Homo commy, или Секретный проект - Игорь Харичев 13 стр.


Он сделал то, что так хотел сделать. Но ее реакция удивила его.

– Все было нормально? – принялся выяснять он.

– Да.

– Но мне показалось… что тебе не слишком понравилось.

– Все хорошо.

Он лежал рядом с женщиной, которой так хотел обладать. Он смотрел на нее. Красивое тело, небольшие груди с темными сосками. Желание возобновилось. Таким нежным и страстным он давно не был. И что же? Почти никакого отклика.

– Тебе было приятно? – спросил он.

– Да.

И ни слова более. Ее поведение интриговало.

Григорий сел, принялся натягивать майку.

– Надо отпустить водителя, – сообщил он.

– Зачем?

– Не стоять же ему тут до утра.

– А домой как будешь добираться?

Легкая усмешка выскользнула на его лицо.

– Я рассчитываю остаться здесь.

– Ты поедешь домой. Прямо сейчас. Ко мне должны придти.

– Кто?

Теперь настала ее очередь усмехнуться, легко, лучисто. Пауза была королевской.

– Моя подруга. Мы с ней вчера еще договорились.

Увы, надо было покинуть ее мир. А так хотелось остаться.

– Позвони, перенеси встречу.

– Нет. Собирайся.

Процесс упаковки тела в одежду возобновился. Но тут зазвучала мелодия мобильного телефона. Высветившийся номер означал, что Мария нашла его с помощью электромагнитных колебаний, летящих со скоростью света.

– Когда приедешь? – принесли радиоволны ее голос.

– Не знаю.

– Не хочешь?

– Не могу.

– Я соскучилась. А ты?

Что он мог сказать в той ситуации, в которой пребывал?

– Я на совещании. Перезвоню позже.

– Не дают отлучиться? – Наталья Михайловна успела накинуть халат, который не лишил ее элегантности. Этой женщине шло всё.

– Да. Предвыборная кампания – дело хлопотное. – Он смотрел на нее жадными глазами. Как нравилась ему эта женщина. Особенно теперь, когда их соединяла близость. – Я позвоню завтра.

– Зачем?

– Хочу тебя видеть.

Наталья Михайловна промолчала, проводила до двери, которая выпустила его на лестничную клетку, примыкавшую к ее квартире, ее миру.

Он думал о ней, когда ехал в штаб. Было что-то непонятное в ее поведении. Что двигало ею? Григорий не мог понять. А ведь он прекрасно разбирался в людях. Одно он знал наверняка – она не играла, она была такой на самом деле.

31

Нового водителя звали Игорь. Машина у него была получше, чем у Петра – "девятка", совсем свежая. Майор настоял, чтобы Анатолий Николаевич пересел на эту машину – так надежнее. Кандидату нельзя опаздывать на встречи.

Игорь оказался молодым человеком. Недавно потерял работу – разорилась небольшая фирма, в которой он числился менеджером. До того занимался наукой, но бросил, потому что денег совсем не платили. За машиной он ухаживал не в пример Петру, водил уверенно. Анатолию Николаевичу нравилось ездить с ним.

Выступления нанизывались на вереницу дней. Анатолий Николаевич продолжал мотаться по селам, по районным центрам. Валентина сопровождала его. Ему проще было выступать, когда он видел ее лицо. К тому же он привык, что она всегда рядом – помощник, личный секретарь. В штабе дежурила совсем еще молоденькая Юля, которую привел майор.

Единственная проблема состояла в том, что теперь отсутствовала малейшая возможность уединиться с Валентиной. Утром Игорь приезжал за ним, впускал в теплое пространство автомобиля, в котором уже находилась женщина, столь важная для Анатолия Николаевича, после чего они отправлялись в очередное путешествие. А вечером, вернувшись в город, завозили домой Валентину, потом ехали к нему. Когда встречаться? Да и где? В штабе постоянно трудились люди, там теперь властвовал сверхэнергичный майор, Виктор Петрович. В родной цех тоже не пойдешь, тем более ночью. Охрана шум поднимет.

