше! Ну, ладно - что есть, то есть. Первым делом он снял маскхалат, куртку, свитер и одел водолазку. Потом всё снова одел сверху. После развязал ичиги, снял их, стянул бахилы, надел шерстяные носки и всё снова сверху одел. Надел китайские перчатки, взял нож, разрезал по шву полиэтиленовый куль и завернулся в него, накинув на плечи, как от дождя. Нормально, сгодится - буду устраиваться спать - так и сделаю. Снял куль и, пока, положил его в рюкзак. Туда же положил патроны, бечевку, спички и одну пачку сигарет. Остальное, он положил в карман, а в манок немножко посвистел - всё развлекуха: "Глядишь - налетит табун-табунище рябчиков - супа наварю!" Ерема улыбнулся и стал готовить чай.
А в "блиндаже" довольно тепло. Не сказать, что супер, но всё же не так, как просто у костра. Ветра, по крайней мере, если такой есть - здесь не чувствуется. Попив чайку, Ерёма "взбил" свою "постель", поверх сосновых лап постелил разрезанный куль, влез в рюкзак почти по пояс, временно положил под голову толстые свои рукавицы, обнял карабин и стал смотреть на огонь. Тихо. Только трещит и шипит костерок. "Шаманки" успокоились и приняли его, больше не пугая корявыми ветками. С неба падают снежинки, блестят, сверкают, переливаются. Вспомнилось детство. Новый год. Как в детстве в Новый год классно пахло елкой и мандаринами. Однажды он болел в Новый год. У него была большая температура, и ему казалось, что потолок наваливается на него, складки одеяла были огромными волнами моря, но когда приходил день, температура отпускала. И тогда он лежал и смотрел телевизор - новый цветной телевизор "Радуга" - "Волшебника изумрудного города" и "Красную шапочку", где Басов пел: "Травка, цветы-незабудки, мама - печет пирожки…" Его мама в то утро тоже пекла пирожки с капустой. И он навсегда сохранил в памяти блестящий дождик елки, запах мандарин, кадры из мультика, песенку Басова, вкус жареной капусты и тяжелый потолок. Снежинки блестели и бередили память.
В темноте блеснули два желтых глаза! Ерема соскочил с лежанки, вырвался из проклятого, скользкого рюкзака, схватил карабин, одновременно сняв его с предохранителя, и в полусогнутом состоянии, готовый ко всему, завертел головой! Вроде больше ничего не видно. Он быстро приподнял края шапки, чтобы открылись уши. Но тоже ничего не услышал. Попытался что-либо рассмотреть в прицел - бесполезно, мешает огонь костра. Потихоньку, он стал выпрямлять ноги и полностью разогнулся. Сердце стучало. "Что это было?! - Волки, рысь, росомаха?" Задавая себе вопросы, Ерёма стал бешено соображать, что делать. Для начала, медленно наклонившись, он взял короткую горящую хворостину и резко бросил её в темноту - туда, где были глаза. В ту же сторону направил ствол. Описав несколько пируэтов, хворостина зашипела в снегу, так никого и не осветив. Глаза тоже не сверкнули. "Если волки - дело швах!" Но откуда? Следов их он не видел. "А как ты мог видеть следы, если в загоне был один раз, а остальное время тебя на машине возили?" Но когда шел по следу, волчьих следов тоже не замечалось. "Это не значит, что их здесь нет - они могли и не пересекать оленьего следа". Если волки - дело швах - они зимой по одному не ходят! Морозы-то какие стояли! "Если их здесь много - пиздец тебе, Ерёма! Смотри, если они есть - глаза ещё заблестят. Не упусти момент! Бей не раздумывая. В любую секунду, с любой стороны из темноты может прыгнуть!" Холод прошел по спине. И Ерёма "вдавился" в блиндаж. На всякий случай проверил нож - на месте на поясе. Медленно, озираясь, он дотянулся до дров и толкнул охапку в костер. Костер немного затух, но снова стал разгораться, уже с большей силой. Никого! Глаз не видно. "Может рысь?" Рысь - хуйня! С рысью разберемся! Росомаха - поопасней будет, но тоже хуйня - один на один - справлюсь! Только бы не волки! Нет - всё тихо. Отойти бы, следы посмотреть. Но как отойдешь? Только от костра отойдешь - задерут! Блядь! - не было печали - отдохнул! "Зато не холодно!" Да пошёл ты!
