Бубен - Елена Садыкова 14 стр.


Она посмотрела, как я осторожно наливаю в маленькую стопочку из огромной бутыли, и достала с полки вторую стопку.

– Себе тоже налей, я одна пить не хочу.

Я не сопротивлялась, тем более что нервы были на пределе.

Мы залпом выпили противную теплую жидкость. Алка, как наиболее внимательная из нас двоих, спросила:

– Как ты думаешь, зачем старику идти в горы ночью, да еще и с ребенком?

– Может, заблудился?

Алка решительно отвергла мое предположение.

– Я утром, когда ехала сюда, повернула немного раньше, чем надо было, и пришлось ехать через весь Верх-Аскиз. Так вот, я видела, как этот старик выходил из своего дома и запирал дверь. Так что места он знает.

Я удивилась.

– Тогда и порядки он тоже должен знать.

В глазах у подруги сверкнуло любопытство.

– Какие порядки?

Я постаралась объяснить некоторые деревенские странности закоренелой городской жительнице.

– В здешних местах говорят, что с наступлением темноты с гор к реке спускаются горные духи. Так что как только солнце садится за горы, пусть еще и светло, но ни за что на свете местные со двора не выйдут. Боятся встречи с духами.

Алка поежилась, как от холода:

– Знаешь, я бы и сама ни за что не пошла ночью в ваши горы.

Я согласилась:

– Да, горы у нас живые.

– Это как?

– Если в школе хорошо училась, то вспомнишь легенду про Меркурия, у которого ключи от гор, где заперты души умерших людей. Так и здесь. Каждая живая гора принадлежит предкам какого-нибудь ныне здравствующего рода. И подниматься на нее могут только мужчины.

Алка ужаснулась:

– А эта, что напротив дома, – она тоже живая?

– Напротив дома не живая. Это ритуальная гора. Там на самом верху амфитеатр. Говорят, что четыре тысячи лет назад там собирался Совет Старейшин.

После четвертой стопки водки Алка принялась рассуждать логически:

– А чего этим старейшим лезть в такую высь? Пониже, что ли, места себе не нашли?

– Гора с обратной стороны почти пологая, так что любой старейшина заберется. Зато подслушать их никто не мог. Туда незамеченным не попасть.

Алка продолжала анализировать:

– Тогда зачем старик тащил девочку по обрывам? Не мог зайти с другой стороны?

Я призадумалась.

– Может, ему что-то надо было здесь, на обрывах. Надо вспомнить, что там.

Ничего, кроме стоящей на самом верху женщины в багровом плаще, мне не вспоминалось, хотя… Как-то ранним утром я вышла на крыльцо и наблюдала, как две белые козы легко взбирались вверх. Потом одна из них куда-то пропала. Я присмотрелась и увидела черное пятно почти на самой вершине горы – там была небольшая пещера…

– Пещера!

Алка подскочила от неожиданности:

– Ты чего так орешь? Какая пещера?

– На горе почти у самой вершины есть небольшая пещера. Может, он туда ее вел?

Мне самой стало не по себе от своих слов. Зачем старику вести ребенка ночью в пещеру? Чем больше я об этом думала, тем больше мне хотелось бросить этот странный дом и вернуться с детьми обратно в город.

Алка посмотрела на часы и вытащила из кармана сотовый. Я не стала смущать подругу своим присутствием и, пожелав спокойной ночи, ушла в свой угол. Не раздеваясь, я прилегла на кровать и тут же провалилась в глубокий беспокойный сон.

43

Утром я проснулась оттого, что на соседнем заборе истово орал молодой петух. Не имея возможности выключить этот будильник, я побрела умываться. Звенящее утро предвещало жаркий день, так что сидеть дома было бы непростительно по отношению к детям, которые не видят солнца восемь месяцев в сибирском году. Я разбудила Алку, которая обещала меня убить, как только окончательно проснется, и принялась готовить завтрак.

