Соблюдая сроки, которые я сам себе назначил, шлю тебе весточку о нас. Надеюсь, что это письмо найдет тебя, как и полагается, в поместье. Мы постепенно разбираем коробки и правда очень рады нашему новому дому. Это ничего, что он чуть поменьше - на одну комнату, - зато расположен неподалеку от того места, где работает Изабелла, и через две улицы от парка, где обитают Танины любимые обезьянки, хоть мы и твердим ей, чтобы вела себя с ними поосторожней. Твоя внучка не потеряла из-за переезда никого из своих подружек, потому что ходит в ту же школу. Для меня дорога в университет стала немного длинней, но мне это не мешает. Если ты захочешь приехать, мы будем счастливы и без труда выделим тебе место. Я по-прежнему вижу Франка два раза в неделю. После улучшения, о котором я писал тебе в прошлом месяце, его состояние внезапно ухудшилось. Две недели назад я даже не на шутку испугался, но врачи меня успокаивают. Они говорят, что он может пережить еще несколько таких "микроспадов", прежде чем окончательно пойдет на поправку. Мы поддерживаем его и его подружку, которая все лучше овладевает нашим языком.
Мне по-прежнему странно, что я давно ничего не знаю о твоей жизни, в то время как рассказываю тебе все о своей. Я не хочу навязываться тебе и, даже если твое отношение меня огорчает, я уважаю твою позицию. Я знаю, что для Франка было бы большим утешением узнать, что ты смягчилась, а в его состоянии это очень важно. Мы еще вчера вечером говорили о тебе. Он мне настоящий брат, и моя близость к нему позволяет мне как-то компенсировать ему нехватку собственной семьи, частью которой, несмотря ни на что, он является.
Я по-прежнему надеюсь получить от тебя известие. Повторно сообщаю свой домашний адрес и адрес электронной почты. Я часто думаю о тебе. Изабелла обнимает тебя, я тоже.
Твой сын Гуго".
Блейк наконец-то понял, что означали каракули после подписи, доставившие ему столько хлопот, когда он складывал свой паззл. Малышка Таня нарисовала обезьянку и написала свое имя.
Эндрю положил письмо на стол и тихо вздохнул. Сколько людей во всем мире в эту самую минуту отчаянно ждут, что кто-то подаст им весточку?
45
Манон просунула голову в дверь буфетной. Убедившись, что Эндрю один, она впорхнула, сама не своя от радости. Мажордом после завтрака убирал в посудомойку свою чашку.
- Месье Эндрю! - пропела Манон. - Жюстен прислал мне сообщение!
- Прекрасная новость! Но мне казалось, что у тебя мобильник не ловит.
- Я подключила ноутбук к телефонной розетке в библиотеке, как вы мне советовали, чтобы повторять материал, а там письмо.
- Фантастика! Вот видишь, никогда не надо отчаиваться. И что он пишет?
Девушка со счастливым видом погладила свой живот, который уже начал округляться.
- Мое письмо - наше письмо - его взволновало, он сожалеет, что так плохо отреагировал, и думает обо мне и о ребенке. Он должен уехать за границу. Он воспользуется этой поездкой, чтобы поразмыслить. Еще он надеется, что моя мать воспримет все не очень плохо - тут он ошибся, - но в любом случае я могу рассчитывать на его помощь. Он обещает, что оплатит расходы на ребенка и не даст мне пропасть.
- Thank God!
- Он ни разу не говорит "наш" ребенок и не говорит, что мы опять будем вместе…
- Дай ему свыкнуться с мыслью. Жюстен парень серьезный, я уверен, что он даст о себе знать, когда вернется, как пообещал.
- Откуда вам знать, что он серьезный? - удивилась Манон.
Эндрю поколебался.
- Ну… Принимая во внимание все, что ты мне о нем рассказала, и учитывая тот факт, что такая девушка, как ты, не выбрала бы себе кого попало, я решил, что он наверняка…
Манон, по всей видимости, удовлетворилась ответом. Эндрю даже взмок. Он посмотрел на Манон. Ее лицо опять светилось. Одного письма хватило, чтобы высушить ее слезы, убрать круги под глазами, вернуть вкус к жизни. Эндрю подумал, как мало женщинам надо и как, однако, мужчинам трудно дать им эту малость.
