– Я рисковал своей жизнью не ради нее, а ради тебя, отец. Потому что Фу Хао убила бы тебя, если бы я не выполнил ее приказания и не привез Мораду живой и невредимой.
Римуш остановился и в упор посмотрел на сына.
– С нами плохо обошлись на родине наших предков, сын мой. Поэтому мы здесь. Я нашел для тебя новый дом и дал тебе все, что смог. Но все это прах по сравнению с тем могуществом, которое мы сможем обрести при помощи этой таблички.
Тот, кого называли Маништу, засмеялся. Он смеялся так громко и заразительно, что отец рассердился.
– Над чем же ты смеешься? Неужели отец твой являет образец такой глупости, что даже тебе дозволено смеяться над ним?!
Маништу перестал смеяться и рукавом вытер выступившие от смеха слезы на глазах. Он выхватил из рук отца глиняную табличку и с силой бросил ее на землю. Табличка разлетелась на множество осколков, собрать которые воедино было уже невозможно. Римуш издал громкий крик:
– Что ты наделал, глупец!
Маништу стал серьезен:
– Я лишь разбил то, что и так хорошо знаю. Это всего лишь вещь, а вещью можно завладеть. Вот как вы, например, отец. Но если знание в тебе самом, то воспользоваться им без твоего ведома невозможно.
Старик продолжал сокрушаться:
– Но я не успел запомнить всего, что было начертано.
Юноша поспешил успокоить его:
– Не беда. Я знаю все, о чем там говорилось, и даже больше.
Римуш в изумлении уставился на сына:
– Но откуда тебе удалось узнать то, что хранится в строжайшей тайне?!
– Ты сам говорил, отец, что я рисковал своей жизнью, чтобы вызволить Мораду из заточения. Дорога до дома заняла без малого месяц, и каждый день жрица рассказывала мне то, что никогда не доводилось услышать ни одному смертному. Даже посвященные жрецы не могли знать многое из того, что рассказывала мне Морада.
В глазах старика отразился ужас:
– Но зачем она это делала? Что заставило ее раскрыть свои тайны простому слуге?
– Я спрашивал ее об этом, но она лишь сказала, что делает это в благодарность за то, что я помог ей сохранить свою жизнь. Но теперь…
– Что теперь?
– Теперь я знаю, зачем она это сделала!
– Знаешь? И зачем?
– Потому что она точно знала, что после смерти Фу Хао ты или Колдун, кто-то из вас, захочет получить ее знания!
В голове у старика зашумело. Он остановился на минуту, размышляя над словами сына.
– Да, это было бы легко. Где еще доведется встретить жрицу таких кровей, которую никто не охраняет!
Маништу кивнул в подтверждение его слов:
– Колдуну помешала Фу Хао. Но тебе или мне никто не смог бы помешать. Кроме нас самих.
Старик все больше изумлялся способностям жрицы:
– Думаешь, она знала об этом?
Маништу посмотрел на Небо, как смотрела на него Морада, но для него это было всего лишь небо со множеством ярких точек на черном фоне:
– Она отдала мне часть, чтобы сохранить целое. Она была уверена, что я захочу воспользоваться тем, что получил от нее, и тем самым не причиню ей вреда. Теперь я понимаю, почему она называла меня Фу Си.
– Что значит Фу Си?
– Это значит Мудрец. Она просто смеялась надо мной!
Старик печально улыбнулся.
– Это хорошо. Хорошо, что она смеялась. Мне даже представить страшно, что было бы, если бы верховная жрица Пуаби восприняла тебя всерьез!
Молодой человек в ужасе отпрянул от него:
– Пуаби?! Ты сказал – Пуаби?!
– Да, сын мой. Это была Пуаби. Теперь я это понял…
Отец и сын молча шли бок о бок, думая каждый о своем. Но все их мысли были лишь о ней, верховной жрице Пуаби, которую люди теперь называли Морадой.