После завтрака, пока обитатели дома стаскивали в кузов все, что им было необходимо на Утином озере, я мыла посуду во дворе, стараясь отслеживать, что мимо меня проносят в машину.

Дети погрузились быстро. Как выяснилось, им, кроме купальных трусов и матрацев, ничего не надо. Мы быстро закидали в кузов сумки с провизией, пледы и огромные пляжные полотенца, и теперь сидели на крылечке и ждали Алку, которая даже простую поездку на озеро с детьми превращала в светское мероприятие. В кузове уже лежали два зонтика – один огромный, полосатый, который втыкали в песок и прятались под ним все вместе, а другой – ажурный, цвета слоновой кости, с которым Алка прогуливается по пляжу в новеньком купальнике со светоотражателями. Она быстро приоделась и теперь бегала от машины в дом и обратно как маленькая молния. И как я ни отговаривала подругу оставить это новомодное изобретение дома, никакие доводы ее не останавливали.

– Я что, зря потратила кучу евро?

– Это тебе не Ибица, в темноте фарами на тебя светить не будут.

– Если будет светить хотя бы солнце, стоит надеть.

– Ну, смотри, потом сама будешь лечить свое эго. Деревенские жители могут подумать, что это теперь такая новая светоотражательная форма для уборки мусора на пляже.

Алка бросила на меня уничтожающий взгляд обиженной женщины и процедила:

– Кстати, про уборку мусора. Что это у тебя на столе?

Я обернулась и увидела свою вчерашнюю находку. Груда старых металлических звеньев лежала на деревянном столе, забытая и весьма неприглядная. Я нехотя поднялась и попросила старшего ребенка включить насос. Димка, со свойственной тинейджерам тактикой, не торопился выполнять мои распоряжения, проверяя мать на прочность намерений.

– Зачем тебе насос? Мы же сейчас уезжаем.

Я прошипела чуть настойчивей:

– Включай, кому говорю!

Он с ворчанием поднялся и побрел соединять какие-то провода. Как только вода начала бодро течь из длинного зеленого шланга, мы перетащили столик поближе к стоку и стали поливать свой антиквариат. Постепенно из-под грязи начали проступать круглые звенья цепи искусной работы древних мастеров. Цепь состояла из двадцати восьми звеньев в форме небольших круглых дисков, чудесным образом скрепленных между собой. Ничего подобного я раньше не видела. Все стояли вокруг стола, разглядывая удивительную находку. Я строго посмотрела на детей:

– Никому не рассказывать!

Младший удивился:

– Про что не рассказывать?

– Про это.

Егор не понимал, чего от него хотят:

– А что это?

На помощь пришла Алка:

– Мама твоя когда-то потеряла свой пояс, а потом нашла.

– А зачем она его нашла? Папа бы ей новый купил!

Я слегка поежилась от Алкиных слов, но почему-то взяла еще мокрый пояс и скрепила на бедрах, легко справившись с замысловатой застежкой, которая почему-то совсем не пострадала от времени.

– Тяжелый какой!

Пояс лег идеально, как будто был сделан специально для меня, хотя я и была женщиной не с самой тонкой талией после вторых родов. От пояса на майке образовались темные потеки, и я решила снять его, чтобы переодеться и поскорей двинуться в путь. К моему удивлению, застежка не поддавалась. Мы с Алкой провозились с полчаса, но все напрасно. Я махнула рукой, осторожно вытащила майку наружу, надела новую и еще одну сверху, чтобы не сверкать своим нарядом в деревне, и как была, в старинном украшении, села за руль.

До озера доехали без приключений, часа за два. Дети сразу же переоделись за ближайшим кустом и прыгнули в воду, а мы расставили зонтики и попытались еще раз снять этот злополучный пояс. После нескольких неудачных попыток, я простонала:

– Не купаться же мне в этом!

Алка запротестовала:

– Тебя здесь никто не знает. Машин с красноярскими номерами больше нет. Подумают, что в нашем городе все дамочки среднего возраста слегка эксцентричны.