Время шло, но ничего не происходило. Ерёма немного успокоился, но ещё не настолько, чтобы решиться лечь. Ещё несколько раз покидал палки в темноту - никого. Показалось? Нет, вроде - точно глаза видел. Он осторожно присел на рюкзак и посмотрел время. Час. Похоже, я заснул. Может, во сне привиделось? Нет, ну точно видел! Так, до рассвета шесть или семь часов - и что, мне всё это время на корточках сидеть? Ермолай машинально взглянул на небо - звезды. А где луна? Приподнявшись над своим укрытием, он осмотрелся. Там позади в верхушках деревьев горел белый фонарь - луна. Длинные тени сосен лежали на снегу. Волков не было. Всё тихо. Через час-полтора она будет высоко - станет светлее. Будет холодно к утру. Придется ждать. Он ещё подкинул дров, и, Бог знает как, одной рукой, закатил оставшееся бревно в костер. Во второй руке Ерёма держал карабин.
Примерно в час, Олег вышел, подбросил в костер дров, прогрел мотор, посигналил, покурил, посмотрел на небо, сделал всё необходимое перед сном и вернулся в кунг.
- Луна взошла. На небе - ни облачка, - сказал он.
- Значит, к утру придавит, - ответил Андрей. - Не повезло нашему мальчику.
- А здесь волки есть? - зачем-то спросил Олег.
- Волки везде есть, - спокойно ответил Андрей. - Вдвойне не повезло.
- Чё ты заладил: не повезло, не повезло? Волки его не тронут! - разозлился Макарыч.
- Я надеюсь, - согласился Андрей.
- Почему ты так думаешь? - спросил Олег капитана.
- Ерема сейчас наверняка костер жжет - это раз. Второе: от него за версту пахнет железом и оружейным маслом - волки его боятся как огня, …даже сильнее, - добавил капитан, сообразив, что первое и второе вдруг стали равнозначны.
- А третье? - не унимался Андрюха.
- А третье, это то, что какой смысл волкам (если они, конечно, есть!) нападать на вооруженного Ерёму, сидящего у огня, когда можно обложить раненого оленя. Кровь на следу! Безопаснее, добыча крупнее и привычнее. К тому же у него рогов нет - все пятеро самки были, а они по запаху определяют самец или самка.
- Логично, - согласился Андрей, повернулся набок, устроился поудобней, и решил немного поспать, но добавил. - Зимой у них ни у кого рогов нет - сбрасывают.
- У козла были.
- Значит, больной козёл был. Кстати, надо мясо проверить, а то поймаем аскариду или ещё хуже… - будет вам охота.
- Ты что-нибудь хорошее можешь сказать?
- Могу: бурлеск.
- Надо было сразу идти за ним. Втроем, - сказал Семеныч. - Уже бы вернулись.
- Надо было. Я тоже про это думаю, - ответил капитан. - Чего уж сейчас? Будем теперь ждать утра. Сейчас идти - смысла точно нет - не найдем. След занесло - я проверял.
- Зато я вас в "тыщу" сделал, - зевая, вставил Андрей.
- Спи ты, господи!
- Спокойной ночи.
- Он ещё издевается!
- Всё - я сплю. Вы - как хотите. Я ночью точно никуда не пойду. Останусь машину греть и от волков караулить.
- Спи! Тебя никто не просит никуда идти. Здесь до утра будем. Рассветёт - там видно будет.
- Это точно, - согласился Андрей и больше голоса не подавал.