32
Занятые простыми домашними делами, мы и не заметили, как начало смеркаться. Солнце уже скрылось за западными горами. На землю тихо и быстро опускались сумерки. Когда с реки потянуло вечерней прохладой, мы с Алкой решили, что пора загонять детей и животных в дом. Пересчитав поголовье, выяснили, что дети на месте, вот кота не хватает. Наш Пиксель Патриций Нормал бесследно исчез. Мне сразу вспомнился огромный коршун, который с печальным вздохом сегодня пару раз садился на соседский забор. Правда, когда этот вертолет приземлялся, забор из жердей слегка прогибался под его весом. Загрустив, я недобрым словом помянула свое неопытное в общении с природой животное. Подруга ничем не утешила меня.
– Может, он котов не ест?
– Это он коров не ест. Потому что поднять и унести не может. А кота – запросто.
Подруга высказала дельное предположение:
– Кот твой орал бы на всю деревню. Я ему сегодня хвост дверью прищемила, так он такой децибел выдал, что мне сразу стало хуже, чем ему.
Я махнула рукой.
– Ладно, перемоем и накормим детей, потом поищем кота, будь он неладен.
Когда с банными истериями было покончено, и все собрались за столом, младший спросил:
– Мам, а чего Пиксель не орет? Ты что, его уже покормила?
Алка погладила Егора по голове:
– Внимательный мальчик! А что, кот всегда орет перед ужином?
Старший не преминул прокомментировать:
– Его Данил на улице подобрал, когда тот еще совсем малым был. Как только кот на лапы встал, бдит, чтобы ничего не съели без него и никуда не уехали. Он этого тоже не любит. В машину забирается или на колесо садится и требует, чтобы с собой взяли.
Алка задумалась:
– Да, странный кот. Вот почему-то к ужину не пришел.
Дети сразу загрустили.
– Жалко кота. Теперь такого не найти.
Я решилась.
– Поужинаем, сразу ложитесь спать. А мы с тетей Аллой попробуем найти Пикселя.
Детям спать не хотелось, но против поисков кота они не возражали. Отпустили нас хоть до утра.
Накинув на всякий случай ветровки и вооружившись фонариками, мы решительно вышли из дома в кромешную тьму. Алка, не очень-то знакомая с дислокацией, сразу же налетела на цинковый таз, в котором сама недавно принесла из бани немного теплой воды для своих вечерних косметических процедур. Выругавшись, она выбралась из таза и поковыляла к крыльцу.
– Включи свет на веранде! А то я к утру вся в синяках буду.
Я в ответ прошипела:
– Включи фонарь, бестолочь. Свет на улице еще не провели. Только в доме.
Алка нажала кнопку своего огромного металлического фонаря и осветила пятно возле крыльца.
– Неуютно тут у вас ночью.
– Это ты о чем?
– Слушай, может, ну его, этого кота. Пойдем домой, я тебе через неделю другого привезу.
Я сердито посмотрела на подругу и покачала головой.
– Другого муж не одобрит.
Мы осторожно продвигались вперед, освещая путь двумя круглыми желтыми пятнами. Хорошо еще, что на участке ничего не растет, кроме травы, которая в этот дождливый год была в человеческий рост. Это в средней полосе России "трава по пояс", а у нас она к августу вырастает такая, что прятаться можно. Поскольку участком еще никто не занимался, то вся природная дичь, хотя и немного прибитая строительством, буйствовала в свое удовольствие. Мы прошли еще немного по направлению к воротам, как вдруг фонарь выхватил из темноты горящие кошачьи глаза. Черный с белым кот сидел на невысоком пне и отсвечивал глазами. Алка даже подпрыгнула:
– Это твой кот-а-фот?
Я от страха только кивнула.
Алка постаралась ухватить кота, но тот, поняв наши намерения пленить его, выскользнул из ее рук и шмыгнул под забор.
Я решительно двинулась к воротам, но Алка преградила мне путь.
– Я за ворота тебя не выпущу. Там…
Я недоумевающе посмотрела на подругу. От решительной городской красавицы не осталось и следа. Передо мной стояла испуганная женщина, готовая убежать, как только представится первая же возможность.
