Имя Бандеры стало нарицательным ругательством в СССР - поработало и звучание: хотя "бандера" означает "знамя", по-русски неизбежно слышится "бандит". Фигура эта, мягко говоря, неоднозначная. Крови на Бандере много, и в наши дни с ним разбирался бы Гаагский трибунал. Но все-таки стоит знать, что он, тешивший себя, подобно генералу Власову, надеждой оказаться с независимой Украиной и без Сталина и без Гитлера, сидел в лагере германских нацистов три с половиной года - с июня 41-го до конца 44-го - в прискорбно известном Заксенхаузене, что два его родных брата, Олекса и Василь, погибли в Освенциме. Убит Бандера был в 1959 году в Мюнхене (выстрелом в лицо капсулой синильной кислоты) Богданом Сташинским - бывшим членом Организации украинских националистов, завербованным агентом КГБ (в 2005 году экс-председатель КГБ СССР Крючков сказал: "Убийство Степана Бандеры было одним из последних устранений КГБ насильственными методами нежелательных элементов").
Почти за два с половиной столетия до этого пытался лавировать между Петром и шведским Карлом XII гетман Иван Мазепа - во имя все той же украинской незалежности. Мазепу несправедливо, но чеканно запечатлел предателем Пушкин - еще успешнее, чем советская пропаганда Бандеру: лишнее подтверждение того, что художественный образ всегда убедительнее исторического.
Впрочем, живем мы не в литературе, а в истории - и знать бы ее надо. Например, такой исторический факт: Львов в 1939 году брали советские войска по согласованию с нацистскими. Советские части в ночь на 21 сентября сменили под Львовом союзнические, в то время германские. Примечательная деталь: как говорят в одном южноукраинском городе, "на минуточку".
Все это формирует сложный львовский миф - перекрестка истории. Он не разгадывается, но нащупывается, ищется в глубокой древности. Даже не в истории, а в географии, в геологии.
Вычислено, что как раз подо Львовом - если быть точным, под костелом Святой Елизаветы - проходит водораздел Балтийского и Черноморского бассейнов. То есть все воды к северу отсюда текут в Балтийское море, все к югу - в Черное. Как с восторгом пишет Юрий Андрухович, "в этом можно усмотреть знак "водораздела" - город исповедует сразу несколько культур, целиком не принадлежа ни одной из них". И то сказать: австрийское влияние (золотой век - часы бабцi Аустрii, времена бабушки Австрии), польское (до 1772 года и между Первой и Второй мировыми), русское (после 39-го и до 91-го). А ведь еще евреи (которые составляли почти треть населения), армяне (целый район с прекрасной церковью в центре города). Сами украинцы, наконец.
…Но пора подниматься на гору, к собору Святого Юра, на фасаде которого - статуи святого Афанасия и, конечно, святого Льва. Это - Пинзель.
Если Саломея Крушельницкая - аналог драматической судьбы Львова в ХХ веке, то Иоанн Георг Пинзель - львовский миф в чистом виде.
Миф - то, что не имеет разгадки, во что нужно просто верить и восхищаться. Таинственна судьба этого выдающегося мастера позднего барокко. Ничего толком не известно о Пинзеле. Ясна только дата смерти - 1761 год. Есть большие сомнения даже в точности его имени. Неизвестно, откуда он родом, как и когда именно появился во Львове, что и где делал до тех пор. В костеле Клариссок - за бернардинским монастырем - музей, где собраны скульптуры Пинзеля по разоренным и заброшенным церквам Галиции: в Бучаче, Годовице, Городенке, Лопатине, Маринополе.
Опять-таки непонятно, почему скульптор такого класса много работал в мелких городках и в селах - в "собачьем задупье" (оказывается, позволяет себе иногда "соловьиная мова"). А класс - высочайший: такими скульптурами, как "Жертвоприношение Авраама" или "Самсон, разрывающий пасть льву", гордились бы лучшие музеи мира. Как точно указывает исследователь его творчества, культуролог Тарас Возняк, главный редактор превосходного журнала "I" (с двумя точками - что-то вроде русского "й"), нет сомнения в знакомстве Пинзеля с итальянскими образцами - в первую очередь со скульптурой Микеланджело. По степени страстности, экстатичности - конечно. Пинзель работал в основном по дереву, и Возняк остроумно замечает, что он был, может быть, из славян, для которых дерево - естественный скульптурный материал.
