33
– Завтра у вас выходной, – напомнил майор. – Вам надо отдохнуть. Вид у вас усталый.
Анатолий Николаевич не стал спорить – нынешнее существование изматывало. У него вообще сместилось ощущение дней недели. Работа без выходных смазала представление о течении времени. Порой казалось, что оно застряло на какой-то дате, порой – что время несется, позабыв о всякой реальности.
Услышав приятную новость, Анатолий Николаевич решил сломать привычную последовательность событий. Он попросил Игоря подвезти его и Валентину к "Макдональдсу", а самому ехать домой.
Кусок американского мира принял Анатолия Николаевича и его спутницу. Валентина заняла место, а он проявил себя как добытчик. Отстояв очередь вместе с зелеными подростками, он вернулся в сопровождении заполненного заморской едой подноса.
Желание поесть не смогло вытеснить другое – поделиться мыслями. Анатолий Николаевич энергично произносил слова.
– Знаешь, у меня будто крылья выросли. Мне кажется, что это мое призвание – выступать перед людьми, общаться с ними, быть выразителем их чаяний. Жаль, что я поздно понял это. А с другой стороны, может быть так и было задумано – чтобы я прожил какой-то срок, набрался опыта, и вот теперь получил возможность пойти в политику.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что это судьба.
– По-твоему, она есть?
– Есть. Я теперь верю в свою победу. Валюша, я понял, что могу очень многое. После выборов, ну… в Государственной Думе, я развернусь вовсю.
Она смотрела на него тихими, влюбленными глазами. Она удивлялась ему – он раскрывался новой стороной, привлекательной, яркой. И только одна мысль тревожила ее. Мысль выпорхнула шутливо сказанной фразой:
– Уедешь в Москву и меня забудешь.
– Не говори глупостей.
– Депутаты – люди видные. К ним интерес.
– Валя, перестань. Поколочу.
Он глянул по сторонам – всюду происходили свои разговоры, но они гасли меж двух-трех людей, давая свой вклад в тот мягкий гул, который стоял в зале. Никто никому не мешал. Все были сами по себе.
Потом они с Валентиной шли к ее дому. Погода не слишком изгалялась над ними – ветра не было, и снег почти стаял.
Подъезд впустил их в свое вертикальное пространство. Они поднялись на второй этаж. Он обнял Валентину, принялся целовать. Ему нестерпимо захотелось эту женщину.
– Может, зайдем к тебе? – прошептал он. – Твоя мать давно спит. Мы потихоньку.
– Не выйдет. У нее такой чуткий сон.
– Тогда давай здесь.
– Ты что?! Вдруг кто-нибудь пойдет.
– Никого нет. Уже поздно.
Он раздвинул полы пальто, задрал платье, начал стягивать колготки, трусы. Валентина сопротивлялась, но несильно, для проформы. Прижав ее к стенке, он вошел туда, куда так стремился.
Получилось сумбурно, быстро. Не о таком сексе он мечтал. Анатолий Николаевич испытывал смущение.
– Ты не обижаешься?
– Нет, – беззаботно сказала она. – Слава Богу, что никто не шел. А то бы… Представляешь, что было бы?
– Уже поздно, – проговорил он.
И тут внизу хлопнула дверь, звук шагов повис на лестнице. Анатолий Николаевич отпрянул от Валентины. Шаги приблизились. Подросток в яркой куртке прошел мимо них, бросив быстрый взгляд. Его путь лежал выше. Когда вернулась тишина, Валентина глянула на Анатолия Николаевича озорными глазами.
– Как думаешь, он догадался? – Каким горячим был ее шепот.
– Откуда? Мы всего лишь стоим рядом. Даже не целуемся.
– Но ты – хулиган. – Валентина обняла его, принялась целовать.
Ему захотелось еще. И он повторил содеянное. Теперь он был гораздо убедительнее. Чувство уверенности вновь наполнило его. Оно сохранялось и позже, по пути домой.