Часам к трем луна начищенным пятаком висела высоко в небе. Вокруг неё серебрилось огромное кольцо. "К вёдру", - подумал Ерема, глядя на небо. Он так и не понял, что это означает, но во всех книгах про охоту, луна в ореоле кольца именно такую погоду и предвещала. Из личного опыта, он сделал вывод, что это к солнечной погоде, а вот тепло будет или холодно - зависит от времени года. Летом - тепло.
Лес просветлел. Стал сказочным лес. На белом, искрящемся "алмазами" снегу голубые, искрящиеся тени деревьев. Можно ждать, что выбегут звери на поляну и устроят новогодние игры, танцы, песни, дискотеку, казино, бои без правил, пьянку, дебош, изнасилование… Загадочный был лес. Ерёма замерз - костер не спасал. Приходилось шевелиться, прыгать, хлопать руками. Это на несколько минут, казалось, согревало. Он приседал к огню. Пил чай. Немного погодя, спина и ноги снова начинали остывать. И всё сначала! "Зато, волков теперь будет видать. Хорошо, что их нет!" Продержаться ещё нужно четыре часа! А потом - бегом домой!
Шесть. "Шесть! Я ещё живой! Шесть - он её за шерсть! Семь - он её совсем! Восемь - доктора просим! Девять - доктор едет! Десять - из п… ребёнок лезет!" - вспомнилась Ермолаю в шесть утра старая школьная побаска. К этому времени он представлял из себя жалкое замерзшее небритое зрелище. И, видимо, потихоньку сходил с ума. "Ну, и куда ты собрался?" Через час будет светло! "Не через час, а через два". Какая разница? Пойду по следу - зря, что ли, я гиб и мёрз? Пойду по следу. Догоню этих ублюдков… и расстреляю! "Ну, давай, давай". Сам, давай - у меня жопа замерзла!
Ерёма допил прямо из котелка замерзший чай, скидал всё в рюкзак, как попало, попрыгал, чтобы разогреться, почти весь оставшийся валежник завалил в костер, и вышел на след. Прощай, блиндаж! Надеюсь, мы больше не увидимся!
Под лунным светом, одуревший от ночевки, повесив карабин на шею так, чтобы руки легли на приклад и в ствол, шатаясь и улыбаясь, Ерёма пошагал по засыпанному следу. "Час, я думаю, можно прошагать в таком положении, а уж потом карабин придется взять в руки!" Без тебя - не знаю!
От курева на зубах скопился толстый слой "жира". Ерёма шел и пытался этот слой слизать. Мороз - не мороз, страшно - не страшно! Ночь, считай, прошла - пора шевелиться. Двенадцать часов Ерёма провел на морозе. Солнце за это время успело осветить Америку, обогреть долбаных аборигенов в желтой жаркой Африке, и вот - возвращается! К Ерёме возвращается. В Сибирь! "Нормальный след - чё раньше не пошёл?" А чё раньше там делать? Олешки спят, стригут ушами - сейчас, тихонечко подкрадусь, и устрою им сладкую жизнь! Вон - до сопки дойду и начну скрадывать.
Дойдя до сопки, Ерёма тряхнул башкой, скинул ночную блажь, проверил ствол, разредив предварительно и направив открытый затвор в сторону бледнеющего неба. В стволе всё чисто. Загнал патрон в патронник, прищелкнул полный магазин, поставил на предохранитель, осмотрел в прицел местность, но так ничего и, не поняв, пошел дальше по следу, но уже наготове. А вокруг безбожно светало!