Анатолий Николаевич пристрастился выступать. Это было упоительно – видеть перед собой десятки лиц, обращенных к тебе, десятки пар глаз, взирающих на тебя, знать, что эти люди внимают тебе. Азарт охватывал его. Он говорил то, что казалось ему важным, и чувствовал: его слушают. Ему верят. В нем нуждаются.

Небольшой поселок спрятал Анатолия Николаевича и его сотоварищей от непогоды в красном уголке предприятия, кормившего прежде главную часть здешнего населения.

Свободных мест не было. Пасмурные лица заполняли пространство перед сценой. Анатолий Николаевич собрался, щелкнул скрытый в голове переключатель. Фразы потекли из него. Слово цеплялось за слово. Мысль тянула другую.

Когда он закончил, под невысоким потолком набухла тишина. Потом поднялся мужичок, неприметный, невидный собой, но с хитрыми глазками.

– Вот вы правильные вещи говорите. Но вот не понятно, когда государство порядок наладит? Вот, к примеру, здесь, у нас – когда людям зарплату платить будут?

Взметнулся шум – разные голоса, мешая друг другу, принялись объяснять, что так жить невозможно. Анатолий Николаевич энергично взметнул руку. Голоса враз поутихли.

– Пока другие люди не придут во власть, ничего не изменится. Те, кто сейчас у власти, не думают о народе. Им плевать на простой народ.

Шумок вновь расползся по залу. Анатолий Николаевич нутром почуял – не убедил. Не вытащил из сознания правильных слов.

– Вы думаете, что выборы ничего не меняют. Напрасно. Сколько лет вам подсовывали обманных людей. Сколько лет дурили. При Ельцине. И при Горбачеве. И при Брежневе. А сейчас что, не дурят? Еще как дурят. Опять подсовывают обманных людей. Веру хотят убить в то, что вы можете хоть на что-то повлиять. А вы можете. Стали бы они так напрягаться, если бы вы не могли? Стали бы? Нет!

Тишина было долгой. Потом вновь поднялся мужичок, задававший главный вопрос. Глаза смотрели все так же хитро, пытливо.

– Тут за этого… за Мельниченко призывают голосовать. Приезжают эти… агитаторы. Что он денег даст. Работу наладит. Продукты раздавали, говорили, от него. А директор наш за Квасова приказывает голосовать.

– Кто приказывает?! – взвился директор, сидевший с краюшку, на последнем ряду. – Что несешь?! Кто приказывает?.. Я так, советовал. Под закон подвести хочешь?

– Да я ничего… – испуганно выговорил мужичок. – Я ничего…

Следовало перехватить инициативу.

– Вы должны выбирать сердцем, – вознес голос Анатолий Николаевич. – И умом. Если вы хотите жить лучше, надо выбирать сердцем и умом.

Густая тишина подтвердила – попал в точку. Тронул душу. Дотянулся. В очередной раз он ощутил – ему дано особое умение убеждать. Анатолий Николаевич шагнул в сторонку, показывая, что выступление закончено. Тут к нему подлетел директор.

– Вы поймите, народ темный. Ничего я не приказывал. Мнение свое не скрывал. Это правда. А кого же я могу поддерживать, если я – коммунист. Но чтобы приказывать…

– Я тоже – коммунист, – сухо напомнил Анатолий Николаевич.

– Ну… вы против партии пошли. А партия – сила. Некоторые в прежние времена тоже против партии шли.

– Кого вы имеете в виду? – живо осведомился Анатолий Николаевич.

Директор смутился, но выговорил:

– Бухарина… Зиновьева, Каменева. Сами знаете, чем это кончилось.

Анатолий Николаевич опешил.

– Так вы что, за репрессии?! Хотите, чтобы опять расстреливали невинных людей?

– Я!? Упаси Боже…

– Вот что в голове у нынешних членов КПРФ!

– Я так… напомнил.

Руку ему Анатолий Николаевич жать не стал. Кивнул на прощанье и пошел к выходу. Валентина была рядом.

