- Ха-ха-ха! - Довжик откинулась на спинку стула и положила ногу на ногу. - Формально не стали бы, но замучили бы придирками и вопросами. Сделайте это и это, тогда возьмем, а покажите окулисту, без его осмотра не возьмем, а подержите до вторника, а то у нас мест нет. И вы бы каждый день пальчиком по столу стучали - ай-яй-яй, Маргарита Семеновна, сколько можно возиться. Думаете, я забыла, как переводила Сафиуллина в "пятнашку"? Да он мне потом полгода в страшных снах снился! Две недели с ним возилась, готова уже была отдаться забесплатно тамошнему заведующему, чтобы только он деда взял, да еще две объяснительные Валерии Кирилловне написала…
- И деда заодно выжали как лимон, - усмехнулась Ирина Николаевна. - Сноха замучилась к вам бегать. Помню-помню!
- Нет, еще забесплатно прикажете так мучиться! - Маргарита Семеновна всплеснула руками. - И потом я за это время двух человек на койке пролечила бы. Это же надо учитывать!
Ирина Николаевна ничего не ответила. Довжик приободрилась и решила закрепить успех:
- А как вы сами не любите всей этой бодяги, Ирина Николаевна!
- Той бодяги, которая бывает потом, я не люблю еще больше! - нахмурилась заведующая отделением. - Вы же знаете мой принцип - концы в воду надо прятать так, чтобы они не всплывали… некстати. Скажите, Маргарита Семеновна, а как я вам подписала выписку с такими анализами? Или вы расписались и за себя, и за меня…
- Как вы могли такое подумать! - Довжик в ужасе замахала руками. - Чтобы я подделывала вашу подпись! Да никогда в жизни! Я же не уголовница какая-нибудь! Все было проще - позвонила в лабораторию и попросила девочек написать пристойные анализы…
Практика написания "липовых" результатов родилась задолго до создания НИИ кардиологии и кардиохирургии имени академика Ланга и, скорее всего, будет существовать вечно. Кому-то надо ухудшить состояние, кому-то, наоборот, улучшить. Как отказать ближнему своему, если ему надо? Ведь завтра и тебе может что-то понадобиться, и тогда…
"Липовые" анализы ужасно раздражали администрацию института. С "липовыми" анализами боролись. Однажды даже сам Зевс снизошел с Олимпа, чтобы метнуть молнии в строптивых… то есть сам Всеволод Ревмирович почтил своим присутствием утреннюю конференцию и не только высказал свое сиятельное недовольство, но и даже соизволил постучать кулаком по столу, что означало крайнюю степень негодования. Если кто-то (например - сам директор) думал, что это поможет, то очень заблуждался. Как анализы высасывались из пальца, так они и продолжают высасываться. Это жизнь, а жизнь всегда возьмет свое, как бы ей ни препятствовали. Фальсифицируются не только результаты анализов, но и данные всех обследований, разница только в цене вопроса.
- Ясно - понятно… - больше вопросов у Ирины Николаевны не было. - Барчукова выписалась, в поликлинике…
- Или при очередной госпитализации…
- Не суть важно. Важно, что кто-то, родственники или коллеги, нажаловались на нас, и теперь мне придется расхлебывать вашу кашу.
- Нашу кашу, - многозначительно уточнила Довжик.
- Вашу кашу, - повторила Ирина Николаевна. - Я же ни сном, ни духом…
- Можно? - в кабинет заглянула старшая медсестра.
- Нужно! - ответила заведующая отделением. - Давайте-ка посмотрим…
Беглое изучение истории болезни гражданки Барчуковой Лидии Георгиевны показало, что история оформлена великолепно. Ни сучка, ни задоринки, ни, как говорил Микешин, "зацепочки для придирочки". Писать Маргарита Семеновна умела и концы с концами сводила куда лучше, чем прятала их в воду. Хотя в глубине души Ирина Николаевна понимала, что такие концы лучше и не спрятать, разве что только вместе с самой Барчуковой, но это уж чересчур. Не каморра, чай, неаполитанская…
- Что ж, сказав "а", надо сказать и "б". - Ирина Николаевна вырвала из сшитой степлером стопки два листа и протянула их Маргарите Семеновне.