Я посмотрела на неё и согласилась:

– Хорошо. Только далеко от меня не отходи. Рядом с твоим купальником я не выгляжу так глупо, как я себя чувствую.

Алка махнула рукой и потащила меня к воде. Ей хотелось поскорее искупаться.

– Сойдем за сочувствующих моде женщин. Ну, пошли!

После купания, насилу выгнав детей из воды, мы разлеглись под зонтиками. Вернее, разлеглись мы с Алкой, а дети занялись каждый своим делом. Старший неизвестно откуда достал мужской журнал и углубился в изучение женских тел, а младший стал делать песочные часы, чтобы время поскорее утекло, и его снова отпустили бы в воду.

Я из-под зонтика старалась не высовываться, чтобы пояс не отпечатался на моей, так сказать, талии. Алка же, напротив, выбралась на солнышко и теперь стояла, отсвечивая как софит полосками своего купальника.

Прошло минут двадцать счастливого безделья, и меня уже начало клонить в дремоту, как вдруг я почувствовала на себе чье-то горячее дыхание. Я открыла глаза и постаралась не закричать. Надо мной стояла большая собака и дружески виляла хвостом. Хозяином этой собаки был, по всей видимости, наш сосед на белых "жигулях". Увидев мое неудовольствие от общения с природой, он громко позвал:

– Ахтас, место!

Я быстро поднялась, услышав необычную кличку Это же надо назвать собаку в честь дольмена. И куда только шаманы смотрят!

Мужчина поднялся с невысокого раскладного стульчика и примирительно сказал:

– Не бойтесь, это умный пес. Он уже старый.

Хорошо, что младший сын был занят делом, а то пришлось бы спасать обоих – и его, и собаку. Он просто не выносил собак и орал так громко, что разбегались не только четвероногие.

Я внимательно посмотрела на пса и постаралась найти сходство с Ахтасом. Ничего не получилось. Это была обыкновенная восточноевропейская овчарка. Ничего белого.

– А почему Ахтас?

Мужчина пожал плечами.

– Не знаю. Собака у меня недавно. Прежний хозяин так назвал.

Сама не знаю, почему, но я спросила:

– А кем был его прежний хозяин?

Он пристально посмотрел на меня и, не обратив внимания на мой вопрос, тихо сказал:

– Вам бы лучше снять этот пояс. С огнем играете…

Я удивилась:

– А вам-то какое дело?

Мужчина поправил какой-то амулет, затерявшийся среди выгоревших курчавых волос на его загорелой груди, и доверительно прошептал:

– Неприятности уже начались. Всем, кто прикасался к этому поясу, приходилось пройти немало испытаний в своей жизни. За каждое звено этой цепи платили они своей кровью.

Мне вдруг стало холодно среди пляжной жары. Я, как сомнамбула, повторила вслух слова этого странного мужчины:

– Всем, кто прикасался…

Он кивнул:

– Человек, нарушивший порядок, становится изгоем. Если не создаст новый порядок…

Я начала понемногу приходить в себя.

– Бред какой-то!

Мужчина вздохнул, взял пса на поводок и повел к своей машине. На полпути он обернулся и крикнул:

– Только жизнь имеет значение! Запомните, только жизнь…

Я достала большое полотенце и завернулась в него. Меня знобило, как от холода. Стуча зубами, я все повторяла:

– Только жизнь…

Через пару минут нарисовалась Алка.

– Ты чего укуталась, как эскимос? Может, тебе еще шубу дать?

Я все еще стучала зубами, так что ответы получались маловразумительными.

– Тот мужчина с собакой… Он сказал, что будут неприятности.

Алка подошла ближе и решительно положила мне руку на лоб.

– Ты, часом, не перегрелась?

Видимо, ее удивило мое близкое к заморозке тело, и она вытащила меня из-под грибка на солнышко.

– Стой тут и размораживайся. Ты про какого мужчину говоришь?