Дверца котохода приподнялась, и показались усы Мефистофеля.
- По-моему, он немного потолстел, - сказала Манон.
- Одиль утверждает, что это только так кажется и что он просто меняет шерсть на зимнюю, но если это действительно так, то шерсти у него достаточно, чтобы обеспечить зимними шубами всех окрестных котов.
Манон не услышала конца фразы. Она мечтала, погрузившись в свои мысли, лелеяла надежду. Теперь она станет считать дни.
Кот проследовал к тому месту, где ему обычно оставляли еду. Он понюхал сухой корм, не прикоснувшись к нему, потом полизал тарелку, в которой накануне была еда, на случай, если от нее остались какие-нибудь молекулы. Удостоверившись, что миска для молока пуста, он повернулся к находящимся в комнате людям и жалобно мяукнул.
- Я знаю, что сейчас у тебя время пить теплое молоко, - принялся объяснять ему Блейк, - но твоя хозяйка все еще занята с Мадам, и ей не понравится, что мы отнимаем у нее эту роль. Тебе придется подождать, когда она спустится…
Кот, словно поняв, о чем его просят, покорно сел и принялся умываться.
Манон уже ушла заниматься уборкой, когда появилась Одиль. Даже не взглянув на Блейка, она открыла холодильник и достала молоко для кота.
- Прости меня, малыш. Сегодня было трудное утро. Ты хорошо погулял?
Кот принялся тереться о ее ноги, пока она наливала в кастрюльку молоко. Одиль включила газ.
- Вы все обижаетесь на ту мою шутку? - осторожно спросил Блейк.
Окунув палец в молоко, чтобы определить его температуру, Одиль, не глядя на Блейка, ответила:
- У меня все еще болит лоб, но я на вас уже не сержусь. У меня трудности с Мадам.
Она вылила молоко в миску и, поставив ее возле плиты, спросила у мажордома:
- Вы действительно способны дать ей совет по поводу размещения средств?
- Думаю, да.
- А мне?
- Я что-то не понимаю.
- Вот уже три года я доверяю все свои сбережения людям, которые занимаются размещением капиталов Мадам, и я начинаю в самом деле думать, что они не вполне честны. Мне грозит потеря всего, что я скопила. Если я вам покажу бумаги, вы сможете сказать мне свое мнение?
Одиль повернулась к Эндрю. Тревога и отчаяние и беспокойство были написаны на ее лице.
- Я боюсь в старости оказаться ни с чем, вы понимаете? - добавила она.
- Почему вы не поговорили со мной об этом раньше? Вы ведь знаете, что можете на меня положиться. Пойдемте посмотрим вместе. Не волнуйтесь.
Одиль явно воспрянула духом.
- Есть еще одно обстоятельство, - продолжила она. - Мадам вот уже два дня совсем ничего не ест. Ни крошки. Когда я помогаю ей одеваться по утрам, я вижу, что она тает на глазах. Ее гложут заботы. Я не говорила вам, думала, что она вот-вот соберется с силами. С ней часто такое бывало, но в этот раз…
- Я иду к ней.
46
Несмотря на то что почта еще не пришла, Эндрю постучал в дверь, ведущую в комнаты Мадам.
- Входите, Одиль. Блейк приоткрыл дверь.
- Это не Одиль, мадам, это Эндрю.
- Что случилось?
- Нам надо поговорить.
- Поговорим чуть позже, месье Блейк, во время нашей обычной работы с почтой. Сейчас я занята.
- Простите, но, я полагаю, что дело не терпит отлагательств.
Блейк переступил порог. Мадам Бовилье сидела за письменным столом с калькулятором в руках, перед ней на столе лежали выписки с банковских счетов. Увидев, что Блейк открывает дверь, она напряглась.
- Я же вам сказала, что мы поговорим о вашей проблеме чуть позже.
- И все же я настаиваю, с вашего позволения.
- А если я не позволяю?