Я постаралась, как могла, успокоить Алкины нервы:
– Слушай, волки не спускаются близко к жилью в этом году. Урожай в лесу хороший, ягода не выгорела, как в прошлом году, так что дичи им хватает.
Алка стояла с широко раскрытыми глазами:
– Какая дичь?!
Потом нервно засмеялась:
– Хотя, ты права. Дичи здесь хватает! Здесь кругом одна сплошная дичь. Как ты можешь здесь оставаться ночью с детьми?! Данил что, совсем страх потерял, раз оставляет вас одних в таком месте?!
Я не совсем уловила смысл сказанного.
– Это ты о чем?
Она показала фонариком как лазерной указкой в сторону горы.
– Вот здесь! Это ужасное место!
Я автоматически повернула голову в сторону фонарика-указки, и мне стало не по себе. Желтое пятно фонаря выхватило из темноты нечто странное: прямо напротив нас, невдалеке, осторожно взбираясь по влажным камням, старик вел маленькую девочку к вершине горы. Взгляд мой скользнул вверх, вслед за лучом фонарика, по направлению к тому месту, куда направлялись эти две необычные фигуры, и я замерла от ужаса. Почти на самой вершине горы стояла женщина в богато расшитом плаще до земли. Я навела на нее свой фонарик, но свет едва доходил до того места. Женщина, казалось, не обращала ни малейшего внимания на наши фонари. Она старательно вглядывалась куда-то вдаль и, как мне показалось, что-то искала в темноте возле нашего дома. Я обернулась и посветила фонарем у дома. Луч отразился от какого-то предмета, лежавшего на столике у самого крыльца.
Внезапно раздался дикий крик. И это кричала точно не я и не Алка, которая стояла рядом, чуть живая от страха…
33
Северный ветер обмораживал лицо и руки. Пальцы застывали от мороза, и казалось, что они уже никогда не отпустят поводья. От лошадей шел горячий пар, и если какая-то из них падала замертво, не перенеся тягот пути, ее тут же забивали, чтобы хоть немного согреть руки в горячей крови еще трепыхающегося животного.
Морада никогда раньше не бывала на севере и теперь с трудом привыкала к холоду. Пока караван шел, несколько стражников, сопровождающих путешественников, старались добыть как можно больше хвороста для ночного костра, чтобы хватило до утра и никто не замерз в пути.
Испытание холодом казалось бесконечным. Часто по ночам, когда Морада падала от усталости на шерстяной войлок у костра, ее губы, обветренные, с запекшейся кровью, шептали в забытьи: "Неужели и вправду я должна следовать за этой холодной зеленой звездой? Может, я ошиблась? Предсказание не сбудется, потому что мне не хватит сил"…
Отряд продвигался медленно из-за обилия снега, выпавшего в тот год. Небесные горы с их едва проходимыми коридорами остались далеко позади, и теперь бескрайняя белая степь с редкими островками леса всякий раз открывалась усталым взорам путешественников с восходом солнца.
Так было до тех пор, пока в одну из особенно морозных ночей отряд не вышел к небольшой извилистой речке, плавно несшей свои черные воды по гладкой, как стол, равнине. Высокий худой китаец, один из ее провожатых, одетый в синий стеганый халат, чуть поддав свою лошадь, выскочил вперед, ближе к реке.
– Это Черный Июс. Скоро стоянка. Хорошая стоянка!
Морада не все поняла из того, что сказал высокий, но его слова дали ей надежду на избавление. Она подняла голову к Небу и застыла от удивления. Еще вчера ее Звезда была на юго-востоке, а теперь висела прямо над ней! Морада тронула рукой свой пояс под халатом и прошептала:
– Как могла Звезда переместиться за столь короткое время?
Она подъехала к Высокому и тихо спросила:
– Скажи, я не лежала в забытьи какое-то время. Может, несколько дней?
Высокий посмотрел на нее с опаской и покачал головой:
– Нет, госпожа. Ничего такого не было. Вчера вы были с нами, вспомните, вот и шрам на вашей руке.
