Бравик пролистнул "Together Again In London. April, 1972", "Get Lost Yoko" и "Live at Jerusalem", вернулся к столу и сказал:
- Теперь файл "слоб".
- Там скан и текст, - сказал Худой.
- Давай скан, - сказал Никон.
Худой открыл. Это была справка ВТЭК. Александру Анатольевичу Лободе, 1966 года рождения, определялась первая группа инвалидности с ежегодным переосвидетельствованием.
- Теперь текст, - сказал Бравик.
Худой прочел:
- "…когда мы с Никоном забирали Лободу из Склифа. Наш жизнерадостный барбос Сашка не мог ходить. У него тряслась голова, он поседел, ослеп на левый глаз и оглох на левое ухо. Но самым ужасным было то, как беспомощно он глядел на нас зрячим глазом, как пытался перелезть в машину из инвалидного кресла, и как, кхекая, заплакал его отец, когда мы внесли Сашку в квартиру. Ходить он научился только через два месяца. По поводу отслоения сетчатки его прооперировали в институте Гельмгольца - без эффекта. Левым глазом он больше не видел. Глухота тоже осталась - перелом пирамиды височной кости вызвал необратимое повреждение слухового нерва. Он стал гневлив, слезлив, кричал на родителей, грубил нам. Три раза у меня ни черта не получалось. В конце концов я решил, что хватит цацкаться…"
- Давай третий файл, - сказал Гена.
- Раровский файл "eho" содержит аудиофайл "v mashine". - Худой подвел курсор к значку mp3-файла. - Такое впечатление, что это запись радиопередачи.
Он кликнул ярлык, открылось окно "Windows Media", и сказал:
- Длительность - семь минут двадцать шесть секунд.
- А почему "в машине"? - сказал Никон.
- Неважно, - сказал Гена. - Предположим, он сочинил это как радиопередачу, которую услышал, едучи в машине.
* * *
Гаривас свернул с Каширки на проспект Андропова, посмотрел на наручные часы и закурил. В машине играла "Your Mother Should Know". Вокруг "восьмерки" Гариваса ползли старые "фольксвагены", "копейки", "шестерки", "форды-сьерра". За окном проплыл щит, рабочие клеили на него рекламу "Сотовый телефон "Моторола" всего за сорок шесть долларов!" поверх ободранной надписи "…суй, не то…". Гаривас стряхнул пепел в приоткрытое окно, еще раз посмотрел на часы, прижал кнопку "eject", выскочила кассета, и зазвучало радио.
"…сегодня на "Эхе". Напоминаем, что в студии у нас доктор медицинских наук, директор ВНЦХ, Валерий Иванович Широков, и мы говорим о невеселых реалиях современной отечественной медицины. Валерий Иванович, вы знаете, как в Первой Градской больнице был искалечен известный артист. Человеку необоснованно вырезали почку…
- Вырезают по дереву, а почку удаляют. Такая операция называется "нефрэктомия".
- Так или иначе, человека искалечили. Совершенно ненужную операцию сделал вроде бы опытный врач, заведующий отделением…
- Прошу вас, остановитесь. Не надо тиражировать сплетни, да еще в эфире такой почтенной радиостанции. Ситуация, о которой вы говорите, мне известна, и с тем врачом я знаком лично. Это прекрасный хирург и крайне добросовестный человек.
- Тогда прошу вас прокомментировать эту ситуацию. Кстати, вы уверены, что вами не руководит корпоративная солидарность?
- Здравый смысл мною руководит. Больной поступил в стационар в экстренном порядке, у него была блокирована левая почка. Завотделением сделал операцию, которая называется "нефролитотомия", удалил из почечной лоханки три камня, столкнулся при этом со значительными техническими трудностями. Через сутки началось кровотечение из почки в мочевой пузырь, развилось осложнение, которое называется "тампонада". Заведующий пошел на повторную операцию и принял единственно правильное решение: удалил кровоточащую почку. А дальше началась фантасмагория. Жена больного написала бредовое заявление в прокуратуру. Подключился также тесть больного, персона из высоких начальственных сфер…
- На минуточку, вице-премьер.