- Мадам, Одиль и я очень беспокоимся за вас. За ваше здоровье, оно не в лучшем состоянии…
- Сейчас осень, в это время года все выглядят усталыми…
- Я все же думаю, что причина в другом. Ваши финансовые консультанты…
- Это вас не касается, - прервала его Мадам.
- Я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваши дела…
- И однако же вмешиваетесь.
- Я полагаю, что должен вмешаться.
Мадам Бовилье принялась раздраженно складывать документы и маленькими пачками засовывать их в ящик стола. Все более резкие движения выдавали ее нарастающий гнев.
- Я думаю, вам надо посоветоваться с врачом, - продолжал убеждать Блейк. - Выслушайте хотя бы его мнение, сдайте анализы…
- Вы, оказывается, не только эксперт по ценным бумагам, но и медик?
- Будьте же благоразумны. Вы почти ничего не едите. Я каждое утро вижу, как вы получаете почту, от которой делаетесь все более подавленной. Почему вы отказываетесь от помощи, которую вам предлагают?
Спрятав последние бумаги, Мадам резким движением закрыла ящик и встала.
- Я не нуждаюсь в помощи, месье Блейк. Хватит уже. Я вышла из возраста, когда получают уроки и советы.
Мадам Бовилье, не оборачиваясь, пошла в спальню.
- Теперь прошу вас оставить меня. Я не желаю сегодня вас видеть. Попросите Одиль принести мне почту в положенное время.
Мадам захлопнула за собой дверь. Эндрю колебался, не зная, как вести себя дальше. Он не представлял себе, как пойдет заниматься другими делами, не вскрыв этот нарыв. Подождать еще день - вряд ли это что-то даст. Он подошел к двери спальни и взялся за ручку.
- Мадам, пожалуйста, выслушайте меня…
Ответа не было. Блейк открыл дверь. Мадам Бовилье лежала на постели, свернувшись клубком. Увидев Блейка, она резко встала:
- Как вы смеете?
- Вы не оставляете мне выбора.
- Я же просила оставить меня в покое.
- Мне совесть не позволяет.
- Плачу вам я, а не ваша совесть.
- Вам необходимо проконсультироваться у врача. Если он вам не понравится, мы вызовем другого и будем звать столько раз, сколько потребуется.
- Я вам запрещаю…
- Я не подчинюсь, из уважения к вам. Речь идет о вашем здоровье и о судьбе поместья.
Мадам выпрямилась с непримиримым видом и устремила на Блейка испепеляющий взгляд. Блейк не сдавался. Он переступил порог комнаты. Мадам подняла руку, чтобы его остановить:
- Если вы сделаете еще один шаг, я вас уволю, - сказала она холодным повелительным тоном.
Эндрю отступил.
- Не надо меня увольнять, мадам. Мы много потеряем - и вы, и я.
47
Блейку не удалось узнать, с какой целью Мадам пригласила гостей на вторую половину дня, но он был уверен, что речь пойдет о финансовых вопросах. Хозяйка отстранила мажордома от дел, передав его обязанности кухарке, и категорически запретила ему обращаться к ней. Всем теперь занималась Одиль, а Эндрю, как приговоренный к заключению, должен был сидеть в своей комнате. Однако он не намеревался безропотно подчиниться. Когда в холле запищал домофон, он незаметно вышел на лестницу четвертого этажа и подошел к перилам, чтобы убедиться, что все идет по плану. Он услышал голоса, увидел спускающуюся вниз Мадам, потом Одиль, провожавшую троих гостей в маленькую гостиную. Для Блейка наступило время действовать.
С электрическим фонариком в кармане он спустился на второй этаж, проскользнул в комнаты Мадам и направился прямиком в спальню. Неубранная постель, наполовину выдвинутый ящик - комната производила совсем иное впечатление, чем тогда, когда он очутился здесь впервые. Он открыл встроенный шкаф и, просунув руку между одеждой, надавил на заднюю панель. Та не сдвинулась с места. Эндрю надавил еще - безуспешно. Растерявшись, он стал ощупывать панель в поисках открывающего механизма, но не обнаружил ни выемки, ни какой другой неровности. Может, тайная дверь - это плод его воображения? Он зажег фонарик и с головой нырнул в висящую одежду.