Да, Морада и сама прекрасно помнила, как выскочил из костра маленький уголек и упал ей на руку. Легкий шрам от ожога до сих пор не сошел с ее гладкой кожи, хотя Высокий мазал чем-то белым и тягучим красное пятнышко.
Морада еще раз пересчитала звезды, отмерила две меры от хвоста Малой Медведицы, сняла свой пояс и, приложив его конец к Полярной звезде, отсчитала ровно шесть звеньев. В левом верхнем отверстии шестой грани пояса сияла зеленая звезда. Сомнений быть не могло. Она сейчас стоит там, где Судьба определила ей место последней стоянки. Больше ей идти некуда. С тоской она оглядывала чернеющую даль, стараясь понять, в чем она ошиблась, как вдруг в темноте маленькой золотой точкой засветился огонь. Вслед за этим ночным огнем засветилось еще несколько, и все они медленно приближались.
34
Отряд, завидев приближающихся людей с факелами, поспешил укрыться в густых кустах, в изобилии росших вдоль реки. Лошади, привыкшие к тому, что их хозяевам зачастую приходится прятаться в самых замысловатых укрытиях, чтобы сохранить себе жизнь, стояли смирно, как по команде. Даже пар изо рта пускали тише. Люди тихо переговаривались меж собой, и Морада слышала, как Высокий говорил своему помощнику:
– Не вовремя мы сюда пришли. У этих варваров сейчас самый разгар праздника.
Помощник, который в этих краях был впервые, озадаченно уставился на Высокого:
– Чем же плохо, что у них праздник?
– Черный день. Осенью Тьма начинает откусывать понемногу от Солнца, которое ослабело, потому что отдало много сил, чтобы греть Землю Летом. Дни становятся короче. И если не дать Солнцу силы, Тьма совсем покусает его, и Солнце исчезнет. Вот и ставят каменные столы на своей Горе.
Морада вдруг все поняла! Вот почему она ошиблась в измерениях. Зимнее солнцестояние!
Поворотная точка во Тьме. Значит, это не последняя ее стоянка. Ее последней точкой будет та, что чуть ниже, восточнее отсюда, там, где Живые Горы и Мертвая Степь.
Уже можно было хорошо рассмотреть первых всадников с огромными факелами в руках. Обхватив своими ногами, завернутыми в овечьи шкуры, бока лошадей, чтобы без седел удерживаться при скачке, они с быстротою молнии неслись по равнине прямо к месту укрытия каравана.
Чтобы предотвратить кровавую резню, Морада хлестнула тяжелым серебряным поясом свою лошадь, которая взвилась от боли, вылетела из укрытия и понеслась прямо навстречу приближающимся варварам. Высокий китаец бросился вслед за своей госпожой, но было уже поздно: варвары окружили Мораду. Ему было не разобрать, что происходило там, в плотном кольце из тел и лошадей, как он ни старался. Варвары, что стояли чуть поодаль, заметили его, быстро выхватили веревки и стреножили его лошадь. Высокий свалился на снег, и тотчас возле него появился варвар, который спешился, воткнул свой факел в снег и стал связывать его старыми кожаными ремнями. Голову его обмотали старой вонючей тряпкой, чтобы он ничего не видел и не сопротивлялся понапрасну. Коренастый варвар с легкостью подхватил свою добычу и пристроил ее на спину своей лошади. Устроившись рядом с пленником, он бросился догонять своих. Тем временем варвары, окружившие Мораду, взяли под уздцы ее лошадь и увлекли за собой.
Сумрак ночи начал медленно таять, и Морада уже могла рассмотреть очертания огромной Горы. Варвары обогнули гору, которая встала перед ними отвесной стороной, и подъехали к ущелью в виде подковы. Обе дуги подковы вели ввысь и сходились где-то на вершине горы. Всадники спешились и привязали лошадей. Про Мораду, казалось, забыли, и она, не в состоянии слезть со своего огромного коня сама, оставалась верхом. Ее лошадь стояла тихо, прижав уши, словно почуяв опасность. Мораде сверху хорошо была видна небольшая ритуальная стена, перегораживающая доступ к внутренней части ущелья-подковы. Никто из тех, кто привез ее сюда, не посмел переступить невысокое ограждение, и теперь они стояли вдоль стены в ожидании. Тот, что руководил этим небольшим отрядом варваров, достал небольшой рог и протрубил. В ответ, словно из самих недр Горы, послышались точно такие же звуки. Морада удивилась – эхо? Или кто-то ответил на их сигнал?