Я повернулась в поисках белых "жигулей", но машины уже не было. Не было и собаки с ее странным хозяином.

Алка внимательно посмотрела на меня, потом на серебряный пояс, прикрытый полотенцем, и сказала:

– Мы с тобой не слишком-то умные, подруга. Запрещаем детям рассказывать про твою находку, а сами светим ею на пляже.

Способность мыслить понемногу начала возвращаться ко мне.

– Мы же не думали, что кто-то может узнать этот пояс. На нем не написано, что его только вчера откопали. Мы даже не знаем, сколько ему лет.

Алка согласилась:

– И не умеем расстегивать. Только застегивать. Кстати, а как ты его застегнула?

Я пошарила рукой и нащупала небольшой выступ на одном из узорчатых дисков.

– Вот, я просто нажала на это.

Алка наклонилась поближе и теперь старательно разглядывала то, что я назвала выступом.

– Похоже на какое-то созвездие. Если память меня не подводит, это Дракон. Ты ему на голову нажимала.

Алка потащила меня обратно под грибок. Уложив меня на полотенце, она приказала:

– Повернись. Так, чтобы был виден противоположный участок пояса. Если не ошибаюсь, там должен быть Телец. Так и есть.

Она плавно нажала на голову Тельца, но пояс и не думал расстегиваться. Я вздохнула.

– Почему ты решила, что его Телец расстегивает?

Алка пожала плечами:

– Если застегивается он на Драконе, то расстегиваться он может на противоположном знаке.

Мне стало трудно дышать, как будто я взвалила на плечи тяжкий груз. Я посмотрела на мальчишек, плескавшихся в воде, и сердце слегка кольнуло. Я повернулась к Алке, которая безмятежно дремала на розовом полотенце с оранжевыми бабочками, и твердо сказала:

– Уезжай отсюда! И забери мальчишек!

Алка не ожидала такого поворота.

– Прямо сейчас? Или позволишь переночевать?

Я покачала головой:

– Лучше сейчас, я бы не хотела, чтобы ты и дети оставались сегодня со мной в доме.

К моему удивлению, Алка восприняла мои слова серьезно.

– Тогда мы окажемся с детьми ночью на перевале.

Я согласилась.

– Да, переночевать придется. Хотя я не знаю, что лучше – ехать ночью через горный перевал или ночевать в доме, куда стягиваются души, которым люди не позволили найти покой…

44

Звенящий летний зной заставлял лесных жителей прятаться в тени деревьев и каменных стен, вырубленных из скалы для охраны княжеского двора. Было тихо, даже ребятишки сегодня не бегали с криками, как обычно, изображая сражения и драки. Новенький сруб, поставленный для необычной пленницы, которую Охотник купил недавно у народа гор, еще сочился свежей смолой молодой сосны, издавая приятный терпкий аромат. Сруб был поставлен на деревянные сваи, чтобы избежать непрошенных гостей, коих немало водилось в лесу. Чтобы попасть в него, нужна была приставная лестница, которую убирали, если хозяйка была дома и не желала никого видеть. Тогда даже сам князь не мог войти в жилище Морады. Жилище Охотника стояло неподалеку, и он должен был охранять жрицу не только от недоброжелателей, но и от навязчивого любопытства лесных жителей.

Сегодня в кожаном шатре князя, который служил для сбора военных советников, было нестерпимо душно, и князь велел всем расположиться под высокой кряжистой сосной, что стояла чуть поодаль на пригорке. Скоро осень, и заботы встанут перед лесным народом совсем иные, чем посягательства на чужие земли. Поэтому, пока погода благоприятствует и затяжные дожди еще не начались, нужно успевать сделать то, что намечено было уже давно. Князь не торопил своих воинов, но и не давал им расслабляться.

– Скажи, Охотник, когда ты отдал Священный Меч генералу народа гор, передал ли он его своему князю?

Охотник покачал головой и решительно сказал:

– Он не отдаст этот меч никому.

– Почему ты так думаешь?

– Он воин. Молодой и норовистый. Его отец был княжеской крови, но потерял власть из-за неуемной жажды наживы.

Сотник, который сидел, прислонившись к дереву и изнемогая от жары в своих кожаных доспехах, в которых всегда должен был являться на военный совет, подал голос:

– Его отец сморил голодом немало людей. И потому лишился богатства, что некому стало обрабатывать земли жадного генерала.

Князь сидел неподвижно, ни одна мысль не отразилась на его лице. Его вопросы были просты.

– А если горный князь захочет отнять меч у молодого генерала, что тогда?

Сотник снова подал голос:

– Тогда начнется смута. И мы сможем без особых усилий завоевать их земли.

Князь согласился.

– Да, нам не хватает реки. Хорошей полноводной реки, чтобы растить злаки. Тогда бы мы могли есть свой хлеб, который сегодня нам стоит слишком дорого. Так пусть кто-нибудь из сотников зашлет к Князю Гор своего человека, чтобы тот поспособствовал разладу.

Словно вспомнив о чем-то важном, Князь повернулся к Охотнику и спросил:

– Как наша пленница? Не желает ли осмотреть свои новые владения?

Старый колдун, что дремал неподалеку от князя на большом прогретом солнцем камне, открыл глаза и вошел в разговор:

– Она, должно быть, не знает, что по нашим обычаям только став чьей-то женой, она обретет свободу. И если она не согласится, мы вынуждены будем отдать ее простым воинам, которые разделят ее как добычу.

Князь поднял руку, усмиряя прыть колдуна.

– Остынь, колдун. Она тебе не соперница. Твое дело – лекарство и травы, а у нее свое назначение.

Колдун прищурил глаз и прошипел:

– Какое женщине назначение, кроме как рожать детей и готовить еду?

Охотник вынул свой нож из ножен и быстрыми ловкими движениями срезал траву возле себя. Потом расчистил землю и начертил на земле ножом несколько сплошных и прерывистых линий. Ткнув ножом в нарисованное, он спросил колдуна:

– Что это?

Колдун нехотя поднялся со своего насеста и подошел поближе к рисунку. Потом махнул рукой и вернулся на место. Охотник усмехнулся ему вслед:

– Не знаешь? Морада знает.

Сотник, внимательно наблюдавший, как изменилось на краткий миг лицо князя, когда заговорил он о пленнице, сказал:

– Пусть предстанет перед Советом старейшин. Может, они одобрят ее как новую жену нашего князя?

Несколько сотников засмеялись, но трое из них оставались серьезны и сосредоточенны. Тот, что сидел ближе всех к князю, взял слово:

– Она жила у князя, который правил у Красного камня. И мы знаем, что из этого получилось. Не ждет ли и тебя, князь, подобная участь?

Князь покачал головой.

– Князь степного народа был недальновиден и не сумел воспользоваться тем, что она смогла бы дать ему. Я же надеюсь, что мне хватит и ума, чтобы совладать с несговорчивой гостьей. Что она сказала тебе, Охотник, когда ты принес ей добычу?

– Сказала, что двух служанок ей будет вполне достаточно. И что скоро лес будет в огне…

45

Лесные пожары, особенно в летнюю жару – обычное дело для большого поселения. Каждый год горело несколько срубов, хозяева которых по неосторожности забывали затушить огонь в летнем очаге возле своего жилища. И тогда всему поселению приходилось либо помогать погорельцам и строить новые срубы, либо, если выгорало слишком много домов или леса, сниматься с насиженного места и уходить в новый лес, еще не тронутый пожарами. Виновных в пожаре продавали в рабство горному народу задешево, навсегда изгоняя из своего племени.

Два года назад погибла жена князя и его малолетний сын из-за того, что служанка поленилась сходить к ручью и принести воды, чтобы полить землю вокруг ночного огня, который обычно разводили возле деревянного княжеского сруба для отпугивания ночных хищников.

Назад Дальше