- Вы думаете, что Валерия Кирилловна полезет в журналы? - удивилась та, беря листы. - Навряд ли…
В лаборатории среди дюжины различных журналов (какое же уважающее себя медицинское подразделение не ведет кучу разнообразной документации?) имелся и журнал регистрации анализов и их результатов, куда вручную, несмотря на то что на дворе стоял двадцать первый век и результаты распечатывал компьютер, записывались данные. А как иначе, ведь журнал в принтер не запихнуть?
В журнал списывались реальные данные, "липу" туда не вносили или вносили, но по отдельной просьбе. Если при "раскопках" выяснится, что результаты анализов, вклеенные в историю болезни, не совпадают с данными из журнала, то будут сделаны соответствующие выводы со всеми вытекающими последствиями.
- Валерия Кирилловна, может, и не полезет, а прокурор точно полезет, - ответила Ирина Николаевна. - Проконтролируйте, пожалуйста, чтобы не было явных помарок. Лучше всего заменить листы целиком.
- Станут они из-за одного несчастного анализа переписывать целый лист!
- Маргарита Семеновна, мне кажется, что вас не надо учить договариваться с людьми. Если хорошо попросите, они вам не то что лист, а весь журнал перепишут.
- Приложу все усилия, Ирина Николаевна.
Довжик встала, свернула листы вчетверо, убрала их в карман халата и вышла из кабинета.
- Валерия Кирилловна еще не звонила? - спросила старшая медсестра.
Заведующая отделением отрицательно покачала головой.
- Значит - что-то серьезное, раз сразу не позвонила.
- Не каркай, Алла, и без тебя тошно! - Ирина Николаевна не любила плохих прогнозов и предсказаний. - Может, Кирилловна чем-то занята.
- Может, и так. Полина сказала, что кроме нашей еще девять историй ей отправили. По одной из разных отделений.
- Ну вот видишь - девять историй плюс наша десятая. Просто руки еще не дошли…
Руки у заместителя главного врача по лечебной работе не дошли до отделения интервенционной аритмологии до конца дня. Уходя с работы, Ирина Николаевна подумала, что дело и впрямь принимает не лучший оборот. Обычно Валерия Кирилловна была скора на расправу. Получит жалобу, посмотрит историю и сразу же зовет перед свои светлые очи. На такие случаи у нее и присказка соответствующая имелась: "Чего тянуть с хорошим делом?" И верно - не стоит тянуть, так и забыть можно, закрутиться-завертеться.
На следующий день про Барчукову тоже никто не вспомнил. Мучимая неопределенностью, а еще больше - любопытством, Довжик не выдержала и позвонила домой к своей бывшей пациентке, благо телефонный номер был указан на первой странице истории болезни, то есть на первой странице снятой копии. Немного изменила голос, стараясь говорить басовито, представилась медсестрой из поликлиники и поинтересовалась номером пенсионного удостоверения (какая разница, с чего начинать разговор?). Номер ей узнать не удалось, потому что пенсионное свидетельство вместе с самой Барчуковой находилось в Белгороде.
- Там брат мой старший живет, у него дом собственный со всеми удобствами, просторно, у мамы отдельная комната, да и воздух там чистый и климат мягче, - сбивчиво тараторила дочь, словно оправдываясь в чем-то, - а то она здесь совсем расклеилась. Опять же - моторчик ей поставили, за сердце можно быть спокойным…
- Моторчик у Карлсона, а у вашей мамы кардиостимулятор, - строго поправила Довжик и, не прощаясь, дала отбой, потому что продолжать разговор не было смысла.
В ординаторской были все врачи, включая и заведующую отделением, и все были в курсе происходящего, поэтому Довжик без предисловий сказала:
- Бабка поправляет здоровье у сына в Белгороде. Не понимаю, что за кипиш с этой историей.