Анатолий Николаевич постарался аккуратно избавиться от тех, кто приставал с вопросами. Едва они с Валентиной остались вдвоем, он воспроизвел сокровенные слова:

– Послушай, как нам быть? Мне хочется. Но где? В штабе нельзя, там теперь все время люди. На работе мы уединиться не сможем. Ночью туда не пойдешь. У тебя нельзя, у меня – тоже. Где?

– Не знаю. Мне тоже хочется… Не знаю.

Ситуация складывалась безвыходная. Это рождало невеселые мысли.

Игорь уже разогрел машину. Анатолий Николаевич, против обыкновения, сел на заднее сиденье, рядом с Валентиной. В темноте кабины он взял ее за руку и держал всю дорогу, ощущая родное прикосновение. Когда встречные фары пронзали быстрым светом пространство кабины, он бросал взгляд на ее лицо. Сколь прекрасным оно казалось.

32

Она была красивой. Григорий с удовольствием смотрел на женщину, с которой свела его судьба, и странное спокойствие наполняло его.

– Что привело вас, Григорий Матвеевич?

– Хотел тебя увидеть.

Чуткое лицо Натальи Михайловны отразило сомнение.

– Разве мы не виделись вчера? Вы, Григорий Матвеевич не угомонились?

– Нет. Я не угомонился. И навряд ли угомонюсь. Мне надо тебя видеть.

– Зачем?

– Хочется. Какая еще нужна причина? – Кураж завертелся в нем. – Сегодня ты не ждешь подругу?

– Нет.

– А друга?

– И друга не жду.

– Поехали к тебе. А хочешь – ко мне. Поехали. Хватит работать. Уже девятый час.

Она смотрела на него долгим, изучающим взглядом. Потом прозвучало:

– К тебе мы не поедем.

Куртка из дубленки заняла место на ее плечах. Ей шло это одеяние. Григорий прилежно ждал, пока она включит сигнализацию, запрет комнаты, выходную дверь.

– Зачем тебе машина? Здесь рядом.

– Отпускать? – поинтересовался Григорий.

– Отпускай.

– До утра?

– Как хочешь.

Водитель услышал нужные слова. Средство передвижения мягко заурчало мощным мотором и укатило. Они двинулись по тротуару, окруженные не самой плохой погодой. Проплывавшие мимо здания, погруженные в темноту, снисходительно взирали на них светящимися окнами.

– И вот здесь, в этом городе, ты прожила всю жизнь? – зачем-то вылетел из него вопрос.

– Нет. Всю жизнь я здесь не прожила. Во-первых, я рассчитываю пожить еще. Во-вторых, я родилась и окончила школу в другом городе.

– Каком?

– В Шауляе. Теперь это независимая Литва.

– Твой отец был военным?

– Нет.

– Как же он попал в Прибалтику?

– Он там жил. Мой дед, белый офицер, уехал туда после гражданской войны.

Услышанное заинтриговало Григория. Вопросу помешал мобильный, принявшийся наигрывать мелодию. Звонили из штаба. Возникли проблемы с буклетами – как распределять дополнительный тираж, отпечатанный тайком?

– Сами не можете решить? – Оторопелая тишина в трубке. – Подготовьте предложения. Утром посмотрю. – Он спрятал телефон, глянул на спутницу. – Что же произошло с твоим дедом после ввода советских войск в Литву?

– Его арестовали и потом расстреляли. А семью сослали в Сибирь.

– Невеселая история.

– Как говорится, нет худа без добра. В Сибири мой отец встретил мою мать. Ее семью тоже сослали.

– Еще один белогвардеец?

– Нет. Мой дед по матери был хозяином небольшого завода. По этой причине и поплатился. Но совсем не озлобился. Он был веселым, неунывающим человеком. Я его любила.

– Он уже умер?

– Давно. В семьдесят девятом. Мечтал о независимости Литвы. Верил, что это произойдет. В девяносто первом произошло.

– Он что, литовцем был?

– Литовцем. Давай зайдем в магазин. Надо купить еды.

Универсам выпустил их с пакетом, наполненным продуктами. Григорий прямо-таки силой отнял его у Натальи Михайловны – мужчина он, в конце концов, или нет?