Следует обязательно добавить к Микеланджело и лидера итальянского барокко Лоренцо Бернини: по темпераменту и виртуозности они с Пинзелем - родня. И немцев Высокого Возрождения - Тильмана Рименшнайдера и Файта Штоса, которые чаще всего творили как раз из дерева.
Вся Европа - смесь и эклектика, скрещения и гибриды народных, языковых, культурных, государственных судеб. Западная Украина, сужая - Галиция, еще сужая - Львов - суть подлинные полигоны этого поразительного эксперимента, длящегося столетиями. Подобно скульптору Пинзелю, потаенно и уверенно сумел вобрать разнообразные европейские достижения город Львов.
Закарпатское время
В Закарпатье - два временных пояса. Официально - украинский: на час к западу от Москвы. Обиходно - центральноевропейский: еще на час дальше. Так и живут. Самое поразительное - так и жили. Этот порядок удивительным образом держался и в советскую эпоху. В селе Заречье (Зарiччя) Иршавского района сидим в гостях у семьи Васько. Иван Андреевич рассказывает, как его в начале 80-х зачем-то вызвали в райцентр в милицию, и он пришел, как в повестке сказано, в 9:00, а там орут: на два часа опоздал. "Так вовремя же, сейчас девять. - Одиннадцать уже, - тычут в циферблат, - по московскому времени. - А я не в Москве живу, в Закарпатье". И ничего, проглотили. "Не знаю где как, - говорит Иван Андреевич, - но у нас из села ни одного милиционера, ни одного партработника не было".
Идиллия не получается, конечно. В колхозе нужно было трудиться, ничего, по сути, не зарабатывая, кроме разрешения работать и на собственном участке. Так и бегал с колхозного поля на свое: "с корабля на бал" - высказывается Васько. Неужто бал? У Ивана Андреевича и Галины Васильевны - тринадцать детей: от тринадцати до тридцати лет. "Слушаются? - Они слушаются, пока поперек кровати помещаются". В семье - три машины. Неженатые сыновья подрабатывают шоферами в Италии. Пенсия - 44 гривны, примерно 9 долларов. Главный доход - капуста и перец: на полях и в теплицах. Есть корова - как водится, Манька. Ухоженный дом - весь в цветах, с крыльца и лестницы начиная. Они пятидесятники, как большинство в селе, по вторникам, четвергам, воскресеньям - собрания. Глава общины, пресвитер, - мастер по выкладке плитки, у него десять детей. Телевизора по религиозным соображениям не держат, но компьютер для детей есть. "Пьют в селе?" - озабоченно спрашивает Максимишин (он везде это спрашивает). Супруги переглядываются, задумываются: "Есть один". В Заречье - 800 хат.
Проехав по Закарпатью от Перечина (севернее Ужгорода у словацкой границы) до Рахова (у румынской), повсюду мы интересовались у местных жителей: кем вы себя ощущаете? Самый частый ответ: закарпатцы. И что делать? Нет же такой национальности. Но есть - самосознание: не по крови, а по сути.
В селе Лесарня знакомимся с мужчиной лет пятидесяти - столяр Василь Малыш. "Ну вот вы кто?" - "Кто-кто, русин я. Наверное, русин, а вообще, не знаю. Закарпатец. Бандера!" - и хохочет. Над нами, над москалями, хохочет, над "бандеровским", враждебным, клише: неистребимо это российское (читай: советское) отчуждение от заведомо иного, непохожего, насильственно присоединенного. Мне ли не понимать, родившемуся и выросшему в Риге.