- Может, она там того, а оттуда сообщили, - предположил Микешин.
- Дочь вроде спокойно разговаривала…
- Так, может, рада без памяти, что от мамаши избавилась…
- Даже если рада, Миша, то показывать этого не должна, - вставил Капанадзе. - Существуют же приличия…
- Это у вас еще их соблюдают, - отмахнулся Микешин, - приличия, традиции, ритуалы… В Москве все проще - померла так померла.
- Она еще не померла, - поправила Довжик.
- Рано или поздно это случится, - усмехнулся Микешин.
Микешин, писавший дневники, подумал о том, что анекдоты о врачебном цинизме ничуть не преувеличены. Скорее - преуменьшены.
- Вряд ли Валерия Кирилловна развлекается чтением историй болезни, - сказала Ирина Николаевна. - Насколько мне известно, она любит детективы, как не зайдешь, у нее новая Донцова на столе лежит… Что-то там все равно неладно.
- Но что же? - спросила Довжик.
- Придет время - узнаем…
В детективах такое случается часто. Бьется главный герой над разгадкой таинственного убийства или еще какого-нибудь преступления, но лучше все же убийства, потому что так страшнее и вообще - убийство интригует сильнее всего, не находит себе места, ломает голову, а порой и ноги вместе с руками, и вот, когда он уже готов признать свое поражение, появляется соседка-сплетница (или дальняя родственница убитого, или разносчик пиццы, или почтальон, да кто угодно может появиться!) и говорит, что в тот самый злосчастный день, в тот самый злополучный час, в том самом зловещем месте она видела Того Самого Второстепенного Героя, Которого Никто Ни в Чем Не Подозревал. И сразу же все становится на свои места, сложнейший пазл складывается, тайна раскрыта, можно откладывать книгу в сторону и брать другую. Порой нечто подобное происходит и в реальной жизни.
- Какие в наше время пошли люди! - сокрушалась неделей позже в той же ординаторской отделения интервенционной аритмологии окулист Анжела Арутюновна. - В глаза улыбаются, сладкие слова говорят, а за глаза норовят помоями облить. Представляете, Маргарита Семеновна, какая-то сволочь сказала Валерии Кирилловне, что я приписываю нагрузку. Якобы показываю в отчете больше, чем сделала. Так Валерия Кирилловна проверку устроила. Затребовала несколько историй за прошлый месяц и сверилась - назначена ли там консультация окулиста и есть ли моя запись. Все совпало, потому что я приписками не занимаюсь.
- А когда она их затребовала? - спросила Маргарита Семеновна.
- Да на прошлой неделе. Во вторник она вызвала меня и сказала, что к ней поступила такая информация, а в пятницу встретилась со мной в коридоре и сказала, что претензий ко мне нет.
Довжик переваривала полученную информацию около минуты, после чего поспешила к заведующей отделением делиться выводами.
- Бутылку "Хеннесси" отдала в лабораторию! - сокрушалась она, трагически заламывая руки. - Ноль семь! "Вери спешл"! Сто баксов стоит! За два переписанных листка!
- А так убиваетесь, словно литровый "Экстра олд" отдали, - презрительно поморщилась Ирина Николаевна. - Будет вам урок на будущее.
- "Хеннесси"!!!
- Лучше перестраховаться, чем недостраховаться! - напомнила Ирина Николаевна. - Разве не так? А если бы вы сейчас сидели у следователя и давали бы показания?..
- Тьфу! Тьфу! Тьфу! - не удовлетворившись сплевыванием через левое плечо, Довжик трижды постучала по дверному косяку. - Не говорите таких слов, Ирина Николаевна! У меня от них давление прыгает. Я, если хотите знать, так и чувствовала, нет - знала, что с Барчуковой будут проблемы!
- Вы ясновидящая? - удивилась Ирина Николаевна. - Это интересно…
- Да не надо никакого ясновидения! Достаточно посмотреть на номер ее истории! Тринадцать-тринадцать, то есть двойная чертова дюжина. Но "Хеннесси"! Ноль семь! "Вери спешл"! За два листка!
- Рыдайте в коридоре, - посоветовала Ирина Николаевна. - Может, там кто-то вас и пожалеет.
Невинная жертва замкнутой цепи обстоятельств
- Да он просто-напросто чудак на букву "мэ". Вбил в свою голову, что я хорошо разбираюсь в людях и продолжаю хорошо к нему относиться, вот и пристает со своими переживаниями. Нечасто, но основательно.
- А как ты к нему относишься?
- Знаешь, я уже забыла, какой он на ощупь, что он любит на обед и когда у него день рождения. А он продолжает регулярно звонить мне раза два в месяц и жаловаться на жизнь и очередную подругу. Сейчас он нашел себе какую-то творческую натуру. Работает в "Останкино" корреспондентом и пишет стихи. Я ее раз видела по телику - бледновата, тощевата, но в целом ничего…
- А один мой знакомый пишет стихи. Но он четко с приветом, контуженный. При знакомстве представляется так: "Владислав, городской романтик, специалист широкого профиля". Стихи, правда, у него хорошие, складные, про несчастную любовь.
- Что мужчины понимают в любви? Им же только одно надо! Про любовь только женщина написать может…
Другого развлечения, кроме громкого разговора двух медсестер, в столовой не было, поэтому Моршанцев благосклонно кивнул в ответ на вопрос невысокого очкастого крепыша, свободно ли за его столиком. Время было не совсем урочным для обеда, нашествие оголодавших ожидалось не раньше чем через час, и совершенно свободных столов вокруг хватало. Спрашивающему явно хотелось пообщаться, что ж - пожалуйста.
- Игорь, - представился парень, поставив свой поднос на стол.
- Дмитрий, - ответил Моршанцев.
Обошлись без рукопожатий.
- Какое отделение?
- Интервенционная аритмология.
- Врач?
- Санитар, - ответил Моршанцев, покосившись на бейджик, прикрепленный к карману халата.
- Я думал - может, ординатор или аспирант, - смутился сосед. - Я - ординатор второго года. Кардиохирург. А вы здесь ординатуру проходили?
- Нет, в институте хирургии. Кстати, со мной можно и на "ты", - сказал Моршанцев и, сочтя церемонию знакомства законченной, вернулся к своему борщу, пока тот не остыл.
- Ну и как там? Такая же тоска, как здесь?
- Нормально, - чего-чего, а тоскливой свою ординатуру Моршанцев назвать не мог. - Почему тоска?
- Потому что.
Сосед мгновенно расправился с салатом, впечатление было такое, что глотает он не жуя, и, прежде чем так же быстро съесть куриный суп с лапшой, сказал:
- Никто ничему не учит, на все один ответ - тебе надо, вот и учись. На операцию не пробьешься, нечего под руками мешаться и дурацкие вопросы задавать, самостоятельности никакой, учиться приходится урывками. Ординатура уже заканчивается, а кардиохирург из меня, как из… ладно, не за столом…
За второе (оба остановились на рыбных котлетах с картофельным пюре) принялись одновременно и ели не спеша, под разговор.
- Жизнь научит, - сказал Моршанцев, вспомнив кое-что из своего недавнего прошлого. - Ординатура, какая бы она ни была, с самостоятельной работой не сравнится.
- Тут она никакая! - вздохнул Игорь. - Просто обидно заплатить сто семьдесят тысяч за два года и ничего не получить.
- Так у тебя платная…
- А как же? В бесплатную сюда не пробиться - только для своих, и то всем не хватает. Вместе со мной на платную ординатуру поступила дочь профессора Батьковского, даже ей бесплатного места не досталось. Но что такое сто семьдесят тысяч для Батьковского, если он за операцию меньше трех тонн зелени не берет? А у меня отец - невропатолог в восемьдесят первой больнице, а мать - бухгалтер в собесе. Улавливаешь разницу?
- Улавливаю.