Едва они оказались в ее квартире, он обнял ее, принялся целовать.

– Пусти. – Она освободилась от его объятий.

– В чем дело?

– Надо приготовить ужин.

– Брось. Это не к спеху.

Он раздел ее, утащил в спальню. Покрывало отлетело в сторону вместе с одеялом. Расстеленная простыня подставила свою прохладную поверхность.

Все было прекрасно. Самое главное – он почувствовал отклик. Потом, когда все закончилось, он спросил:

– Тебе было приятно?

– Да.

– А вчера?

– Тоже.

– Почему ты вела себя… чересчур сдержанно?

Наталья Михайловна ответила не сразу.

– Я понимала, что ты от меня просто так не отстанешь. Мне хотелось, чтобы ты получил желаемое и оставил меня в покое.

– Почему?

Еще одна пауза предварила ее слова.

– Для тебя это всего лишь очередной командировочный роман.

– Какая разница между командировочным и некомандировочным романом?

– Не люблю мимолетных отношений. Такая уродилась.

Григорий смотрел на нее спокойными, задумчивыми глазами.

– Ты уродилась хорошая.

– Спасибо за высокую столичную оценку. – Она поднялась, накинула халат. – Я все-таки займусь ужином.

То, что было приобретено в магазине, оказалось на столе. Достойная еда для достойных людей.

– Не люблю готовить. – Она скорее ставила в известность, чем оправдывалась.

– Всё нормально, – поспешил заверить он.

Бутылка доброго сухого красного вина поделилась с ними своим содержимым. Это было хорошее приложение к еде.

Потом они еще занимались любовью.

Утром, проснувшись, Григорий не увидел ее рядом. Отправившись на поиски, он обнаружил ее в мастерской. Она сидела на высоком табурете перед мольбертом, положив руки на колени.

– Что ты делаешь?

– Думаю. – Она даже не повернулась.

– Я займу душ.

– Ради Бога.

– Мне бы полотенце.

– Возьми синее. Оно чистое.

– Позавтракаем?

– Бери все, что есть в холодильнике.

– Лучше, если ты что-нибудь приготовишь.

Ничего не сказав, она поднялась, пошла в кухню.

А его приняла ванная. Душ весьма щедро делился водой. В той квартире, которую снимал Григорий, горячая вода текла не слишком энергично, и трудно было соединить гигиеническую процедуру с удовольствием.

Потом они завтракали. Наталья Михайловна приготовила яичницу с помидорами – красочное блюдо в желтых и красных тонах. Вареный кофе наполнял кухню густым, приятным запахом. На работу Григорий поехал на полчаса позже, чем обычно. "Что-то я расслабился, – думал он, добродушно поглядывая на окружающий городской пейзаж. – Ну и пусть".

Появившись ненадолго в штабе, он поехал на телевидение. Предстояла встреча с руководителем популярного в здешних местах телеканала.

Стильный кабинет проглотил его, усадил за стол напротив модно одетого телевизионного человека.

– Последние проплаты сделаны, – сообщил Григорий. – В тех объемах, о которых мы договорились.

– Я в курсе, – спокойный кивок идеально подстриженной головы.

Телевизионный человек полез куда-то под стол, появилась стопка зеленых американских рублей. Откат – двигатель прогресса. Григорий отсчитал некоторую сумму, положил ее на идеально ровную темную поверхность, остальное спрятал во внутренний карман пиджака.

– Это зачем? – вяло поинтересовался телевизионный человек.

– Вы Кузьмина продолжайте показывать в новостных блоках. Нам это выгодно. Он – прямо-таки подарок. Отнимает голоса у нашего главного конкурента. Если бы его не было, его следовало бы придумать.

Лукавая улыбка засветилась по другую сторону стола.

– Ходят слухи, что он и есть ваше порождение.

– Злобный навет.

Едва Григорий вернулся в штаб, явился руководитель социологической службы. Данные нового соцопроса перекочевали из рук в руки. Григорий побежал глазами по таблицам.