Как наглядна яркая европейская пестрота истории да и сегодняшней жизни Закарпатья. Нивелировку этого края не смогла произвести даже такая мощная и налаженная машина, как советская власть. Механизм заглох, столкнувшись с невиданным разнообразием явления, - не сумел просчитать. Буквально каждые 20–30 километров - иной народ, иной язык, иной уклад. Венгры, румыны, словаки, русины, украинцы во всем своем карпатском разнообразии (лемки, бойки, гуцулы), Цыгане, наконец… Нигде больше - ни в Западной, ни в Восточной Европе - мне не приходилось видеть ничего подобного по быстроте смены этнических декораций: европейская мозаика как наглядное пособие.
Оттого кажется правильным, что именно тут - географический центр Европы. Совершенно официальный: к югу от Рахова, на окраине села Делового, еще в 1887 году был поставлен двухметровый обелиск с соответствующей надписью на латыни. Через девяносто лет, в 1977-м, в подтверждение рядом воздвигли еще одну - уже семиметровую - стелу. Тут же деревянный кабак в гуцульском стиле - колыба, где грех не выпить какой-нибудь горилки по случаю обнаружения себя в центре Европы.
Европейский вектор всей нынешней Украине в целом задала именно Западная Украина - Закарпатье, Галиция, Буковина, Волынь. Об этом пути в стране повторяют настойчиво на всех уровнях, а история учит, что интеллектуально-эмоциональный алгоритм, языковая мантра - не менее действенный фактор, чем исчисляемые показатели политики, экономики, социальной жизни.
Итак, чокаемся горилкой: львовянин Тарас Возняк, крымчак, а ныне петербуржец Сергей Максимишин, мы с женой - рижанин и москвичка, в последние тринадцать лет пражане. Львов, Керчь, Петербург, Рига, Москва, Прага - тоже впечатляющая европейская мешанина за одним столом в излучине Тисы.
Волнующие детские воспоминания при одном только названии - Тиса. Сливаясь чуть севернее Рахова, Белая и Черная Тиса образуют реку, некогда самую знаменитую в СССР. Прежде чем впасть в Дунай, Тиса шла по советско-румынской, потом по советско-венгерской границе - оттуда пробирались американские шпионы верхом на бандеровских подручных, надевших кабаньи копыта. Будучи коренными янки, успешно и непринужденно приживались в советских селах, вступали в колхозы, женихались с местными дивчинами, пока их не разоблачали Джульбарсы и Карацупы. Кто думает, что я глупо иронизирую, - пусть прочтет хотя бы повесть Александра Авдеенко "Над Тиссой" или посмотрит одноименный фильм, ставший в свое время лидером советского проката: там еще много интересного (для поиска - в ту пору река писалась через два "с").
Здесь, в Закарпатье, можно было, не выходя из дома, за полвека полдюжины раз сменить гражданство: австро-венгерское, венгерское, чехословацкое, карпато-украинское, советское, украинское. Должно это сформировать особое мышление - сосредоточенное на сущностях, а не на форме?
В селе Великие Береги - Янош Урста, он же Иван Иванович, бывший ответственный работник, ныне по родовой принадлежности винодел. Говорит по-русски прекрасно: сказывается прежняя деятельность. Он венгр, а виноделие - коренное занятие закарпатских венгров. "В плохом настроении в погреб не захожу, чтоб не передавать вину дурную ауру". И походя дарит привычный афоризм: "Виноград любит солнце и тень… (после паузы) хозяина". Сам выпивает 400–500 граммов в день. Водку - нет: "От водки злость - кому-то врезать хочется". Урста производит только марочное вино: саперави, "Черный доктор", кагор, редкий заизюмленный "Уникум". У деда-винодела было тридцать гектаров под виноградниками, но "в 44-м его освободили от земли", и у самого Урсты всего пятнадцать соток. Что говорить, если когда-то в селе было сто бондарей, а теперь бочки закупать приходится на стороне. В Береговском районе под виноградом было 2500 га, сейчас - процентов десять от этого. Но еще есть те красивые - даже для произношения - сорта: "Променисто" ("Лучезарное"), "Троянда Карпат". Они всегда были редкими, говорили: "Променисто" для министра". Урста увлеченно рассказывает, как всего можно было добиться у начальства: "С двумя корчажками в руках в любой кабинет ногой дверь открывал". Подумав, добавляет: И сейчас открываю".