Направляя свет в каждый уголок, Эндрю упорно искал. Встал на четвереньки, чтобы проверить за коробками с обувью. Он же не сумасшедший. Справа, за коробкой, обнаружилась прикрепленная к стене маленькая ручка. Он повернул ее. Раздался щелчок, и стенка сдвинулась.
Эндрю толкнул потайную дверь, и фонарик осветил гораздо больше, чем Блейк ожидал увидеть. Это был не просто тайник, это была настоящая комната. Только проникнув в нее, он понял, почему коридор был длиннее, чем смежная с ним стена спальни Мадам. Эта комната была почти такой же большой, заполненной до отказа, ее стены были доверху обиты черным сатином. Водя фонариком, Блейк не переставал удивляться. Середину пространства занимал стол с исписанными листками, на многочисленных стеллажах стояли папки и книги. Но удивительней всего были стены, обклеенные фотографиями, письмами - и везде присутствовал Франсуа Бовилье. Различные безделушки, одежда дополняли эту невероятную коллекцию. Комната походила скорее не на музей, а на храм, место тайного поклонения, целиком посвященное памяти покойного. Эндрю вдруг стало не по себе: у него возникло впечатление, что он оскверняет святыню, вторгается в самый интимный уголок души Мадам. Но уходить было поздно. Отныне он знает. И не сможет забыть или делать вид, что ничего не видел. Все, что открылось ему здесь, поражало самое смелое воображение. Он провел фонариком по фотоснимкам, маленьким записочкам, адресованным "Нали". Попадались и пожелтевшие детские рисунки. Стало быть, Мадам не сидела часами в своей спальне, подремывая или уставившись в телевизор. Она проводила дни, скрываясь в прошлом. Знала ли Одиль о существовании этого святилища?
Изучая фотографии, Блейк много узнал о том человеке, чья тень всегда витала в замке. Этот человек хорошо выглядел, и, несмотря на добродушную внешность, его позы и взгляд свидетельствовали о его непререкаемом авторитете. На одном снимке они с Мадам сидели за столом в ресторане. На другом он позировал перед замком, с Манье на заднем плане. Эндрю задержал внимание на снимке, где рядом с Месье была другая женщина и совсем маленький ребенок. Судя по одежде, фото было не намного старее, чем те, где он был с женой и Гуго. Волнующие моменты жизни. Запечатленные мгновения, из которых складывается человеческая сущность. Восстановить по нескольким кадрам человеческую личность во всей ее сложности - значит превратиться в следователя. Надо прочесть каждую деталь, каждый незаметный жест, каждый взгляд - все, что не стремился увековечить фотограф, но что все-таки запечатлевает фото. Мадам отобрала эти документы, чтобы вспоминать, воссоздавать. Без сомнения, интерес вызывала не только ценность, которую она придавала этим фотографиям, но и заключенная в них информация.
Эндрю нашел документы, которые первоначально искал. Балансы банковских счетов, свидетельства о собственности и официальные бумаги были аккуратно сложены в папки и подписаны. Но Эндрю не стал в них углубляться: то, что он обнаружил под ними, заинтересовало его куда больше. Сперва ему показалось, что он ошибся, но, наклонившись, чтобы прочесть повнимательней, он раскрыл глаза от удивления. Оказывается, Мадам собрала обширную коллекцию книг по спиритизму и общению с потусторонним миром. Книг на эту тему насчитывалось десятки, ими были забиты две полки. В некоторых речь шла о способах вступить в контакт с умершими, в других - о душах и подаваемых ими знаках. Блейк не мог опомниться. Он никогда бы не подумал, что Мадам интересуется эзотерикой. Однако, с учетом того, какую пустоту оставил в ее жизни уход мужа, подобный интерес выглядел вполне объяснимым. Эндрю наткнулся на серию работ, посвященных автоматическому письму. Не представляя, о чем в них говорится, он взял книгу и прочел на задней стороне обложки: "Позвольте душам ушедших дорогих вам людей водить вашей рукой и прочтите то, что они хотят вам сказать! Задайте им вопросы и получите от них ответы! Все приемы и методы анализа в ясном и доступном изложении. Не теряйте связи с теми, кто вас покинул, но кто вам дорог. Общайтесь с другим миром". Получить такую фантастическую способность по цене одной книги - вот подарок так подарок, иронизировал про себя Эндрю. Такого рода обещание заслуживает доверия не больше, чем рекламные рассылки, на которые Мадам набрасывалась каждое утро. Блейк поставил назад книгу и пошел взглянуть, что лежит на столе. Он не верил во все эти паранормальные истории, но был потрясен тем, какое значение придавала им Мадам. По его мнению, это говорило прежде всего о снедавшей ее глубокой тоске, которая находила волнующий отклик и в его сердце, хоть он и переживал ее по-другому.
