* * *
- …никто ему не п-п-поможет, никаких шансов. Еще п-п-полчаса-час - и он замерзнет. Он сказал, что никогда в жизни ему не приходилось т-т-так чудовищно напрягаться. Как-будто он п-п-поднимал убийственный груз - и поднял. Как будто п-п-прочнейший шнур рвал - и разорвал. Когда Паша его п-п-положил в спальник, то он почувствовал, что на него снизошла какая-то п-п-пьянящая радость. Он чувствовал… Ну, к-к-как сказать? Могущество. Как будто нет ничего невозможного. Он вернулся в М-м-москву, и через неделю все случилось в п-п-первый раз. Ольги д-д-дома не было, она у родителей н-н-ночевала и Витю с собой взяла. Это б-б-был день рождения отца. Вова п-п-припил, стал смотреть фотографии - к-к-как они с родителями в Одессе, как за г-г-грибами поехали в семьдесят восьмом, как Вова занял п-п-призовое место…
* * *
Щуплый мужчина с жидко поросшей грудью неуверенно вышел к бортику бассейна, опасливо оглядел циклопическое помещение и мелким шагом двинулся к лестнице с толстым поручнем из нержавейки.
- Пап! - позвал из воды мускулистый парнишка. - Прыгай!
Мужчина шагнул к бортику, но тут седоватый тренер в "олимпийке" громко сказал:
- Товарищ! Вы бы не прыгали! Вы по лестнице, пожалуйста, по лестнице…
* * *
- Он, сорокадвухлетний, стоял на б-б-бортике - и он же, шестнадцатилетний, плавал на второй д-д-дорожке! Когда он сюда вернулся, сигарета еще д-д-дотлеть до фильтра не успела. Ну, п-п-первое, о чем он подумал… О том же, что и я: что он п-п-психически болен.
Бравик уже несколько минут протирал очки. Гена затягивался незажженной сигаретой. Никон намертво сцепил кисти рук - так, что побелели костяшки. Худой грыз ноготь. И все, не отрывая глаз, глядели на Лободу.
- В файлах есть упоминание о неком семейном свойстве, - сказал Бравик. - Это оно?
- Нет. Свойство б-б-было такое: м-м-мужчины его семьи умели выживать в самых б-б-безнадежных ситуациях. Умели м-м-мобилизовать все силы - д-д-душевные и телесные. Например, его п-п-предок в тысяча восемьсот семьдесят восьмом г-г-году был ранен при штурме Карса. П-п-потерял много крови и замерзал на земле, под т-т-трупами. П-п-пролежал там всю ночь, волосы к земле п-п-примерзли. А перед рассветом все же в-в-выбрался из-под трупов и п-п-прибрел на позицию своего полка.
* * *
- Федор Андреевич, я сейчас поработаю с Коростылевым на сортировочной площадке, а после помоюсь. Вы оперируйте проникающее, а на осколочное грудной клетки я встану к вам на крючки, - сказал Гаривас.
Грузный бородатый хирург в нательной бязевой рубашке, измазанной кровью и ляписом, придержал салфеткой петлю кишки, быстро расширил рану из верхнего угла и благодушно сказал:
- Занятный жаргон у вас там, в Киевском университете, Алексей Никифорович. Прежде не слышал, чтоб так называли ассистирование: "встану на крючки".
- Во всяком университете свой жаргон, - сказал Гаривас. - Вы ведь в Дерпте оканчивали курс, с буршами, верно? И у вас, поди, тоже были особенные словечки.
- Были. Но ваши словечки, Алексей Никифорович, очень емкие. "Помыться", к примеру. Не "приготовиться к операции", но - "помыться"… Лаконично!
Гаривас улыбнулся и вышел из палатки.
- Коростылев! - зычно крикнул он. - А ну, на сортировку, мать твою!
Он снял с веревки брезентовый фартук, подошел к крайним козлам, мельком глянул и велел:
- Этого к доктору Гоглидзе, на ампутацию стопы.
* * *
- Он б-б-был там восемь месяцев, а здесь п-п-прошло всего три часа. - Лобода засмеялся. - Как он к-к-кайфовал после Кавказа! Сказал, что совершенно озверел от сапог, от п-п-подштанников, а главное - б-б-без нормальной б-б-бритвы. - Лобода повернул голову к Худому. - Теперь п-п-про тебя. Ты в декабре гулял с племянником на Воробьевых горах, к-к-катал его на санках и сильно ударил колено. Едва п-п-потом доковылял до машины. К-к-колено болело два месяца, Бравик тебя п-п-положил в шестьдесят вторую больницу, к своему т-т-товарищу. Нашли к-к-костную опухоль, сделали операцию, но уже п-п-пошли метастазы, все очень б-б-быстро развилось… Д-д-дальше вы знаете.
- Что сделал Вовка? - спросил Бравик, глядя в одну точку.
- Привез Худому два б-б-билета в детский т-т-театр. На тот самый день. И Худой не ударил к-к-колено.
- Я с тобой потом еще поговорю, - сказал Бравик Худому. - Это может повториться, тебе нельзя ушибаться, ты поумерь свои горные подвиги.
- П-п-потом он отправился к д-д-деду, в пятьдесят третий. Тот в нем д-д-души не чаял. Вова п-п-про Одессу г-г-говорил так: моя детская страна б-б-бесконечного лета. П-п-пляж в Аркадии, Привоз, м-м-мороженое "Каштан" за двадцать восемь к-к-копеек, двор на Ришельевской… Он п-п-приезжал к деду на все лето, и тот его облизывал. Человек б-б-был суровый, но к Вове б-б-бесконечно нежный. Они как-то клеили модель "Ил-18". Вова п-п-потом всю жизнь помнил, как деду было т-т-трудно управляться с маленькими д-д-детальками одной рукой.
* * *
- Куда, бляха-муха!!! - крикнул кто-то.
Гаривас рывком оттащил доходягу в рваном бушлате от циркулярки и уложил на бетонный пол, припорошенный древесной пылью.
- Деда… Как ты, деда? - хрипло сказал Гаривас, подсовывая доходяге под затылок тощую, засаленную ушанку. - Ты держись, недолго уже. Скоро грянут всякие хренации…
* * *
- А меня, значит, он отправил в отпуск, - сказал Никон. - Чтоб я того клоуна не оперировал.
- Ты бы видел, к-к-как ты запил, когда тебя уволили! - уважительно сказал Лобода. - По-взрослому, на д-д-две недели. Наплел что-то К-к-кате и заперся на даче. Мы с Вовой п-п-приехали за тобой, ты выполз, страшно было глядеть: б-б-будка опухла, зарос, как леший. Увидел Вову и говоришь: т-т-товарищ капитан второго ранга, п-п-подлодка легла на грунт, какие б-б-будут указания?
- А Шевелеву он просто дал в морду? - спросил Гена.
- Он четыре раза П-п-пашу уговаривал. А т-т-тому все хиханьки.
- Как он остановил Артемьева? - спросил Бравик.
- Запугал до п-п-полусмерти. Тот же д-д-долбанутый на всю голову. Верит в фатум, в дао, мао, какао… К-к-каша в голове, к-к-короче.
* * *
Милютин спросил:
- Вова, может, чаю?
- Нет, спасибо, - не поворачивая головы, ответил Гаривас.
Милютин вышел, оставив дверь приоткрытой.
Артемьев, коренастый шатен с рыхлым высокомерным лицом, оттянул узел галстука, исподлобья посмотрел на Гариваса и холодно сказал:
- Что-то я тебя не пойму. Это розыгрыш?
- Нет, не розыгрыш.
- А может, это Сержик попросил меня вразумить? - Артемьев посмотрел в сторону приемной. - Больно плюшевый стал наш Сержик. Он перестал делать большие красивые глупости. Он перестал лазить в окна к любимым женщинам.
- Речь не о Сергее, а о тебе. Ты, я слышал, не подвержен вульгарному рационализму. Если это так, то для тебя не секрет, что мироздание устроено несколько замысловатее, чем это подается в учебнике природоведения.
- Бред какой-то… - Артемьев глядел на сиреневый бланк с гербовой печатью. - Кто вообще такое смастырил?
- Я не стану ничего объяснять. - Гаривас закурил. - Хочешь - поверь, хочешь - забудь. - Он положил перед Артемьевым журнальную страницу. - И это тоже почитай.
Артемьев пробежал глазами страницу. На висках у него выступили крупные бисеринки пота.
- Да, ты умница и все просчитал правильно, - сказал Гаривас, стряхнув пепел. - Действительно, будет обвал котировок. Но эти шахеры-махеры приведут тебя к гибели. К физической, не к фигуральной. Мне незачем тебя мистифицировать. Перед тобой развилка, бифуркация. Решай сам, по какой из дорог пойти. - Гаривас подался вперед и посмотрел Артемьеву в глаза. - Не для протокола, а для души твоей мои слова, Шарапов. Тобой подотрут жопу и отнимут компанию. Ты сдохнешь в колонии от туберкулеза. Беги, мудак, пока не поздно, и не путайся у Сережи под ногами.
* * *
- Теперь про меня, - сказал Гена.
- Что п-п-про тебя?
- Как это "что"? На фотографии Панченко пьет коньяк не со мной, а с Гольдбергом. Стало быть, в апреле девяносто восьмого он собирался издавать Гольдберга, а не меня.
- Про тебя ничего не знаю, Г-г-ген, - с сожалением сказал Лобода. - Вова ничего н-н-не рассказывал. - Он пожал плечами. - Я д-д-думал, что ты и без Вовы б-б-был знаменитый.
- А он исправлял только наши судьбы? - спросил Худой.
- Ты что, Вову н-н-не знал? - Лобода светло улыбнулся. - Ну, к-к-конечно, не только ваши. Он порезвился - мама моя д-д-дорогая. В-в-вот, например. - Лобода показал на плакат над притолокой. - Восемнадцать з-з-звонков из разных автоматов - от П-п-парк-Роу до Сорок второй.
- А куда он звонил? - глупо спросил Никон.
- Да к-к-куда он только ни звонил… - Лобода махнул рукой. - И к-к-копам, и в газеты…
Все посмотрели на плакат. Восходящее солнце золотило узорную верхушку Chrysler Building, высвечивало параллелепипед здания ООН и полыхало в сплошном голубоватом стекле башен WTC. В правом нижнем углу постера была надпись:
Wellcome to New York City. 2003. $ 2.50.
- Ладно, это д-д-долго объяснять, - сказал Лобода, - вы ж диалектику учили не п-п-по Гегелю. У вас д-д-другая новейшая история.
- Что за работу выполнял для Вовки компьютерный художник? - спросил Бравик. - Соловьев вчера сказал нам, что Вовка привлекал специалиста, который в совершенстве владеет программами редактирования джипеговских файлов и видеофайлов. Что это могла быть за работа?
- Д-д-да это для Витьки. - Лобода встал, подошел к столу, выдвинул ящик и достал оттуда плакатик. - Вот она, эта работа.
Он показал друзьям лист формата А3. Это был монтаж, фотографии маленьких детей в окружении Бемби, Микки-Мауса, кота Гарфилда, Тома и Джерри - они обнимали малышей за плечи, сидели у их ног и корчили рожи.
- Ольга устраивает Витьку в школу на П-п-плющихе. Директриса п-п-попросила оформить стенд для подготовишек.
- Знаете… - Худой взъерошил волосы. - Знаете, очень хочется выпить.
- Не мешало бы. - Никон посмотрел на Гену. - Тут есть что-нибудь?
Гена открыл тумбу стола, нагнулся, посмотрел и достал бутылку "Buchanan’s". Там едва плескалось на донышке.
- Негусто, - прогудел Никон.
- Почему Вова мешал спиртное с транквилизаторами? - спросил Бравик. - Ольга говорила, что он много пил.
- Да ни хрена он не п-п-пил, я тебя умоляю… Он последний г-г-год к спиртному почти не прикасался. Ему и без к-к-кирла хватало впечатлений. П-п-просто Вове легче было совершать уходы, если он выпивал глоток крепкого и принимал таблетку седуксена. Так сказать, т-т-техническое подспорье.
- Слушайте, пошли в "Париж", - решительно сказал Худой. - Надо выпить, ей-богу.
- Успеете, - сказал Бравик, посмотрел Лободе в глаза и спросил: - Как он подправил биографию папы?
- Вова очень уважал Израиль Борисыча, - сказал Лобода. - Г-г-говорил, что он ничуть не хуже Вернера фон Б-б-брауна.
* * *
В кабинете с волнообразными портьерами и алебастровым бюстом сидели за длинным столом главный инженер Кац и Головко, начальник производства. Напротив, закинув ногу на ногу, непринужденно сидел на венском стуле брюнет в шевиотовом костюме, обкомовский инструктор из отдела промышленности. Он приехал час назад, без телефонного звонка. Мужик оказался свойский, но и не "тыкал", как иные в обкоме.
- Вы свои кадры лучше меня знаете, - сказал брюнет, - но он перспективный инженер, это факт.
- Молод больно, - с сомнением сказал Кац. - Участок-то узловой. На данный момент - наиглавнейший.
- И хорошо, что молод. Молодым везде у нас дорога. Вуз закончил с отличием, последние два курса был секретарем комитета комсомола, шесть рацпредложений за последний год. Справится, товарищи.
- Что ж, парень он надежный, - задумчиво сказал Головко. - Трудяга, люблю таких… Он в аспирантуру хочет, послал заявление в ЦАГИ.
- Вытянет участок - будет ему и аспирантура, верно? - рассудительно сказал брюнет. - Так сказать, воздастся по делам. Елиневич поддержит, я уверен.
- Что ж, я - за. - Кац вынул из кармана галифе кисет и стал набивать трубку. - Сейчас придет, я ему так и скажу: или, Изя, грудь в крестах, или голова в кустах.
- Важно, чтоб инструментальщики не подвели, - сказал Головко. - И чтоб люди работали как надо. Но тут уж как он сам себя поставит.
- Значит, решили. - Брюнет встал. - Последнее слово за директором.
Он простился с Головко и Кацем, прикрыл за собой обитую дерматином дверь и пошел по коридору. Навстречу торопливо прошагал лопоухий итээровец, подошел к кабинету главного инженера и нерешительно взялся за дверную ручку.
Брюнет поглядел парнишке в спину и сложил пальцы в колечко: удачи, Израиль Борисович.
* * *
За столиком у окна гуляла компания командировочных - четверо краснолицых, грузных, в одинаковых дорогих костюмах. Они уговорили бутылку "Курвуазье" и литр "Кауфманна", много ели, вели себя негромко, только время от времени начинали спорить, и тогда от столика неслось: "Да говно полное эти красногорские композиты! Чо ты мне вообще говоришь? Это французская технология семидесятых, наши ее передрали, а по нынешним условиям это полное говно!" Слева от входа шестеро студентов щелкали фисташки, трепались о футболе и всякой чешуе и, похоже, готовы были растянуть бокалы с "Будвайзером" до утра. Напротив барной стойки дама с пышной прической щипала ложечкой миндальный торт и запивала красным вином. В углу, спиной к залу, сидел человек во фланелевой куртке с поднятым капюшоном, а за соседним столиком маленький бородач ел солянку.
Друзья сидели под репродукцией "Дым окружной парижской дороги". Им уже два раза поменяли пепельницы. Бравик без охоты выцедил немного виски и теперь пил чай. Худой часто делал маленькие глотки. От выпитого он побледнел, Лободу слушал с лицом огорченным и недоверчивым. Никон тянул одну сигарету за другой, а Гена отяжелел, поугрюмел, у него покраснели глаза. Он махнул два стакана подряд, едва сев за стол, да и после несколько раз наливал.
- Ты про себя не рассказал, - прогудел Никон. - Как Вова тебя уберег?
- Хороший вопрос. Он долго т-т-темнил: дескать, п-п-приехал ко мне на дачу, п-п-пил со мной до утра, чтоб я в тот вечер не возвращался в Москву…
* * *
Гаривас сказал:
- Мы с тобой напились до синих соплей, потом до полудня отсыпались. Выходим к калитке - колесо спущено. Поставили запаску и поехали. А они потом, видать, рассудили, что уже незачем огород городить.
- Я Андрюшу накажу. Я это т-т-так не оставлю. Он человек б-б-без совести.
- Брось. Смешно слушать.
- Он знал, к-к-кого валил, - сказал Лобода. - Мы к-к-когда на авторынке встретились, он п-п-про сынишку рассказывал: дескать, хорошо рисует, к м-м-математике способный… - Лобода потрогал левую бровь. - Я его накажу, т-т-такое прощать нельзя.
- Детский сад, штаны на лямках… Романтик ты, Саня.
Они шли вдоль парапета. Справа упирался в облака шпиль университета, слева серел плоский купол Большой спортивной арены, и над бурым изгибом реки кружили голуби.
- Хорошо, давай взглянем по-другому, - сказал Гаривас. - Давай рассуждать разумно. Как Майкл Корлеоне. За что ты накажешь Чистякова? Ведь ничего не было. Он не сделал тебе ничего плохого. Все осталось в той реальности. А ты хочешь его наказывать в этой.
- Т-т-ты, Вова, мертвого уболтаешь.
- Не ищи его и больше о нем не думай. У него масса профессиональных вредностей, он когда-нибудь свое получит.