Вино - суть, и оттого оно вовсе исчезнуть не может. Но вот мы попадаем в дом к ткачихе Иде Физеш в тех же Великих Берегах. Она говорит только по-венгерски, Урста переводит. Иде занимается ремеслом с 74-го года, в селе ткачих больше нет, немногие остались в окрестных селах, ее семейная династия на ней заканчивается: дочери Иде ткать умеют, но не хотят этим заниматься. Выткать один метровый рушник - три-пять рабочих дней. Продать его можно за 80 гривен, выручив на этом примерно 40. Итого чистый заработок в месяц, без выходных, - не больше 300 гривен, долларов 60. Жалко ужасно: так это выразительно и необычно. Орнамент - в основном красно-бело-черный, традиционные рисунки: "тюльпан", "гвоздика", "желудь", "волчий след". Рушники, наволочки, настенные коврики с нравоучительными вышитыми изречениями: "Оставь все заботы Богу", "С верой в Бога я могу все". Все ли?
Вера здесь - живая, естественная, обиходная. Вдоль всех дорог - деревянные распятия, реже - часовни: греко-католические, римско-католические, православные, протестантские. Есть причуды: часовня в виде колодца-журавля под Солотвином, с цыганской роскошью построенный православный храм в Тячеве, в богатом селе Четфалва - суперсовременный церковный авангард греко-католиков рядом с реформатской готикой XVIII века. Но в основном барочные формы: новые или обновленные - крытые светлой, почти белой жестью церкви. Изредка попадается гуцульская деревянная готика или верховинское барокко XVII века - как в селе Калачава, старше и никак не хуже Кижей. В Мукачеве через улицу Федорова - перекличка греко-католического и православного храмов: песнопения через репродукторы. В Крайникове - церковь Святого Михаила: прелестная деревянная готика, немного напоминает пражскую каменную с ее сказочными башенками, как из детских книжек. Тут же в Крайникове - свадьба, где наяривают mpoicmi музики, то есть музыкальное трио: скрипка, аккордеон, барабан - бомжеватые на вид, но бодрые старики.
Но такой свадьбы, которую нам довелось видать в Королеве, не встречал нигде. В этом городке и в соседнем Подвиноградове - цыганские таборы. Не романтическое скопление кибиток, которое возникает перед умственным взором, а просто район из нескольких кварталов. В Подвиноградове табор начинается от угла Партизанской и Ленина. Знакомимся с бароном - Иосипом Золтановичем. Он, выбранный открытым голосованием, баронствует уже десять лет. Дом - Эрмитаж: только из пластика и сусальной позолоты, а так-то все такое же - колонны, лепнина, ковры, гобелены. Золотые зубы - у всех, лет с десяти: не потому что цинга, а потому что, кто не понимает, красиво.
Эти цыгане - баптисты. Такое невероятное словосочетание и представить себе нельзя было, но я же видел, бывал в их домах.
Они все, и барон тоже, - жестянщики, ездят на заработки в другие украинские места и в Россию. Не пьют. К свадьбе в Королеве запасено 30 свиней, 10 баранов, 2000 банок кока-колы, 1000 бутылок минералки и еще 1000 другой воды.
Тридцатилетний Иосип Иосипович (фамилия, не отчество), в просторечии Фира, выдает замуж дочку Анюту двенадцати лет. Жениху Жене - четырнадцать. Сам Фира женился уже перестарком, в шестнадцать. Говорят, торопливость оттого, что хороших невест рано разбирают: ведь женятся почти исключительно на своих, даже из соседнего, в тридцати километрах, табора супруги редки. Кстати, вовсе не обязательно, что жизнь у молодоженов сразу полномасштабная, - когда захотят, тогда и начнут. Вообще, говорит Фира, молодежь в целом ведет себя благонравно: "В гречку не скачут, как говорится".