- Ах, вот даже как…
- То есть, по вашему мнению, ни о какой преступной халатности речь не шла?
- О чем вы? Доктор поступил абсолютно верно. После проведенных нефролитотомии и нефростомии развились кровотечение и тампонада мочевого пузыря. Гемостатическая терапия эффекта не имела. При ревизии оперированной почки было установлено, что остановить кровотечение не представляется возможным. Почку удалили, больной остался жив. Все. Больше не о чем говорить.
- Тогда почему человека вышвырнули из профессии?
- Руководство Первой Градской повело себя постыдно. Угодливо и панически. После того как жена больного написала глупейшее заявление в прокуратуру, подключился вельможный тесть. Объективного рассмотрения клинической ситуации не было, приняли во внимание только экспертное мнение.
- И чье же?
- Собственно, это было не экспертное заключение, а форменный донос. Один из докторов фактически оболгал своего заведующего. В докладной на имя главврача он утверждал, что надобности в нефрэктомии не было. Подлое и безграмотное утверждение. Кстати, после того как заведующего уволили по статье, этот доктор был назначен на его место. От последнего обстоятельства смердит за версту.
- Этакое больничное византийство…
- Мерзость это, а не византийство. Опытнейший доктор, хирург высшей категории, достойный человек был уволен в угоду вздорной даме и ее начальственному батюшке. А прокуратура Октябрьского района Москвы тоже взяла под козырек: заведено дело, доктору грозит уголовная статья. Человеку ломают судьбу. Гнусность… И это, увы, не частный случай. Это системное нравственное нездоровье, поразившее здравоохранение и всю нашу жизнь…"
Гаривас вставил в магнитолу кассету, заиграла "Yesterday".
* * *
- Козлы, - буркнул Никон. - Мерзавцы. И Миша, и "главный".
- Чего ты яришься-то, елки-палки? - сказал Худой. - Не было этого. Никто тебя не увольнял.
- Ну ладно, - сказал Бравик. - Подытожим.
- Валяй. - Гена обернулся к Никону. - Он к Васе Кутузову вчера ездил.
- Ну? - Никон поднял голову. - Да, это правильно. Через призму, так сказать, психиатрической диагностики…
- Что за Кутузов? - спросил Никона Худой.
- Однокурсник, - сказал Бравик. - Чертовски грамотный психиатр.
- Психиатрия, конечно, дисциплина мутная, эмпирическая, - сказал Никон. - Но Вася был хорош. Если б он так не квасил, то давно бы докторскую защитил.
- Он в завязке, - сказал Гена. - Уже три года.
- И слава богу, - сказал Никон. - Ну и что он про все это думает?
- Он считает, что после случая на Караташе у Вовки развилось посттравматическое диссоциативное расстройство, - сказал Бравик. - Отсюда - спиртное с транквилизаторами, антероградная амнезия и немотивированная агрессия. Вася считает, что файлы в Вовкином компе есть следствие синдрома перенесения негативного исхода.
- Подзабыл я эту хиромантию, - сказал Никон. - Какого, говоришь, синдрома?
- Синдром перенесения негативного исхода. У людей сложной психологической организации диссоциативное посттравматическое расстройство иногда приобретает причудливую форму. Перенесенный стресс изливается в патологическое творчество. Такие люди изобретают самые трагические варианты судеб своих близких.
- М-м-да… - Гена потер подбородок. - Тривиальное объяснение. Скучное.
- А тебе надо мистики, да? - сказал Бравик. - Литературщины всякой?
- Да черт его знает, чего мне надо… - Гена посмотрел на свои ладони в расчесах. - У меня, блин, экзема уже который день.
Тут зазвонил его телефон.
- Слушаю, - сказал Гена.
- Гена, здравствуй, - сказал Соловьев. - Я тут вспомнил кое-что. Ты спрашивал, не выполнял ли кто-нибудь из наших для Володи работу по редактированию джипеговских файлов.
- Минуту, - сказал Гена и включил спикерфон.
- У нас есть такой Слава Бордунов. Изумительно работает с "тридэмаксом". Я вспомнил: пару раз они с Володей мастерили какие-то картинки. Сидели долго, Володя в половине двенадцатого заказал пиццу - Рита чек увидела, сказала: сплошной холестерин, шеф себя не жалеет…
- Спасибо, Владик, - сказал Гена устало. - Большое тебе спасибо.
Он положил телефон в карман.
- Вот и всё, - сказал Худой. - Как будто пазл сложили. - Он выключил лэптоп. - Петя, племянник, любит пазлы складывать, я их штук двести за последний год с ним сложил.
Бравик встал у стеллажа и взял с полки номер "Rolling Stone". На обложке стояли в ряд битлы, Эпстайн, еще кто-то. Номер был за апрель семьдесят четвертого, потрепанный, в тысяче рук побывавший.
- Лободе будем звонить? - спросил Никон.
- Звонить? - Бравик поднял глаза от обложки. - А, Лободе… - Он положил журнал на полку. - Да, надо позвонить. Всякое дело надо доводить до конца.
- "И скорее повинуясь привычке доводить всякое дело до конца, нежели подозревая Штирлица, Мюллер вызвал Шольца и велел снять со стакана отпечатки пальцев", - сказал Гена.
Бравик набрал номер и сказал:
- Сань, здравствуй. Это Браверманн тебя беспокоит. Я тебе сейчас задам один вопрос. Ты не удивляйся, просто ответь. Скажи, пожалуйста: перенес ли ты два года назад черепно-мозговую травму?
- Перенес, Б-б-бравик, перенес, - ответил Лобода. - Еще как п-п-перенес. Ты залез в Вовин к-к-комп, да?
- Погоди… - У Бравика сел голос. - То есть…
Гена резко обернулся на тон Бравика, Худой поднял голову, а Никон нахмурился.
- Ты помнишь, что получил травму? - глупо спросил Бравик. - Ты это действительно помнишь?
- П-п-помню, помню. Все ждал, к-к-когда ты позвонишь. Давай завтра п-п-повидаемся. И Никона с Генкой п-п-позови.
- Они рядом. И Худой тоже.
- Я так и д-д-думал.
- Ты можешь завтра приехать на Усачевку? - Бравик посмотрел на Гену и прошептал: - Когда?
- Вечером, - быстро сказал Гена. - Пусть приезжает в шесть.
- Как штык чтоб был, - тяжело сказал Никон, - минута в минуту.
- Часам к шести, - сказал Бравик.
- Д-д-договорились, - сказал Лобода. - Д-д-до завтра.
И отключился.
- Он все помнит, - ошеломленно сказал Бравик. - Он знает про файлы. Он ждал моего звонка.
День девятый
- Ты уезжаешь? - спросила Марина.
Она гладила на кухне футболки Васена, потом зашла в комнату и увидела, что Гена надевает свитер.
- Да, - сказал Гена. - Надо повидаться с мужиками.
- Что вы каждый день разглядываете? Вовкины статьи?
- Нет, не статьи. - Гена положил в карман сигареты. - Мы нашли в Вовкином компе несколько странных фоток.
- Что значит "странных"?
- Я позже все тебе расскажу. - Гена, стараясь не встречаться с Мариной глазами, вышел в прихожую. - Потом. Когда мы во всем разберемся.
- Ген, ты почему вчера пил водку? - тихо спросила Марина.
- А вот захотелось… - Гена снял с вешалки плащ. - Захотелось мне, значит, водочки выпить.
- Погоди. - Марина взяла Гену за руку и повела его в комнату. - А ну сядь.
Он покорно опустился в кресло.
- Ты почему на меня так смотрел вчера?
- Никак я на тебя не смотрел, все нормально.
- Ты кричал ночью.
- Нервотрепка, Вовку похоронили… Руки, блин, чешутся, экзема опять началась.
- Я купила полькортолон. Сейчас же намажь руки.
Гена спросил, глядя в сторону:
- Ты знала Вовку до того, как мы поженились?
У Марины застыло лицо, она отвела со лба рыжеватую прядь и ответила:
- Знала.
- Насколько близко?
- Достаточно близко.
Гена стал грызть ноготь.
- Вот что, - мягко сказала Марина, - если тебе угодно будить призраки прошлого - ради бога. Но с тем же успехом мы можем поговорить о Саше Смирнове из четвертого отряда.
- Не понял.
- Он был барабанщиком, а я была беззаветно влюблена в него весь второй сезон пионерского лагеря "Лесная сказка", в июле восемьдесят шестого. Мне было одиннадцать лет. Сразу признаюсь: мы целовались за душевой.
- Барабанщик… - Гена помял виски. - Да, глупейший, конечно, разговор.
- Это точно.
- Почему ты мне не сказала про Вовку?
- Когда не сказала? Десять лет назад?
- Да когда угодно.
- В этом не было надобности. Ни тогда, ни после. Ген, в жизни есть явления, которые не нужно вспоминать. Это могут быть самые светлые явления. Но если ты точно знаешь, что они из прошлой жизни, то их надо раз и навсегда пролистнуть. Если же к этим явлениям возвращаться, если ворошить их, как муравейник, точить над ними слезу - то можно запросто испакостить жизнь нынешнюю.
- Это все философия. Твой юный барабанщик - это одно, а любовь с моим другом - совсем другое.
- А кто знал, что он твой друг? Мы познакомились в девяносто седьмом, на кафедре у Звадковского, я там писала диплом. А Вовка часто бывал в институте, приятельствовал со Звадковским, тот тогда вел во "Времени и мире" литературный раздел. Я зашла в кабинет к Звадковскому, он нас представил друг другу. Потом Вова явился в лаборантскую: интеллигентный треп, кофеек, то да се… Был хороший, вкусный роман, je ne regretted rien.
- А дальше?
- Через год роман выдохся. Потом я встретила тебя. Вот и все. Конечно, для меня было сюрпризом то, что вы близкие друзья. Когда ты стал показывать мне фотографии вашей компании и я увидела Вовку в обнимку с тобой на Селигере, мне понадобилось некоторое самообладание. Тысячу раз слышала, что Москва - маленький город, но не думала, что он настолько маленький. Когда ты сделал предложение, то первым делом я в подробностях представила: как Вовка сидит за свадебным столом, как он бывает у нас дома. И весь сопутствующий нерв, и неловкость, и случайные взгляды. Поэтому я пригласила Вовку на совет в Филях.
- Куда?
- Позвонила и сказала: Вова, надо поговорить. Давай встретимся и все бесстрастно обсудим. Все мины в фарватере, все кочки на болоте - от и до.
- А он?
- Он сказал: умница, правильно, никому не нужна эта литературщина, давай все обсудим, чтоб никому не навредить. Мы встретились на Речном вокзале, сели на теплоход и часа полтора проговаривали технику безопасности. Постановили, что просто прежде не были знакомы. Без затей - не были знакомы, и все.
- Как он вел себя после этого?
- Умно и тактично. Через пару месяцев мне уже казалось, что в ЗАГСе на Плющихе я увидела его впервые.
- И вы просто прокатились на теплоходе?
- Ну да. Посидели в буфете, выпили сухого вина. Через час-полтора сошли в Бухте Радости, Вовка поймал машину, мы вернулись в Москву. Кстати, есть фотография с того теплохода.
- Вот даже как, - хрипло сказал Гена.
- Нас снял один обалдуй. На нижней палубе гуляла компания, один был совсем на бровях, бродил по теплоходу с "Полароидом" и всех подряд щелкал.
- И ты все эти годы ее хранила?