Когда Анатолий Николаевич проснулся, день успел притащить хилое солнце, тупо светившее сквозь пелену облаков. Николаша давно пребывал в школе. Бывшая супруга и ее муж – на работе. Умывшись, Анатолий Николаевич заглянул в холодильник. Еда на верхней полке отсутствовала. Пришлось побывать в ближайшем магазине. Утолив голод, он отправился туда, куда решил пойти еще вчера – в библиотеку.
Читальный зал встретил его абсолютной тишиной. Ни единого любителя книг за старенькими столами. Пожилая библиотекарша смотрела с любопытством. Он попросил что-нибудь из самых важных сочинений Ленина. Тяжело переступая, она принесла несколько темно-синих томов.
– Сейчас Ленина плохо берут, – печально поведала библиотекарша. – Вы – первый, кто попросил за последние два года. Простите, вы не из школы, которая тут, за углом?
– Нет.
– Мне лицо ваше знакомо. Вы уж простите.
– Я – кандидат в депутаты, – не без удовольствия сообщил он. – Моя фотография на листовках.
– А-а… – понимающий кивок. – Я-то думаю, знакомое лицо. Вы уж простите. Приятно, что кандидаты в депутаты к нам приходят. Работайте.
Анатолий Николаевич выбрал стол около окна. Разложил книги, бумагу для записей.
Он читал, удивляясь собственной понятливости. Тексты не казались ему сложными или скучными. Он с легкостью впитывал мысли, принадлежащие гению. Он ощущал себя поблизости от того, кто пребывал на недосягаемой высоте. Проходящие часы не утомляли. Наоборот, появился азарт. Желание вобрать как можно больше.
За окном стемнело. Старомодные люстры под потолком принялись источать мягкий свет. Анатолий Николаевич спешил – скоро его попросят отсюда, а ему хотелось прочитать побольше. И тут у него возникло понимание: это все основа. К ней следует относиться творчески. Развивать. Приспосабливать к реальности. Ленин беседовал с ним, предлагал пути. Он должен был искать решения. Сам. Исходя из требований теперешней эпохи.
Анатолий Николаевич помнил, как три года назад, будучи в Москве, отправился в Горки Ленинские. Хотелось ему посмотреть то место, где жил великий человек, где умер. Скромная обстановка дома, который поначалу занимал Владимир Ильич, произвела на Кузьмина сильное впечатление. Как и комната, которую выбрал для себя Ленин – самая маленькая, темная. Убранство другого дома, центрального, в который вождь перебрался впоследствии, в котором умер, было дорогим, красивым. Так ведь не Ленин заказывал роскошную мебель, хрустальные люстры, картины и скульптуры. Все осталось от прежнего владельца, богатого промышленника Морозова. Погода в тот день была изумительная, весна почувствовала свою силу – апрель был на исходе. Анатолий Николаевич гулял по дорожкам, которые должны были помнить Ленина. Представлял себе, как вождь размышлял тут о будущем России, глядя в даль. Теперь другую сторону оврага застроили дорогими особняками. Закрыли горизонт. Украли даль, сволочи! Изгадили святое место!
Анатолий Николаевич покинул библиотеку лишь в конце рабочего дня. Идти домой не хотелось. Решил заглянуть в штаб.
Он не ожидал увидеть такое обилие народа. Суета и мельтешение были подчинены выборным задачам. Одни разбирали свежие листовки, другие составляли отчет, третьи занимались изучением какого-то текста, четвертые звонили по телефонам, которых теперь прибавилось.
– А вот и наш кандидат! – майор смотрел на него ласковыми глазами. – Анатолий Николаевич, как вы себя чувствуете?
– Нормально.
– Отдохнули?
– В смысле выступлений – да. А в смысле головы – нет. Ее не отключишь.
– Критику учтем.
И тут же рядом бодренько прозвучало:
– Анатолий Николаевич, подскажите, как нам лучше про Квасова рассказывать? – На него смотрели чистые голубые глаза. Аккуратный носик выглядел так забавно.
– Дайте Анатолию Николаевичу отдохнуть, – кинулся на его защиту майор.
