15
Времени на раздумье не было, отовсюду доносились крики служанок, собирающих в дорогу караван невесты. Вэйчен, оправившись от мрачных мыслей, ласково, чтобы не спугнуть, посмотрела на молодого евнуха:
– Скажи, ты хотел бы служить царице Тибета?
Евнух попятился к выходу:
– Что вы задумали, госпожа?!
Вэйчен медленно двигалась за ним, не отрывая от него глаз, как от единственной своей надежды:
– Здесь ты никому не нужен, тебя взяли лишь для ровного счета. Ты всегда будешь питаться отбросами со стола старших евнухов и считать жалкие гроши. Или ты поможешь мне, а я возьму тебя с собой и сделаю главным евнухом, или сгниешь здесь от язв и болезней, как умер тот, на чье место тебя взяли. Выбирай!
Лицо молодого человека было бледно. От страха он едва дышал. Вэйчен дала ему отдышаться и сладким голосом пропела:
– Белая Слива не должна уехать. Вместо нее поеду я!
– Как же вы сможете поехать вместо нее?
Вэйчен пожала плечами:
– Это просто устроить. Тебе лишь нужно раздобыть снотворное зелье и дать ей перед самым отъездом, когда начнется суматоха. Никто не будет разглядывать лицо невесты и никто не хватится этой девушки. Ведь ты сказал, что она сирота, воспитывалась у дяди, который охотно продал ее евнухам. Какая им разница, кто из девушек поедет к царю Тибета?
Юноша покраснел и с большим трудом произнес:
– Она девственна и чиста.
Вэйчен сверкнула глазами, но, сдерживая гнев, сказала:
– Этой девушке предстоит долгий и опасный путь. Никто не поручится, что в пути не произойдут разные неприятности или степные народы, прирожденные разбойники, не нападут на караван. Долго ли тогда сохранится ее чистота?
Евнух призадумался. В ее словах была часть правды. Но только часть. Его все еще одолевали сомнения:
– А что будет, если нас поймают? Вы-то, может, и останетесь служанкой старого евнуха, а меня в лучшем случае утопят. А в худшем… Я даже представить боюсь,
– Не надо бояться. Наша встреча не случайна, ты поможешь мне, а я помогу тебе.
Евнух смотрел в окно, и постепенно взгляд его менялся. Из растерянного юноши в своих глазах он превращался в сильного и ловкого придворного, пробивающего себе дорогу среди тысяч жадных и хитрых изуродованных людей…
– Хорошо, я достану сонное вино. Она будет спать шесть страж.
Вэйчен просияла.
– Прекрасно.
Она подошла к пологу кровати и, поискав под одеялами, достала необычайной красоты кольцо. Красный камень, аавораживая, играл глубокими кровавыми оттенками. Казалось, что держишь в руках живое сердце. Вокруг белой извилистой дорожкой бежала, переливаясь всеми цветами радуги, струйка бриллиантов.
– Это необычное кольцо. Ты отнесешь его младшей жене императора, которую не балуют вниманием, и скажешь, что старый евнух Чан избивает тебя. В отместку ты попросишь ее сказать императору, что евнух вновь обрел свои достоинства и теперь пытается наверстать упущенное и пристает с неприличными предложениями к наложницам императора.
Юноша улыбнулся. Хитра же эта Вэйчен! Так просто убирает со своей дороги старого евнуха. Пока он будет под следствием и потом будет лечиться после повторного обрезания, у них будет достаточно времени, чтобы уехать как можно дальше. Так что уже никто не сможет догнать или остановить караван невесты.
– А как же Белая Слива? Если она проснется в вашем павильоне и поднимет шум? Что тогда?
– Прежде, чем дать ей вино, ты скажешь, что император, пленившись ее красотой, решил не отправлять ее царю Тибета. Он сам решил жениться на ней. И теперь ей предстоит ждать, когда ее заберут в монастырь. Она наверняка напугана предстоящим путешествием и предпочтет остаться дома, а тем более стать женой императора.
Молодой евнух улыбнулся. Речи Вэйчен были разумны. Белая Слива, как и всякая женщина при дворе, знает, что в монастыре женщина навсегда расстается с прошлым. Монастырь стирает прежние жизни, и она выходит оттуда чистой, с новым именем и с новой судьбой. То, что Белая Слива когда-то была приемной дочерью императора, будет стерто, из монастыря она сможет выйти женой императора Китая, а не Срон-цен Гампо, дикого варвара из далекой страны.
Бедная глупая Белая Слива…
16
В Восточном павильоне дворца все передвигались тихо, как тени. Никто не осмелился засмеяться или взять в руки музыкальный инструмент. Кровь молодой девушки, Белой Сливы, казненной сегодня, еще не ушла в землю, как между павильонами императорского гарема пронесся слух:
– Произошла ужасная ошибка, Белая Слива невиновна. Она вовсе не помогала бежать этой ужасной Вэйчен…
Слухи о проделках Вэйчен быстро распространились, и все ждали ответа императора на столь ужасное злодейство. К этим слухам добавились новые пикантные подробности, что эту самую Вэйчен частенько посещал евнух Чжан, который вновь обрел свои достоинства. Говорят, что он даже пытался продемонстрировать их младшей жене императора, но она прогнала наглеца прочь. Евнух Чжан был в панике. Он знал, чем заканчиваются подобные разбирательства – личные доктора императора уже готовили свои инструменты для повторного оскопления, которое сделают, как только Луна пойдет на убыль.
Шли дни, но никто не мог понять, почему император остается безучастным к столь важным событиям и почему Советник Вэй Чжен не может скрыть довольной улыбки на своем лице.
Лицо Советника светилось всякий раз, как он вспоминал то страшное утро, когда начальник стражи поднял его по тревоге и привел к императору Тай Цзун был бледен, но говорил спокойно:
– Чем ты ответишь за то, что случилось?
Вэй Чжен упал на колени и со слезами на глазах сказал:
– Моя жизнь в руках моего господина, но она слишком ничтожна. Если бы только мой император захотел выслушать меня…
Тай Цзун сделал ему знак говорить. Советник, не смея поднять лица, проговорил:
– То, что произошло, – большая удача.
Все в ужасе отпрянули – советник сошел с ума, раз позволяет себе такие речи. Император задумался и приказал ему подняться с колен. Советник, все еще не смея взглянуть в глаза императору, попросил отослать слуг и оставить для столь важного разговора лишь приближенных. Когда все двери были закрыты, Советник продолжил:
– Если женщина идет даже на убийство, чтобы стать женой царя Тибета, нам это на руку. Ее желание столь велико, гораздо больше ее страха. Она прекрасно понимает, что обман раскроют быстро, что она не успеет даже доехать до границ вашей великой империи, мой господин.
Тай Цзун усмехнулся:
– Ив чем же, по-твоему, моя удача? В том, что любая пропащая девица может называть себя моей дочерью и самовольно выходить замуж за соседних царей?
– Мой государь, никто не поручится, была ли Вэйчен достойной девицей или пропащей, ведь она жила среди вашего гарема и ваших детей, пусть и отдаленно. Никто не сможет утверждать наверняка, что вы не удочерили ее. И уж тем более никто не скажет, что она сама, без вашего соизволения отправилась в Тибет с поездом невесты.
Тай Цзун внимательно слушал бывалого царедворца. Тот, немного оправившись, говорил твердо и уверенно:
– Не стоит нам сейчас поднимать шум, чтобы все узнали, что произошло. Это не делает чести ни евнухам, ни женам императора, ни дворцовой страже. Это даже…
Советник понизил голос и чуть слышно сказал:
– Это даже может бросить тень на моего императора. Злые языки могут сказать, что при дворе, в самом гареме творится что-то неподобающее, недостойное императора…
Тай Цзун молчал. Этот человек знает, что говорит, его стоило послушать.
– Так вот, если эта девушка так сильно рисковала для того, чтобы оказаться не просто в поезде невесты, а стать самой невестой, предназначенной царю Тибета, она сделает все, о чем бы я ни попросил ее и что бы вы ни приказали ей.
Тай Цзун нахмурился. Он не привык иметь дело с изменниками.
– Я не собираюсь признавать ее своей дочерью! И подтверждать ее царственное положение.
Советник словно ждал этих слов:
– Вам и не придется этого делать, мой господин. Л4удрое недеяние будет вам опорой. Вы не признаете ее своей дочерью, но не сделаете и обратного. Вы не станете разоблачать самозванку. Благодаря этому она будет изо всех сил стараться, чтобы угодить моему императору и сохранить свое положение.
Тай Цзун кивнул:
– Хорошо. Мы посмотрим, что из этого получится, и только после этого примем решение.
Советник снова упал на колени и воскликнул:
– Великая мудрость моего господина – благословение для Китая. С помощью жены царя Тибета мы столкнем в жестокой битве два диких государства – Тибет и Непал.
– Непал дает в жены царю Тибета Тхицун, дочь Амшувармана.
– Это так. Но теперь Тибет имеет более сильного и богатого партнера – Китай. Это позволит ему расширить свои территории и завладеть сердцем Непала.
Тай Цзун все еще сомневался в возможности столь невероятных событий.
– Я не намерен присылать ко двору царя Тибета свое посольство.
Вэй Чжен, слегка озадаченный этим заявлением императора, вздохнул:
– Тогда при дворе царя Тибета будет решать судьбу страны лишь молодая женщина и несколько ее служанок…
17
Плотные, грубой работы занавеси на окнах не могли защитить нежную кожу красавицы от порывов звенящего холодом весеннего ветра. Вэйчен спиной чувствовала леденящую стужу, но не стала надевать шаль. Пусть все видят ее бледность и холодность. Ее царственный муж-ребенок еще не наигрался ею, и она никогда не даст ему насытиться. Дрожь пробежала по ее спине от воспоминания их первой брачной ночи, когда царь Тибета в негодовании закричал:
– У вас уже был мужчина! Как вы посмели принести мне чьи-то объедки?!
Только холодность и спокойствие спасли Вэйчен, которая так стремилась к своему новому положению, пусть даже в этой дикой стране, и не захотела бы расстаться с ним ни за что на свете.
– Разве у вас в Тибете принято царю спать с девственницами? Это же неслыханный позор для императора.
Юноша удивился столь смелому заявлению:
– Позор? Позором для царя считается есть то, что уже кто-то откусил.
– А разве вы едите сырое мясо? Или сухое зерно?
– Нет. Это я не ем.
– Вам сначала все это готовят. Так и женщина. Она должна быть готовой, чтобы удовлетворить ваши самые неожиданные желания и доставить самые изысканные удовольствия.
Царь задумался. Эта женщина такая необычная, такая красивая и безучастная, как небожительница.
– Какие странные обычаи у вас в Китае…
– В Китае нет таких обычаев. Только царственные особы могут себе это позволить. Вы сейчас сами в этом убедитесь.
Совсем немного времени понадобилось красавице Вэйчен, чтобы убедить молодого царя в своей правоте. Задыхаясь от переполнявших его небывалых ранее ощущений, он просиял:
– Я прикажу всем девушкам Тибета иметь как можно больше мужчин!
18
Совсем тоскливо стало после того, как отравили Мышку. Тхицун с грустью отдала монахам легкое тело маленькой старушки и дала несколько монет сверх оговоренных на похороны:
– Читайте как положено. Пусть уйдет далеко. Ей незачем сюда возвращаться.
Монах поклонился и завернул тело в светлый холст, что принес с собой.
– Вам не нужно идти за нами, мы отнесем ее в монастырь, на особое, старое место, где грифы самые старые и огромные. Они вмиг съедают все, что даем. От нее и крошки не останется к завтрашнему утру.
Тхицун не стала звать служанку и сама закрыла дверь за монахами. Самдин – первый, кто прислал своих монахов поприветствовать новую жену царя Тибета, и Тхицун, помня это, всегда оказывала знаки своего расположения именно этому монастырю. Ее дары всегда были хоть и не особо богатыми, но своевременными и желанными для монастыря. Тхицун, сама выросшая в суровом климате гор, знала цену особым вещам – дровам для кухни, огромной серебряной и медной посуде, зерну и маслу И как только с ее старой служанкой случилось несчастье, Самдин тотчас прислал монахов для погребения. Пусть им предстоит дальний путь в три дня, а то и больше, она была уверена, что все будет сделано достойно правителей Тибета. Самдин – особое место. Говорят, что им управляет женщина, которая может усмирять или вызывать духов земли и воды, оставлять глубокие следы от своих ног на камне и даже разговаривать с Черной Дьяволицей, надев маску из человеческой кожи…
19
Тхицун не любила сопровождать мужа в его ежегодной поездке по монастырям, но так требовал обычай. Сотни людей и животных в одном удушливом потоке вливались в узкое горлышко очередного монастыря, рассредоточивались на постой и молитвы, заполоняя двор и кухню, внося суету и многоголосие в размеренную протяжную монастырскую жизнь. Тхицун не могла спать на новом месте, тем более что ей доставалась какая-нибудь небольшая деревянная лежанка. Лучшие места всегда занимала Вэйчен, любимая жена Сронцен Гампо, да и остальным женам полагались лежаки побольше – две первые жены отличались дородностью, подкрепленной любовью к сладостям и лежачей жизни. Поэтому Тхицун ничего не оставалось, как бродить от алтаря к алтарю, разглядывая причудливые статуи богов. Древняя религия трех миров являла свои лица в причудливо-искаженных формах, как люди представляли себе ужасы подземного мира и ускользающий мир Неба. Страшные боги в темноте были еще ужаснее, и Тхицун приходилось подолгу возиться, чтобы разжечь масляную светильню у входа. Вскоре при дворе стали поговаривать о необыкновенной набожности младшей жены. Говорили, что она даже ночами не может спать, пока не обойдет алтари и не зажжет масляных свечей.
Вэйчен знала об этой особенности Тхицун бродить по ночному храму и предпочла начать свое знакомство на нейтральной территории. Она терпеливо ждала, пока Тхицун чистила медный таз, наполовину заполненный коровьим маслом, и приделывала новый фитиль. Когда масло благополучно разгорелось, Вэйчен позвала:
– Не будет ли так любезна моя дорогая сестра выпить со мной чая?
Вэйчен показала на большой серебряный чайник, который несла за нею служанка. Тхицун приуныла. Отказать китаянке было невежливо, но и недели не прошло, как отравили Мышку, и вот теперь она сама подвергается опасности, принимая чай из рук другой жены. Прежде они никогда не разговаривали, и Тхицун не могла поручиться, что Вэйчен испытывает к ней любовь.
– Я не пью чай так поздно. Нам стоит подождать до утренней молитвы. К пяти сюда придут послушники…
Вэйчен была нетерпелива. Ей было недосуг слушать трусливые отговорки этой странной женщины.
– Я не собираюсь сидеть здесь и ждать послушников, да и вы не так религиозны, как сплетничают при дворе. Вы дружите с единственным монастырем – Самдин, и не интересуетесь ничем, кроме вашего отражения в маленьком зеркале, которое всегда при вас.
Тхицун побледнела.
– А что, ото так заметно?
– Что заметно?
– Что зеркало всегда при мне и что я часто заглядываю в него?
– Может, для тех, кто вами не интересуется, это и не заметно.
– А кроме вас кто-то еще интересуется мною?
Вэйчен улыбнулась наивности этой девушки. Значит ее тоже растили взаперти, не допуская к внешнему миру, чтобы потом воспользоваться ею, как разменной монетой, и купить себе малые гарантии призрачного благополучия. У всех невест царей одинаковая судьба – их отдают в обмен на что-то.
– Женой царя всегда кто-то интересуется, так что вам следует быть осторожнее.
Тхицун показала рукой на скамью, покрытую старой шкурой, и предложила:
– Можем присесть прямо здесь. Пока чайник не остыл. Служанку лучше отослать. Ей незачем слушать наш разговор.
Вэйчен возражать не стала. Служанка поспешно удалилась, оставив девушек наедине. Тхицун сама разлила масляный чай, который Вэйчен, привыкшая к нежным ароматам свежего зеленого чая, с большим трудом заставляла себя пить. Это не укрылось от Тхицун.
– На вашем прекрасном лице слишком часто появляется жалость к себе, это делает вас слабой и уязвимой в глазах людей. Народ здесь жестокий, чужие слабости стараются использовать.
Вэйчен удивилась слишком взрослым для этой девушки речам. Тхицун продолжала:
– Вы наивно полагали, что проведете прекрасную жизнь в своей стране, среди своей семьи. Отсюда все ваши беды. Вы тоскуете и потому не можете насладиться тем, что вам дано судьбой.
Вэйчен нахмурилась. Это было правдой. Эта девочка сразу и жестко уловила суть ее жизни здесь.
– А как же вы? Разве вам не хотелось жить, окруженной заботой своей семьи?
– Я с детства была готова покинуть свой дом и стать супругой государя, все равно какого. Так уж вышло, что это Тибет, но, впрочем, все равно…
Перед Вэйчен сидела не наивная девушка, но дочь царя Непала, безжалостного Амшувармана, которую с самого рождения готовили не просто принять народ любой страны, но управлять им. Вэйчен не понимала, зачем Тхицун нужно было прослыть странноватой и жить незаметно в тени других жен, обласканных вниманием их молодого мужа. Словно проникая в ее мысли, Тхицун сказала:
– Мое время еще не пришло. Я привыкаю и осматриваюсь. Я должна узнать людей, прежде чем показать им себя.
– Ты говоришь так, словно тебе сто лет.
Тхицун зажмурилась, словно от боли.
– Моему телу пятнадцать, но моей душе намного, намного больше. Я иногда разглядываю ее в зеркале, и тогда мне, как и тебе, становится немного жаль себя.
– Разглядываешь свою душу в зеркале?
Тхицун достала из кармана рукава небольшое тяжелое зеркало работы далеких мастеров и протянула Вэйчен.
– Только не пугайся. Это не отражение твоего тела или лица. Это отражение твоей души.
Вэйчен осторожно заглянула внутрь и отпрянула, пораженная в самое сердце. Из глубины неровного стекла на нее смотрела уродливая старуха, укутанная в старую серую шаль. Тхицун осторожно взяла зеркало из дрожащих рук Вэйчен.
– Не бойся ее. Ты должна научиться любить ее, и тогда вы обе будете счастливы.
Вэйчен, казалось, не слушала ее.
– Неужели я такая? Или стану такой когда-нибудь?
Она посмотрела на свои нежные, ослепительно белые руки и спросила:
– Почему это все так призрачно?
– Наше тело меняется медленно, мы успеваем забыть, какими мы были до этого, как будто мы всегда жили именно в этом теле. Ты можешь помнить себя маленькой, свои мысли, но ты не вспомнишь ощущений своего тела в детстве. Это великий дар человеку – не помнить своего прежнего тела.
– А душа?
– Душа – совсем другое. Она может вмиг измениться. Тебе радостно, или тебя сильно обидели, или ты испытала страх – твоя душа сразу меняется. И ты видишь ее изменения.
Вэйчен опустилась на колени перед Тхицун:
– Старшая сестра! Позволь мне так называть тебя.
Тхицун молча подняла Вэйчен и посадила рядом с собой.
– Твоя душа износилась по воле людей, а мою продали черной секте Бон всего лишь за один год жизни моего отца.