На круглом столе, покрытом бархатной скатертью, лежали листы бумаги с коряво написанными буквами разной величины, порой наползающими одна на другую. Эндрю взял несколько листов, стараясь ничего не сдвинуть с места.
Иногда на листе была написана всего одна расположенная как попало буква. На других фигурировали какие-то штрихи, по всей видимости ничего не значащие. На каждой странице внизу стояла дата, иногда даже время. Почти каждый день Мадам предавалась этому занятию - и днем, и среди ночи. Эндрю представил себе Мадам, сидящую с ручкой, закрыв глаза, в надежде на то, что Франсуа станет водить ее рукой, чтобы передать свое послание.
Эндрю понял, что возле стены, прямо на полу - из-за чего он сначала принял их за стопку старых документов, - лежало внушительное количество таких листков, являющихся результатом потусторонних контактов. Все они были рассортированы по месяцам. В лежащую сверху тетрадку мадам Бовилье записала "интересные" результаты. Первые записи были сделаны несколько лет, последние - несколько дней назад. "15 октября: Франсуа больше не доверяет вложениям Гернера"; "17 октября: Франсуа меня по-прежнему любит"; "18 октября: Франсуа полагает, что надо пересмотреть предложение "Вандермель-Недвижимости"".
Блейк был одновременно растроган и очень обеспокоен. Каждый день Мадам Бовилье пыталась найти ответ на свои тревоги. Она жила с проблемами и сомнениями, которые мучили ее, становясь навязчивыми идеями. Блейк положил тетрадь на место. Оставаться здесь дольше было рискованно. Словно киношный вор, он в последний раз провел фонариком по комнате. Никогда больше он не сможет смотреть на Мадам прежними глазами. Внезапно в его представлении она перестала быть холодной и нервозной. Она его заинтриговала.
48
Пока Манон занималась мытьем окон у них на этаже, Блейк одолжил у нее ноутбук и подключил его в библиотеке. Поиски в области спиритизма и автоматического письма вывели его на многочисленные сайты и форумы. Изучив их, он сделал малоутешительный вывод: есть люди, которые страдают, и есть те, которые на этом наживаются. Несть числа историям женщин и мужчин, сломленных горем, не знающих, как жить после утраты ребенка, друга, родителя, готовых на все, чтобы поверить, что смерть разлучила их не окончательно. И наряду с этими несчастными - когорты мошенников, ловкачей и мистификаторов, готовых принять их в свои объятия. Чего только они не придумывают, чтобы извлечь выгоду из страданий других людей. Деньги в обмен на то, что не имеет цены. Среди всего этого моря циничной лжи Блейк тем не менее отметил некоторые свидетельства, способные поколебать убеждения самых отъявленных скептиков. Но не об этих опытах говорили больше всего. В Интернете мало кто ставит своей целью поделиться информацией или утешить страждущих, зато полным-полно тех, кто жаждет вам что-то впарить. В который раз темная сторона человеческой натуры берет верх над остатками высоких чувств и стремлением к тайному знанию. Блейк не собирался опровергать чужие заблуждения, но что бы ни произошло между Мадам и ее почившим мужем, ему было ясно: Мадам нуждается в помощи живущих.
Он открыл электронную почту и принялся писать: