- Потому что когда-то они у меня были, а потом исчезли, - улыбнулась Илона, обнажив ряд красивых, ровных белых зубов. - Дружили-дружили, кололись вместе. А когда я заразилась от кого-то из них - исчезли, словно их никогда и не было, не было общих тусовок, кабаков, клубов, мотоциклов…
- Так случается, - сказала Даша, втыкая Илоне иголку в руку.
- А я вот все время думаю о том, что там, в компании моих бывших друзей, остался тот, кто меня заразил. Знает ли он о своей болезни? Или они уже все больны? Я хотела бы с ними поговорить. Со всеми без исключения. Хочется рассказать им, как мне страшно и больно.
- Попробуй созвониться с ними. А вдруг кто-нибудь придет?
- Не придут. Я звонила на мобилки - тишина, отправляла сообщения с приглашением прийти и серьезно поговорить - тоже тишина. Похоже, люди боятся, что СПИД передается через звонки. - Илона, сверкнув колечком в губе, снова улыбнулась. - Словно вирус в Интернете.
- Это от недостатка информации.
- А-а! - махнула свободной от капельницы рукой Илона. - Какое это теперь имеет значение?
- А родители у тебя есть?
- Есть, куда они денутся?
- Расскажи мне о них, а я посижу возле тебя, - сказала Даша, присаживаясь на стул у кровати.
- Родаки у меня крутые. В том смысле, что бабок у них валом. У меня с ними никогда не было общего языка. Нет, они меня любят, но по-своему. У них вся жизнь построена на деньгах. Что-то вроде культа денег в семье. "Что тебе надо сегодня, Илоночка?" - "Сто баксов". - "Пожалуйста". - "Хочу новый байк". - "Покупай". Что хочешь, то и покупай. Никаких ограничений.
- Разве это плохо? Сколько девочек мечтают так жить, но…
- Знаешь, Даша, чего мне хотелось бы сейчас, если бы можно было вернуть время на несколько лет назад? Я хотела бы жить с родителями в скромной "хрущевке" где-нибудь на окраине города. И чтобы пришла я из школы, а дома была мама не в пеньюаре за штуку баксов, а в простом ситцевом халатике и фартучке. Мне хотелось бы, чтобы перед глазами не мелькали толстозадые домработницы, а мама встретила меня на шестиметровой кухне, где пахнет свежим борщом. Я бы лопала этот борщ вприкуску с чесноком, а мама спросила бы: "Как у тебя, Илоночка, дела в школе? Что ты получила за вчерашнее сочинение? Не кололо в правом боку, когда ты бежала кросс на физкультуре?" Глупая мечта, правда?
Даша поправила на руке Илоны отклеившийся пластырь и промолчала.
- Ты не поверишь, но мои родаки ни разу не ходили на школьные собрания, не заглянули в дневник или тетрадь. "Илона, если надо заплатить кому-то из учителей, то деньги на столе", - говорила мама. Они считали, что я учусь в институте, а я три года гоняла на мотоцикле, и никому не было до меня дела. Мама не знает, во сколько лет у меня начались месячные и когда я начала заниматься сексом. Ты думаешь, я бы ей не сказала? Конечно, рассказала бы обо всем… Просто меня никто об этом не спрашивал.
- У тебя братья, сестры есть? - спросила Даша, желая перевести разговор на другое.
- Откуда? Я единственный драгоценный отпрыск… Слышь, Даша, мне жаль, что мы не встретились раньше. Мне кажется, мы смогли бы подружиться, хотя такие разные.
- Мы можем подружиться сейчас.
- Правда?! - Илона даже подскочила в постели от радости. - Ты будешь заходить ко мне?
- Конечно. Только лежи тихо. - Даша легонько погладила Илону по худой руке, обтянутой сухой кожей, и заметила, что один из фурункулов лопнул и из него потекла жидкость, смешанная с кровью.
- У меня была хорошая соседка. - Илона кивнула головой в сторону пустой кровати. - Скоро подселят новую.
Первый рабочий день Даши пробежал так быстро, что она не заметила, как пролетело время. Вечером она возвращалась домой с чувством своей нужности и востребованности, хотя в отделении морально оказалось намного тяжелее, чем она предполагала. В этот день умерла одна старушка. Соседка по койке нажала на кнопку вызова и, когда Даша прибежала, молча показала в сторону притихшей старой женщины. Когда по коридору провозили поскрипывающую каталку с телом, накрытым простыней, никто из больных не произнес слова "умерла". Только шепотом спрашивали: "Кто?" - "Александровна", - отвечали им таким же тихим голосом, словно чтобы не потревожить еще одного навеки уснувшего человека.
В последующие дни Даша постепенно привыкала к неписаным законам хосписа. Было странным то, что перед смертью пациенты напрочь забывали о грубых словах, об эгоизме и оставляли в себе только лучшие качества, словно чувствовали, что вскоре предстанут перед праведным судом, на котором придется отвечать за свои прижизненные грехи. Они старались подбодрить друг друга, поддержать, чем-то помочь, успокоить. Недаром говорят, что горе объединяет. Этих людей свел в одном месте тяжелый недуг, который не делал выбора между молодым и пожилым, бедным и богатым.
Даша заметила, что здесь никто не произносит слово "смерть". В душном помещении со спертым воздухом, наполненным стонами и тяжелым дыханием больных, она поселилась навсегда. Ее никто не видел, но все знали, что она, молчаливая и хмурая, не покидает это место, прячется по темным углам, неустанно бродит по палатам и коридорам, выискивая очередную жертву. Хоспис стал ее вечным пристанищем - здесь была ее сила, ее власть. Здесь для жизни оставалось совсем мало места…
Глава 32
Последнее время Даша нашла себе новое занятие. По вечерам, чтобы не думать о плохом, она начала рыскать по Интернету, где была куча как полезной, так и совершенно пустой информации. Однажды она случайно прочла письмо человека, подписавшегося "Одиночество". Было заметно, что человек писал в расстроенных чувствах, на скорую руку, но главное, что зацепило Дашу за живое, - он был в отчаянии. Незнакомец не указал свой возраст и вообще написал очень мало, но в каждом слове чувствовалась безысходность человека, растерявшегося от обрушившихся на него несчастий. И Даша решила ему ответить.
"Здравствуй, незнакомец! - написала она. - Я прочла твое письмо, и мне захотелось с тобой поговорить. В этот длинный зимний вечер я сижу одна в квартире, а за окном завывает ветер. Он воет, рвется в окна, ударяясь в стены дома, и мчится дальше, за угол, чтобы со свистом налететь на задержавшегося на улице одинокого прохожего, треплет полы его одежды, забирается под воротник… Может, это ты возвращаешься домой?"
Даша помедлила, размышляя, каким именем подписаться. Она никогда не любила вымышленные имена и псевдонимы, предпочитая все естественное. Поэтому подписалась своим настоящим именем - Дарья.
Сергей несколько дней не входил в Интернет и не просматривал почту. Натолкнувшись на бездушие людей, ответивших ему, как на непробиваемую стену, он уже не надеялся получить нормальное письмо. Но сегодня ему было особенно тяжело. Утром, уходя на работу, он забыл закрыть окно спальни. Вернувшись домой, он по привычке включил везде освещение и вслушался в тишину. До его слуха донесся далекий тоскливый звук, словно кто-то плакал.
- Виталина! - крикнул он и как безумный бросился наверх, откуда доносился странный звук.
Он резко распахнул дверь спальни и застыл, разочарованный. Это был вой ветра, гулявшего по спальне.
- Я сошел с ума, - сказал Сергей сам себе, закрыл окно и задвинул плотные шторы.
Вот тогда он и решил еще раз, так, на всякий случай, просмотреть электронную почту. Среди массы отвратительных замечаний и оскорблений были приглашение от Свидетелей Иеговы посетить их занятие по изучению Библии, предложение от частного психотерапевта прийти на прием, от организации по борьбе со СПИДом - обратиться к ним за помощью, и даже письмо от "моржей", которые предлагали вместе вести здоровый образ жизни.
"Уже лучше, - подумал Сергей, - но это все не то, чего хотелось бы".
Последним оказалось письмо от Даши. Сергей не поверил своим глазам и перечитал его еще раз, потом еще. Какая-то незнакомка затронула потаенные струны его души. Она словно увидела его, затерянного среди людей в ветреный зимний день. "Ветер… треплет полы его одежды, забирается под воротник. Может, это ты возвращаешься домой?" - в который раз перечитывал Сергей, думая о том, что Дарья как будто увидела его в этот вечер.
"Ветер залетел за угол дома и ворвался в окно спальни, которое я утром забыл закрыть, - начал быстро набирать Сергей. - Он тоскливо выл, словно моя душа плакала вместе с душой моей покойной любимой жены". Он не стал подписываться глупым псевдонимом "Одиночество". Ему надоело притворяться, что все вокруг хорошо. Сейчас Сергею хотелось быть самим собой, писать то, что приходит в голову, и он подписался своим именем. Потом нервно закурил, прислушиваясь, как бешено бьется сердце в ожидании ответа. "А вдруг она уже спит?" - мелькнула тревожная мысль, но он продолжал безотрывно, до боли в глазах вглядываться в экран компьютера в ожидании ответа. И скоро он его получил.
"Ветер выл, но вы закрыли окно и задернули шторы, не давая ему ни малейшего шанса разносить тоску по дому. Он улетел и теперь стучится в другие окна. Я слышу, как он раскачивает могучее дерево под моим окном. Ветер сильный, он это знает. Но мы, люди, сильнее, потому что можем мыслить, любить, верить и ждать. Дарья".
Сергей стал быстро набирать ответ, боясь, что незнакомка сейчас выключит компьютер и он до утра останется один на один со своими грустными мыслями и будет целую ночь слушать отвратительный, жуткий, пробирающий до глубины души вой ветра.
Сергей: "Я не могу слушать этот вой. Я хочу слышать человеческий голос".
Дарья: "Сейчас это невозможно. Я могу только писать".
Сергей: "Не оставляй меня этой ночью, прошу тебя".
Дарья: "Я буду писать всю ночь, если для тебя это так важно".
Сергей: "Ты даже представить себе не можешь, как мне это нужно! Поговори со мной".
Дарья: "Тебе хочется о чем-то или о ком-то поговорить? Я готова выслушать".
Сергей: "Я очень сильный человек. У меня есть все, что нужно для нормальной жизни. Но в ней не хватает Виталины, без которой мне очень плохо и жизнь теряет смысл".
Дарья: "Если хочешь, расскажи о ней".
Сергей: "С чего начать?"
Дарья: "С самого яркого воспоминания".
Сергей: "Наверное, это был день, когда я впервые ее увидел".
И Сергей описывал и описывал воспоминания, которые были настолько живы в его памяти, что, казалось, все было только вчера.
Он был признателен незнакомке за то, что она не спала ночь и дала ему возможность высказаться, но не находил слов, чтобы сказать об этом, и только к утру сообразил, что он - самый настоящий эгоист. "Возможно, Дарье утром идти на работу, а я не дал ей отдохнуть, - подумал он. - Да я вообще ничего о ней не знаю. Я думал о себе и не подумал о ней".
Сергей: "Прости, я забыл спросить: тебе надо через пару часов идти на работу или будешь отдыхать?"
Дарья: "Да, мне надо идти на работу".
Сергей: "Кем ты работаешь?"
Дарья: "Медсестрой в больнице".
Сергей: "Господи! Как же ты будешь теперь целый день?"
Дарья: "Не волнуйся. Лучше, чем вчера, это точно. Спасибо за эту ночь, она была необыкновенной".
Сергей: "Я не хотел бы, чтобы это была наша первая и единственная ночь переписки".
Дарья: "Я тоже".
Сергей: "Хочу узнать о тебе хоть что-нибудь, кроме того, что этой ночью ты была одна в квартире, а утром пойдешь на работу в больницу".
Дарья: "У нас еще будет время пообщаться".
Сергей: "Я сегодня впервые за восемь месяцев буду спешить домой".
Дарья: "Я тоже".
Сергей: "Значит, тебе тоже одиноко дома?"
Дарья: "И не только дома. Везде, кроме работы".
Сергей: "Странно, но меня тоже спасает работа".
Дарья: "Если мы начнем рассказывать друг другу о работе, то точно на нее не попадем".
Сергей: "Тогда до вечера?"
Дарья: "До двадцати ноль-ноль".
Сергей: "До свидания".
Дарья: "Удачного дня!"
Глава 33
Две недели переписки с Сергеем внесли в жизнь Даши свежую эмоциональную струю. Ежедневно они писали друг другу, но девушке казалось, что Сергей где-то рядом и она может с ним просто разговаривать. Иногда они рассказывали о себе, находя много общего в своих таких разных, но чем-то похожих судьбах. Они говорили о своих пристрастиях, увлечениях и даже мечтах. Незаметно в их переписке начала появляться нежность, доставляющая чувство тихой радости. Жизнь приобретала все новые и новые яркие краски. Очень медленно, но Сергей и Даша переставали чувствовать себя одинокими путниками, затерянными в пустыне. От дома Сергея еще веяло тишиной и грустью, а на работе у Даши по-прежнему пахло смертью, но призрачным миражом для них обоих замаячила манящая прекрасная даль.
Сергей по-разному представлял себе Дашу. Иногда она казалась ему светловолосой с умными и добрыми глазами. Другой раз его воображение рисовало ее шатенкой с мелкими веснушками на носу. А бывало, что он представлял ее похожей на Виталину. Сергей чувствовал себя беспомощным мальчишкой и думал о том, как бы по неосторожности не написать лишнее слово, чтобы ненароком не ранить чувствительную душу незнакомки. Конечно, боль не покинула его и он по-прежнему ощущал присутствие жены, но у него появилось непреодолимое желание постоянно общаться с Дашей. Переписку по Интернету он не считал предательством Виталины. Напротив, Сергею иногда казалось, что она стоит за спиной, когда он пишет очередное письмо Даше. Стоит, гладит его по волосам и не осуждает.
Для Даши переписка стала частью жизни. Сначала она писала, чтобы поддержать незнакомого человека, которому было тяжело, и сама не заметила, как начала доверять ему свои мысли, а ее истерзанная душа начала успокаиваться. От их переписки исходил ясный и чистый, как дождевая вода, свет, который постепенно притягивал их друг к другу…
Даша, раздумывая, какие слова подобрать для приветствия, когда после работы будет писать Сергею, пошла в палату, где лежали две пожилые женщины, давно уже переступившие рубеж, отпущенный жизнью. Их похожие на мумии тела отслужили свой век, а худые ноги, отказавшись носить хоть какую-то тяжесть, стали похожи на плети. Но жизнь упорно не хотела уступать место смерти, обрекая старушек на мучения. При всех стараниях медперсонала на восковых телах, высохших, как цветы по осени, были ужасные пролежни. Они образовывали рубцы, а местами раны и язвы, которые гноились и кровоточили.
- Ну что, бабуленьки-красотуленьки, - сказала Даша, - будем обмываться и обрабатываться?
- Кто сегодня первый? - спросила, как все ее здесь звали, бабушка Маша.
- Хотя бы и вы, - ответила Даша, поворачивая на бок ее иссохшее, окостеневшее, неподвижное, но такое тяжелое тело.
Пока она ловкими, выверенными до мелочей движениями обрабатывала пролежни, соседка бабушки Маши, бабушка Марина, рассказывала:
- Вы не поверите, но мне сегодня приснилось, как я была молодая. Наверное, мне тогда было лет пятнадцать… Нет, вспомнила. Я была тогда шестнадцатилетней.
- Это плохой сон, - заметила бабушка Маша.
- Дай-то Бог быстрее, - перекрестилась старушка, понимая, что речь идет о близкой смерти.
- Ну и что же было, когда вы были шестнадцатилетней? - спросила Даша, продолжая работать.
- Мне приснилась моя первая любовь. Представляете, Михаила нет уже больше полувека, а я его видела так ясно и отчетливо, словно это было вчера, а не семьдесят лет назад.
- Ваша очередь, - подошла Даша к бабушке Марине. - А вы рассказывайте сон, мне интересно.
- Можете себе представить, во сне я чувствовала, как бешено стучит в груди сердце, словно тогда, на нашем первом свидании. Мы с Мишкой встретились в саду. Была чудесная весна, яблони цвели так, что ничего подобного я не видела за всю свою жизнь. Он сорвал веточку с розовыми цветами и подарил мне.
- Целовались? - спросила бабушка Маша.
- Тогда мы первый раз поцеловались, - мечтательно сказала старушка, а Даша попыталась представить ее молодой, пышущей здоровьем, но ничего не получилось: она обрабатывала раны, превратившиеся в язвы, на иссохшем и одеревеневшем теле. - С тех пор я полюбила духи с цветочным ароматом.
- А я никогда не любила приторные запахи, - вставила ее соседка.
- А еще я любила цветы, - продолжала бабушка Марина. - Мне их так мало дарили! Я всегда мечтала, чтобы кто-нибудь подарил мне огромный букет белых роз.
- Так никто и не подарил? - спросила Даша.
- Я думаю, такой букет мог бы подарить только Мишка, но его на войне убили.
- Проклятая война, - поддержала ее бабушка Маша.
- А хотите, я вам стихи почитаю о первой любви? - предложила Даша.
- Пушкин написал? - спросила бабушка Марина.
- Нет, - ответила Даша, заканчивая обработку пролежней, - Юлия Друнина.
- Почитай, детка, почитай.
Даша открыла дверь, чтобы свежий воздух из коридора попал в палату, и, опершись спиной о дверной косяк, начала читать тихим, душевным голосом:
Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой
- Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.Не тянитесь к прошлому, не стоит
- Все иным покажется сейчас…
Пусть хотя бы самое святое
Неизменным остается в нас.
Воцарилась звенящая тишина. Обе пожилые женщины, много повидавшие на своем веку, перед уходом в вечность вернулись мыслями в далекую молодость, в то время, когда казалось, что впереди долгая жизнь, полная надежд и счастья. Даша решила тихонько выйти из палаты и чуть не наткнулась на инвалидную коляску.
- А ты что здесь делаешь? - спросила она парня, сидевшего в ней. - Я и не слышала, как ты подъехал.
- Я проезжал мимо, когда услышал, как ты читаешь. Это было здорово! - словно извиняясь за нечаянно подслушанный разговор, произнес Андрей.
- Даша, - дрожащим голосом позвала бабушка Марина. - Подойди ко мне, детка.
Даша подошла и ладошкой вытерла две слезинки, сбежавшие из ее потухших глаз.
- Мне так хочется большой букет белых роз, - сказала пожилая женщина. - Возьми в тумбочке деньги и купи мне их в подарок.
- Если я возьму деньги, это будет покупка, а не подарок, - возразила Даша и предложила: - Завтра утром принесу. Идет?
- Нет, сегодня, - тихо сказала бабушка Марина, и Даша все поняла.
- Я сейчас. Я быстро!
Старушка жестом остановила ее, достала деньги и молча протянула их Даше. Андрей тоже подал ей деньги.
Даша отпросилась у старшей медсестры и, накинув шубку поверх халата, вышла на улицу. Здесь она остановилась, раздумывая, где неподалеку можно купить цветы. Вспомнила, что их продают совсем рядом, в подземном переходе, и побежала туда, боясь опоздать.
В переходе на сквозняке женщины в шубах и теплых куртках, с раскрасневшимися от мороза лицами предлагали редким прохожим цветы. Даша сразу увидела белые розы. Они стояли в ведре с водой прямо на земле, явно страдая от мороза и ветра.
- Белые розы, букет, - попросила Даша.
- Сколько тебе, девочка? - спросила румяная женщина, снимая теплые варежки.
- Хотя бы штук девять, - сказала Даша, протягивая деньги.
Та пересчитала деньги, сунула их в карман куртки и ответила:
- Хватает только на шесть штук.
- Мне надо девять. Я добавлю, - ответила Даша и достала свой кошелек.