- Я про нее забыла. Положила в конверт со школьными фотографиями и забыла. В прошлом году случайно нашла.
Марина встала. Гена исподлобья смотрел, как она сдвинула зеркальную створку шкафа и достала из туго набитого черного конверта полароидный снимок.
- Вот, смотри, - сказала Марина и протянула глянцевый квадратик.
Гена с опаской взял фотографию, посмотрел и длинно выдохнул.
За десять лет полароидный снимок выцвел, все на нем было в разных оттенках бежевого, и только в платье Марины еще угадывался красный цвет. Марина с Гаривасом сидели на палубной скамье.
* * *
Лобода пришел минута в минуту. Когда коротко тренькнул дверной звонок, Гена вздрогнул, а Бравик уронил футляр от очков. Все четверо вышли в прихожую, встали полукругом, Гена открыл дверь.
- П-п-привет, - сказал Лобода, - хорошо стоите. "В аэропорту Домодедово д-д-дорогого Леонида Ильича встречал К-к-константин Устинович Черненко с группой т-т-товарищей".
- Здравствуй, Саня, - сказал Бравик.
Лобода снял куртку и по-отечески, по-полковничьи, сказал:
- Ну что, размотали ч-ч-чалму? Хвалю. - Он пожал руку Гене. - Мистер Холмс… - Он шагнул к Никону и пожал руку ему. - Мсье П-п-пуаро… - Лобода пожал руку Худому. - Отец Б-б-браун… - Он взял в обе руки ладонь Бравика и покачал. - Мисс Марпл…
- Ладно, Сань, кончай кино, - сказал Никон.
Лобода снял ботинки.
- Ген, завари чай, пожалуйста, - сказал Бравик.
Гена ушел на кухню.
- К-к-как вы наткнулись на Вовины файлы? - спросил Лобода, опустившись на диван. - Случайно или к-к-как?
- Случайно, - сказал Худой. Он сел к письменному столу и включил настольную лампу. - Бравик смотрел фотографии и нашел снимок, где у меня рак. Потом он нашел закрытую папку. Я ее взломал, и там были запароленные файлы.
Лобода достал из кармана сигареты. Гена принес на разделочной доске пять чашек, сахарницу и блюдце с нарезанным лимоном. Потом он принес заварку и чайник.
- А г-г-где ты взял пароли?
- Напустил прогу декомпиляции.
- М-м-молодец.
- Рассказывай, - сказал Бравик. - Ты ведь знаешь: что в файлах?
- В общих ч-ч-чертах.
- Ничего не было, никто ничего не помнит, - сказал Гена. - А ты помнишь. Ведь помнишь?
- Я расскажу. - Лобода положил в чашку кружок лимона. - Т-т-только не факт, что вы п-п-поверите.
- Ты рассказывай, Сань, а мы послушаем, - сказал Никон.
- А не п-п-поверите - и ради б-б-бога. Это неполезное з-з-знание.
- Сань, давай к делу, - сказал Гена. - Ты знаешь что-то такое, чего мы не знаем. Рассказывай.
- Ну а что знаете в-в-вы? - доброжелательно спросил Лобода. - К-к-каково ваше т-т-толкование?
- Смотри, как менты интеллигентно изъясняются, - сказал Гена Бравику. - Учитесь, Киса.
- Т-т-ты не ерничай, Г-г-геннадий, не ерничай, - мирно сказал Лобода. - Т-т-ты помни, Геннадий, что когда т-т-ты вглядываешься в бездну, т-т-то бездна вглядывается в т-т-тебя. - Он закурил, откинулся на спинку дивана, оглядел друзей и сказал: - Ладно, слушайте. Только не п-п-перебивайте.
- Не будем, - пообещал Никон. - Давай с самого начала.
- Началось все с того, что в феврале мне позвонила т-т-тетя Ира. Она мамина двоюродная сестра, живет в Серпухове…
- У тебя же там дом, да? - перебил Никон.