- Маргит повернулась и прошла в гостиную, а я еще долго стоял на балконе, не замечая ни ночной сырости, ни пронизывающего ветра, все еще под впечатлением от ошеломляющей встречи. Я пытался вспомнить, было ли в моей жизни такое, чтобы через несколько минут после знакомства с женщиной мы бы сплелись с ней в страстных объятиях. Если быть честным, такое случилось со мной впервые. До секса дело всегда доходило лишь спустя пару дней, а то и больше. Я был не из тех, кто готов броситься в омут с головой. Слишком осторожный, слишком бдительный. До тех пор пока…
Нет, только не надо об этом. Не сейчас. Тем более после того, что произошло…
На балконе вдруг возник Монтгомери.
- Прячетесь здесь?
- Точно.
- Видите ли, мы любим, чтобы наши гости общались.
- Я здесь как раз беседовал с одной дамой, - сказал я, виня себя за то, что начинаю оправдываться. - Она только что ушла.
- Я не заметил, чтобы кто-то выходил.
- Вы следите за каждым углом?
- Совершенно верно. Вернетесь в гостиную?
- Я должен идти.
- Так рано?
- Именно.
Он заметил визитную карточку в моей руке..
- С кем-то познакомились? - последовал вопрос.
Я тотчас спрятал визитку Маргит в карман рубашки.
- Может быть.
- Вы должны попрощаться с мадам перед уходом.
Это была не просьба, а директива, которую следовало выполнять.
- Проводите меня.
Мадам стояла перед одним из своих портретов из серии ню - на нем из ее вагины произрастали оруженосные руки, опять-таки в обрамлении райской флоры и фауны. Это было полное безумие. Она держала пустой бокал и выглядела совершенно пьяной… во всяком случае, беседовать с ней мне совсем не хотелось.
- Мистер Рикс покидает нас, - сказал Монтгомери.
- Mais la nuit пе fait que commencer, - сказала она и захихикала.
- Я по ночам пишу, так что…
- Преданность искусству. Это восхитительно, не правда ли, Монтгомери?
- Восхитительно, - безучастно кивнул он.
- Что ж, милый, надеюсь, ты отлично провел время.
- Да, замечательно, - ответил я.
- И помни: если тебе захочется провести время в компании воскресным вечером, мы всегда здесь.
- Я запомню.
- Мне не терпится прочитать эту твою книгу…
- Мне тоже.
- Монти, он так остроумен! Мы должны снова пригласить его.
- Да, должны.
- Дорогой, - сказала она, притягивая меня к себе. - Хочу сказать, ты настоящий сердцеед, совершенный dragueut.
- Вы преувеличиваете мои способности.
- О, умоляю. Твой образ одинокого ранимого художника может сразить женщину наповал.
- Пока она говорила, я чувствовал, как ее мясистые пальцы вплетаются в мои.
- Ты одинок, милый?
Я осторожно высвободил руку. И сказал:
- Еще раз спасибо за очень интересный вечер.
- Ты кого-то подцепил, не так ли? - спросила она, и в голосе прозвучала горечь.
Я подумал про визитку, что лежала в нагрудном кармане.
- Да, - ответил я. - Думаю, что да.
10
В ту ночь я сидел перед монитором и пытался сосредоточиться, но в голове все прокручивалась сцена на балконе. Перед глазами стояло лицо Маргит. После наших объятий прошло уже шесть часов, но я до сих пор чувствовал ее мускусный запах, пропитавший мою одежду. В ушах звучал ее низкий хрипловатый голос, во рту ощущался вкус ее губ…
Я то и дело доставал ее визитку и подолгу смотрел на нее…
Я переписал ее телефонный номер в свою записную книжку, а заодно и в блокнот, лежащий на рабочем столе на случай, если визитки вдруг не окажется под рукой.
Я с трудом пытался вымучить свою новую норму - тысячу слов….
Безуспешно. Я был в сильном смятении, я был слишком рассеян…
Время тянулось медленно. Мне отчаянно хотелось уйти из этой комнаты пораньше, побродить по улицам, попытаться прийти в себя. Но если я оставлю свой пост…
Бла-бла-бла. Зачем повторять и без того известные доводы? Я прекрасно знал, что буду играть роль примерного работника и досижу до шести утра. А потом…
А потом позвоню ей и скажу, что не в силах дождаться пяти часов, что я должен увидеть ее немедленно. И примчусь на такси к дому номер 13 по улице Линне, и…
Безнадежно испорчу этот роман, погублю его в зародыше.
Немного холодка и отстраненности, вот что здесь требуется, mon pоte.