Спустя какое-то время из темноты вышел невысокий коренастый старик, одетый в белые овечьи шкуры, подошел к стене и что-то тихо спросил у предводителя. Тот что-то сказал на непонятном языке и показал рукой в сторону связанного китайца, который лежал у самой стены прямо на снегу. Старик подошел поближе, заглянул через стену и благосклонно кивнул. Предводитель, довольный одобрением старика, показал рукой в сторону Морады, которая дрожала от холода, сидя на своем скакуне. С порывом бешеного ветра плащ жрицы распахнулся, обнажив в лунном свете белую полоску ее серебряного пояса. В свете факелов блеснула львиная пасть, искусно выгравированная на одном из звеньев. Того, что произошло спустя мгновение, никто не ожидал. Старик в ужасе уставился на Мораду и, с легкостью перемахнув через стену, упал на колени перед нею. Голова его была буквально вдавлена в землю, и его седые волосы смешивались с белоснежным снегом у копыт коня Морады. Конь слегка отпрянул и подался назад. Старик тотчас подскочил и схватил поводья.
– Простите меня, госпожа! Я не хотел напугать вашего коня. Если вы прикажете, вас перенесут в укрытие, чтобы вы смогли согреться и восстановить свои силы.
Морада вежливо согласилась.
– Я стану твоей гостьей.
Старик запротестовал:
– Как можно, великая госпожа! Кто я такой, чтобы вы становились моей гостьей? Я лишь приветствую вас от лица своего повелителя! Это он приглашает вас!
– Кто же ты?
– Я лишь проводник. Мои обязанности – доставлять Князю Горы сведения из внешнего мира.
– А твой Князь?
Старик ничего не ответил, лишь жестом пригласил Мораду следовать за ним…
35
Снег падал большими тяжелыми хлопьями, налипавшими на шкуры, из которых был сделан шатер. Деревянные стропила угрожающе прогибались под белой глыбой. Утром снег расчистят, но сейчас он беспрепятственно падал, сваливаясь в огромный белый ком, скрывая под собой все живое.
В шатре, на огромном каменном сундуке на вершине горы, сидел Князь. Его кроваво-красные одежды создавали обманчивое впечатление тепла, словно он сам был Огонь. И всем, кто находился здесь, при нем, было жарко, как от костра. Жрецы неторопливо двигались в дымке костров, горевших вокруг камня, то и дело помешивая травы, варившиеся в котлах. От их варева по всему шатру распространялся дурман, пьянящий и успокаивающий.
Старик, осторожно откинув полог, ввел Мораду внутрь огромного шатра. Морада никогда раньше не видела таких странных жилищ и теперь с любопытством осматривалась. На огромном, ровно стесанном камне в центре шатра сидел тучный человек, лоснившийся от жира, которым были смазаны его лицо и руки. Его маленькие черные глазки как два сверла вперились в Мораду, повсюду следуя за ее взглядом. Когда глаза их встретились, Князь первым заговорил:
– Это мой Север!
Морада, казалось, не обратила никакого внимания на слова Князя. Устало подошла она к огню и протянула руки над очагом.
– Чего же ты боишься, Князь?
Фигура на камне, закутанная в красное, приподнялась немного, но потом опустилась обратно на свое место.
– Ты – моя гостья, но звезды говорят мне, что ты сильнее своего хозяина. Так что же мне с тобой делать?
Морада пожала плечами:
– Убивать меня тебе нет смысла. Пусть мои знания сильнее твоих, но мое тело нуждается в защите.
Князь усмехнулся:
– Ты хочешь, чтобы я покровительствовал тебе?