Вся в хлопотах, бегает симпатичная младшая сестра невесты, присматривается к процедуре. "Как ее зовут? - Черешня. По-вашему Вишня". Черешня-Вишня выносит показать платье невесты, которое обошлось в 800 долларов, костюм жениха - в 500. Дед подарил "фольксваген". На главной улице табора (Марко Вовчок, бывшая Крупской) сколочен огромный шатер, вернее сказать - павильон, на пятьсот гостей, сверху надпись по-цыгански: "Хорошо сделал ты, что пришел на свадьбу".
Представляемся барону Королева - Яношгу Шомовку, с ним рядом - помощник пресвитера Иосип Богар: вальяжный, в белоснежной рубахе, белых брюках и белых же узконосых лаковых туфлях. Такие, между прочим, почти на всех, даже на молоденьких пацанах, и в них - прямо по лужам. У здешних цыган, как у японцев, все внимание - к внутреннему убранству дома, а что снаружи - вроде и не важно.
Помпресвитера везет нас к баптистскому собранию - это солидный крепкий дом с высоким крыльцом. В Королево каждый год приезжают десять, а то и больше групп братьев баптистов из Штатов, Германии, России, Молдавии, из других мест Украины. Пока едем из дальнего квартала городка к собранию, в машине включается запись с псалмами. Вначале приятный баритон говорит: "Дорогой друг, прошу тебя, дослушай эту кассету до конца". Поют и молятся по-русски.
Государственные и муниципальные власти воспринимают таборы и их лидеров адекватно, то есть как глав местных администраций. В удостоверении барона значится: "Голова poмскoi нацii Адельберт Иванович Шомовк". А что он то Адельберт, то Янош, то Иван - такова пестро-полосатая жизнь в Закарпатье.
Мелькание народов, языков и судеб - ни с чем не сравнимое. Директор Береговского краеведческого музея Иван Шепа показывает нам гордость коллекции - шлем из металла и кожи, стилизованный под римский. Рассказывает, что шлем английская королева подарила в 1928 году закарпатскому силачу Кротону - в миру Иван Фрицак из села Билки. Господи, какая королева, какой Кротон? А выходишь - на здании Мальтийского центра напротив ресторана "Золотая пава" плакат по-украински и по-венгерски: "Десятая заповедь - не пожелай дома ближнего своего". Что вдруг?
И все это - у подножья изумительной красоты Карпат. По здешнюю сторону гор - в основном бук, по ту, галицкую, - хвойные. Фазан перебегает шоссе под Хустом. Крепкие дома в густых кустах красных канн и сальвий. Полонины - субальпийские луга - над Синевиром. И - "горы дымлять": непонятный туман-дымка над вершинами. Итальянский, тосканский, пейзаж Боржавской долины.
Италия в этих краях просматривается, прослушивается, прочитывается. Главным закарпатским городом Ужгородом и его окрестностями почти четыре столетия владели итальянские графы Другеты из Неаполя. Оттого, что ли, главная пешеходная улица города, как в Риме, - Корсо. Только здесь она - Корзо. Отель "Лагуна". Сразу два кафе "Венеция". Кафе "Сиеста". Есть и "Эдем" у дороги. А так-то, как на всей постсоветской территории, - либо прежние "Улыбки", либо новые "Капуччино".
Но вот на окраине Ужгорода - ресторан "Деца у нотаря": "Сто грамм у нотариуса". Владелец - Павло Чучка, с внешностью Портоса: местный политический деятель, ресторатор и собиратель закарпатского фольклора. Переводит русскую и прочую классику на дравцевский диалект, существующий только в одном селе Дравцы: "Несеренчлива у них доля, / Не вильо ix утikло с поля, / Киби не цiсарьова воля, / Не зухабили би Москви". Основатель фестиваля юмора "Карпатский словоблуд". Чучка - серьезный политик: ведет борьбу с деятелями из Партии регионов, которые хотят объявить ему импичмент в селе Руськi Геiвцi.