Так что пробудившись как всегда в два пополудни, я сходил за зарплатой, съел стейк фри в маленьком кафе возле Восточного вокзала, потом позволил себе предвечернюю прогулку вдоль канала Сен-Мартен и к половине десятого успел на "Неверную жену" Шаброля в кинотеатре "Брейди" (там шел мини-фестиваль его фильмов). Из кино на работу я отправился пешком, по дороге размышляя о сложностях моральных подтекстов Шаброля. История была стара как мир: муж узнает о неверности жены. Взбешенный, он убивает ее любовника, а потом…
Шаброль предлагает зрителю очень неожиданный и эффектный ход. Обнаружив, что муж убил ее amant, жена не впадает в истерику и не выступает в роли обличительницы. Она даже не сдает мужа полиции. Вместо этого супруги становятся сообщниками в преступлении - чем не подтверждение того, что в любых интимных отношениях (особенно тех, что длятся долгие годы) партнеры всегда сообщники. Как только пересечена граница сексуальности, мы в каком-то смысле вверяем свою судьбу провидению. Можно дистанцироваться, убеждать себя в том, что человек, с которым ты спишь, рационален и мыслит такими же категориями, как и ты… а потом заново открываешь для себя один из трюизмов нашей жизни: чужая душа - потемки.
Но как же отчаянно мне хотелось пересечь эту границу с Маргит.
И все-таки… дисциплина, прежде всего дисциплина.
Поэтому я позвонил ей лишь на следующий день из телефона-автомата на улице дез Эколь.
Я вставил в таксофон карточку "Франс Телеком". Набрал номер. Один гудок, два, три, четыре… о, черт, ее нет дома… пять, шесть…
- Алло?
Голос у нее был заспанный.
- Маргит, это я… Гарри.
- Я так и поняла.
- Я разбудил тебя?
- Я просто… дремала.
- Я могу перезвонить, если…
- Ни к чему такая забота. Я ожидала, что ты позвонишь именно сейчас… точно так же, как не ждала твоего звонка вчера.
- Как ты это вычислила?
- Просто знала, что, хотя тебе и не терпится увидеть меня, ты не захочешь казаться слишком настойчивым, поэтому выждешь день-другой. Но не больше, потому иначе это означало бы отсутствие интереса. То, что ты позвонил ровно в пять… особенно после того, как я просила не беспокоить меня раньше…
- Говорит о том, насколько предсказуемы мужчины?
- Заметьте, monsieur, не я это сказала…
- Так ты хочешь увидеть меня или нет? - спросил я.
- Американская прямолинейность. J’adore…
- Я задал вопрос.
- Где ты сейчас находишься?
- Около Жюссьё.
- Моя станция metro. Какое совпадение. Дай мне полчаса. У тебя есть мой адрес?
- Есть.
- Запомни код: S877B. Вторая лестница, третий этаж, направо. А plus tard.
Ее дом находился в трех минутах ходьбы от станции metro Жюссьё. В сгущающихся мартовских сумерках квартал предстал передо мной смешением архитектурных стилей: старинные жилые дома соседствовали с грубыми бетонными образчиками брутализма шестидесятых (в последних размещались отделения Парижского университета). При всем моем опыте праздного шатания мне еще не доводилось забредать сюда (я всегда останавливался у кинотеатра "Гранд Аксьон" на улице дез Эколь, а потом сворачивал налево, к реке). Тем более интригующей оказалась возможность заглянуть в Ботанический сад. Для меня было полной неожиданностью увидеть такое огромное и sauvage зеленое пространство в самом сердце Пятого arrondissement. Я зашел в сад по тропинке среди экзотической флоры; тропинка привела меня к лужайке, слегка заросшей, с каменной постройкой посередине. Будь я кинорежиссером, озабоченным поисками натуры для современной урбанистической версии фильма "Сон в летнюю ночь", эта площадка подошла бы идеально. Здесь даже был небольшой холм - к нему вела извилистая тропинка, - и, взобравшись на него, я открыл для себя потрясающий вид: крыши, каминные трубы и мансардные окна. Ничего монументального, но в свете заходящего солнца картинка приобретала монохроматическую прелесть: спокойный урбанистический пейзаж, скрытый от всеобщего обозрения. Крыши всегда романтичны - и не только потому, что они, образно говоря, соседствуют с небом. Встаньте на крышу, и вас тотчас посетят мысли о безграничных возможностях жизни и… вездесущей угрозе уничтожения. Глядя в небо, думаешь: все возможно. в следующую минуту: я ничтожен. А потом подходишь к краю, смотришь вниз и говоришь себе: всего два и моя жизнь будет кончена. Но разве это катастрофа?
Не удивительно, что романтики так благоговеют перед самоубийством. Вероятно, они видят в нем жест отчаяния, порожденный безнадежностью жизни, прощальный творческий всплеск: трагический финал с собственным участием.
Но к чему эти мрачные мысли, когда перспектива секса всего в десяти минутах ходьбы? Ах да, секс: великое противоядие, лекарство от любого отчаяния…
Я спустился с холма, вышел из сада, пересек улицу и на углу обнаружил магазинчик, где торговали всякой снедью, - в том числе и шампанским. Араб-продавец сообщил, что у него как раз охлаждается одна бутылка. Я купил ее. Когда я спросил, продает ли он презервативы, парень отвел глаза в сторону:
- На другом углу есть автомат.
Туда я и направился. Опустил в автомат монетку в два евро, открыл металлический ящик и достал упаковку из трех презервативов. До пяти оставалось две минуты.
Дом номер 13 по улице Линне оказался ничем не примечательным зданием - начало XIX века, широкие окна, массивная офисная черная дверь. В левом крыле располагалась шашлычная, с другого угла - вполне приличный с виду итальянский ресторан. Подойдя к двери, я заглянул в свою записную книжку и набрал необходимую комбинацию. Щелкнул замок. Я толкнул дверь, и меня охватило волнение.
Внутренний дворик дома номер 13 отличался от всех других парижских дворов, где мне доводилось бывать, здесь было светло, прохладно и зелено. Выложенный камнем, он выглядел чистым и ухоженным. Никакого белья, свисающего с балконов, - только ящики с цветами и шпалеры, увитые плющом. Из открытых окон не гремела дикая музыка - царила истинно буржуазная тишина. У входа в первый подъезд я увидел целую коллекцию табличек:
Мсье Клод Триффо
Психолог
2-й этаж, налево
Мадам Б. Семлер
Эксперт-бухгалтер
1-й этаж, направо
Мсье Франсуа Марешаль
Кинезитерапевт
1-й этаж, налево
Меня позабавило, что бухгалтер - человек, профессионально занимающийся финансовой составляющей жизни (в том числе и стрессовым бизнесом уплаты налогов), - работает по соседству с доктором, который насколько я понял, лечит расшатанные нервы, растянутые мышцы и другие физические проявления жизненных неурядиц.
Второй подъезд находился в глубине двора. Здесь не было табличек, лишь список квартир. Я поискал г. Маргит Кадар, но не увидел имени. Это меня насторожило. Может, я ошибся дверью? Но нет, адрес был верным, поскольку замок сработал. Почему же нет имени?
Я преодолел три лестничных марша. В отличие от моего аварийного дома, стены здесь сияли чистотой, на ступеньках из полированного дерева лежала ковровая дорожка.
На третьем этаже было всего две двери. У той, что слева, я заметил маленькую именную табличку: Лизер. Справа никакой таблички не оказалось. Я нажал кнопку звонка, чувствуя, как потеют ладони. Если откроет какая-нибудь полоумная старуха, прикинусь тупым американцем принесу свои извинения и поспешно ретируюсь…
Но на пороге стояла Маргит.
На ней была черная водолазка, плотно облегающая фигуру и выгодно подчеркивающая пышные груди. Широкая крестьянская юбка из легкого материала наподобие муслина смотрелась очень женственно, очень стильно. Даже резкий свет ламп на лестничной площадке не мог перебить лучистое сияние ее лица… хотя в главах сквозила грусть, и я понимал почему.
Маргит встретила меня легкой улыбкой:
- Я забыла предупредить, что у меня нет именной таблички.
- Да, я пережил неприятный момент, когда подумал…
Она подалась вперед и коснулась губами моих губ.
- Ты неправильно подумал.
Моя рука легла ей на спину, но она мягко высвободилась и сказала:
- Всему свое время, monsieur. И только после того, как мы избавимся от твоей нервозности.
- Неужели так заметно?
- Manifestement.