- Обидно, - повторил Игорь. - Я, конечно, понимаю, что тут все на деньгах завязано, но я же не денег хочу, а опыта. Вот друг мой проходит ординатуру в институте урологии. Там тоже очень многое не бесплатно, но и ассистировать дают, и оперировать, и любые манипуляции доверяют. Уговор один - не вступать с больными в денежно-материальные отношения. А здесь просто не пускают учиться, чтобы лишних конкурентов не плодить.
- Кардиохирургических клиник мало…
- В России их около восьмидесяти, причем каждый год открываются новые. Скоро в каждой области будет своя кардиохирургия. Так что тут не конкуренция, а другое…
- Что же? - полюбопытствовал Моршанцев.
- Нежелание ничего делать забесплатно. Хочешь чему-то научиться - договаривайся с кем-то в частном порядке. Институт с мировым именем! И дернул же меня черт поступать сюда. Как же - престиж!
- И дешевле, - уточнил Моршанцев. - В институте хирургии два года обошлись бы в двести десять тысяч.
- Если там реально учат, то можно и двести десять заплатить.
- Учат, - подтвердил Моршанцев. - Бегать за тобой никто, конечно, не станет, но все, что сам захочешь, покажут, расскажут и попробовать дадут. А когда поймут, что ты уже кое-что умеешь, так могут и конкретно завалить работой.
- Ясно…
Доедали молча, а под чай Игорь пристально посмотрел на Моршанцева и спросил:
- Нескромный вопрос можно?
- Попробуй, - разрешил Моршанцев.
- Сколько стоит устроиться сюда врачом?
- Я попал бесплатно.
- По блату?
- Нет, сам по себе. Можно сказать - взяли с улицы.
- В интервенционную аритмологию? - недоверчиво протянул Игорь. - Рассказывай-рассказывай… Про вас даже шутка есть: "кардиостимулятор без стимуляции не установишь".
- Есть, - кивнул Моршанцев, - слышал…
Развивать затронутую тему не хотелось. Уже второй месяц Моршанцев работал "как все нормальные люди" и никак не мог разобраться до конца в своих ощущениях. Точнее говоря - не мог определиться и привыкнуть. Или определиться и уйти.
"Судьбоносный", если можно так выразиться, разговор произошел вскоре после посещения выставки в Политехническом музее, но вряд ли случайная встреча за пределами института послужила тому причиной. Скорее всего, заведующая отделением, до сих пор присматривавшаяся к Моршанцеву, решила, что яблочко, образно говоря, созрело.
Сразу стало ясно, что разговор предстоит необычный. Ирина Николаевна попросила Моршанцева задержаться по окончании работы, сказала дежурившему в этот день Капанадзе: "Автандилыч, меня уже нет, ни для кого", заперла дверь кабинета и выдернула из розеток оба телефонных провода - городской и внутренний. Честно сказать - столь значимые приготовления немного насторожили Моршанцева, ибо чаще всего люди не хотят, чтобы им мешали именно во время неприятных разговоров. О приятном можно говорить и с перерывами, а вот с неприятным лучше закончить поскорее, не отвлекаясь.
- Скоро будет полгода, как вы работаете у нас, Дмитрий Константинович, - начала заведующая. - Хотелось бы узнать - нравится ли вам работа и намерены ли вы задержаться в нашем отделении надолго?
- Нравится, и уходить я не планирую, - Моршанцев говорил искренне, - если только сами не прогоните.
- Хотела - давно бы прогнала. В целом вы меня устраиваете.
- Спасибо, Ирина Николаевна.
- …Вы знающий врач, быстро учитесь, руки у вас растут откуда надо, вы сумели без особых проблем вписаться в наш довольно сложный коллектив…
Моршанцев подумал о том, что если не обращать внимания на чужих тараканов и не давать расползаться своим, то без особых проблем можно вписаться куда угодно.
- …Вы хорошо общаетесь с пациентами - дружелюбно, но без панибратства, вас не ненавидят медсестры…
"Когда я соберусь давать дуба, - подумал Моршанцев, - то непременно попрошу написать на моем надгробии: "Его не ненавидели медсестры". Лучшей эпитафии для врача не придумать".