На лежку Ерёма наткнулся неожиданно. Никого нет - ушли. Пять развороченных лёжек и ни в одной не видно крови. "Зажило, - решил Ерёма. - За-жи-ло! Какого хера я промурыжил всю ночь в тайге, шугаясь волков и отмораживая яйца? На-И-ба-ли!" - решил Ермолай и стал со злостью топтать ногами все пять лёжек. Совсем рассвело. Кровь. На одной лежке была заметна кровь. "Ну, разве это кровь? - чепуха. Раненый зверь так не кровит!" Пройдя немного по свежему, уходящему в тайгу следу, Ерёма понял, что ловить здесь больше нечего. "Мимо кассы!" Пошли домой? "Жрать охота!" Ерёма закурил. Солнце встаёт. Похолодало. Полевать - жрать охота! Руки дрожат, тело ватное - такое ощущение, что под кожей ничего нет - пустота. Пусто! Ни мышц, ни костей - пусто. Руки дрожат. Сил нет. От курева и голода перед глазами синие блики. "Только бы не упасть!" Сейчас разожгу костер и сварю чаю. Ерёма из последних сил наломал сухих веток, соорудил костер, зачерпнул снега в котелок, и, как только он закипел, добавил в кипяток сахара и выпил (заварки добавлять - не было ни сил, ни времени, ни желания). Полегчало. Он опять закурил. Сидя между развороченных лёжек, Ерёма представлял, как они здесь ночевали, и сам хотел немного поспать. Но уже поднималось солнце, и жизнь требовала шевелиться - иначе, конец!
Опершись на карабин, он встал. "Всё! По своему следу - назад!" Краем правого глаза Ерёма заметил, что что-то упало с сосны. Он повернулся. По широкому стволу соседней сосны, сделав пару неуклюжих (как ему показалось) прыжков вверх, замерла белка-летяга. Ерёма поднял карабин, посмотрел в прицел. Белка, как носовой платок прилипла к стволу. В прицел она казалась большой. Чтобы не промахнуться, Ерёма лег. Аккуратно, медленно, аккуратно он подвел перекрестье под голову летяги. Не зная почему, он вдруг посмотрел на риски - всё вроде нормально (а вдруг сбился прицел?). Тогда, через планку, прицелившись точно в центр "носового платка", он медленно стал давить на спусковой крючок. "Да-Дах!" Он не видел, как упала летяга, но она лежала под деревом.
Пока не потух костер, Ерёма навалил в него ещё хвороста, соорудил мангал, зачерпнул снега в котелок, повесил его и стал обдирать белку. Хотелось сердце и печень съесть сырыми. Он так и сделал, посолив их. Остальное, он забросил в котелок, а шкурку повесил на какую-то ветку какого-то куста - эта хуйня с перепонками его не привлекала.
Белка была почти сырой. Голова - точно ещё не сварилась. Голову он отрубил ножом, завернул её в туалетную бумагу и положил в карман рюкзака. Остальное съел - горячее - сырым не бывает. Во! Сразу стало хорошо. Засыпав немного сахара прямо из банки себе в рот, Ерёма почувствовал, что всё ни так уж плохо, запил оставшимся бульоном, и решил - вперёд, братан. "Вперёд - на винные склады!"
Идти стало веселей! Солнце! Прекрасный утро, точнее, день! Прекрасная природа! Милый лес! Синички свистят. "Вот - мой бивак!" Костер ещё тлеет. "Спасибо, дорогой!" - Ерема поклонился костру. Проверил - не оставил ли он что-нибудь в блиндаже, и нашел только красную этикетку от лапши "Доширак" припорошенную снегом. Бережно взяв её, он положил её в карман рюкзака, но не в тот, где лежала голова летяги, а в другой. Подкинув хвороста в костер, Ерёма зашагал по еле заметным следам "домой", закинув на шею карабин.
В кунге рассвет наступил гораздо позже, чем в лесу. Но стоило первому бледному свету появиться на "экране" окна, Сергей Макарович, как, почувствовав это, тут же проснулся. Тяжело сев (не для его возраста теперь такие ночевки) на край лавки, покрутив затекшей шеей, Макарыч сказал:
- Подъем, охотнички.
И все тут же встали, как будто лежали и только и ждали этого "подъем".
- Ну, как спалось, ваше превосходительство? - спросил Андрей.
- Нормально, товарищ военврач, - ответит Макарыч.
На печке стоял котелок с едва теплым чаем. Макарыч сделал несколько глотков, наклонив котелок.
- Будешь? - спросил он Андрея и, не дожидаясь ответа, отдал ему котелок.