Я проследовал за ней. Дверь за мной закрылась. Квартира была из двух комнат, довольно просторных. Первая комната была спальней - с простой двуспальной кроватью в центре. В углу ванная, с душем и умывальником. Мы не стали здесь задерживаться, а прошли дальше, мимо двери (как я предположил, туалета), в большую гостиную. У стены была оборудована кухня - вся техника из середины семидесятых. В гостиной стоял большой диван, накрытый темно-красной велюровой накидкой и тахта с пестрой бордовой обивкой, между ними - почтенное шоколадно-коричневое кожаное кресло. Дальний угол гостиной занимали два высоких окна от пола до потолка. Они выходили во внутренний дворик, и в них заглядывало предвечернее солнце. Справа от окон расположился красивый старинный письменный стол с убирающейся крышкой, на нем - одна из тех знаменитых ярко-красных пишущих машинок "Оливетти", столь популярных лет тридцать назад. Все стены были заняты книжными полками на которых теснились книги на венгерском и французском, хотя я успел заметить и несколько романов на английском - Хемингуэй, Грин и Дос Пассос. Три полки занимала богатая коллекция пластинок - в основном классика, но довольно разнообразная по стилям и эпохам. Музыкальный вкус хозяйки - Таллис, Скарлатти, Шуберт, Брюкнер, Берг - выдавал в ней истинную католичку. Компакт-дисков не было… из аппаратуры только проигрыватель и усилитель. Не было и телевизора, лишь древний коротковолновый радиоприемник "Телефункен". И много пожелтевших фотографий в рамках - Будапешт в разное время суток, групповые (семейные, как я предположил) снимки, - они были аккуратно развешены, занимая все свободное пространство стен. Но что меня поразило больше всего, так это безукоризненная чистота и… безупречный вкус. Маргит давно не обновляла обстановку, но сдержанный mitteleurop стиль давал комнате особый уют и тепло. Фрейд был бы счастлив жить и творить в такой квартире, пришло мне в голову. Так же, как и любой писатель immigre… или переводчик immigre.
- Какое чудное место, - сказал я.
- Ну, это если не смущает некоторая старомодность. Иногда я думаю, что следует обновить обстановку, приблизиться к современности. Но для меня это невозможно.
- Из-за твоих луддистских тенденций?
- Наверное.
- Ты до сих пор печатаешь на допотопной механической машинке?
- Не умею обращаться с компьютерами.
- Так же, как и с компакт-дисками?
- У моего отца была фантастическая коллекция записей, которую нам переслали после того, как мы с мамой уехали в Париж.
- Твой отец не поехал с вами?
- Он умер до того, как мы покинули Венгрию.
- Внезапная смерть?
- Именно. - В ее голосе прозвучал намек на то, что мне не следует углубляться в расспросы. - Как бы то ни было, он был фанатом музыки, поэтому и собрал такую коллекцию. Когда мы уезжали из Будапешта, у нас с мамой было по одному маленькому чемоданчику. Потом, когда мы уже приобрели здесь статус immigre, пришлось обратиться к венгерскому правительству с просьбой переправить сюда некоторые личные вещи. Среди вещей, прибывших из нашей старой квартиры, была папина коллекция пластинок. С годами я пополнила ее своими приобретениями. Потом, когда появились компакт-диски, я подумала: у меня есть вся музыка, которая мне понадобится, зачем что-то менять?
- Ты хочешь сказать, что не признаешь эту потребительскую лихорадку под названием "шопинг"?
- Шопинг - жест отчаяния.
- Ну, это уж чересчур.
Она закурила.
- Зато верно. Сегодня шопингом люди заполняют все свое свободное время. Это стало великой культурной традицией нашей эпохи, что красноречиво свидетельствует о полной бездуховности современной жизни
Я рассмеялся… немножко нервно.
- Мне определенно нужно выпить после такой проповеди. Прости, но в "приступе отчаяния" я прикупил вот это.
Я протянул ей коричневый бумажный пакет, она достала бутылку.
- Не знаю, хорошее ли это шампанское… - начал я.
- Вполне. Ты купил его в магазине на углу?
- Как ты догадалась?
- Потому что это мой местный "супермаркет". Я даже помню, как Мустафа, хозяин, открывал его в семидесятых. Он тогда только что прибыл из города Бон в Алжире…
- Родина Камю.
- Chapeau, - сказала она. - Как бы то ни было, будучи новичком в Париже и только-только открыв свой магазин, Мустафа был застенчивым малым и старался угодить. Ему приходилось несладко, поскольку само присутствие коммерсанта из Магриба в этом уголке Парижа оскорбляло старожилов quartier. Сейчас, спустя три десятилетия, он полностью ассимилировался и теперь так же бесцеремонно, как с ним когда-то, обходится со всеми, кто приходит в его магазин.
Маргит достала два бокала из кухонного шкафчика, поставила бутылку на стол, сняла фольгу и осторожно извлекла корковую пробку. Послышался характерный щелчок, и бокалы были наполнены шампанским.
- Очень профессионально.
- Я могла бы сказать что-то очень банальное…
- Если чему и можно научиться, прожив тридцать лет в Париже, так это открывать шампанское?
Она улыбнулась и протянула мне бокал. Я быстро осушил его.
- Именно так.