– Ничего-ничего. Мне вовсе не трудно. Дело в том, что Квасов, будучи директором по экономике, работал с дилерами. – Он рассказывал только для нее, он никого больше не видел в эти мгновения. – Как работают с дилерами, мы прекрасно знаем. Именно дилеры подвели к банкротству наши предприятия. Не случайно, как только на заводе переменилась власть… ну, когда его купил олигарх, Квасова уволили. Первым. Как самого вредного.
– А что, если нам немного отдохнуть? – игриво предложил майор.
– Лично я не против. – Анатолий Николаевич довольно улыбался.
Получив от майора деньги, посланцы направились в магазин. Тем временем Анатолий Николаевич продолжил свое общение с милым созданием.
– Чем вы занимаетесь?
– Учусь. На экономиста. – Как свеж, звонок был ее голос.
– А здесь вы по какой причине?
Она так славно смутилась.
– Денег хотела заработать… Стипендия такая маленькая.
Он вовсе не осуждал ее. За идею можно работать, когда есть, что покушать и во что одеться. Он всё понимал. Ему так хотелось объяснить ей самое важное.
– Настоящий коммунист – это не только приверженность коммунистическим идеалам. Это способ жизни. Настоящий коммунист должен являть собой пример честности, порядочности, доступности. Вспомните, каким был Владимир Ильич Ленин. Как скромно он жил, как общался с людьми. Никогда не отрывался от того, чем жили трудящиеся. Настоящий коммунист должен вести за собой не только словами, но и личным примером. По этой причине мы должны вернуться к Ленину. Надо брать пример с Владимира Ильича. Только так мы вернем себе доверие народа. Вот говорят, что Ленин был жестоким, требовал расстрелов. А время было такое. Тогда нельзя было иначе. И священников он требовал преследовать, потому что они выступили против новой власти. Не поняли, что коммунистические идеи созвучны религиозным. Христианским.
Он готов был выступать беспрерывно. Как она слушала. Как смотрела. Но тут вернулись ходоки, принялись выгружать выпивку, закуску. Все сбилось. Шумная кампания настроилась на выпивку.
Анатолий Николаевич приблизился к той, чьи глаза и носик были так хороши.
– Как вас зовут?
– Настя.
– Вам идет это имя.
– Спасибо.
Ему хотелось занять место рядом с ней, но его посадили во главе стола. Оставалось смотреть на ее лицо, ловить ее взгляды.
Получилась веселая гулянка. Пили за победу Анатолия Николаевича, за торжество коммунистической идеи, за процветание России, за тех, кто взялся помогать штабу, и за множество других вещей. Анатолий Николаевич быстро запьянел. Весь мир казался ему прекрасным. Он с удовольствием слушал майора, скользнувшего в прошлое.
– Меня когда из училища выпустили, я попал служить в Прибалтику, под Ригу. Теперь это заграница. Теперь они в НАТО залезли. А тогда была часть Советского Союза. Там тогда полк Ил двадцать восьмых стоял. Такие двухмоторные бомбардировщики, реактивные. Три человека экипаж. Штурман впереди сидит, за ним – пилот, а в хвосте – стрелок-радист. И я, лейтенантик, получил такой самолет. И вот у нас такая история приключилась. Полеты. Летаем, и вдруг туман. Срочно приказали возвращаться. Я кое-как сел, и другие сели. А пилот, который последним шел, капитан Осадчий, уже земли не видел. И промахнулся. Взлетная полоса оказалась ближе, чем он думал. Передняя стойка надломилась, самолет носом в бетон, перевернулся, и вверх колесами протащило его по полосе. Передняя кабина всмятку, штурман Семенов насмерть, Осадчий с тяжелыми повреждениями в больницу, а стрелка-радиста старшины Гоменюка нет. Ищут – нигде не могут найти. Ни в задней кабине, где он должен быть, ни поблизости от самолета. Как в воду канул. Утром как ни в чем не бывало приходит в часть. Все кидаются к нему: что случилось? Куда ты вчера пропал? А он только удивляется: ничего не случилось. И никуда я не пропадал. После полетов домой отправился. Все подумали, что помешался мужик. "Ты что?! – говорят