– Надо же, – вырвалось у него. – Вышел на третье место. Молодец, Кузьмин. Молодец.

– У него самая высокая динамика, – пояснил социолог.

– Прекрасно. Есть вероятность, что он потеснит Квасова. Это будет сенсация… Что у нас по сельским районам?

– Там Квасов опережает Мельниченко.

– Вижу. Но там у Кузьмина реальный шанс…

Веселая мелодия мобильного прервала его. Нажав зеленую кнопку, Григорий позволил телефону выпустить наружу слова. И услышал:

– Что это, черт возьми?! – кричал голос подопечного. – Чем ты занимаешься?! Е… твою мать! О чем ты думаешь?! Зачем я тебе деньги плачу?

Подопечный был, судя по всему, взбешен. Григорий хотел вставить слово, разобраться, что произошло, но в трубке зазвучали торопливые гудки. Оставалось одно – расспросить сопровождающих. Григорий спешно принялся набирать номер на телефоне.

– Что там стряслось? – потребовал Григорий объяснений от скэдьюлера, человека, отвечавшего за личный график Мельниченко, постоянно сопровождавшего кандидата.

– Да приставал тут к нему на встрече один тип, – объяснил ему приглушенный голос Вадима. – Наглый такой.

Всё стало понятно. Обычные нападки на подопечного. Кто-то грамотно подготовил провокатора, выбрал многолюдную встречу. Коммунисты? Деминские? Надо бы выяснить. В любом случае ответные меры давно предприняты. Подготовленные люди регулярно задают Квасову неприятные для него вопросы: о чересчур высоких для коммуниста заработках, о большом коттедже с прудом, о прежней работе с дилерами, о несчастном заводе, который разграбили. Вопрошающие регулярно меняются, дабы не примелькаться. Другие люди задают неприятные вопросы Демину. Это была важная составляющая предвыборной работы. Постоянная ложка дегтя. Психологическая атака.

Подопечный потерял контроль над собой. Вот что было скверно. Следовало признать, что это – его недоработка, Григория.

Минут через сорок Мельниченко заявился в кабинет Григория. Мрачный, злой, он плюхнулся в кресло. Смотрел исподлобья. Пауза получалась неприятная. Григорий решил разрядить обстановку.

– Это обычный прием. Хочу напомнить: мы сами им пользуемся. Наши люди регулярно задают неприятные вопросы вашим конкурентам. Вы должны были…

– Ничего я не должен! – взвился подопечный.

– Должны, – самым спокойным голосом продолжил Григорий. – Если вы пошли на выборы, вы должны быть готовы к любым поворотам. Должны держать себя в руках в любой ситуации.

– А вы должны создать мне условия!

– Мы не можем запретить приходить на встречи тем, кто на них идет. Не можем со скандалом выпихать из зала того, кто задает неприятные вопросы. Это будет подарок нашим конкурентам. Так мы покажем, что боимся чего-то. Слабость проявим… – Выждав немного, продолжил. – Вас готовили к такому развитию событий. Подсказывали, как уходить от провокационных вопросов. – Григорий сурово глянул на долговязого Вадима. – А ты чего молчал? Я и тебя готовил к такому повороту. Надо было громко спросить: "Сколько вам заплатил Квасов?" Ты что, забыл?

– Да я… растерялся.

Еще один, которому ученье не впрок. Однако, не следовало пугать подопечного.

– Ладно. Ничего страшного не произошло. Собака лает, караван идет. У нас всё нормально. Вы сейчас на первом месте. Пусть немного, но опережаете Квасова. Стратегия работает. И проект КОК успешно развивается. Несмотря на титанические усилия, которые предпринимает Кириченко, разрыв между вами и Квасовым будет увеличиваться. Я в этом не сомневаюсь.

Подопечный успокоился, размяк лицом, сел вальяжнее. Вулкан страстей удалось угомонить.

– Завтра у вас выходной, – напомнил Григорий. – Надо бы хорошенько отдохнуть. В баньке попариться. Массаж сделать. Выборы – дело утомительное.

Подопечный состроил нечто неопределенное на своем лице.

Назад Дальше