ему. – Вчера авария произошла. С твоим самолетом. А ты говоришь, ничего не случилось. Штурман погиб, пилот в тяжелом состоянии в больнице. А тебя не нашли". Теперь уж он удивился. "Авария?! Штурман погиб?! Не было ничего такого". Дурдом. Срочно разыскали его жену. Спрашивают: когда он вчера пришел? Она говорит: как обычно в день полетов. Разве что выпивший был. Срочно его везут в больницу, берут анализ – никакого алкоголя в крови. Стали обследовать, нашли. Короче говоря, он во время аварии стукнулся головой и получил сотрясение мозга. И в этом состоянии выбрался из самолета, пришел в раздевалку, переоделся и пошел домой на автопилоте. А поскольку все кинулись к месту аварии, его никто не заметил. Вот такая история. Наверно, Бог тоже есть. Или высший разум. Летели в одном самолете, а три такие разные судьбы. – Майор всё еще удивлялся, хотя прошла уйма лет. – Опять же в отношении меня. Тоже ведь по-разному могло сложиться. Хорошо, что перевели из Прибалтики сюда. Здесь и на пенсию меня выгнали. А мои знакомые, которые там остались, теперь оккупанты. Гражданства им не дают. Притесняют. Мол, в Россию уезжайте. А куда им ехать? Жилья здесь не получишь. Вон сколько бывших военнослужащих мается, которые здесь служили. И те, которые служат, тоже без жилья… – Досада вылепила на его лице соответствующее выражение. – Всё развалилось. Современных вооружений нет. Техника старая, да и на ней летают раз в год. Такую армию разрушили. Сами. Вредительство это. Я так думаю – вредительство. – Он шумно вздохнул, помолчал, глядя перед собой, потом перевел глаза на Кузьмина. Довольная улыбка преобразила его лицо. – Вот. И голову отключили. Голова тоже обязана отдыхать. Как ей без отдыха?
Анатолий Николаевич смотрел на него благодарными глазами и молчал. Потом его засунули в машину, и он отбыл в сопровождении майора, оставив добрую кампанию, которая вовсе не собиралась сворачивать веселье.
34
И вновь Анатолий Николаевич проснулся поздно. Второй и последний день отдыха успел отсчитать половину из тех часов, которыми располагал. Быстро поглотив некоторое количество пищи, Анатолий Николаевич спешно отправился в библиотеку. По пути он вспоминал вчерашнюю девушку с удивительными глазами и носиком. Как было бы славно, если бы она стала его женой, делила с ним радости и печали. Нет, печалей не надо. Пусть будут одни радости. Он заслужил.
"Чепуха, – сказал он самому себе. – Так не бывает, чтобы одни радости. И потом… надо еще победить".
Библиотека вновь приютила его. Теперь Анатолий Николаевич оказался третьим в читальном зале. Книжная хозяйка улыбалась ему как давнему знакомому. Получив книги, он принялся охватывать мыслью сочинения великого человека. Идея о том, что все это – лишь основа, которую надо развивать, приспосабливать к действительности, жила в нем.
Ему определенно нравилось такое существование – стол, книги, неспешные размышления. Хотя он понимал – это пауза, не более. Утром возобновится гонка, и он будет делать то, что следует делать, ехать туда, куда необходимо ехать, говорить то, что люди хотят услышать.
Слова отрывались от страниц, уходили в него, складываясь в предложения, охотно раскрывавшие свой смысл.
Мелодия мобильного зазвучала в тишине. Как давно телефон не напоминал о себе. Оказавшись извлеченным из кармана, заговорил голосом Юрия Ивановича:
– Как ваши дела?
– Нормально, – стараясь произносить слова как можно тише, ответил Анатолий Николаевич. – Работаю.
– Надо встретиться. Вы где-то в районе?
– Сейчас я в городе. Готов встретиться. Там, где обычно?
– Да. Через полчаса.
И вновь "Макдональдс". Вновь яркий, суетливый мир. Анатолий Николаевич чувствовал себя здесь как завсегдатай.
– Что вам принести? – спросил он Григория.
– Попить. Я не голоден.
Возвращение Анатолия Николаевича положило начало разговору:
– Я вас поздравляю. Вам удалось выйти на третье место.
– Спасибо.
– Для вас это – прекрасный результат.
– Не более, чем промежуточный.
– В каком смысле? – живо поинтересовался Григорий.
– Я должен выйти на первое место.
– Навряд ли это получится. Но вы практически решили задачу не пропустить Квасова в Думу. Его опередил Мельниченко.
– Вы хотите, чтобы этот представитель криминала победил?
Григорий мрачно усмехнулся – еще и этому коммунистическому ортодоксу объяснять, что к чему.
– Никто не может назвать человека преступником, кроме суда. Мельниченко не был осужден. Это юридическая сторона дела. Вы посмотрите на другую, человеческую. На принадлежащем ему заводе ситуация наиболее благоприятная в городе, зарплата самая высокая и выплачивается в срок. Он заботится о людях. По-вашему, это признак принадлежности к криминалу?
– Почему вы его так защищаете?
– Я за справедливость.
Анатолий Николаевич помолчал, потом добавил мощный довод.
– За ним нечистые деньги.
"А у тебя какие деньги?" – едва не вырвалось у Григория, но он сдержался, дал возможность прозвучать другим словам:
– У кого в наше время чистые деньги? Важно то, что делает с ними человек. Каков конечный результат.
– Может и так… Я должен победить. – Сколь упрямо прозвучали эти слова. – Это надо людям.
"Пусть дерзает, – глядя на него, спокойно думал Григорий. – Квасова он не опередит, но может всерьез к нему приблизиться. Так будет для нас надежнее".
– Побеждайте. Собственно говоря, я не против. Даже наоборот. – Григорий сунул руку в портфель, достал сверток, протянул Анатолию Николаевичу. – Вот, берите.
Анатолий Николаевич весьма спокойно принял сверток, положил рядом с собой.
– Вы аккуратнее. – Григорий показал глазами на завернутые в бумагу деньги.
– Да-да, конечно… Юрий Иванович, скажите, разве можно всерьез рассчитывать на дружбу с Америкой? Мы ведь им нужны только как сырьевой придаток.
Этого не хватало – говорить с ним про США!
– Они заинтересованы, чтобы Россия была экономически сильным государством.
– Разве Соединенным штатам нужен сильный конкурент?
– Но если у нас будет нестабильность, если власть будет шататься, возникнет опасность, что ядерное оружие попадет в руки террористов.
– Значит, всё дело в ядерном оружии?
– Ну… не только это. Я бы не отбрасывал и другие факторы. Если в ситуации мощного подъема Китая Россия развалится, США останутся один на один с Китаем. Для США стратегически выгоднее, чтобы рядом с Китаем оставалась достаточно сильная Россия со своими собственными интересами… Вы простите, я спешу. Дела.
– Да-да, понимаю…
Анатолий Николаевич занес деньги домой, спрятал в привычное место. Николаши не было. Возвращаться в библиотеку не имело смысла. Сидеть в одиночестве тоже не хотелось. Немного подумав, он отправился к Валентине. Взялся одолеть пешком некоторое расстояние на поверхности Земли.
Валентина гладила белье. Засмущалась, увидев Анатолия Николаевича. Ее старенькая мать сидела рядом.
– Я белье стирала. Воспользовалась выходными. Теперь вот глажу. Мама, это наш кандидат, Анатолий Николаевич.
– А у тебя же начальник цеха был Анатолий Николаевич.
– Так это он и есть, – улыбка Валентины была смущенной. – Он пошел на выборы. Сейчас – кандидат.
– Очень приятно. – Мать приветливо кивала.
Она была красивой в прежние годы. Быть может, красивее дочери. Анатолий Николаевич ощутил неловкость – о чем говорить? Но в ту же секунду услышал:
– На улице холодно?
– Не очень, – с готовностью ответил он.
– Я не выходила ни вчера, ни сегодня. Валя, поставь чай. Что же ты?
Валентина бросилась из комнаты, лицо у нее по-прежнему было смущенное. Потом они пили чай.
– Что-то ты поспешила, – добродушно ворчала мать. – Аромату надежного нет. Чай уважения требует. И внимательности.
Анатолий Николаевич тихо улыбался.